Искупление

      Света добралась до дома без происшествий. В этот раз лес не преподнёс ей пугающего подарка и спустя десять минут купания в сугробах, девушка уже сидела в тёплой комнате.       — Как в школе?       Мама порхала по кухне легко, словно бабочка, и делала множество дел практически одновременно. В белой кастрюльке кипела вода, а рядом на сковороде уже скворчала очередная порция блинов. Их мама любила готовить больше всего.       Развалившись на стуле в домашней майке, ранее принадлежавшей отцу, и чёрных лосинах, Света чистила картофель, предложив маме свою помощь.       — Нормально, — коротко ответила она, потому что больше говорить было не о чем.       Всё и правда закончилось нормально. Ни хорошо, ни плохо. Это была золотая середина, как и везде. Сама школа за первый день достала до тошноты сильно, но одноклассники, а конкретно двое из них, оказались не такими уж ужасными.       — Я-ясно, — протянула мама, кажется, подозревая неладное.       Ну не могла же Света рассказать ей, что лучшей частью сегодняшнего дня был перекур возле повешенного. Это у них с папой насчёт сигарет особый договор, а мама и того гляди не в курсе.       — Ты слышала, что здесь дети пропадают? — осторожно спросила Света, увиливая от заданной темы.       — Да, — с тоской произнесла мама. — Сегодня с папиной работы приходили, спрашивали.       — О чём у нас спрашивать? — хмыкнула Света.       Мама протёрла стол полотенцем и забрала у дочери таз с очищенной картошкой.       — Они не только к нам ходили, — пояснила она. — По всему посёлку рыщут. Тебе грустно наверно, вы же с Катей познакомиться успели…       Света тихонько фыркнула, понимая, что никакой Кати знать не знала, а теперь реально существующая девочка с этим именем пропала.       — А что говорят? — спросила девушка. — Есть у них версии какие-нибудь? Хоть одна?       — Не знаю, дорогая.       Света видит, как навалившиеся проблемы ломают маму изнутри. Медленно и с чувством. И видеть свою мать в таком состоянии — хуже чем всё, что было в Москве. Света думала, что в тайге маме полегчает. Она искренне надеялась, что здесь Екатерина Соколова расцветёт, отбросив прошлое. Но не тут то было.       — Папа говорит, что это зверьё из леса взбесилось. Думаю, он просто не хочет пугать нас.       «Не хочет, чтобы всё повторилось…»       — Это не Москва, мам, — напомнила Света.       Женщина окунула картофель в кипящую воду, не забыв при этом добавить щепотку соли.       — Мы не сможем бегать вечно, Свет, — мама грустно улыбнулась. — Папина работа не так плоха. Ему она нравится, это точно. И я не хочу, чтобы он отказывался от мечты ради нас.       — А правильно ли это?       Получить звание, стать востребованным. Света помнила ещё с детства, как тяжело было папе подниматься по карьерной лестнице. Это только кажется, что они все из себя богатеи, и ни в чём не нуждаются. Лишь узкий семейный круг знал о самом начале, когда засыпать приходилось на голодный желудок, а джинсы с заплатками носились до дыр. Папа вытянул всё сам. На своих плечах протащил маму и саму Свету через весь тот кошмар. И девушка тоже не хотела отнимать его мечту. Не хотела видеть его несчастным.       — Ты скучаешь по друзьям? — шмыгнув носом, мама перевела тему.       — Немного, — Света отстранённо кивнула. Не до друзей ей сейчас было.       — Позвони им, — предложила женщина. — Пригласи к нам в гости. Пусть приезжают летом.       Только одного из них Света считала настоящим. Но звонить ни за что бы не стала. Ей казалось, что связь утрачена с тех самых пор, как она оказалась в этом посёлке.       — К лету у меня уже будут новые товарищи, — Света улыбнулась, стараясь приободрить маму.       — Рада, что ты в этом уверена.       А уверена ли? Сегодня какой-то вечер дурацких вопросов. Света не философ, чтобы размышлять об этом дерьме. Она — Светлана Соколова — дочь мента, разбившая множество носов тем, чей язык вырос особо длинным.       — Я, наверно, пойду спать. Ладно?       — Кушать не будешь?       Света поднялась со своего места.       — Нет сил, ма. Завтра рано вставать.       Мама согласилась. Она беспокоилась, но иного выхода не было. Хотя-бы дочь здесь, а не шляется по ночам непойми где. И не врёт ей про подругу. О да, женщина распознала ложь сразу. Ещё до того, как Света открыла рот.       Девушка прошла по залу, нежно почесав Цезаря за ухом. Пёс уже спал, так что она не стала его тревожить, хотя и засыпать, не чувствуя тепла его тела, было ей непривычно.       Комната встретила приятной прохладой. Света закрыла окно, задёрнула тёмные шторы. Сорвав с кровати покрывало и швырнув то в сторону, девушка улеглась на холодные простыни, укутываясь одеялом. Она заснула быстро, согретая своим дыханием и мягким коконом.       Ничего не снилось.       Ночь за окном была спокойной. Снег спокойно покрывал землю. Казалось, что в тайге царит вечная зима. В комнате было тихо и лишь шуршание с улицы нарушало хрупкую тишину.       Света открыла сонные глаза.       Она глянула на часы, что покоились на прикроватной тумбе.

«3:00»

      — Твою ж налево… — недовольно прошептала девушка, оглядывая комнату, залитую необычно-красноватым свечением.       Чавкающие звуки у окна прогнали последние остатки сна. По спине пробежали мурашки. Икры тянуло вниз, словно приковывая к одному месту. Света почти наяву видела, с каким белёсым паром вылетает изо рта частое дыхание. Будто она курила в постели, ей Богу. Волосы на голове неприятно поднялись вместе с ознобом, который девушка пропустила через себя.       Она вздохнула, успокаиваясь. С опаской и настороженностью откинула одеяло в сторону, тут же почувствовав, как холодно было в комнате. Шевелились шторы.       Стук сердца грохотом звучал в ушах, ухал вниз.       Света кралась к окну, придерживаясь стены. Будто так могло быть безопаснее.       Раз.       Два.       Три.       Она подходила медленно, отсчитывая каждый шаг. Схватилась за плотную ткань. Влажный чавк звучал прямо напротив.       Света резко распахнула шторы.       Тут же зажала рукой рот, чтобы не вскрикнуть.       Напряжение лилось по венам.       В глазах плескалось волнение. Брови — домиком.       От дрожи зуб не попадал на зуб. Тряслись ноги.       Тряслась Света.       На подоконнике, в нескольких сантиметрах от неё, сидела облезлая чёрная кошка. Её злой глаз — второй был выцарапан — смотрел в самую душу. Ободранное ухо кровило, пачкая морду. Свалявшаяся шерсть висела комьями. Рядом валялось разодранное, наполовину сожранное тело серой мыши. Она лежала в лужице своей крови, а глаза-бусины глядели на Свету, так и говоря: «Это ты виновата!».       Кошка плотоядно облизнулась, в мгновение ока скрывшись за настеж распахнутым окном.       Звон озарил комнату.       Света открыла глаза. Звенел будильник.