Убийца из Ривии

      Мне доводилось слышать об упырях и раньше. Тут и там жители переговаривались о злых силах и демонах, пьющих кровь, да только в действительности никакой нечисти не водилось, только лишь животные, выбирающиеся из глубокой чащи леса в поисках еды и обезумевшие селяне, как правило порядком надравшиеся перед совершенным деянием. Но однажды в городок и впрямь забрел монстр. Никому живому не под силу было так изувечить человеческое тело, разодрав его чуть ли не надвое. — И что это за тварь, ведьмак? — Да видать та самая, о которой все говорят… — я осторожно перевернул тело на бок. Мужик испуганно перекрестился: — Что ж это за напасть! — в сердцах заговорил он, заглядывая мне за плечо. — Боги милостивые, а не перекинутся ли несчастные… в этих самых…? — Не боись ты, не перекинутся. Неужто муля или еще какой низший упырь завелся… Вон, чуть головы бедняжкам не оторвал. Прикончил девицу молодую та тетку постарше. Я еще раз взглянул на убитых, и поднялся на ноги. Я кивнул и местные, наконец, схватились за лопаты; поднимался чудовищный смрад разложения. — А не пропадали ли часом еще люди с вашего поместья? — Помилуй, господин хороший! Я призадумался: — И совсем никто ничего не слышал? Не приказывалось никому страшное чудище? — перебирая варианты, я натыкался на пустой взгляд Вольтеста, — не выходил никто прогуляться под лунным светом, а? — А отчего нам по сумеркам бродить? Прошлой луной сюда волк забрался, кур извел всех, еле выдворили зверюгу обратно в лес. Да говорю я вам, ничегошеньки никто не слыхивал! Днем они и пропали, а коли бросились искать их, то не нашли, всю ночь рыскали, а дальше и сам все знаешь, ведьмак. — Погоди-погоди. Днем, говоришь, пропали? — Как из хаты поутру вышли, так и не видели их, — отозвался мужик, почесывая бороду. Все начинает понемногу проясняться. Убийцей оказался не низший вампир. Если тварь появляется при свете дня… Видать, отправился дальше, на восток, к Ривии. Что для него несколько человек? А может он и больше утащил, да пока не знает об этом никто. Прикончил пьянчугу да бедокура — кто его искать-то будет? А чудовищу пир. — Так их тут и нашли, да, уважаемые? — Не мы, не мы! Старуха тут неподалеку живет, решила на речку сходить, да вот и увидела их двух. Я внимательно огляделся: и впрямь за небольшим холмом, где раскинулась река, возвышалась деревенька. Не может быть, чтобы чудище не заметили, где, положа руку на сердце, каждая собака друг друга знала… Старуха оказалась совсем древней и вытянуть из нее хоть что-то полезное оказалось трудной задачей. Зато оказалась отличной хозяйкой и пока не запихнула в меня здоровенную миску похлебки — не отвязалась. — Нет, господин, ни лешего мы тут не видели, я, знаешь, еще какой слух имею, чуть что за окном — я все слышу! Постоялого двора тут в жизнь не водилось, так что пришлось заночевать у Вольтеста. Вроде люди и нормальные, да странные чуток, как и все в таких маленьких местах. А мне многого и не нужно: дали комнату, перину да воды с дороги. Никто при виде меня не тикал в погреба, прихватив образ — уже удача. Спал я беспокойно, все крутился, прислушивался; за дверьми храпел Вольтест и лаяла псина во дворе. Как стало светать, я провалился в бессонную дрему. — Господин ведьмак! Эх, бесы! Угораздило же так крепко отрубиться. Я разлепил глаза, увидев нависающую рожу хозяина. — Слышу я, чего вопишь? — поднявшись, и отодвинув того в сторону, осведомился я. — Это самое… Воды вот принес, да пожрать тебе. Уж извини, если не так чего-то. Я поблагодарил Вольтеста и стянув рубаху, пошел ополоснуться. Харчи пришлись не по вкусу, но ни кроны с меня за это не брали, так что вполне сойдет. Бывало и хуже. Взяв серебряный меч, что я хранил в свёртке, прикреплённом к седлу Плотвы, да целебные эликсиры, я отправился вниз по реке. Флакон с черной вязкой жидкостью приятно покачивался на груди. Я поднес крохотную посудину к губам, но так и не сделал глотка. Лишний раз (да