Колыбельная души

— Да вы в своём уме?! — резкий возмущённый крик прорезал воздух и, подобно мощному раскату грома, сотряс вытоптанную землю тренировочного поля. Молодые адепты, чьи мечи лишь мгновение назад сверкали в пылу схватки, замерли с вытянутыми вперёд руками и принялись с сочувствием следить за тем, как пышущий злостью Цзян Чэн направлялся в сторону приставленных к юным заклинателям слуг, застывших каменными изваяниями. — Скажите на милость, какой болван отвечал за приведение гостевых покоев в надлежащий вид и по наверняка невероятному стечению обстоятельств во всех них зажёг благовония, оставив все окна закрытыми?! Одна из слуг, пульс в висках которой колотился настолько бешено, что был слышен, казалось, за целый десяток чи, сделала короткий шаг вперёд и, необычайно низко склонившись, на одном дыхании выпалила: — Я совершила провинность, но молю, глава, помилуйте несчастную! Я успею всё исправить до приезда многоуважаемых господ! — Только заслышав треск молнии, она вздрогнула, но с места не сдвинулась — знала, как и все присутствующие, что каким бы грозным и раздражённым не выглядел глава ордена Цзян, он крайне редко применял Цзыдянь в отношении членов ордена. — Ступайте. Не подведите на этот раз, — тяжело вздохнув, в конечном итоге произнёс Цзян Чэн. Слуги мгновенно отмерли и, переглянувшись, шустро рванули прочь, оставив после себя лишь взметнувшееся в воздух густое облако пыли. — А вы чего встали?! — Цзян Чэн метнул рассерженный взгляд на адептов. Те также мигом пришли в себя и, путаясь в собственных ногах и руках, неуклюже закопошились, старательно изображая бурную деятельность. «Интересно, найдётся ли в ордене хоть кто-то, кому не влетел нагоняй за последние несколько страж, кроме малыша Цзинь Лина и меня?» — паривший в позе полулотоса Вэй Усянь окинул Цзян Чэна тяжёлым взглядом и нервно сжал и разжал руки, стараясь подавить бушующее внутри желание приблизиться к шиди; заключить его в объятия и не выпускать, пока гнев оного, подобно утреннему туману в Пристани Лотоса, постепенно не рассеется. Эти мысли были ничем иным, как тешащими душу несбыточными мечтаниями, коим тёмный заклинатель имел наглость предаваться — это единственное, что он позволял себе в отношении Цзян Чэна за те непомерно долго тянувшиеся месяцы, что провёл в Пристани Лотоса. Воображаемый им мир, в котором их когда-то нерушимая связь осталась прежней и не разорвалась под гнётом жестоких обстоятельств, помогал ему оставаться в рассудке. Ведь самолично воздвигнув между собой и шиди незримую стену, Вэй Ин спустя какое-то время осознал, что вновь подписал себе смертный приговор. И если в первый раз ему практически не было больно, — едва ли он что-то успел почувствовать, когда ходячие мертвецы разорвали его тело за считанные мгновения, — то нынешнее пребывание в Юньмэн Цзян, подобно весьма изощрённой пытке, медленно разрушало его душу изнутри. Это было невыносимо — от заката до рассвета наблюдать за тем, как обитавшие в Пристани Лотоса призраки прошлого и воспоминания навсегда утерянной былой жизни беспощадно ломали его дорогого брата; как его всегда гордо расправленные плечи постепенно сгибались под тяжестью той ответственности, что была возложена на них в юном возрасте; как продолжал кричать и плакать в колыбели маленький Цзинь Лин, вновь и вновь звавший свою маму. В такие моменты Вэй Ин более всего на свете желал оказаться рядом со своими родными: заключить в свои эфемерные объятия Цзян Чэна в слепой надежде, что тот сможет почувствовать его любовь и поддержку; приблизиться к своему племяннику, чтобы тот снова задержал на нём свой заплаканный взгляд и хоть на мгновение обрёл покой. Но наложенный им запрет вынуждал продолжать лишь смотреть и сокрушаться о своей беспомощности. «Так будет лучше» — тщетно пытался успокаивать себя Вэй Ин, продолжая мысленно молить небеса о том, чтобы те даровали Цзян Чэну достаточно сил и стойкости пережить всё произошедшее. Ведь хоть в глазах окружающих тот и оставался грозным и вспыльчивым главой ордена Цзян, чей дух, казалось, уже невозможно было сломить, тёмный заклинатель знал, что стоило его шиди оказаться за дверьми собственных покоев, как носимая им маска начинала быстро разваливаться. Настолько быстро, что несколькими днями ранее заметив в отблеске свечи стекающую по щеке брата слезу, Вэй Усянь не выдержал. Сбежал из цзинши, спрятался в беседке цветущих лотосов и, свернувшись на полу, застыл, подобно мёртвому. Лишь слуги, прибежавшие с утра в беседку и принявшиеся скоро наводить в ней порядок, заставили тёмного заклинателя вновь открыть глаза. День прибытия достопочтенных гостей настал. — Глава ордена Цзян, — послышавшийся из-за спины голос заставил Цзян Чэна и Вэй Ина одновременно обернуться. Стоящая неподалёку служанка сложила руки в почтительном жесте и громко произнёсла: — нам сообщили, что некоторые делегации членов совета пересекли границу города. — «Наконец-то», — Цзян Чэн невесомо прикоснулся к покоящемуся на пальце кольцу и, затем вырвав из ножен Саньду, взмыл в воздух. Вэй Ин же, опустившись на землю, проводил брата взглядом и поспешил в зал заседаний. Скоро всё должно было закончиться.

