Счастье мяты, когти перца

***

Домой…

      Сама не знаю, как смогла пересилить свой страх и не попроситься к Антону хотя бы позвонить. На плечах лежала огромная тяжесть за то, что я позволила им стащить его рюкзак.       Кстати, а где дом Семёна? Знала бы — пришла бы, вломилась и уговорила отдать. Но, когда я издали провожала их компанию домой, шла за тем, кто жил ближе ко мне. Наверное, из-за этого и шла.       Может, поговорить с ним завтра? С Ромой. Спросить, что всё-таки произошло, когда мы неслись куда подальше, между ними, и почему нас после провальной вылазки отпустили домой.       Я взглянула на баллончик. Он принадлежал моему бате. Я старалась о нём поменьше вспоминать, но он оставался самым близким для меня взрослым человеком. Мама тоже как можно реже о нём говорила. Не хотелось признавать, что её муж — преступник, а, учитывая, за что его посадили… Доверие между ними напрочь сломано.       Он был человеком хорошим, даже больше. Весёлый, шутил постоянно, любил и баловал всех: и меня, и брата, и маму, и всевозможных дядь Дим — своих братанов, с которыми вечно сбегал выпить, но возвращался трезвый. Казалось, все было просто замечательно, но, чем дольше мы находились в этих дебрях, тем сильнее он сходил с ума. К прошлой зиме он превратился в параноика, который шарахался от своих друзей, бредил, что за ним кто-то наблюдает.       И предупреждал нас с Лёхой, подселял страх. Баллончик был всучен мне в руки в день его ареста со словами, что мне есть от кого защищаться и он должен меня спасти. С тех пор я и ношу его в кармане, так ни разу и не использовав. Ну, до сегодняшнего дня.

***

— Задумалась?

      Марина, не успев даже испугаться, развернулась на сто восемьдесят градусов и вновь вытянула руки, как тогда, на дороге, с пацанами. У неё спиной, освещаемая лишь луным ложным светом, стояла девочка в маске лисы и меховом капюшоне       — КТО ТЫ?! — Марина не придумала ничего лучше, чем заорать во весь голос. Перцовка же ещё раз проживёт? Хотя, есть ли смысл целиться в янтарные глаза, которые еле виднелись в полумраке. Все равно маска закрывает всё лицо.       Кто как не убийца будет её носить? Не сбежать ей из леса… Поток мыслей сам же ответил на свой вопрос — Антон. Вряд ли находка хулиганов значила что-то кроме любви к маскарадам. С нового года не вытащил… Не просто так же заговорил про театр?       — Ч-щ-щ-щ! — лиса внезапно приблизилась, из-за чего храбрость растворилась полностью, и приложила палец в перчатке к Маринкиным губам. Девочка дернулась, но «убийца» продолжила: — Все спят уже! Видишь, какая темень?       — А ты?       — А ты, — повторила она, — не туда идёшь. Потерялась?       — Задумалась…       — Вот и хорошо. Я тебя выведу.

***

— С… с чего мне тебе верить?

      — Антон! Мы тебя уже искать собирались! — зайдя домой, я обнаружил у дверей своего отца при полном зимнем параде. На улице и правда стемнело. По лестнице спустилась мама:       — Ты время видел? Где был? — ее голос как и всегда был холоден.       — Гу… гулял. Простите, — не расскажу же я про драку с хулиганами, закончившуюся столь странным образом.       Родители немного поругали, но всё же, с облегчением, что их сын вернулся целый и невредимый, разошлись по своим делам со своими фирменными взглядами. Ко мне подбежала Оля:

***

А я лису видела!

      Марину в свою очередь лиса выводила из леса. Несмотря на страх и недоверие, она всё-таки пошла следом за лисой, решив, что бежать в одиночку неизвестно куда, ночью, в лесу, прочь от возможного маньяка — так себе идея. Та в свою очередь всю дорогу держала руку в кармане и Марину, тем самым, в напряжении.       — Так а… как ты меня нашла? Что ты сама делаешь в лесу? — после долгих колебаний она попыталась завести разговор.       — А где я должна быть? — первый вопрос был проигнорирован. — Лисы где живут?       — Ну… в норах       — А ты сейчас где? В лесу или в куртке? — сама провожатая не показывала даже доли того ужаса, который испытывала Марина.       — Просто… зачем ты меня ведёшь? И куда?       — К людям       — Ну так почему?       — Потому что ты там живёшь       — Да нет же! В чем твой мотив, зачем мне помогать?       — Ты же помогла моему Антоше. Вот и я тебя до дома доведу.

***

— Ты… Знаешь Антона?

