Наше черное небо

      Наверное, это правильно.              Незнакомое еще недавно сомнение одолевает. Михаил подавляет его. Он держится за уверенность в своей правоте, которая успела окрепнуть. У отца есть причина не вернуться. Она очевидна: он не хочет видеть созданный им рай оскверненным злом. Демоны должны быть уничтожены. Они не были созданы отцом как часть мира.       Руин вокруг прибавляется с каждой минутой. Михаил равнодушным, но очень внимательным взглядом наблюдает за повсеместными столкновениями ангелов и демонов. Конечно, без Люцифера и оставшихся в живых князей Ада, которые единодушно предпочли жить на Земле, у демонов нет шансов. Яркие вспышки оповещают об очередном уничтоженном демоне то тут, то там.              Наверное, это правильно. Михаил гонит предчувствие, что отец не вернется, когда они уничтожат последнего демона. Он должен верить.              В мыслях исправно проскальзывает образ Дина. Михаил сжимает губы. Он не имеет права думать ни о чем кроме настоящего сражения. У него вообще нет причин думать о Дине. Без сомнения, он остается его истинным сосудом. Но теперь, когда предначертанная битва произошла так, как и должна была, это не имеет прежней острой важности. Сосуд, который он использует сейчас, подходит ему не намного хуже. Этого достаточно.       В глубинах сознания есть совсем другие мысли. О том, что дело не в сосуде, дело в самом Дине. О том, что он по-новому познал надежду не в сосуде и не рядом с ним, а рядом с человеком. Михаил заставляет себя игнорировать их. Дин испытал облегчение, когда он покинул его тело. Никакого понимания, которое казалось возможным краткий миг, на самом деле между ними не существовало. Людям и ангелам изначально не дано понять друг друга.       — Михаил, немалая часть демонов уничтожена, — Рафаэль говорит привычно сухо и собранно. — Но многие успели сбежать на Землю. Если мы хотим истребить всю скверну, их надо найти.       — Сформируй отряды ангелов, численностью не менее трех. Полагаю, для начала будет достаточно четырех дюжин. Их главная задача — обнаружение и уничтожение демонов, которые нашли спасение в земном измерении, — Михаил не размышляет, отдавая распоряжение. Бегство демонов слишком предсказуемо. — Остальные пусть проверят еще раз каждый дюйм Ада. Как только мы убедимся, что здесь не осталось ни одного демона, я приму меры для того, чтобы они не смогли попасть в это измерение вновь.       — Хорошо, — сдержанный ответ Рафаэля кажется почти неприятным.       Михаил суровеет, когда понимает, что послужило этому причиной. Он успел не только привыкнуть, но и в какой-то степени привязаться к живой эмоциональности Дина. Никому из ангелов не под силу компенсировать ее отсутствие. Михаил едва сдерживает злость, которая одолевает внезапно. Отмечает, что сам стал чаще подвержен ярким эмоциям. Это недопустимо. У него есть цель. Он должен сделать все, чтобы отец вернулся к ним. Ничто не должно стать помехой на пути, который нежданно оказался длиннее, чем предполагался.       Порой конец — это только начало. Михаил думает, что именно так произошло с предначертанной битвой. Она не подвела черту, а положила начало множеству новых сражений, которые ожидают его и ангельское воинство. И они должны выйти из них победителями. А когда все оставшееся зло будет уничтожено, отец наконец-то сможет простить их и вернуться домой.              