***

Практически сколько себя помнил, Вэй Усянь на дух не выносил это пафосное светское сборище, среди заклинателей изящно именуемое советом кланов. В довоенные времена оно было весьма занимательным событием. Можно было размять мышцы, глотнуть свежего воздуха иных краёв и, обнажив остриё меча, сразиться плечом к плечу со своим шиди за честь родного ордена, пока благочестивые господа в окружении вина и яств толковали о несомненно очень важных делах. С рождением маниакальной идеи клана Вэнь о единоличном правлении в мире заклинателей совет кланов превратился в самый настоящий театр абсурда, главными актёрами которого стали ложь и лукавство, а теми самыми благочестивыми господами, — второстепенными пешками, — стали сами Вэй Усянь и его брат. Им приходилось подчиняться правилам игры — давить из себя заранее отрепетированные реплики и терпеливо выслушивать чужие в ожидании своей очереди. А в перерывах между спектаклями проливать реки крови на пути к Безночному городу, пока они не доберутся до следующей сцены. И пускай война закончилась, время от времени представления продолжали проводиться, и за одним из них Вэй Усянь, находясь по левую сторону от главы ордена Цзян, наблюдал прямо сейчас. — Ранее Вэй Усянь принадлежал Юньмэн Цзян и приходился сводным братом главе ордена Цзян. Почему другие кланы должны страдать из-за того, что покойные Юй Цзыюань и Цзян Фэнмянь не смогли привить ему должных манер и дать ему необходимое воспитание? Это ли не обязанность Юньмэн Цзян отплатить другим орденам, разобравшись с хаосом, что натворил Старейшина Илина в Безночном городе? — пряча за веером язвительную улыбку, деланно изумился Цзинь Гуаншань. «Старый прохиндей, как смеешь ты порочить память госпожи Юй и дяди Цзяна своим порочным языком… Отвесить бы тебе Цзыдянем, да посильнее, чтобы подобные мысли не заполняли твой извращённый мозг» — скривился Вэй Усянь и, только услышав, как треск Цзыдяня разорвал воздух, украдкой скосил взгляд на своего шиди. Цзян Ваньинь медленно опустил на стол маленькую винную пиалу, чудом не треснувшую от того, насколько крепко на ней сжались пальцы, и, одарив мужчину гневным взглядом, громко сказал: — Разве не решение о срочном созыве Совета кланов в Безночном городе главы ордена Цзинь, который при этом не удосужился побеспокоиться о надлежащей безопасности, привело к той ужасной трагедии? — После этих слов волна перешёптываний прокатилась по залу, а Вэй Усянь, усиленно отталкиваясь от неприятных воспоминаний о том дне, мысленно зашёлся от приступа хохота. «Так этому напыщенному павлину и надо! Нечего свой хвост распускать!» — сияя триумфальной улыбкой, он принялся наблюдать за сделавшимся на мгновение недоумённым выражением лица. Цзинь Гуаншань, недобро сверкнув глазами, со звонким стуком сложил веер, и было намеревался что-то сказать, но был перебит спокойным и размеренным голосом Лань Сиченя: — Множество праведных заклинателей, честно боровшихся с тёмными силами, погибло в Безночном городе. Та ночь наложила тягостные дни траура на кланы всех глав, присутствующих сегодня на совете. А потому не может идти и речи о том, чтобы этим делом занимался один отдельный орден. Мы должны сделать это все вместе. Глава ордена Цзинь, — Лань Хуань поднялся с места и, сложив руки, поклонился старшему заклинателю, — орден Ланьлин Цзинь ближайший к бывшему пристанищу ордена Цишань Вэнь. Не сочтите за грубость, но именно вам будет проще всего руководить процессом. «Дождаться Совета кланов было верным решением. Не увидеть ошалелое лицо этого проныры Цзинь Гуаншаня было бы огромным упущением! И ведь он не сможет отказать Лань Хуаню! Возможно, он молод и глуп в твоих глазах, но тяжёлый взгляд Лань Цижэня весит больше, чем все твои слова вместе взятые! В этой битве ты проиграл, Цзинь Гуаншань» — не без удовольствия и самым язвительным тоном, на который был способен, произнёс у себя в голове Вэй Усянь. — Полностью поддерживаю идею главы ордена Лань, — раздался громкий голос молчавшего до этого Не Минцзюэ, лицо которого осветилось злорадным торжеством, — я, как глава ордена Не, согласен прислать адептов главе ордена Цзинь и оказать посильную помощь в разрешении ситуации в Безночном городе. — Как глава ордена Цзян, я поддерживаю выше сказанное и даю слово оказать главе ордена Цзинь посильную помощь, — опущенные уголки губ Цзян Чэна дрогнули, и он быстро поднёс ко рту пустую пиалу, скрывая довольную усмешку от укоризненного взгляда Цзинь Гуаншаня. Главы более мелких кланов, не решившись ввязываться во вспыхнувшие распри между великими орденами заклинателей, один за другим выразили своё одобрение и вновь притихли, спрятали свои взгляды, издалека наблюдая за происходящем. — Предлагаю поднять один из важнейших вопросов, который нам следует обсудить на этом совете, — Не Минцзюэ со стуком поставил чашу на стол, обратив на себя внимание всех присутствующих. — В пещере на горе Луаньцзан, где на протяжении нескольких лет прибывал ныне покойный Старейшина Илина, должны были сохраниться его вещи. Но потрудитесь, многоуважаемые главы, присутствующие здесь, объяснить, куда после смерти Вэй Усяня делась сделанная им целая пещера записей об освоении Тёмного пути?! Куда подевалась треклятая Чэньцин, трель которой привела к трагедии в Безночном городе?! В каком состоянии сейчас Стигийская Тигриная печать?! — последние слова, которые мужчина со всем присущим ему гневным презрением выплюнул изо рта, заставили всех присутствующих и самого Вэй Усяня скривиться от неприязни. Но, несмотря на всю ту ненависть, что произрастала в его душе при одном лишь упоминании о тёмном артефакте, заклинатель постарался успокоиться. Ведь именно ради того, что обсуждали сейчас на совете, он принял решение остаться в Пристани Лотоса. — Стигийская Тигриная печать была расколота, и одна из её половин рассыпалась в пыль. Теперь она не представляет из себя ничего более обычного куска металла и на данный момент находится у главы ордена Цзинь, верно? — не поведя и взглядом в сторону названного, равнодушно спросил глава ордена Цзян, с бóльшим интересом рассматривая Цзыдянь на указательном пальце. А Вэй Усянь, впервые за долгие месяцы, не сдержал облегчённой улыбки. — Верно, — кивнул Цзинь Гуаншань, — мы продолжаем выяснять, действительно ли Стигийская Тигриная печать более не опасна. — Думаю, многоуважаемые главы согласятся, что оставшуюся половину подобного тёмного артефакта в любом случае необходимо запечатать, — степенно поглаживая бороду, сказал Лань Цижэнь, и Вэй Ин одновременно с Цзян Чэном неосознанно кивнул. — И мы будем с нетерпением ждать приглашение от главы ордена Цзинь на церемонию запечатывания, — бросив на мужчину подозрительный взгляд, сквозь зубы процедил Не Минцзюэ. — Разумеется, — хмыкнул Цзинь Гуаншань. В зале воцарилась тишина. Вэй Усянь скользнул непонимающим взглядом по лицу Цзян Чэна, и тот, будто почувствовав это, оторвался от созерцания кольца на своём пальце и, глубоко вдохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, с усилием заговорил: — Одному из адептов ордена Юньмэн Цзян удалось выхватить Чэньцин из рук Старейшины Илина, пока тело того ещё не было разорвано на части. — От внимательных глаз Вэй Усяня не укрылось то, как презрительно смерив взглядом Цзян Ваньиня, Цзинь Гуаншань стремительным движением раскрыл свой веер и, подобно напыщенному павлину, из-под чьего клюва только что силой забрали последнюю горсть зерна в Поднебесной, принялся остервенело им размахивать. — По возвращении флейта была запечатана мною лично, и более она не предоставляет опасности. Если многоуважаемые главы испытывают беспокойство по этому вопросу, я немедленно велю принести её сюда, — твёрдым голосом произнёс Цзян Ваньинь и окинул застывшим взглядом зал. Гибель Старейшины Илина, презренного нечестивца, свернувшего с пути истинного и отрекшегося от дарованной ему милости прожить счастливую и беззаботную жизнь, — именно так наверняка думал каждый из присутствующих, — стала кровавой расплатой главы ордена Юньмэн Цзян за предательство и пролитые в храме предков слёзы. Подобные разговоры изо дня в день доходили до ушей мужчины, кто после недавних событий прослыл героем с непререкаемым авторитетом не только в народе, но и среди праведных заклинателей. Так кто посмеет усомниться в правдивости слов того, чьё сердце полыхало ненавистью к Старейшине Илина сильнее других? — Это хорошая новость, — слегка улыбнулся Лань Хуань, и в зале раздались одобрительные голоса. «Значит, без второй половины Стигийская Тигриная печать бесполезна, а оружие, с помощью которого Старейшина Илина повелевал мертвецами, и которое наверняка стало сильнейшим носителем тёмной энергии, находится в Пристани Лотоса» — Вэй Усянь задумчиво закинул руки за голову и, мысленно обратившись к орудиям, некогда служившим ему на тропе тьмы, облегчённо заключил: «Прощайте. Отныне никогда и никому вы более не причините страданий и боли» — Что насчёт записей и исследований, которые вёл этот треклятый юнец? — словно сплёвывая ядовитую желчь, спросил глава ордена Яо. Цзян Ваньинь и Вэй Усянь синхронно покосились в сторону Цзинь Гуаншаня, который с абсолютно невинным выражением лица переглядывался с сидящим рядом сыном. — Никто ничего не знает? — спросил Лань Хуань, недоумённо покачав головой. — В осаде Луаньцзан принимали участие сотни заклинателей. Кто-то из последователей Старейшины Илина мог похитить записи, вознамерившись использовать их в своих целях. Как орден, возложивший на себя ответственность в запечатывании Стигийской Тигриной печати, при участии представителей от других кланов мы даём слово разобраться в этом деле, — подал голос Цзинь Гуанъяо, на несколько мгновений встретившийся с глазами Лань Сиченя. — Если достопочтенные главы не имеют возражений… — Лань Хуань скользнул взглядом по залу и, встретив молчаливое одобрение в глазах присутствующих, сказал: — …тогда это дело остаётся за главой ордена Цзинь. — И постарайтесь разобраться с этим делом в первую очередь. Нельзя допустить того, чтобы записи Вэй Усяня попали в руки какому-нибудь очередному незрелому юнцу, который решит, что он выше устоявшихся законов мира заклинателей, — чинно пригубив плескавшийся в пиале чай, строго наказал Лань Цижэнь, вызвав у главы ордена Цзинь лишь насмешливую ухмылку, скрывшуюся за распущенным веером. «Старик Лань в своём репертуаре» — Вэй Усянь не сдержал довольной улыбки и, предвещая окончание заседания, покинул зал и направился в беседку цветущих лотосов. Первый день совета кланов миновал.

