Будущего нет

Миха всегда замечал за собой интерес к прошлому, будущему, да ко всему, кроме настоящего, которое медным тазом накрывало голову и мешало спокойно дышать. Время поддерживало его игру с каким-то неистовым азартом, так Миша оказывался то там, то здесь, а открывал глаза уже себя. Это было круче любых веществ, поэтому и рвалось заменить их. Горшенёв откисал после очередного концерта. Весь вечер они скакали по сцене, и сил на алкашку и поиск барыги не осталось. Миша лежал на кровати и, по-честному, отдыхал. Мышцы приятно тянуло, косточки будто встали на место и перестали хрустеть, а в голове поселилась пустая дымка без лишних мыслей. Хорошо, ещё б кондей врубить, но на эту мысль тело отзывалось крайне лениво, так что Миха остался возлёживать. Взгляд его упал на начатую книгу, которая уже в третий город приезжала вместе с закладкой на девятой странице. Там было не самое интересное, по мнению Михи, чтиво, вот прошлая рассказывала что-то действительно полезное про Ивана Грозного. Миша подумывал даже перечитать, чтобы лучше запомнить: уставшему от многолетнего употребления мозгу требовалось несколько раз повторить. Иван Грозный вместе со своими политиками остался забыт, страшно захотелось уснуть. Горшенёв прикрыл глаза и тотчас засопел себе в плечо. Его затянуло в разноцветный водоворот, всё блестело и резало взгляд, а потом закончилось, и Миша мешком свалился на дорогу. Крестьянин в старой телеге вывернул из-за угла и пригляделся к человеку. Кажется, в Михе он кого-то узнал и так за жизнь свою испужался, что вскочил с насиженного места да помчался к нему. - Царь Великий Княже, это же как вы, Батюшка, тут очутились? – мужчина лет тридцати с жидкой короткой бородкой упал на колени, погрузившись в облако пыли, и принялся помогать подняться. - Чего? – Миша встал, отряхнулся и огляделся, город он, однако, не узнал, но приметил схожесть с Новгородом. - Царь-Батюшка, вас никак обыскались. Едемте в Кремль, – и на телегу свою указывает. Миха старается лицо камнем держать, садится и смиренно приближается к центру, видимо, Москвы. Собственное положение не могло не радовать и не печалить одновременно: как же ему тут существовать, он не помнит ведь ничего. В той исторической книге многое было упущено, а Миша не знает даже, может, он вместо какого-то царя сейчас восседать будет. Люди на улицах одеты были по-особенному, словно с картинки учебника сошли. Рынки заполнены всем, чем можно, и ходят там все, кто трудом не прибит. Богатые особы выглядят тоже отличительно, нарядные и знатные, от них деньгами почти воняет – Мишино лицо слегка кривится. Чем ближе телега была к Кремлю, тем с большим обожанием люди смотрели на Миху. Они бросали все дела и валились на колени, бились челом о пыльную дорогу. Это не могло радовать, становилось за своё положение просто боязно – вдруг народ узнает, что царь-то ненастоящий. Из-за величественных ворот повыскакивали люди, одетые более парадно, наверное, местная прислуга. Они помогли Мише выбраться и увели его в покои, боясь лишний раз глаза поднять. Было непонятно, даже страшновато – всё такое незнакомое, новое и интересное, но не стоит высовываться и выдавать своё незнание. Горшенёв решил держать осторожную дистанцию и кивать, авось что-нибудь да сделается. Он потребовал спокойствия и тишины, а прислуга, сославшись на его пропажу, разбежалась по комнатам. В личных покоях было хорошо, на самом деле: на тебе – личная библиотека, диковинные механизмы, картины невероятной красоты. Миха присел на софу, и уставший от потрясений организм заставил его уснуть. Проснулся ныне Царь от стука в дверь. Сердце подсказало, что нужно впустить незнакомца, а не напоминать про личное спокойствие. На пороге оказался Андрей, молодой ещё совсем, забавный, светящийся. - Не велите казнить, Превеликий Государь, – он, кажется, его знает и не боится совсем, говорит с улыбкой, шутит, а глаза блестят как. Миша смеётся и расслабляется при виде дорогого Князя. - Не велю, Андрей, – а тот уже в ногах, на пол у софы, садится и лукаво в лицо глядит. Красивый он всё-таки, когда молодой был, да и сейчас, почти в тридцатник, ого-го какой. - Ну чего, Великий, делать будем? – он, наверное, слишком нагло с царём, но так привычно, должно быть, в большом уважении здесь. - Я думаю, ты и так ведаешь, – не нравится Михе так говорить, но приходится, нельзя же глупо спалиться, расплавиться при появлении Андрюхи, а он, судя по лицу, и правда знает. Лицо Князева неуловимо меняется, он кивает и растёгивает первую петельку чёрного длинного кафтана. Под ним скрывается красивая рубаха, напоминающая чем-то Андрюхину самодельную. Красивый чёрт, но Миша едва не начинает заикаться, не понимая, куда катятся события. Кафтан откладывается на пол, Андрей смотрит и ждёт чего-то, но что ему сказать – непонятно. Мир схлопывается, когда Князев зажёвывает губу и ступает ближе, берёт Мишину руку, к себе прижимает и пытливо смотрит в глаза. Исчезает всё, кроме этого человека. - Что мне сделать, Превеликий Государь? – а в глазах нахохленная гордость, которая желает вырваться, топорщится и кричит, Княжич-то хочет себя с лучшей стороны показать. - Что сам хочешь, доверяю я тебе, – Миша посмотрел в лучистые глаза, мигом потеплевшие, и кивает, мол, не вру, больше всех верю. Андрей руку к губам подносит, костяшки расцеловывает и венки языком прослеживает, осторожно, неспешно изучает всё, что дозволено. Пальцы переплетает и к царской одежонке наклоняется. Аккуратно каждую петельку расстёгивает и смотрит, неотрывно, любуется. Он добирается до светлой тоненькой совсем полоски кожи и оставляет твёрдый, но бархатный поцелуй. - Ничего не хочу, Государе, кроме вас, – Андрей совсем отрывается, но руки не расцепляет и подзаваливается на Мишин бок. Он выгляди размягчённым, словно масло под солнцем, и просто сидит довольным котом. – Я люблю вас. И, кажется, у Михи какие-то проблемы, но в который раз он счастливо исчезает из чужого времени, когда слышит подобное от Андрея. "Что ж делать с этим, Княже?"