***

      

      — Случаем не знаешь, с чего ему стукнуло в голову истребить все демонское поголовье? — Кроули спрашивает недобрым тоном, настойчиво, не дождавшись ответа на свой предыдущий вопрос, а может, и не ожидая его.       Дин с трудом преодолевает желание вонзить в него клинок и избавить мир от еще одной твари. Голова тяжелая, а мысли мутные. Кошмар не отпускает до конца, заставляет ежесекундно помнить, что Сэм мертв. Дин не сомневается, что он и без подобного напоминания не смог бы об этом забыть. Но так еще тяжелее.              Временно. Сэм мертв, но это временно.              Дин держится за эту мысль отчаянно крепко. Он найдет способ все исправить. Даже если его нет, он найдет. Утешение, которое Дин твердит себе с самого кладбища, помогает все хуже и хуже. Холодная мысль, что если Сэма не смог воскресить Михаил, то не сможет никто, мелькает в голове все чаще и чаще. Дин заставляет себя сосредоточиться на Кроули.       — Что-то ты живее всех живых, — мрачно бросает он с неприкрытым сарказмом.       Мозг начинает работать неохотно. Свинцовая усталость, которая за недолгое время сна только усилилась, требует послать к черту и Кроули, и неожиданную новость. Дин запрещает себе поддаваться. Ад и демоны беспокоят мало, но само то, что Михаил не остановился на убийстве брата, настораживает.       — Сынок, слушай, — начинает Бобби, который выглядит встревоженным. Внешне это никак не заметить, но Дин знает его хорошо. — Если ты…       Звон разбитого стекла — единственное предупреждение. Дин молниеносно оборачивается на звук, но это лишнее. Демоны появляются в разных местах комнаты, и их много. Несколько взглядов полностью черных глаз устремляются к нему.       Дин проклинает тяжелую усталость и головную боль и соображает, что есть поблизости из эффективного оружия. В голову приходит только соль на кухне. До остального оружия еще надо добраться, а демоны, которые медленно окружают их, точно намерены не дать им покинуть комнату.       — Ты, — выплевывает один из них, который выглядит как представительный мужчина в идеально выглаженном сером костюме-тройке. — Если бы не ты, наш отец был бы жив, а дом цел. Ты за это заплатишь.       Атакуют демоны так же внезапно, как появились. Дин мысленно перебирает ругательства, не понимает, когда демоны научились действовать сплоченно и продуманно, перемахивает через спинку дивана и падает на пол, уходя от направленного удара.       Комнату заполняют крики и разнообразные стуки. Дин замечает прислоненный к стене лом. Он не сомневается, что тот железный. Они все-таки в доме Бобби. Это оружие, и оно близко. В кровь впрыскивается адреналин. Дин вскакивает на ноги, бьет кулаком в лицо демона, который кидается ему наперерез, но не ожидает сильного удара по шее сзади. В голове мутится, а по телу разливается слабость.       Дин моргает, когда лом вдруг влетает ему в руку. В глазах двоится, но Дин все равно бегло оглядывается. Он видит Бобби, который швыряет в демонов соль, поливает их святой водой, судя по шипению кожи, и пятится к проходу на кухню. Из глаз одного из демонов вырывается пламя. Дин, не глядя, уверен, что это Кас. На сердце немного легчает от знания, что тот справляется.       Методом исключения Дин приходит к выводу, что ему с ломом подсобил Кроули. Ни чувствовать, ни тем более выражать благодарность демону Дин не собирается, но признает, что оружие как нельзя более кстати, и задействует его, когда на него кидаются сразу три демона.       Точные удары помогают с переменным успехом, но отбивать атаку первые несколько секунд. Вот только один лом против трех демонов — это почти смешно. Дин хочет посмеяться в лицо ублюдкам просто назло, но не успевает. Один из демонов изловчается сильно ударить его под колени.       Дин группируется, но это не спасает от ушиба плеча, которым он ударяется о пол при падении. Голова взрывается от криков. В основном они принадлежат демонам, которых, очевидно, уничтожает Кастиэль, но в какой-то момент Дин слышит среди прочих голосов и голос Бобби. Страх пробивает изнутри морозным холодом.       При мысли, что Бобби или Кас погибнут, Дин ощущает слепую ярость. Он не может этого допустить. Только не после гибели Сэма. Дин крепче сжимает лом, который так и не выпустил, поднимается рывком и бьет. Большая часть ударов не причиняет демонам особого вреда, но один оказывается удачным: острие лома пробивает грудную клетку ровно в районе сердца.       