***

— Лан Янг! Прогремевший на всю округу женский голос заставил служанку, плавно покачивавшую детскую колыбель, неожиданно замереть и мёртвой хваткой вцепиться в кроватку. Кутанный в шитые золотой нитью шелка малыш что-то встревожено пролепетал во сне, но на удивление не проснулся. — Лан Янг! — двери спальной с грохотом распахнулись, и комната за считанные мгновения заполнилась жалобным младенческим плачем. Девушка тяжело вздохнула, печально опустила глаза и, обернувшись, почтительно поклонилась вошедшей женщине. — Так-то ты следишь за наследником?! Кому было приказано пуще зеницы ока беречь А-Лина?! Почему малыш плачет?! — Прошу прощения, мадам Цзинь, — женщина стремительным вихрем подлетела к колыбели и бросила на девушку настолько гневный, осуждающий взгляд, что та невольно попятилась назад, пока не прижалась спиной к чужому стану. Лан Янг обернулась и, встретившись глазами с Цзян Ваньинем, облегчением выдохнула. — Глава ордена Цзян, Цзинь Лин является не только наследником ордена Ланьлин Цзинь, но и моим дорогим внуком. Если вы не желаете, чтобы по окончанию совета ребёнок отправился в Башню Кои, поменяйте эту нерадивую девицу на более умелую помощницу. Верно?! — сверкнув недобрым взглядом на вошедшего в покои супруга, выпалила женщина, одновременно с тем пытаясь успокоить неистово брыкавшегося в её руках младенца. — Верно, верно, моя госпожа, — равнодушно пожал плечами Цзинь Гуаншань, продолжив обмахиваться веером и безучастно стоять в проходе. — Мадам Цзинь, — мужчина подошёл к женщине и, в немой просьбе вытянув перед собой ладони, сказал: — Лан Янг на роль кормилицы Цзинь Лина избрала его мать. Моя покойная сестра пожелала, чтобы именно она была приставлена к её дитя, — женщина досадливо цыкнула и нехотя передала малыша Цзян Чэну, в чьих руках малыш быстро успокоился. — Вы имеете полное право забрать моего племянника в Башню Кои, если считаете, что там о нём смогут надлежаще позаботиться. Красная, подобно горящему фениксу, женщина намеревалась что-то сказать, но её отвлёкло сонное лепетание младенца, который своими маленькими ручками схватился за фиолетовые одеяния своего дяди и прижался к ним ближе в поисках родного тепла. Решение было принято негласно, под тихое мерное сопение.