      — Я много что знаю.       — «А» и «Б» сидели на трубе… — ещё когда была мелкая, я смотрела фильм, где этой загадкой ломали роботов. Сейчас я почему-то выловила из водопада мыслей воспоминание о нём. Но лиса даже не дала договорить:       — «И».       — А знаешь… — я резко замолчала. Хотелось спросить о судьбе человека, который пропал из моей жизни так же внезапно, как появилась она. Но я всё-таки решила промолчать.       Мы вышли на ту самую дорогу, на которой произошла перепалка. Лиса повела дальше. Лиса, лиса… Почему я воспринимаю её таким странным образом?       — А как тебя зовут?       — Ой, все вы одинаковые. Люди постоянно вешают ярлыки на всё подряд!       — Прости…       — Алиса, — что? — Кстати…       Она остановилась, развернулась, пошарила рукой в кармане. Я вся сжалась, ожидая, что она вытащит оттуда пистолет и прикончит меня за неугодный вопрос. Но она вытащила оттуда пачку жевательной резинки и сунула мне прямо в руки.

***

— Больно много ты болтаешь без неё.

      — Ещё раз увидишь её — беги, — родители упорно закрывали глаза на слова Оли. Даже сейчас. У меня же были основания ей верить. И мне почему-то не хотелось, чтобы Алиса (если это была она) как-то пересекалась с ней.       Родители даже не заметили, что рюкзак я домой не донёс. Ну, зато не придется делать домашнее задание… День мелькал перед глазами. Алиса, Семён, Марина, Полина… Надо отдохнуть. Интересно, Марина уже дома? Чем занята? Я выпил таблетки, находясь с головой в мыслях о ней.

***

Создать видимость деятельности…

      Кто-то сидит на алкоголе, на никотине, на сахаре в конце-концов. Марина же с начальной школы не могла соображать, не жуя что-то. Сначала это были её волосы, бумажки, ручки, которые она сгрызала под корень. Мама узнала — достала ей заморский орбит.       И теперь обязана закупать его тоннами, потому что дочь отказывается от чего-либо другого и вновь начинает уничтожать канцелярию. Как раз сегодня в школе последняя кончилась… И лисичка об этом знала.       — …я тебе не доверяю, — ещё одна привычка — говорить что думаешь в лицо даже тем, про чью реакцию не знаешь. А вдруг у нее нож в другом кармане лежит? Тем не менее, девочка рассмеялась.       — Да что за дети сейчас? Во всем сомневаются. Я к вам со всей душой, из своего кармана!       — Да давай, давай… — из-за чувства вины за «детей сейчас», Марина уже без вопросов приняла жвачку. Посмотрела на замершую в ожидании лису, открыла упаковку и бросила в рот белую подушечку. Будет сложно не сожрать всё…

***

Когда уже?

      Шли мы долго, я успела устать. Хотелось есть и спать. Видимо, я правда зашла в чашу очень и очень далеко, и без помощи бы и правда не вернулась домой.       Проходя мимо него, я с радостью, противопоставляемой недоверию, заметила, что она ещё не знает, где я живу, и меня не останавливает. Ничего, сейчас узнает. Я крикнула:       — Ну, вот и пришли… Пока, спасибо! — но Алиса будто испарилась. Да ну нафиг… Я подошла к своему порогу и сунула руку за ключами. Подарок лежал там, да и изо рта у меня не испарился. Ладно, нет, не задумываемся, с чем ты столкнулась!       Наконец, среди мусора обыкновенного и мусора сувенирного я накопала большой брелок в виде котика, сшитый из разноцветных обрезков ткани. Привычно кольнуло в сердце.       На звук поворота ключа всегда прибегал Лёха, но сейчас в доме было подозрительно темно и тихо. Я настолько поздно пришла? Часы на стене говорили: «Два часа ночи», хотя я была уверена, что сильно не задержусь. Я сразу зашла в ванную, вымыла руки, почистила зубы (выплюнув, разумеется, жвачку, не менее мятную, чем зубная паста).       Вроде, много дел: покушать, сделать уроки, запись в дневнике… Утром. Ну его, утром. Уже слишком поздно, чтобы думать — до прихода домой меня держал в бодрости страх перед лисой. Ужас, потом недоверие, сомнение. Потом страшнее было её исчезновение.

***

Но сейчас я просто валюсь с ног!

…

      И снова Антон посреди школьных коридоров. В этой атмосфере, которая должна стать родной и… Станет? За тем углом поджидает свою жертву Катя.       — Эй, новенький! Новенький!       — Чего тебе, Кать? — она, с невинностью ребенка и фальшивой улыбкой, спросила:       — Скажи, пожалуйста, а чего это тебя к нам перевели, а? — она точно правду не услышит.       — Это всё из-за моих родителе У папы тут новая работа, а мама… Мама… — секрет, сказанный Смирновой, превратился бы в дворовую легенду. Ответ, уже заученный наизусть, противоречащий своим доводам и правде, Катя слушать не стала — метнулась к подружкам.       — Да-да! Конечно-конечно! Он нас тут совсем за дурачков держит. Я вот слыхала, что это все из-за его отца. Он недавно какому-то крутому дорогу перешел, и теперь они всей своей семейкой в нашем захолустье скрываются. Знаем, знаем такое!       — Неправда, ты всё врёшь!       Не обязательно даже рассказывать ей этот секрет. Мимопроходилы прислушивались, а Антон стоял и грозно смотрел, как Катька выдает одноклассницам подозрения, ей даже не высказанные.       — А слышали-слышали, как он Бабурина просто так стунул?! И не раз! Это каким надо быть уродом, чтобы в первый же день так над одноклассником издеваться?!       — Прекрати! Ты знаешь — он первый начал! — сплетница не желала слушать. Вокруг собиралась толпа хохочущих детей.       — И, вроде такой смелый, спрятался за чужой спиной! Где рюкзак потерял? Ох, неужели забрали? Зная, что он там таскает Заячью маску… Ой, девочки, ну кто же в своем уме будет такое делать? Надо у него в портфеле получше покопаться — мало ли что там найти можно! Может, топор, или…

***

…что похуже.