Яркое мигание заставляет демона биться в судорогах до тех пор, пока он не испускает дух. Дин не успевает порадоваться победе. На него накидываются двое демонов и валят на пол. Где-то сбоку раздаются выстрелы. Дину кажется, что он слышит шелест крыльев, но уверенности в этом нет. Он пытается атаковать демонов, но под шквалом интенсивных ударов уходит в глухую оборону.       Надежда утекает из души тонким ручейком, бессмысленно рассеивается в пространстве. Дин прикрывает голову от мощных ударов одной рукой, все равно пытается иногда наносить удары второй или ногами, но понимает, что им не отбиться. Демонов больше в несколько раз, они злы, и им нечего терять. Но сдаваться Дин не собирается.       Несколько ударов прилетают по почкам, еще два сливаются в один в районе солнечного сплетения. Из легких вышибает воздух. Дин слепо бьет ломом и слышит болезненный вскрик. Один из демонов, нависающий над ним, сгибается почти пополам. Дин ловит мысль, что он удачно попал, и быстро проползает между расставленных ног в серых штанинах. Тело ломит от боли.       Диван перестает быть преградой. Первое, что видит Дин, тело Бобби. Вывернутая на сто восемьдесят градусов шея не оставляет надежды, что тот просто без сознания. В груди разливается обжигающий холод.       Следующим Дин видит Кастиэля, который яростно сражается с четырьмя демонами сразу, но от победы явно далек. Кроули нигде не видно, но это не удивляет: ушлый демон всегда умел вовремя делать ноги. Дин не чувствует даже злости.       В груди зарождается уже знакомое чувство, которое не так давно толкнуло его искать встречи с Михаилом через проповедников, чтобы сдаться. Дин боковым зрением видит демонов, которые снова замахиваются для ударов, скользит взглядом по мертвым телам Сэма и Бобби. Из желудка поднимается к горлу едкая желчь.              Это его вина.              Дин признает и принимает это. Но в момент, когда демоны начинают безжалостно избивать его с новой силой, а один из них заносит клинок с окровавленным лезвием, Дин думает, что знает еще одного виновника. Михаил с его чертовым планом и фанатичной одержимостью, — вот кто положил начало всему этому.       Демон вонзает клинок в его грудь. Лезвие по ощущениям проходит мимо сердца всего на несколько миллиметров. Дин не знает, почему не чувствует боли. Только холод в венах и ледяное знание, что рана все равно смертельная. Но несколько секунд, а может и минут, у него есть. Дин мельком видит, как полдюжины демонов валят на пол Кастиэля, и закрывает глаза.       Это не молитва, это яростный поток проклятий. Дин концентрируется на Михаиле и надеется, что до того долетит. Теперь он знает, что ангелы потенциально могут слышать любого человека, кто им молится или направленно думает о них, но обычно приглушают это до фонового шума. А еще Дин знает, что для него Михаил сделает исключение. Память это подтверждает.              — Не было никакой необходимости прибегать к помощи посредников, Дин, — Михаил говорит ровно и размеренно. Кто-то принял бы это за вежливость, но Дин видит только ангельское абсолютное безразличие. — Тебе достаточно было обратиться напрямую ко мне, мысленно или вслух. Твою молитву или же воззвание я услышу всегда.       — Что с тем парнем, проповедником? — требовательно спрашивает Дин, запоминая новую информацию, но отказываясь ее комментировать. Он с Михаилом не потрепаться явился, а заключить сделку, которая поможет уничтожить дьявола и сохранить жизни всем, кто ему дорог. — Он жив?       — Разумеется, Дин, — бесстрастно отвечает Михаил, но его взгляд будто становится чуть тяжелее. — Когда мы с тобой покинули Землю, он продолжил свои обреченные попытки донести до людей истину.              Сознание плывет, и воспоминание смазывается. Дин невольно открывает глаза. Демон не успокаивается на одном ударе. Он выдергивает клинок и бьет им снова. Боли нет совсем. Только холод становится сильнее. Дин ловит плавающую, нечеткую мысль, что Сэму и Бобби повезло хотя бы в том, что они не видят его смерть. Веки смыкаются снова. Темнота засасывает как черная дыра.       Сознание готово сдаться и угаснуть, но вместо этого тянется к внезапно появившемуся свету и рывком возвращается в реальность. Дин мотает головой и оглядывается. Демоны, которых все-таки сильно больше дюжины, заходятся дикими криками, когда из их глазниц и ртов вырывается белый, холодный огонь. Дин резко садится, понимая, что на его теле ни одной раны не осталось. Ракурс обзора меняется, но менее жутким зрелище не становится.       