***

— …глава ордена Лань, в библиотеках вашего ордена собраны манускрипты и трактаты, не уступающие по древности тем, которыми обладал орден Цишань Вэнь. Если остались в этом мире какие-либо сведения о запечатывании горы Луаньцзан или тёмной энергии, то только в стенах Облачных Глубин, — с надеждой в голосе произнёс глава ордена Яо, поглядывая то на Лань Хуаня, то на Лань Цижэня. — Мы продолжаем поиски, однако орден Цишань Вэнь веками поддерживал печати на Луаньцзан, поэтому маловероятно, что в наших архивах найдётся нечто схожее с их именными техниками, — с грустью покачал головой Лань Сичень. — Адепты, посланные удерживать тьму на горе, не смогут сдерживать её вечно, и как временное решение орден Гусу Лань предлагает… Более Вэй Усянь не слушал. Сейчас его меньше всего интересовало то, каким невероятным способом заклинатели решат-таки запечатывать тьму на Луаньцзан. Его беспокоил лишь Цзян Чэн. Он продолжал бесцельно блуждать взглядом по лицу своего шиди. По его усталым глазам, едва выглядывающим из-под опущенных ресниц и смотрящим в пустоту, и по нервно подёргивающимся уголкам губ, словно те могли дать ему ответ на волнующие душу вопросы. «Что-то случилось, верно? Почему же глава выглядит столь измученным с раннего утра? И почему меня вновь не было рядом, когда ему неожиданно стало так тяжело?..» — Вэй Ин держался поодаль, — до сих пор хранил верность своему обещанию, — но мысленно стоял рядом и держал руку на плече своего брата. — Глава ордена Лань, старший господин Лань, — резкий голос мужчины выдернул тёмного заклинателя из размышлений. Из-за стола поднялся лидер ордена Яо, — призывы души Старейшины Илина продолжаются? — Верно, — едва пригубив горячего чая, ответил Лань Цижэнь, — адепты ордена Гусу Лань и приглашённые из других орденов ученики на протяжении нескольких месяцев пытаются воззвать к его душе на Луаньцзан, но безуспешно. Вероятнее всего, она была разбита. «О да… Моя душа самая, что ни на есть разрушенная, даю слово» — Вэй Усянь подпёр рукой щёку и, показательно закатив глаза, будто бы Лань Цижэнь мог его видеть, вновь посмотрел на Цзян Ваньиня, который лишь отрешённо наблюдал за происходящим. — Будем надеяться, что душе этого нечестивца никогда не будет места ни в одном из миров, — сердито воскликнул глава Яо. — Но что, если его душа не осталась на Луаньцзан? «Старик, просто замолчи!» — подскочив на месте, вскинулся тёмный заклинатель и быстро перевёл взгляд на своего шиди, лицо которого в одно мгновение словно помертвело, а Цзыдянь на пальце которого прошёлся по его ладони яркими фиолетовыми молниями. — Куда по-вашему ей было деться? — в привычной грубой и порывистой манере выкрикнул Не Минцзюэ. В зале послышался лёгкий смех. До неприличия довольный глава ордена Цзинь внезапно радостно встрепенулся и со скрытой за веером улыбкой, искрящейся на лице, воодушевлённо предположил: — Могла ли его душа вернуться в Пристань Лотоса? Кулаки Вэй Усяня сжались сами по себе. Тёмный заклинатель было намеревался подлететь к Цзинь Гуаншаню и безрезультатно наброситься на него, как вдруг почувствовал острую боль в спине от полоснувшей по ней молнии. Раздался треск ломающегося дерева. Весь зал замер не то в волнении, не то в ожидании надвигающейся бури. Вэй Ин медленно обернулся и шёпотом выругался про себя. Стол, за которым сидел его названный брат, треснул посередине, а покоящейся на пальце Цзыдянь сверкал молниями настолько ярко, что всё помещение окутало фиолетовым светом. — О чём вы говорите, глава ордена Цзинь? — спросил Цзян Ваньинь ледяным тоном. — Я… — находящийся под явным впечатлением Цзинь Гуаншань не сразу нашёлся со словами: — …это предположение. Что если душа, потянувшись к нечто когда-то родному и близкому, связалась с вами и вернулась в Пристань… — под тяжёлым взглядом Саньду Шеншоу с каждым сказанным словом его голос становился всё тише, пока и вовсе не смолк. — Давайте успокоимся, — примирительно сказал Лань Хуань, — при исполнении Расспроса расстояние до души, к который взывает заклинатель, практически не имеет значения. Однако дабы окончательно избавить всех присутствующих от сомнений, — мужчина элегантно поднялся из-за стола и, сложив перед собой руки, почтительно поклонился. Царивший в зале разноголосый гомон заклинателей стих, сменившись возбуждённым перешёптыванием. — Глава ордена Цзян, я прошу вашего дозволения исполнить Расспрос. После этих слов Цзыдянь на указательном пальце Цзян Чэна, продолжавший недобро сверкать тонкими фиолетовыми молниями, внезапно затих, а мужчина рефлекторно дотронулся до него, принявшись успокаивающе поглаживать. Происходящее пробудило в нём самые тёмные и тревожные воспоминания. Цзян Ваньинь ни на мгновение не забывал то, как во время битвы на Луаньцзан его кровь кипела от жгучей смеси презрения и отвращения, и как его душила эта медленно пожирающая его изнутри необузданная ненависть, которая лишь слегка поутихла, только стоило сердцу Вэй Усяня остановить свой ритм. Спустя несколько лунных циклов после возвращения в Юньмэн Цзян она и вовсе потерялась в суете будничной жизни. Принятие в орден новых учеников; распределение обязанностей среди адептов и составление планов тренировок; налаживание связей с соседскими орденами; разрешение проблем жителей Юньмэна и забота о Цзинь Лине чуть затянули никак незаживающую на душе рану, которую словно вновь рассекли на этом совете. Почти любые мысли о Старейшине Илина приносили боль. Лишь обрывки их счастливых совместных воспоминаний детства и юношества, пробивающиеся сквозь затуманенный рассудок, тогда заставили мужчину дрожащими от гнева руками поднять с мёртвой земли Чэньцин и сохранить её в память о Вэй Ине, первом ученике ордена Юньмэн Цзян и его, — Цзян Ваньиня, — некогда дорогом шисюне. Расспрос определённо был лучшим решением проблемы. Мужчина был более чем уверен, что душа Вэй Усяня не могла переплестись с его собственной, а потому не находилась сейчас в Пристани Лотоса. Прошение духа несомненно поможет доказать это — никто и никогда не посмеет усомниться в истинности техники, созданной адептами самого благочестивого ордена Гусу Лань. Но где-то внутри всё равно зародилось странное гнетущее чувство. От самого предположения, что дух Старейшины Илина мог оказаться здесь, перед глазами расстилалась тьма, которую освещал лишь искрящийся на пальце Цзыдянь. — Глава ордена Цзян? Вэй Усянь, чей взор долгое время покоился на непроницаемом лице Цзян Ваньиня, впервые за множество прошедших лун поддался эмоциям и нарушил свой