без особой надобности) не хотелось себя травить. Плотва остановилась, забравшись в воду. Нещадно палило солнце: я чувствовал, что спина взмокла под доспехом. — Но! — велел я, и кобыла засеменила вдоль берега, отряхиваясь. Место захоронения пропахло кровью и сладковатым гнилостным запахом от тел. Неподалеку с дюжину, а то и больше следов ног. Слишком маленьких, слишком запутанных, звериных, едва заметных во влажном грунте. На пути мне не встретилось ничего, кроме пары зайцев да птиц, что тянули монотонную песню. И впрямь упырь прикончил селянок и оставил их на том же месте, ль? Быть может, в эти земли смерть принес молодой вампир, еще совсем зеленый? Отчего обошелся несколькими, а не вырезал целой деревни? И все как будто стихло. Ни новых зацепок, ни новых жертв. Убитые, как выяснилось, были сиротами, только соседи о них и пеклись. — Чем порадуешь нас, ведьмак? — Да не знаю, чем потешить… Не нашел я чудище ваше, — выдохнул я, спрыгнув с лошади, и беря ее за узды. — Стало быть, вомпер убрался из этих краев? Я ничего не ответил: ни помахал головой, ни кивнул. Стояли подле Вольтеста и другие жители, среди них я заметил и ту самую старуху, что угостила меня сытным обедом. Все они заглядывали мне в глаза и жадали, как видно, ответов. А что я мог им сказать? Тихо было и в сегодняшнюю ночь, и на следующую. Мне не думалась более, что убийца — молодой вампир; быть может, он просто хотел привлечь мое внимание? Руки уже немного тряслись в ожидании: они привыкли орудовать мечом. По части все могло статься не таким уж странным: ну заглянул упырь посмаковать деревенщиной, и отправился куда подальше. А к чему уродовать тела? Небось и не сопротивлялись. Причарует жертву, и пей досуха, человек и не пикнет. Я присел на тихой полянке, рядом с сеновалом, захотелось даже подымить трубкой, да табака не было. Шумела пшеница и от яркого солнечного света не по воле жмурились очи, тянуло прикорнуть прямо на скошенной траве. Только внутри что-то неприятно ворочалось, подсасывало, не давало ни сесть прямо, ни лечь. Неподалеку суетился люд, селяне копались в земле, громко переговариваясь и сетуя на долгое отсутствие дождя. Я услышал негромкие, но быстрые шаги. Какой-то малец стремглав мчался ко мне. — Дядя ведьмак! — малой даже не побоялся дернуть за рукав сорочки. — Ну? — А я вомпера видел! Резко поднявшись, я схватил пацана за плечи: — Где видел? Выкладывай все по порядку! — Ай, дяденька, — дернулся он, — все расскажу тебя, да токмо не тряси меня! Так, малец представившийся Эррдилем, начал свой беспокойный рассказ (прерывавшийся на выдумки и откровенную брехню). — То есть, ты ничего своими глазами не видел? — Да видел, еще как видел, пан ведьмак! — потом сглотнул, уставившись на мое озлобленное лицо. — Думаю, что видел… — Оттаскать бы тебя за ухо, малой, — прошипел я, выпуская Эрридиля и направляясь к неровному ряду домишек с покатой крышей. — Ну Тригля уж точно… — кричал пацан, и помявшись несколько мгновений, шмыгнул следом за мной. Тригля оказалась девчонкой тех же лет, что и Эрридиль, однако перепуганной до такой степени, что даже слова не смогла из себя выдавить. — Не кричите, господин! Видите, от ужаса онемела она! Мать-гусыня кружила вокруг ребенка, прижимая ее к своему чреву. — А ты куда смотрела, дура? Я выдернул Триглю из-под цепких женских пальцев и замер, вглядываясь в рану на горле. Та, проследив за моими действиями, вдруг испуганно прижала ладони к лицу. На коже багровел свежий след от зубов. — Не было того, ведьмак! Не было! Девчонка бледнее-белого медленно покачивалась, воззрившись куда-то себе под ноги. Тощая и неказистая, как и все здешние дети. И на кой она далась кровопийце? Ни младенцем, ни добротным здоровенным мужиком Тригля не была, что с нее крови взять? — Ублюдок… — вслух произнес я, и повернулся к Эрридилю. — Что ты там видел, говоришь? — Сам не знаю, чего она замолчала! Чего ты, как зачарованная? — обиженно спросил он, отправив ей