Пламя медленно угасает, оставляя выжженную плоть, но ненадолго. Тела, которые использовали демоны, осыпаются на пол мертвым серым пеплом. Дин оглядывает небольшие кучки на полу и тонкий слой пепла, который медленно оседает на мебели. Ему не нужно гадать, что случилось. Он знает ответ.              Михаил.              Дин неохотно поворачивает голову и смотрит в единственный угол, который обходил внимание до этого. В груди странно екает: сладко, но и до отвращения неприятно. Дин вскакивает на ноги и подавляет странные ощущения. Он уверен, что это какая-то ангельская фигня, связанная с тем, что он был сосудом Михаила. Черта с два он ей поддастся.       Сосуд все тот же, что Михаил использовал до вселения в него и после выселения. Он все еще почти копия отца в молодости. Дин мысленно передергивается, но не позволяет себя вздрогнуть и убеждает себя, что ему нет никакой разницы, как выглядит повседневный костюмчик Михаила и кем он был при жизни.       — Исцели их, — без всяких предисловий требует Дин, выразительно глядя сначала на мертвого Бобби, а затем на Кастиэля, который лежит на полу недвижимо. Дин отчаянно надеется, что тот жив, потому что помнит, что воскрешать ангелов не умеет даже Михаил. — Эти черноглазые твари приперлись сюда из-за тебя.       — Что здесь произошло? — Михаил немного хмурится, но задает вопрос своим неизменно безразличным тоном.       Дин стискивает зубы. Выполнять его требование Михаил не спешит. Это разжигает холодную ярость. Дин признает про себя, что это была попытка наудачу, но ничуть не смягчается. Просить он не станет. Этого Михаил от него не дождется. Но потребовать обязан.       — Исцели их, — повторяет Дин на порядок агрессивнее и умышленно не сдерживает обвинение: — Эти ублюдки явились за мной, потому что ты решил устроить в Аду большое шоу.       — Они желали мести? — кажется, в голосе Михаила отражается слабое удивление.       Дин открывает рот, чтобы ответить резко, как Михаил и заслуживает, но замирает, когда тот медленно идет к Бобби. Изящные пальцы касаются лба. Это только миг. Дин моргает. Бобби, шея которого теперь находится в правильном положении, садится, хрипло откашливается и с недоумением оглядывается. Михаил касается плеча Кастиэля и отходит.       Вздох долгий и нервный, почти судорожный. Дин не может иначе, когда видит, как быстро поднимается на ноги Кастиэль, а за ним и Бобби. Оба выглядят невредимыми. Это так много, что благодарность зарождается глубоко в душе. Она сильна настолько, что давит волю, усмиряет гордость и теснит злость. И только упрямство не сдается.       Дин хватается за него. Черта с два он будет благодарить Михаила за то, что он исправил то, что произошло по его вине. Благодарность внутри сияет ярче вопреки мыслям. Дин чувствует на себе пристальный, жгучий взгляд и поворачивает голову. Он успевает заметить, что Бобби хочет начать задавать вопросы, но застывает истуканом, когда Кас с непонятной интонацией выдает:       — Михаил.       Между ними три-четыре ярда, вряд ли больше. Дин смотрит Михаилу в глаза. Бобби и Касу хорошо бы что-то объяснить, но это знание затирается. Да и объяснений все равно нет. Воздух будто густеет. Дин ловит мысль, что они словно на дуэли, у которой нет причины. Или же этих причин слишком много.       — Я задал тебе вопрос, Дин, — напоминает Михаил. За холодом в его голосе чудится злость. — Я сделал то, что ты просил. И хочу услышать ответ.       — Я не просил, — подчеркивает Дин, чеканя слова. Это мелочно и безрассудно в такой ситуации, но промолчать Дин не может, потому что позволить Михаилу считать так, значит позволить ему чувствовать себя хозяином положения. — Ты же у нас самый умный. Так пораскинь мозгами сам.       — Демоны желали мести, — теперь Михаил утверждает. Он вроде бы игнорирует грубость, но его взгляд тяжелеет, а вместе с ним и воздух, который и без того кажется неестественно густым. Дин немного вздергивает подбородок. В дуэли он уступать не собирается. — Ты ведь понимаешь, что это не последний раз? — хладнокровно интересуется Михаил.       — Не привыкать, — Дин изгибает губы так, что усмешка выражает откровенную насмешку. — А ты решил, что грохнуть братца для тебя недостаточно, и отправился разваливать его королевство? — сарказма в голосе столько, что стоящий неподалеку Бобби вздрагивает.       