запрет. Осторожно приблизился к шиди, поймал своим взглядом его и, вновь увидев в его глазах отблески минувших дней, опустил свою ладонь на его плечо, мысленно наказывая ему держаться стойко. Ведь если не Вэй Ин, то кто ещё, пусть даже мысленно, но поддержит Цзян Чэна? Будь-то собравшиеся в зале заклинатели или распускавшие по городским дворам сальные сплетни болтуны — никому из них не было дела до того, какая страшная буря не утихала в чужом сердце. «Дядя Цзян… Мадам Юй… Моя дорогая шицзе…» — Вэй Усянь, скользнув взглядом по напряжённым рукам, придвинулся чуть ближе и в немом извинении невесомо прикоснулся губами к пальцу, который украшало громовое кольцо. «Глава… Сотворённое мною непростительно, но прошу, поверьте — более я не причиню вам вреда» — тёмный заклинатель закрыл глаза и медленно, одну за другой принялся обрывать все нити, связывающие его со своей некогда утраченной жизнью. На мгновение воцарилась тишина, и Вэй Ин практически поверил в то, что дух его канул во тьму, как вдруг вновь послышался голос Лань Хуаня: — Глава ордена? Вэй Усянь распахнул глаза и в неверии осмотрелся. От осознания душа его заледенела, её охватила волна паники и страха, и тёмный заклинатель в поисках защиты схватился за брата, прижался к нему, застыл, подобно каменной глыбе, и совсем упустил момент, когда тот, стиснув зубы и тяжело вздохнув, громко произнёс: — Даю позволение. После этих слов на протяжении нескольких дней совета пребывавший в молчании Лань Ванцзи, слегка покачнувшись, поднялся и, к всеобщему изумлению отвесив главе дружественного ордена необычайно глубокий поклон, ровным голосом спросил: — Позволит ли глава ордена Цзян исполнить Расспрос мне? Мысленно выругавшись и взмолившись о скором завершении этого треклятого дня, Цзян Чэн слегка резко ответил: — Позволяю. Выразив благодарность очередным поклоном, Лань Ванцзи, поддерживаемым рукой брата, опустился на своё место и положил перед собой именной гуцинь. Цзян Ваньинь закрыл глаза и мысленно сосчитал до десяти. Подступивший не то страх, не то гнев холодом потянул в груди. Зал замер в немом ожидании, и тонкие пальцы заклинателя невесомо коснулись струн. Помещение окутала тонкая тягучая мелодия, и Вэй Ин внезапно почувствовал, как душу его обожгло огнём, а затем сковало льдом. Чарующий звук, исходящий от гуциня, тянулся к нему, словно оголодавший зверь к своей добыче, и приказывал подчиняться своей воле, но тёмный заклинатель, несмотря на разрывающую душу боль, вцепился в Цзян Чэна, силой заставляя себя сидеть на месте. Мотив нарастал. Музыка становилась всё громче. Духовное тело Вэй Ина отчаянно затрясло, и он, сам того не ведая, начал подниматься. Сделав первый шаг к Лань Чжаню, он, как никогда ранее, захотел разрыдаться, словно маленький ребёнок. Ноги продолжали двигаться сами собой. «Небеса…» — он подошёл вплотную к столику, за которым играл заклинатель, и опустился рядом с ним. «Я исполнен множеством грехов, но молю…» — тёмный заклинатель поднёс руку к струнам и, зажмурив глаза, мысленно жалобно взмолился: «пощадите меня в последний раз» Мелодия на мгновение затихла, и по залу разнёсся неожиданно взволнованный голос Лань Ванцзи: — Ты — Вэй Ин? Тонкие пальцы духа коснулись струн, и Лань Хуань, переводя ответ с языка Цинь, с уверенностью произнёс: — Нет. «Что?» — в зале вдруг раздался звон висящего на поясе Ваньиня колокольчика. Вэй Усянь резко раскрыл глаза и в неверии уставился сначала на свою ладонь, которую сжимала рука стоящей рядом призрачной девы, а затем на гуцинь, с одной стороны которого сидел Лань Ванцзи, а с другой — подозрительно знакомый на вид дух девушки, одетой в клановые одеяния ордена Юньмэн Цзян. — Кто ты? — последовал следующий вопрос. — Иньчжу, — спустя мгновение сказал Лань Хуань. — «Иньчжу?» — Цзян Чэн с Вэй Ином одновременно пошатнулись, словно от удара. Властный голос Юй Цзыюань, зовущий одну из двух своих самых верных слуг, словно раздался в зале. — Она — погибшая во время нападения ордена Цишань Вэнь приближенная слуга моей матери, — с трудом сдерживая дрожь в голосе, проговорил глава на немой вопрос, повисший в воздухе. — Ты знаешь, где сейчас Вэй Ин? Девушка недовольно покосилась в сторону находящихся рядом духов и неуверенно вновь коснулась струн: — Вэй Ин… Вэй Усянь… Вэй Усянь мёртв, — вторил её словам Лань Хуань. Нависшие над гуцинем пальцы Лань Ванцзи дрогнули, а Цзыдянь на пальце Цзян Чэна вновь заискрил. По залу пронёсся облегчённый вздох. — Душа… Его душа. Душа Вэй Ина здесь? «Проклятье!» — мысленно выругался тёмный заклинатель, застыв испуганным зверьком. Расспрос Гусу Лань был самым действенным методом налаживания духовной связи между земным и потусторонним миром, и потому он пользовался широким спросом у заклинателей всех кланов. Впервые об этой технике Вэй Усянь узнал во время обучения в Облачных Глубинах, зацепившись взглядом за несколько строк в одной старинной книге: «чем ярче желание владельца узнать правду и чем выше уровень его духовного познания, тем сложнее будет душе уйти от ответа». Позднее один из приближенных учеников Лань Цижэня, будучи не в силах выдерживать сыпавшихся, словно из Цзюйбаопэня, вопросов от чрезмерно любознательного заклинателя, пояснил: «души весьма характерны и потому не всегда желают отвечать на вопросы зовущего. Кроме того, душам часто свойственно лгать или увиливать от ответа. Чем сильнее заклинатель, тем податливее будет душа. Я видел, как множество адептов исполняют Расспрос, но несомненно лучшая игра принадлежит Второму нефриту ордена, Ханьгуан-Цзюню. Души всегда приветливо отзывались на его призыв и никогда не увиливали от ответа…». «Вопрос Лань Чжаня подразумевал, что Иньчжу должна была ответить либо «да», либо «нет», но ей удалось одновременно и избежать прямого ответа, и не солгать. Но Ханьгуан-Цзюнь совсем не глупый, он прекрасно это понял» — заметив, как пальцы девушки задрожали над струнами, заклинателя охватил приступ паники. Вэй Усянь попытался выдернуть руку из захвата, но стоящая рядом дева сжала его запястье лишь сильнее. «Проклятье-проклятье-проклятье! Иньчжу не сможет солгать Лань Ванцзи! То, что я нахожусь здесь, станет известно всем, и Цзян Чэн.!» — он резко осёкся, увидев, как держащая его за руку дева поддалась вперёд и одним изящным движением пальцев прошлась по струнам гуциня. — Пускай только попробует сюда вернуться, — перевёл Лань Хуань, и эфирные тела девушек мгновенно растворились в воздухе. Мелодия Расспроса прервалась, ознаменовав окончание сегодняшнего заседания.