***

Миша открывает глаза и молча ахуевает от происходящего вокруг: он не видит своего номера, твёрдой кровати с фанерной спинкой, старых окон с мерзкими красными шторами, комодик с бутылкой воды на верхней полке, более того, кажется, его снова закинуло куда-то – такое случалось впервые. Это время удивляло: нет ни единого человека, даже следов, вставать приходится самостоятельно и через скрипящие и болящие косточки. Нахождение в других мирах забирает силу, естественно, организм жаждет реального отдыха, а не дальнейших похождений. Горшенёв удивлённо приоткрыл рот, разглядывая маленьких человечков. Они выглядели пугающе не заинтересованными и глупыми: короткие волосы, одинаково курчавые, на лице ни малейшего признака растительности, уши удивительно маленькие, рот крошечный, с ярко-пунцовыми, довольно тонкими губами, подбородок остроконечный, глаза большие и кроткие – изящные фарфоровые статуэтки, которые вряд ли способны на размышления. Миша стряхнул с себя кусочки пыли и побрёл куда-то, совершенно бесцельно. Существа его будто не замечали и жили своей сильно праздной жизнью: ели фрукты, веселились и гуляли, они были слабы физически и отвратительны, как дети премерзкой женщины, которая всё им позволяет и сильно нежит. Среди них не хотелось оставаться, Миха возжелал скорее найти Андрея, если опять от него зависит количество минут, проведённых здесь. Местность была удивительно приятная, ничего в климате не влияло плохо, но колодцы, от которых существа бежали и прятались, действительно пугали. Миша смотрел в темноту с минуту и не видел ничего, кроме блестящих маленьких глаз – жутко, но эта тварь казалась более разумной. Разбираться ни в чём не хотелось – всё пугало и давило, а Андрея так и не наблюдалось. Он совсем отчаялся, когда светлое существо испуганно попятилось от ещё одного строения и убежало. Миша увидел его, Князева, который уверенно влезал в колодец, пиная ногой, видимо, разумное создание. - Эй! – Миха подбежал к нему и радостно улыбнулся. - Парень, нам нужно кончать с этим, понимаешь? Прыгаем и умираем, всё просто, – Андрей настойчиво потянул его за собой. - Зачем? - А ты видишь здесь какое-то будущее? Эти твари под землёй кормят других, одевают, а потом сжирают. Мы тут как неприкаянные, никуда не подходим. Быстрее. - Стой, можешь сказать, что любишь меня? – так было бы проще, конечно же. - Ты дурак? – в глазах он, кажется, шутки не заметил, поэтому решил подчиниться. – Парень, я люблю тебя, а теперь прыгаем. Миша видит себя, влетающего в прочную железяку глубоко под землёй, а через секунду его здесь уже нет. Наконец-то.

***

Миха открывает глаза. В номере тихо и темно, Андрей определённо спит на соседней кровати – иначе этот храп не интерпретировать. - Эй, Андрюх, Андрюх! – Горшенёв довольно громко прикрикивает и вглядывается в непроглядный мрак. - Чего тебе, Миха, бля? – Княже сонно потёр лицо и открыл тонкие глазные щёлки. - Люблю я тебя, Дюх, заебало меня по мирам скакать, вот чё, – довольный Миша отворачивается и с тёплым чувством выполненного долга засыпает, а Андрей садится на твёрдой кровати, решает закурить прямо в номере и с утра понять, что этот болезный опять от него хочет.