Дин ловит это боковым зрением и почти склоняется к мысли, что стоит притормозить. Вывести Бобби на такую откровенную реакцию может только что-то совсем уж запредельное. Но злость не позволяет сдать назад ни на миллиметр. Дин не знает точно, почему он злится, но, как и всегда, предпочитает не разбираться. Да и причин хватает.       Михаил не виновник всех его бед, какая-то часть разума это понимает. Он сам согласился стать сосудом. Его руками Михаил убил Люцифера, а с ним и Сэма. Это не стереть и не перевесить на кого-то, как ни старайся. Дин сжимает кулаки и напоминает себе, что все, что случилось после битвы, точно не на его совести.       — После размышления я пришел к выводу, что моей победы в битве было недостаточно. Я должен устранить всю скверну, которую посеял Люцифер. Когда мы уничтожим всех демонов, отец наконец-то сможет простить нас и вернуться домой, — Михаил отвечает неожиданно спокойно, почти умиротворенно. Словно и не злился только что. Дин открывает рот и борется с желанием демонстративно прочистить уши. Он отказывается верить, что Михаил говорит серьезно. — Советую соблюдать осторожность в ближайшее время. Но когда мы закончим, угроз не останется.       — Ты совсем съехал? Ты реально веришь в ту хрень, которую несешь? — Дин выпаливает вопросы на одном дыхании.       Это слишком откровенно, в голосе слишком много эмоций, а в груди от них слишком тесно. Дин знает, что не должен позволять себе такую открытость с Михаилом, которого сознание определяет все-таки больше врагом. Только не с ним. Но сдержаться Дин не может. Несложно прикинуть, что их ждет дальше. Заявившиеся к ним демоны только первые ласточки, Дин не сомневается.       Воображение не скупится, выдавая возможные варианты того, что демоны могут натворить на Земле. Чутье подсказывает, что именно на Земле осядут все из них, кто сумел спастись от ангелов. Дин уверен, что в своих лучших традициях демоны не только займут тела людей, потому что им нужны сосуды, но и попытаются смешаться с толпой, ища спасения.       Беглые размышления венчаются простым выводом: стараниями ангелов в Ад превратится Земля. Дин каменеет лицом. Он еще не знает точно, какие разрушения миру принесла битва, но догадывается, что они огромны. Позволить демонам разваливать мир дальше — так он не может. Мир — это место, которое он должен спасать. Это его базовая данность.       — Я не вижу других причин, почему отец не вернулся до сих пор. Так что, очевидно, да, Дин. Я верю в то, что сказал, — в голосе Михаила стынет холод, за которым вновь чувствуется злость.       Дин ловит смутную мысль, что хоть какие-то эмоции у Михаила всегда просыпаются только тогда, когда речь идет о его отце. Память подсказывает, что с чувством Михаил говорил еще и о Люцифере и с самим Люцифером. Дин сжимает кулаки.       — А тебе не приходило в голову, что твой отец — просто кусок дерьма, которому плевать, что творится в брошенном им мире?       Чутье взвивается на максимум. Это слишком, Дин понимает. Несмотря на мимолетную, нежеланную ни одной из сторон близость, которая возникла, пока он был сосудом, Михаил не простит и не проигнорирует откровенное оскорбление в адрес отца.       Дин сглатывает, когда в голову влетает мысль, что по его вине могут погибнуть Бобби и Кас. На этот раз окончательно. Михаил не склонен убивать бессмысленно, но Дин не уверен, как далеко тот может зайти в своей злости.       — Мне приходило в голову, что ты так и остался ничтожным человеком, который неспособен понять безупречность плана моего отца, — Михаил отвечает неожиданно ровным тоном, в котором есть только превосходство и, на первый взгляд, нет ни капли злости. Дин отмахивается от липучего ощущения, что это только быстро надетая маска. — Надеюсь, тебе не придет в голову, встать у меня на пути, Дин, — предупреждает Михаил и улетает, не оставляя возможности ответить.       В горле вновь скапливается желчь. Дин зло и сильно сглатывает, но ощущение не проходит. В прощальном предупреждении только слепой и глухой дурак не уловил бы угрозу. Дин не чувствует страха при мысли, что ему, возможно, придется сражаться с Михаилом, но чувствует безнадежность. Силы слишком не равны.       — Отлично, — бормочет Дин, когда ловит пристальный и мрачный взгляд Бобби. — Как раз войнушки ангелов и демонов нам и не хватало. Мне надо выпить.              