***

Очередной день совета кланов подошёл к концу. Последующие дни обещали быть относительно спокойными — на прошедших заседаниях были поставлены точки во всех вопросах, связанных с тёмным «наследием» Старейшины Илина. И пусть каждое мгновение этих обсуждений, подобно медленной пытке, по капле вытягивало из Цзян Ваньиня его с трудом накопленные силы, на мужчину мимолётной волной накатило непривычное ему чувство спокойствия. Переживания за племянника, помимо прочих тяжёлым грузом повисшие на его плечах, наконец-то рассеялись — на только завершившейся личной встрече с главой ордена Цзинь ими было решено, что до достижения шестилетнего возраста Цзинь Лину надлежало оставаться в Пристани Лотоса. При оглашении откровенно недовольного согласия о последнем Цзинь Гуаншанем и госпожой Цзинь Цзян Чэн, умело держа лицо крайне серьёзным, почтительно поклонился за оказанное его ордену доверие, но направляясь сейчас в личные покои, он впервые с трагичной гибели сестры позволил себе лёгкую улыбку. Мысль о том, что частичка сердца Цзян Яньли будет рядом, теплила его душу, заставляла его оставаться стойким. Заклинатель был уверен — пока этот малыш подле него, несмотря ни на что, он продолжит двигаться вперёд. — Лан Янг? Стоящий у окна Вэй Усянь встрепенулся, когда в покои зашёл Цзян Чэн. После того, как мелодия воззвания Лань Ванцзи затихла, он был уверен, что его душа, вымотанная сопротивлением магии заклинателя такого высокого уровня, если не распадётся на осколки, то непременно треснет. Ничего этого не случилось, — благодаря ли протянувшей ему руку помощи некой деве или нет, — однако из его эфирного тела будто высосали всю энергию — готовый в любой момент провалиться в небытие, он с трудом покинул собрание заклинателей и направился к господским покоям. — Лан Янг, что с тобой? — мужчина, которого вмиг покинула та хрупкая иллюзия спокойствия, захлопнул двери и подошёл к колыбели, на постели возле которой сидела девушка с ребёнком на руках. Её лицо не выражало никаких эмоций, а во взгляде читалась полная отрешённость от происходящего. Лишь её тело продолжало мерно покачиваться из стороны в сторону, баюкая малыша. Вэй Ин плохо ориентировался во времени, но не сдвигаясь с места, она просидела в таком положении без мало две полных стражи. Цзян Чэн тяжело вздохнул, мысленно собрался и, подойдя ближе, опустился рядом с девушкой. — Если хочешь что-то сказать, говори, — он, не глядя, метнул в стену талисман тишины, — считай, что за этими дверьми для тебя я вовсе не глава ордена. Услышав слова мужчины, Вэй Ин в удивлении вскинул брови, а Лан Янг замерла в немом напряжении. Всё её тело натянулось струной, а в глазах промелькнуло нечто похожее на страх. Несмотря на дозволение, она не решалась облечь свои истинные мысли в слова в присутствии главы ордена. — Можешь рассказать, — заметив сомнение на её лице, настойчиво повторил Цзян Чэн. — Я… — Лан Янг осеклась и опасливо огляделась — после всего некогда произошедшего она с трудом доверяла даже защищённым силой великого заклинателя стенам господских покоев. — …не в силах этого вытерпеть, — девушка слегка наклонилась и осторожно прикоснулась губами ко лбу посапывающего малыша, — я искренне люблю молодого господина и желаю ему всех благ, но не могу заставить себя чувствовать то же по отношению к его родственникам по отцовской линии, — осознав сказанное, она испуганно повернула голову в сторону мужчины, но не заметила в его глазах ни капли презрения или неприязни. «Ох, поверь мне, после произошедшего на совете мы оба понимаем тебя, как никто другой» — Вэй Ин представил себя на месте Цзян Чэна и лишь убедился, что благо в действительности его не было на совете. Иначе всем собравшимся заклинателям пришлось бы выслушивать огромный поток грубой брани в сторону правящего Ланьлин Цзинь напыщенного петуха. А его шиди непременно устроил бы ему такой нагоняй, что Вэй Ина не то, что к совету кланов, но и даже к неофициальным визитам близко бы не подпустили. — Меня никто не обучал быть молочной матерью, — вновь неуверенно заговорила девушка, принявшись следить за изменениями выражения лица Цзян Чэна, но на том продолжала сохраняться лишь полная невозмутимость, — молочной матерью обычно становится недавно родившая или беременная девушка — её приглашают в семью, в которой скоро должен появиться малыш. Главный лекарь и повитуха проверяют её здоровье, и если тело той позволяет выходить двух детей, то ей делают весьма щедрое предложение. За согласие стать молочной матерью ей предоставляют личные покои, служанок в служение, здоровое питание и помощь в воспитании её ребёнка. Со мной же… вышло всё спонтанно и необдуманно. «Шла-шла и вдруг стала молочной матерью? Что значит случайно?» — Вэй Ин недовольно поморщился, скрестив руки на груди, а Лан Янг вдруг резко замолчала и побледнела, судорожно сглотнув. В комнате будто повеяло смертельным холодом, и девушка покрепче прижала к себе ребёнка. «Как поступит глава, узнав, что я совсем не подхожу на такую важную и ответственную роль для молодого господина? Разгневается и заберёт малыша? Выгонит из ордена?» — Я действительно выгляжу настолько ужасным в твоих глазах? — мужчина горько усмехнулся, но заметив, как лицо девушки мгновенно побелело, смягчился и произнёс: — разве могу я выгнать из ордена человека, которому моя дорогая сестра лично доверила своего ребёнка? Чтобы ты не сказала дальше, ты останешься подле Цзинь Лина и впредь. Не переживай. «Шицзе… лично доверила ей своё дитя? Да кто же ты такая?» — теперь в глазах тёмного заклинателя плескалась смесь недоумения и растерянности. — Вы… изменились, — неосознанно вырвалось у Лан Янг. Терзающая её сердце тревога немного рассеялась, оставив после себя странное щемящее чувство тоски. Сейчас рядом с ней сидел не по годам рассудительный и серьёзный мужчина, который, несмотря на все пережитые горести, нашёл в себе достаточно стойкости, чтобы нести ответственность за управление одним из великих орденов заклинателей. Но где-то далеко в её воспоминаниях Цзян Ваньинь оставался тем самым пылким юношей, который соревновался со своим старшим братом в скорости поедания супа, приготовленного её покойной госпожой. Те дни давно миновали, и от прошлого в сидящем рядом человеке сохранилась разве что лишь его природная вспыльчивость да грозный нрав. — Моя достопочтенная госпожа Цзян желала кормить молодого господина сама, — прервав затянувшееся молчание, продолжила Лан Янг, — но постоянные переживания за вас, вашего сводного брата и послеродовое восстановление подкосили её здоровье. У госпожи пропало молоко, — на этих словах оба мужчины потупили глаза, а в голове Лан Янг всплыл образ растерянной девушки, лежащей на постели, в чьих руках не прекращал плакать младенец, — считается, что на роль кормилицы подходит лишь беременная или недавно сама ставшая матерью девушка. Но среди лекарей ходит такое поверье: даже не родившая с хорошим здоровьем может стать матерью, стоит только приложить к её груди дитя, — Лан Янг мягко улыбнулась, увидев, как Цзинь Лин приоткрыл свои сонные глазки