      Это все он. Это все он. Такие как он не должны жить. Эта свинья обязана сдохнуть. Семён всегда был ужасен, но сегодня явно перегнул палку. Я терпела его, но он… ОН НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ТРОНЕТ АНТОНА!!!       — Говори.       Пустой кабинет, любезно предоставленный мне моим любимым химиком. Одинокий стул перед рядами парт и примотанный к нему со всем старанием человек-ушлёпок. Битый час я выпрашиваю у него информацию, куда он дел вещи моего дорогого друга.       — Да я без понятия, где он!       — Ты понимаешь, где мы находимся? Чья это территория?       Я чувствовала себя внебрачным сыном следователя и сумасшедшего доктора. Я стояла в темноте, на «учительском» возвышении вроде сцены, в лабораторном халате, защитных очках и с завязанным высоким хвостом, перевесившись через край, смотрела на него сверху вниз.       Который раз напоминала, что, стоит мне развернуться и открыть дверь, я окажусь в царстве всевозможных опасных реактивов, которые так обожал лучший в мире преподаватель. Бабурин всё отказывался ответить, куда дел спёртый рюкзак. Не поддавался на провокации.       — Я сам отдам, только отпусти!       Ага. Пиздишь, значит. Я спускалась к нему по, с позволения так сказать, лестнице — две низкие ступени между сценой и полом. Страха у него на лице становилось всё больше.       — Значит, всё ты знаешь. Где?       — Дома.       — Целый?       — Да.       — Адрес. — Он сразу побелел. Моё терпение всё убывало. — Адрес! — Повторила я, потеряв театральную холодность.       — Бабушка…       — Быстро.       — Е-если я скажу…       — Сейчас же.       — Нет…!

***

Зашипела кислота.

      — Замолчи! Заткнись! — он увидел в растущей безликой толпе знакомое яркое пятно. Марина стояла рядом, как всегда, прожигала Кате висок. Её присутствие добавляло уверенности, но её всё ещё не было достаточно.       — Вон как раскричался-то! Будто ужаленный! А зрачки-то, зрачки какие широкие! Опять, чего доброго, с катушек слетит и руки распускать начнет! Не зря же мать его таблетками пичкает. Да-да! Он такой же ненормальный, как и его сестрица. Представляете, к этой сумасшедшей дурочке каждую ночь прилетает сова ростом с человека! Да-да! Только что-то ее никто из здоровых людей не видел. А этот наивный простак ей верит! Нет, ну вы представляете?       Казалось, будто рыжая макушка горит от гнева. Увы, лазерами из глаз она стрелять не умела, и помочь, не влезая между ними, могла лишь морально. В другом конце толпы выглядывалось сочувствующее лицо.       — Это правда, Антон? Неужели действительно? Тебе нездоровится?       — Полина, послушай меня!       — Как же, как же! Не слушай этого болтуна, Полиночка! Ты ещё не знаешь… Думаешь, почему он тебя не дождался? Он тебя на другую променял. На нашу психованную Ма-рин-ку. На знаменитую истеричку, которая всем вокруг перцовкой угрожает. Неинтересно ему с нормальными общаться, вот и ищет себе подобных.       Её холодный тон, её наслажденте своими словами… Полина согнулась пополам, будто её пнули в живот, от боли за слова Смирновой. По её щекам потекли слёзы, и она упала на пол с истеричным криком:       — Не-е-е-ет! Нет!!! Почему она, Анто-он?! Почему-у-у?!       Марина улыбнулась безжалостной, садистской улыбкой. Она сначала еле вырисовывалась, но расплылась на всё о, как бы она ни пыталась унять эти чувства. Махнув рукой (разумеется, мысленно), он бросился к рыдающей Полине.       — Куда полез? — раздалось слева.       — Убери от неё свои лапы, чудовище! — сами сжались кулаки, ожила ярость. Катьку подставляла его перед всеми, перед кем могла, и всё ради удовольствия. Гнида. — То, что твой отец бьёт мать, ещё не даёт тебе права поднимать руку на девушку!       Под одобрительные возгласы одной подруги и вопли другой, Антон кинулся к Смирновой. Но та только была рада:       — Ага, слетел-таки! Слетел!

СПАСИТЕ! ПОМОГИТЕ!

Как же я тебя ненавижу…