Будущего нет

- Андрюх, ну как ты не понимаешь, что нам нужно, ё-моё? – Миша поправил растянутую футболку и прекратил помешивать сахар в чае от возмущения. Он битый час тратил на разъяснения второму солисту, который как попугай повторял "Нет, Миш, лучше оставить всё, как есть". Андрей вообще был не самым инициативным, он скорее следовал зову фанатов, Михи и директора, даже тексты писал по их темам и идеям, но это, по мнению Горшенёва, сильно переходило границы. – Ну вот скажи, в чём польза вашего этого говно-имиджа? - Он всем нравится, вот в чём польза. Тебя со мной сосаться никто не заставляет, вообще импровизировать нужно. Ты и так от меня не отлипаешь из-за тактильного голода своего, а сейчас это смущать начало? - Андрюх, я это делаю без контекста. Нахуя нам этот контекст, который все фанючки приплетают и без того: фанфики пишут, арты рисуют. Давай ещё ту фотку в инсту зальём, раз ты так хочешь, – Миша отложил телефон, поставив на громкую связь, и решительно полез за коньяком, чтобы добавить его в бодрящий американо. - Ту фотку? Если ты думаешь, что я сыкую, то так и есть. Одно дело, когда мы шутим, и доказательств ни у кого нет, совсем другое – эта фотография. Может ещё поебаться на камеру? – Миха подумал и залил остатки алкоголя в рот. Такое на трезвую голову воспринималось плохо. - Иди ты нахуй, ничего тебе не нравится, – Андрей замолчал и, кажется, разочарованно выдохнул. - Мих, ну что происходит опять, бля? То ты на концерте меня лапать сам лезешь, то вот это опять. - Так я не хочу по чьей-то наводке тебя лапать. Вот в комнате, а лучше на кровати вообще с удовольствием, просто популярность через это – пиздец какой-то, понимаешь? Мне никогда, на самом деле, не нравилось. - Ты там что-то про кровать пизданул, я правильно услышал? Миха, прекращай свои приколы, ладно, напрягает уже, – Андрей всегда на особенно гейских моментах бесится и сливается, до жести ни разу не доводил, а вот это, наверное, жаль. - Это ты заебал. Нормально говорили, тут выясняется, что тебе Гордеев, блять, сказал позвонить, потрепать меня, чего ты хочешь, ё-моё?! – Миша по-дурацки цокает и вырубает звонок. Это утро он прекрасно начал и планировал продолжить, настроение располагало на горьковатый кофе, гитару и новую игру на компе – выходной у него, можно себе позволить. Андрей ворвался в этот идеальный план скорее приятным дополнением, пока не выяснилась реальная причина его звонка, тогда Горшенёв послал его, но выслушал, как хороший друг, который всеми силами пытается подкатить. Зачем было накалять и без того сильно некомфортную атмосферу – непонятно. Теперь Миша бесится, пьёт коньячный кофе и грубо перебирает струны любимой акустики. Когда в дверь раздаётся звонок, человеку, пришедшему так вовремя, хочется дать с локтя, но это оказывается Анфиса. Желание отпадает в ту же секунду. Крючкова улыбнулась мило и приятно как всегда, а после по-хозяйски вошла в прихожую, сняла куртку с кроссовками и пошла в единственную комнату. Миша почесал затылок, приобнял гитару и направился следом за ней. Анфиса была ему почти сестрой, с которой они пытались, честно пытались провстречаться дольше нескольких месяцев, потому что симпатия была, но оба вскоре поняли, что не надо тянуть никого в болото, поэтому остались просто друзьями. Девушка состояла в менее популярной клубной группе, всех привлекала милым голосом, умело брала высокие ноты, да и вообще умница. Горшенёв увидел в ней мечту, потом они вместе очнулись в притоне, Андрей ответил на звонок с абсолютно безразличным тоном, но забрал, даже в нужные заведения отвёз всё также молча. Это в друге, кстати, безумно раздражало – его приходилось прямо-таки направлять на хорошие поступки, сам бы он девчонке не помог и Михе не помог бы, такой его нрав. Анфиса сидела на единственной в квартире кровати и скучающе смотрела на дверной проём, явно ждала Мишу, чтобы...чтобы что? - А ты чего пришла-то? - У нас выходные, мне скучно, поэтому мы идём на концерт. Сразу говорю, что ехать далеко и долго, одевайся, собирайся и отдохнём от нашей музыки, – это могло значит только одно – концерт рокерский. Миша едва не засиял и потянулся к шкафу за джинсами. Рок – вещь глубоко Горшенёвым любимая, но слишком недоступная с самого появления его на свет. Никто ни одобрял, ни слушал, ни соглашался пустить таких придурков в клуб, в конце концов группа просто отчаялась, пришлось менять стиль, жанр, сдаваться. Жажда свободы, однако, сохранилась. Её Миша не мог и не хотел выдворять, он делал всё, что душе угодно, и был счастлив настолько, насколько вообще был способен. Андрей, кстати, тоже был тогда, видел все общие проёбы и не хотел прыгать с тонущего корабля, с которого уже все тянули его с Михой. Друзья шагнули последними, и кажется, оба покалечились о волны. Дорога была какой-то немыслимой: автобус, метро, дворы, дворы, дворы, битые проходы, заплёванные стены в арках. Клуб, в итоге, казался уже не таким привлекательным, но идти пришлось. Миша прошёл за Анфисой и скрылся в уголке, чтобы не привлекать слишком много внимания заведомо вмазанных людей – чувство тотального кайфа всё ещё напоминало о себе, а в рехаб возвращать не хотелось ужасно. Первые удары барабана Миху почти поглотили, он увлечённо слушал, внимал, почти зазубривал каждый ревущий гитарный звук. Вскоре коньяк напомнил о своём непосредственном присутствии, захотелось танцевать, скакать, орать и сосаться. Миша поразглядывал красивых девчонок, сидящих и прыгающих то тут, то там, и увлёкся светлой макушкой, явно сожжённой дешёвым осветлителем. Он сглотнул слюну и пошёл сквозь толпу, чтобы прижаться к слегка пьяноватому телу спиной. Парень ответил на касание, подавшись назад, и откинул голову. Миха придурком, собственно, не был, поэтому молча притирался, танцевал и ждал конца песни. Последние звуки соло, и неизвестный оборачивается, смотрит в упор со смешинкой, а Горшенёв матерится и невольно задумывается, почему ему ещё по носу не прилетело. Андрей на рок-концерт даже приоделся и улыбался по-другому, озорно как-то. - Ну Мих, мы с тобой молодцы, так от темы настоящей, панковской, не отошли, да? – он чудной и красный, теперь его слышно, это лучше, чем по дурацкому звонку. - Да, – Миша думает, что об этом пожалеет, но свет приглушили, началась следующая песня, а ещё сейчас он чувствует себя тем, кем должен был быть всю жизнь. Андрей, кажется, читает его мысли, лыбится, придурок, и целует сам, наконец-то по-настоящему.