и сладко, широко зевнул. — Тогда по просьбе госпожи Цзян и господина Цзинь и согласию главного лекаря я впервые прижала к груди их малыша, и через некоторое время у меня появилось молоко. Госпожа Цзинь была права — с натягом я могу назвать себя таким громким словом, как кормилица или молочная мать, потому что… — преодолевая навернувшиеся на глаза слёзы, девушка тихо всхлипнула. — …Потому что я никогда не делала и десятой части того, что должна. Меня выбрали только потому, что я находилась подле госпожи с детских лет, — одинокая слезинка скользнула по щеке и упала мальчику на щёчку, на что тот лишь радостно улыбнулся. «С детских лет?» — замерев истуканом напротив кровати, Вэй Ин лишь недоумённо водил взглядом по стенам покоев, будто те могли объяснить сказанные Лан Янг слова. Он принялся быстро перебирать в голове образы некогда приближенных к его шицзе слуг, и где-то на краю его сознания мелькнул знакомый силуэт. То была молодая невысокая девушка, привезённая Юй Цзыюань из её родного ордена для служения любимой дочери. «Я такой идиот» — наконец-то осознав, кем является эта служанка, и почему она так неуклюже ведёт себя с ребёнком, Вэй Ин мысленно отвесил себе несколько смачных оплеух за все те проклятья, что сыпал в её сторону на протяжении нескольких месяцев. Цзян Чэн же, внимательно вслушивавшийся в каждое слово девушки и, наверное, впервые наблюдавший за тем, как Цзинь Лин спокойно лежал у неё на руках, не нашёлся со словами. Рассказ Лан Янг принёс для него много неожиданных откровений и поведал истинную причину такой острой неприязни со стороны кровных представителей клана Цзинь, — мало того, что законный наследник главной ветви находился не в Башни Кои, так ещё и ближайшая его приближённая было безродной, не рожавшей и совсем неподготовленной для роли кормилицы девушкой. Где-то в глубине души заклинатель право захотел сказать ей нечто ободряющее, но в реальности так и продолжил молчать, не отводя взгляда от Цзинь Лина. Сама мысль о том, чтобы дарить те крохи тепла, любви и заботы, бережно хранимые на самом дне его сердца, кому-то другому вызывало необъяснимое чувство вины и страха. — Ваньинь, — внезапно раздавшееся собственное имя, которым девушка звала его лишь однажды в детстве, заставило невольно опешить обоих юношей. Лан Янг сморгнула набежавшие слёзы и, обернувшись к заклинателю, смело положила ладонь на его плечо, — поверь в меня. Я научусь петь такие колыбельные, что лишь заслышав мой голос, молодой господин будет забываться сладким сном. Я не буду смыкать глаз, пока не смогу убедиться, что малыш здоров и находится в безопасности. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы обеспечить будущее этому ребёнку. Поверь мне ещё один раз, прошу. Цзян Ваньинь молчаливо кивнул, немигающе уставившись на девушку. «Когда ты станешь Главой Ордена, я стану твоим подчинённым. Так же, как наши отцы. В Ордене Гусу Лань есть два Нефрита, а у нас в Юньмэне есть два Героя!» — в головах обоих всплыло когда-то данное Вэй Ином Цзян Чэну обещание, и на душах вмиг сделалось тоскливо. В серых глазах Лан Янг горела непоколебимая решимость, пугающе похожая на ту, что Цзян Чэн уже когда-то видел во взгляде одного дорогого ему человека из прошлого. Но сейчас… именно сейчас ему отчаянно захотелось поверить в эти слова и вновь хоть слегка приоткрыть своё сердце кому-либо, что он положил свою ладонь на её и, собрав мысли в единое целое, лишь тихо прошептал: — Я полагаюсь на тебя, Лан Янг, — на этих словах девушка лучезарно улыбнулась и, откланявшись, покинула господские покои. Стоило дверям затвориться, а защитным талисманам вновь оказаться на стенах, как Цзян Чэн протяжно вздохнул и накрыл лицо ладонями. Вэй Ин же подошёл к нему; плавно, словно боясь потревожить, опустился по левою сторону и, с мгновение поколебавшись, ободряюще коснулся его плеча. При жизни Вэй Усянь не отличался чуткостью. За эту черту характера всегда отвечала его покойная шицзе, способная тонко прочувствовать чужое настроение и легко поддерживать вокруг себя безмятежную атмосферу. Однако лишившись своего телесного начала и потеряв возможность общаться с живыми, он начал учиться слушать и слышать, понимать чужие мысли, ловить взгляды, видеть на лицах истинные эмоции. Для Вэй Ина не было секретом, что пусть Цзян Чэн продолжал выглядеть спокойно и степенно, держать осанку и голос ровным, последние дни буквально выжгли из него все силы. Насколько часто он касался покоящегося на указательном пальце кольца, словно обращаясь к нему за помощью? Последовавшая за гибелью сестры, в память о которой он едва ли успел облачиться в траур, кровавая расплата на Луаньцзан; подготовка к совету кланов по возвращении с поля битвы; управление огромным орденом; забота о младенце; принятие в Пристани Лотоса множества представительных делегаций и участие в продолжительных заседаниях, каждый миг которых наверняка напоминал мужчине о том, что, кроме его маленького племянника, не осталось в этом бренном мире того, кому бы он вновь мог открыть своё сердце… Будь Вэй Усянь на месте своего шиди, то не прошло бы и недели, как он свалился с ног. — На том свете отдохнёшь, — негромко выругался Цзян Чэн и рывком придвинул к себе увесистую стопку свёрнутых писем, лежавшую на краю стола. «Почему же в личных покоях, мой глава? Разве пристало возиться с бумагами за дверьми собственной спальни?» — в который раз нарушая запрет, Вэй Ин потянулся к ладони брата. Однако та вдруг скользнула по воздуху, затем раздался звонкий щелчок пальцами, и свечи в комнате погасли. Продолжила гореть лишь та, что стояла в подсвечнике на столе, по правую руку Цзян Чэна. Тот взял один свёрток, развернул его и, даже не сощурившись, принялся вчитываться в мелкий шрифт. — Разумно ли изводить себя работой перед отходом ко сну? — тёмный заклинатель натянуто улыбнулся и с сочувствием заглянул в чужие глаза, в которых внезапно заплескалось беспокойство. Ваньинь отложил бумагу, подвинул к себе подсвечник и, сдвинув брови, засмотрелся на тонкий язычок пламени. — Вэй… Вэй Усянь? Названный дёрнулся, словно от пощёчины, и вперился в шиди таким ошалелым взглядом, будто тот смотрел прямо на него в ожидании ответа. В действительности же Цзян Чэн продолжал молчаливо наблюдать за тем, как мелко подёргивался огонёк свечи от его дыхания. «Ты… вы… ты ждёшь… Что? Нет, Цзян Чэн, нет… прости меня, я слишком сильно тебя люблю, поэтому просто не могу, прости» — суматошные мысли бились в его голове, пугали и запутывали, но одно Вэй Усяню было ясно точно: ему необходимо было уходить как можно скорее, дабы не натворить дел по собственной глупости. На этой мысли тёмный заклинатель, в последний раз взглянув на своего дорогого брата и сморгнув предательски навернувшиеся слёзы, рванул на улицу и потерялся во мгле беспросветной ночи. Неторопливо бредя по деревянным помостам, сам того не ведая, он дошёл до самой окраины Пристани Лотоса. Над этим местом, наполненным яркими детскими воспоминаниями, склонилась старая плакучая ива, чьи тонкие ветви покачивались от малейшего дуновения ветерка.