тычок под ребра. — Ну? Девчонка продолжала сохранять молчание, только пожевывала губы и мяла грязный передник. А она и была околдованной. Когда я вновь взглянул на нее, то заметил странный блеск во взгляде. В остекленевшем, никуда конкретно не направленном взгляде. Вот, отчего молчала сейчас. — Так и быть… расскажу, что помню. Отправились мы на речку поиграть в «лягушки», Тригля пошла собирать камушки, а я остался у берега. Обернулся, а ее нет. Кличу да кличу ее, да только след простыл. Уж начало смеркаться до того времени, как она возвратилась. Сказала, что познакомилась с уважаемым господином каким-то, он так уболтал ее, вовсе про счет времени забыла, — продолжал мальчик, но я его прервал жестом руки. — Что за господин? — А я почем знаю? Больше она мне ничего не рассказывала, — еще немного покрутившись на месте, Эрридиль добавил, — знаете, что самое главное? — Что же? — безнадежно спросил я, направившись в сторону дома Вольтеста. — Она принесли с собою целую гору «блинчиков». — Милейшая история… а что-то, помимо этого, вспомнишь, а? — я скрестил руки на груди, останавливаясь на крыльце. — Есть кое-чего, пан ведьмак. Когда мы додому вертались, мне еще чудным показалось, что туман поднялся. Из ниоткуда. Вязкий какой-то, густой. Что-то эдакое там было. — Отчего же ты ко мне тотчас не отправился? — А… не знаю, — я уже видел сегодня этот пустой взгляд. Неужели кровопийца приворожил и Эрриделя? Только для того, чтобы позлить меня? Если бы чудовище оказалось неподалеку, воистину, оно бы давилось от хохота. Еще бы. Дурачить старого ведьмака. А мог бы затаиться, убраться куда-подальше и перекусывать глотки в другом месте. На следующую ночь вампир так и не объявился. Я не ложился. Расположился в тихом месте, на небольшой высоте, подсиживая хищника. Но острый глаз не уловил ничего трансцендентного. В темноте бродили мелкие звери, как начало светать заорали склочившееся кошки. Ранним утром я отправился на восток, где уже не был много лет. В Ривию. По пути я несколько раз остановился, дать отдохнуть и напиться кобыле, и немного самому размять ноги. Только рады мне были не особенно. В одном из злачных местечек, что встретились мне дорогою — какие-то особенно одаренные попытались украсть Плотву. А когда рыпнулись от меня, собираясь свалить восвояси, растеряли свои кошельки, бренча монетами и ковыляя на неполных двух. — Опять чудище кому-то кишки выпустило, а, господин? — сквозь зубы процедил корчмарь, выставив передо мною пиво да кусок сыра с лепешкой. — Молчишь? Кодекс чести, етить его, небось? Я буркнул в ответ, и придвинул к себе тарелку. Нечего было тут задерживаться. Хлеб был совсем сухой, а пиво отдавало кислятиной. — Не нассал ты туда часом? — Отчего, ведьмак! Мне голова пока дорога, — быстро залепетал тот, — а что до этого… у нас тут не столица, бери, что дают. Я оглянулся, чувствуя, как в спину мне уставились, по меньшей мере, несколько пар глаз. Крысиные глазки на потных рожах завсегдатаев забегали, и они обратно присосались к своему пойлу, отведя от меня взгляд. Те, кто был менее пьяным (и, судя по всему, умнее) держались на расстоянии и даже не глядели в мою сторону. Бросив деньги, я зашагал к выходу. Плотва стояла на месте, нетерпеливо раздувая ноздри. — Да кто тебя в здравом рассудке красть будет, а? Ты ж насмерть однажды нетопыря забила. Я оседлал ее, и бросился прочь, оставляя позади корчму «Зеленые сады», правда, где росла зелень (ее подавать должно было?), а так же где расположились сады, я так и не понял. На подступах к Ривии выросли острые, как пики, полосы гор Махакам. Здесь пахло цвелостью и сыростью из-за озера. Вода была спокойной и темной, только на ней красиво переливался лунный свет. Отчего-то я замедлился, пришпорив Плотву. — Ну что еще? — одними губами прошептал я, придерживая кобылу за загривок. Медальон с ощерившейся волчьей мордой мелко задрожал. Погасив факел, я обнажил серебряный меч, настороженно продвигаясь вперед