— А-Ин? Зачем ты забрался туда?

Нежный бархатистый голос послышался из-за спины. С блестящей в глазах надеждой Вэй Ин развернулся, но встретившись лишь с темнотой, прикрыл внезапно отяжелевшие веки.

— Я тебя увидела. И твоя обувь упала под дерево. — Мой сапог!

Вэй Ин приблизился к дереву, опустился на землю, из-под которой тянулись широкие древние корни, и скрестил ноги.

— Спускайся. Пойдём обратно. — Я… я не спущусь. Там собаки. — А-Чэн всё придумал. Нет никаких собак. Тебе там сидеть не на чем. Руки скоро устанут, и ты упадёшь.

«Пора мне… оставить этот мир. В этот раз я действительно… отпущу всё» — Вэй Ин потряс головой, пытаясь отогнать от себя наваждение, и поднял свой взгляд на затянутое небо. «И снова вокруг меня одна сплошная тьма…» — тёмный заклинатель медленно закрыл глаза. Светлый образ шицзе окончательно растаял перед глазами. За ним в его голове потух некогда сиявший улыбкой взгляд его шиди. Отдалённые голоса его названных родителей стихли. Крики Цзинь Лина потонули в глубоком молчании. Ветер и редкий шум вдали смолк. Мир на мгновение замер. — Впервые вижу, как душа медитирует. Если после смерти ты внезапно решил заделаться даосом, то, может, ты ещё побреешься? Будь Юй Цзыюань жива, то непременно скупо, но похвалила бы Вэй Усяня за его отменную скорость реакции. То, как его духовное тело мигом вынырнуло из тумана забвения, рефлекторно взмыло в воздух, словно гонимое целой сворой лающих собак, и оказалось прижато к ветке дерева, не понял даже он сам. — Разве ты не собирался остаться до окончания всех заседаний? Совсем не интересно, что уготовил твоему брату завтрашний день? Куда собрался? — раздался чей-то возмущённый голос с земли, а Вэй Усянь, содрогнувшись, словно от громового удара, медленно выглянул из-за ветвей. В лунном свете, едва проклёвывавшимся сквозь чёрные облака, замерла стройная молодая дева, чьи шёлковые чёрные волосы, частью заколотые белой нефритовой шпилькой, золотили её тонкое лицо, а серебристые глаза прожигали тёмного заклинателя в ожидании ответа. Воспрепятствовавшая игре Лань Ванцзи душа, облачённая в белоснежное ханьфу, верхние одеяния которого по кайме были украшены пепельной цветочной вязью, а подолы обшиты узорами журавлей и цветущей сливы, сейчас стояла у самых корней ивы. — Кто вы? — опомнился Вэй Усянь, мгновение назад очарованный чистой красотой девушки, которую едва ли смог разглядеть в суматохе совета, и между тем привычно потянулся к поясу, намереваясь достать Чэньцин, но когда его рука не нашла искомого, лишь досадно поморщился. — А сам как думаешь? — слегка склонив голову набок и положив руки подвязывающий халаты пояс, криво усмехнулась девушка. Вэй Ин на мгновение задумался. Никогда ранее он не видел эту деву, однако в её позе, грубоватой манере разговора и остром взгляде угадывалось нечто знакомое и родное. — Госпожа Юй? — одними лишь губами прошептал тёмный заклинатель и от внезапно пришедшего осознания изумлённо вскинул голову. — Цзыдянь?.. — Верно, — искажённые недовольством черты лица чуть смягчились, и девушка одобрительно кивнула. — Но как? — из-за абсурдности и нереальности всего происходящего не нашёлся словами Вэй Усянь. — Ни за что не подумала бы, что прославленного Старейшину Илина возможно обескуражить. Приму за комплимент, — девушка, натянуто улыбнувшись, показательно склонилась, — ступив на тёмную дорожку, ты внезапно позабыл все прописные истины мира заклинателей? Мне действительно стоит провести тебе занятие по основам боевых искусств, чтобы ты вспомнил о том, что любое духовное оружие наделено душой? — Нет, — буркнул Вэй Ин в ответ и осторожно спустился с дерева. То, что духовное оружие обладает сознанием и собственным характером, было знакомо любому юнцу, только вступившему на путь самосовершенствования. Однако пусть Вэй Усянь никогда не углублялся в тонкости темы, но его скудных познаний хватало, чтобы с уверенностью сказать — наладить связь между заклинателем и душой погибшего было возможно, но между заклинателем и оружием не удавалось ещё никому. Что же тогда стояло сейчас перед ним, если не само воплощение одного из мощнейших магических артефактов мира заклинателей? — Почему вы помогли мне на совете? — задал мучающий его вопрос Вэй Ин, и оттого, насколько скривились утончённые черты лица напротив, мысленно усмехнулся. «Духовное орудие под стать госпоже Юй! Теперь понятно, почему она была первой, кому подчинилась Цзыдянь за долгие годы затворничества! Если бы не знал, кто стоит передо мной, то непременно подумал о ней, как о потерянной сестре третьей леди ордена Мэйшань Юй» — уголки губ дрогнули и опустились, но Вэй Усянь поспешил отогнать болезненные воспоминания — «сейчас не время». — Не бери на себя слишком много, Вэй Усянь. Тогда я вовсе не о тебе и твоей душе пеклась, а за Ваньиня переживала! — девушка бросила на него укоризненный взгляд и, демонстративно сложив руки на груди, сделала несколько шагов к заклинателю, продолжив ярее причитать: — сердце его и так разбито! Объявись ты тогда на совете, и зал разрушился бы под гнётом молний! Имей совесть, хотя бы после смерти! — Почему мне не удалось покинуть этот мир? Твоих рук дело? — не унимался Вэй Ин, но внезапно осекся, увидев, как у девушки нервно дёрнулся глаз, и, осознав только что сказанное, инстинктивно вжал голову в плечи, мечтая слиться с обстановкой. — Учиться и не размышлять — значит ничему не научиться, размышлять и не учиться — значит идти по опасному пути, — холодно произнесла девушка и, в одно мгновение оказавшись рядом, схватила Вэй Усяня за отворот ханьфу, резко дёрнула его на себя, — мальчишка, знаешь ли ты, сколько мне веков, чтобы обращаться ко мне так бесцеремонно? «Как ей удалось дотронуться до меня? Разве возможно… возможно прикоснуться к душе?» — Вэй Ин натянул на лицо самую виноватую улыбку, на которую только был способен, и быстро пролепетал: — Будьте снисходительны, госпожа! Сознаю, я достоин казни, но помилуйте грубияна! Узрев столь прекрасную молодую даму, я право лишился всех чувств и совсем позабыл о манерах… — Вэй Усянь, ты… — Цзыдянь на мгновение запнулась и, едва сдержав рвущийся наружу смешок, отпустила руки: — …ты и впрямь нечто, — она обвела его прояснившимся взглядом и, кивнув себе, опустилась на выступающий из земли корень дерева. — И посмертные скитания души твоей совсем не похожи на те, что прописаны в небесных канонах. — О чём вы? — ощутив промелькнувшее в чужом голосе напряжение, нахмурился Вэй Ин. — Я буду честна, Вэй Усянь, — уголки её губ тронула печальная улыбка, — тебе никогда не удастся вступить на путь перерождения. Между ними повисла тишина. Не дождавшись от тёмного заклинателя хоть какого-то ответа помимо глухого молчания, девушка повернула голову и осторожно коснулась его руки. Вмиг опустевшее лицо юноши, которого вновь покинула жизнь, заставило её унять рвущиеся с языка недовольства. — Стигийская Тигриная печать? — спустя некоторое время спросил он, заведомо предвещая ответ. — Такова расплата за предательство печати. Её ненависть растерзала и поглотила половину твоей духовной части души перед тем, как сама она частично была разрушена, — на этих словах рука Вэй Усяня дрогнула. Он попытался отстраниться, словно желая отдалиться от сказанного, однако Цзыдянь удержала его за запястье и тихо прошептала: — тебе не удастся уйти от правды. — Если духовная часть моей души лишилась целостности, тогда… почему я здесь? Потеряй я её, то смог бы остаться в рассудке и сохранить воспоминания? — с тусклой надеждой во взгляде спросил Вэй Усянь, до конца не желая верить в происходящее. — Не стану лгать, это моих рук дело, — без единой капли сомнений сказала Цзыдянь, своими словами вновь разбивая чужую душу, — дабы дать тебе возможность остаться в одном из миров, мне пришлось, подобно печати, разделить твою земную душу и объединить её с оставшейся духовной половиной, пока та не успела рассыпаться на осколки. Это истинная причина, почему в духовном теле тебе настолько не чужды человеческие эмоции, и почему ты вообще способен как-либо влиять на окружающий мир. Послышался приглушённый, полный отчаяния и бессилия крик. Вэй Усянь выдернул ладонь из чужих пальцев, подтянул колени к телу и, обхватив их руками, спрятал в них своё лицо, вдруг громко рассмеявшись. — Глупый! Глупый! — проговорил он, заливаясь очередным приступом безудержного хохота. — Надеялся, что жизнь моя станет расплатой за произошедшее, но погляди, у коварной шутницы-судьбы были совсем иные планы! Умереть — и то спокойно не… Звонкая пощёчина обожгла щёку, насильно вытянув тёмного заклинателя из затянувшегося приступа его бурной истерики. Вэй Усянь замолчал и изумлённо округлившимися глазами неотрывно смотрел на лицо Цзыдянь, искажённое гневом. — Прекрати немедленно! — резко вскинулась девушка и, вновь схватив тёмного заклинателя за отворот ханьфу, рванула его на себя, — если жизни в Пристани Лотоса ты предпочитаешь забвение, то так тому и быть! Одно твоё слово, и я оборву связующую нить между частями твоей души! Подумать только! — Цзыдянь вновь замахнулась рукой, и Вэй Усянь, едва находившийся на грани с реальностью из-за происходящего, рефлекторно зажмурился, готовясь принять очередной удар. Оного не последовало, и он неуверенно приоткрыл глаза, с удивлением отметив, что бушевавшая мгновение назад буря внезапно затихла. — Слушай меня внимательно, Вэй Усянь, — отстранённо начала Цзыдянь, — за все эти годы Цзян Ваньинь ни разу не снял меня с пальца, — духовное тело не могло осязать, но тёмный заклинатель был готов поклясться, что воздух вокруг них после этих слов словно заледенел. — Покойная Юй Цзыюань была грозной и яростной госпожой, но как заклинатель она в совершенстве владела своим телом, и если того требовали обстоятельства, могла обуздать свой гнев за считанные мгновения. Но Цзян Ваньинь был другой. Едва ли он был способен пойти против своих эмоций, — Цзыдянь, продолжив держать Вэй Усяня за одежду, криво улыбнулась, — война сильно изменила его, но тогда, только-только оказавшись у него на пальце, меня продолжали одолевать сомнения. Я знала, что однажды, пойдя на поводу у своих эмоций, он совершит ошибку, которая непременно столкнёт его в пропасть. Так и произошло, — Вэй Ин непонимающе хлопнул несколько раз глазами и было намеревался что-то сказать, как девушка, отпустив ворот ханьфу, проскользила ладонью к его животу и дотронулась до места, расположенного на несколько цуней ниже пупка, и тихо проговорила: — руководствуясь своими чувствами к тебе, он лишился золотого ядра. Духовное тело содрогнулось, словно от сильного удара. Распахнув серебряные глаза, Вэй Усянь порывисто отстранился и от внезапно накатившего страха сжал кулаки. Сухо треснула древесина, и корень, на котором сидели заклинатели, с оглушительным хрустом раскололся. — Вэй Усянь! — попытавшись воззвать к чужому разуму, Цзыдянь надавила ему на живот, и от её пальцев оторвались тонкие фиолетовые молнии, которые яркими искрами прошлись по всему духовному телу тёмного заклинателя. Взгляд его постепенно прояснился, и первоначальный шок сменился ужасом, заполнившим его сознание. — Как… это произошло? Он… он знает?! — в отчаянии воскликнул тёмный заклинатель. Голос его сорвался на последнем слове. — Он не знает правду о ядре, — она накрыла щёку заклинателя ладонью и нежно огладила её большим пальцем, — ты сам должен раскрыть её. Как он однажды сам расскажет тебе историю о том, как был лишён золотого ядра. — Он не сможет меня простить. После всего произошедшего между нами он не позволит себе меня простить! Я… я не смогу себе этого простить! — резко подскочив, сорвался на крик Вэй Ин. От того, чтобы впасть в полное отчаяние, его остановил лишь яркий всполох фиолетовой молнии. — Ты глупый ребёнок, Вэй Усянь. Более мне нечего сказать. Выбор остаётся за тобой: оборвать последнее, что связывает тебя с этим миром, и кануть в небытие, или же остаться в Пристани Лотоса и попытаться что-нибудь да исправить, — Цзыдянь поднялась и соскочила с корня на землю, намереваясь направиться к господским покоям. — Зачем… зачем вы помогли мне? Зачем дали моей душе второй шанс?! — сморгнув навернувшиеся слёзы, крикнул Вэй Ин в спину девушке, которая, услышав его зов, остановилась у помоста и глянула на него через плечо. — Из уважения к вашим совместным счастливым воспоминаниям Ваньинь возложил в твоих прежних покоях Чэньцин. Я же в благодарность за его спасение и из глубокого уважения к твоей матери предоставила тебе право выбора. Что делать дальше — решай сам, — Цзыдянь отвернулась и, сделав очередной шаг, вновь заговорила: — и если решишь остаться, то забудь о всех тех глупых запретах, что сочинил. Что бы ни происходило, глава ордена Юньмэн Цзян для тебя Цзян Чэн, а молодой господин Цзинь — твой маленький, нуждающийся в защите племянник, — отрезала девушка, бросив на заклинателя последний взгляд, и её силуэт растворился во мраке ночи.