***

      

      Михаил обводит взглядом просторное помещение. Оно выглядит ровно так, как выглядело веками до этого момента: минимализм в обстановке и изобилие белого цвета. Удержать внимание надолго месту не по силам. Михаил чувствует себя неприятно. Он не может подобрать иного слова, чтобы обозначить состояние сущности.       Люди называют такое состояние плохим настроением. Михаил знает это от Дина, но о том, чтобы применить это к себе, задумывается впервые. В сознании выстраивается целая цепочка наблюдений, как способно повлиять на ангела близкое общение с человеком. Возможно, их стоит обдумывать подробнее. Михаил отодвигает их.              У него по-прежнему есть только одна цель. Он должен следовать к ней и не может позволить себе сбиваться с пути.              Завещанный отцом план — это не приказ в буквальном смысле, но он все же самое близко к нему, что есть за несколько тысячелетий. Его нужно выполнить, чтобы отец смог вернуться. Потому что без него все дальнейшее существование теряет смысл и не имеет цели.              «А тебе не приходило в голову, что твой отец — просто кусок дерьма, которому плевать, что творится в брошенном им мире?»              Едкие слова Дина звенят в сознании, крутятся в нем снова и снова, хотя Михаил гонит их прочь изо всех сил. Дин ничего не знает и не понимает. Мысль не помогает. Михаил чувствует себя хуже прежнего. Познанное сомнение, которое теперь приходит все чаще, подтачивает веру. Михаил пытается избавиться от него.              Его вера должна быть нерушимой. Его — должна.              — Михаил. — Рафаэль появляется в помещении без предупреждения и смотрит неизменно прямым, немигающим взглядом. — Первые демоны на Земле найдены и уничтожены. Пока речь идет лишь о полудюжине, но ангелы были отправлены мной всего несколько земных часов назад.       — Это хорошая новость. Но я не жду от тебя докладов о каждом уничтоженном демоне, Рафаэль, — информирует Михаил, весьма слабо понимая, с чего брат вдруг решил иначе.       — Разве твое недовольство не было связано с тем, что я промедлил с исполнением твоего приказа? — бесстрастие в голосе Рафаэля незначительно сбивается удивлением.       — Нет, — быстро отвечает Михаил и осознает необходимость остаться в одиночестве, чтобы устранить недопустимый сбой в поведении. — Продолжай выполнять порученную тебе миссию, Рафаэль. Можешь идти.       Мгновение, и в помещении Михаил снова остается один. Мысли скользят по случившемуся диалогу. То, что он позволил себе так очевидно показать Рафаэлю эмоцию, не имеющую отношения ни к нему, ни к ситуации, недопустимо. Михаил смотрит в пространство. Дело снова в Дине, который не просто как-то смог усилить существующее сомнение и по-настоящему задеть, но и является потенциально опасным противником.       Михаил размышляет. Истребление демонов не должно нанести миру людей особого вреда. Точно не больше, чем нанесла битва. Но Дин, с его обостренным инстинктом защищать себе подобных, может счесть иначе. Просчитать все последствия вмешательства Дина, если оно случится, невозможно. Люди часто ведут себя непредсказуемо, и Дин не исключение.       Правильной линией поведения видится предотвратить то, что в дальнейшем может стать проблемой. Михаил мимолетно сожалеет, что улетел так поспешно, когда грубый вопрос Дина задел. Возможно, диалог стоило продолжить. Михаил обдумывает это и приходит к выводу, что диалог однозначно стоило продолжить. Это побуждает искать возможности его возобновить.       Самый очевидный вариант лежит на поверхности — прийти к Дину в сон. Это не представляет сложности, не требует особых затрат сил или времени и является достаточно безопасным для Дина, что послужит лишним аргументом в пользу того, чтобы разговор сложился конструктивно.       Не менее очевидный вариант — вернуться в дом, который он покинул. Но там разговору могут помешать Кастиэль и человек. Михаил принимает решение и незамедлительно его реализует.       Израненный Сэм, который нависает над Дином с ножом, — эта картина последнее, что Михаил ожидает увидеть, хотя ярко выраженные ожидания ему несвойственны как таковые. Михаил правит ткань сна за мгновение до того, как нож пробивает грудную клетку. Сила становится направленной волей. Сэм исчезает. Дин вскакивает на ноги и буравит его взглядом. Он на границе осознанности и бессознательности. Михаил не спешит это менять.       — Ты… Михаил, — выдает Дин после того, как несколько секунд на его лице отражается усиленная работа мысли. — Я сплю?       — Ты спишь, — соглашается Михаил, не видя смысла отрицать очевидный факт. Знание едва ли приведет Дина к полной осознанности. — Я хотел продолжить наш диалог и подумал, что твой сон подходит для этого как нельзя лучше. Я действительно принял решение истребить демонов. Но я не понимаю, почему эта инициатива вызывает у тебя протест. Разве ты не уничтожал демонов наравне с тварями?       — Истребить… — невнятно бормочет Дин, мотает головой и сжимает губы. Михаил ловит момент, когда недоумение на лице Дина сменяется прозрением, а затем и злостью. — Ага, точно, демоны, — совсем другим тоном продолжает Дин. — И сколько этих тварей свалило на Землю?       — К сожалению, немало, — признает Михаил. В мыслях брезжит пока еще размытое понимание причин злости Дина. — Но это только вопрос времени, Дин. Рафаэль и другие ангелы уже занимаются поиском всех, кто успел покинуть Ад. Как только они будут обнаружены, они подлежат уничтожению незамедлительно.       — Угу, чудесненько, — с резкой интонацией соглашается Дин и украдкой озирается. Михаил вспоминает, что интонация называется сарказм, и предполагает, что осматривается Дин для того, чтобы убедиться, что он действительно спит, или же, чтобы найти из сна выход. — Они, конечно, сидят и смиренно ждут, когда явятся твои пернатые ушлепки и грохнут их.       — Я отдаю себе отчет, что некоторые демоны могут оказать сопротивление, но это ничего не меняет. Даю тебе слово, что в итоге они будут уничтожены.       — И сколько людей вы грохните в процессе? Как там это обзывается в вашей небесной канцелярии, допустимые потери?       Дин сжимает кулаки и смотрит со злостью. Михаил понимает вывод, который частично толкнул к разговору и его, но не может отогнать ощущение, что поведение Дина продиктовано чем-то еще. Причина его злости явно глубже, но она скрыта, а они больше не являются единым целым, чтобы смотреть сквозь защитные барьеры разума. Это почему-то вызывает ответную злость.       — Разве в процессе охоты на монстров не гибли люди? — холодно спрашивает Михаил, но удовлетворения, когда в глазах Дина мелькает загнанное выражение, не чувствует.       Сцена, на которой он проник в сон Дина, встает перед глазами. Михаил только мгновение не понимает почему. Ответ приходит легко: даже в бессознательности Дин губит себя чувством вины и ищет для себя наказания за гибель Сэма. Куда применить сделанный вывод Михаил находит не сразу, но когда Дин злится заметнее прежнего, все вдруг становится очевидным.       Дин считает его действия своей ответственностью и не хочет добавлять себе груза вины за каждого человека, который погибнет во время столкновения ангелов и демонов. Михаил не испытывает сомнений, что жертвы будут, и их будет немало. Ангелы не подвержены иллюзорным надеждам и самообману, в которых так часто находят утешение люди.       Михаил чувствует себя сбитым с толку, не видя всю цепочку, которая заставила Дина считать его ответственность своей. Но желание донести всю глубину заблуждения жжется с небывалой силой. Михаил делает несколько медленных, спокойных шагов к Дину и напоминает себе, что он только пытается предотвратить проблему. Когда они оказываются слишком близко, верить в это получается только после приложения усилия.       — Это были несчастные случаи. Мы с Сэмом, — Дин спотыкается на имени, но быстро продолжает, — спасали всех, кого могли. А ты решил…       — Уничтожить зло, которое способно причинить людям много вреда, если продолжит существовать, — Михаил прерывает резкую речь Дина, который защищается и нападает одновременно. — Я допускаю, что некий вред в процессе будет причинен. Но подумай о том, что будет после, Дин. Не останется ни одного демона, способного обманом забрать у человека душу или искусить его. Отец вернется и дарует…       — Он не вернется, — Дин перебивает тоже яростным криком. — До тебя реально не доходит? Весь ваш великий план — полная фигня. Дурацкая сказочка для наивных детишек. Твоему старику плевать, слышишь? Плевать, — по слогам повторяет Дин. — Он в курсе всего, что творится, и что? Ты на самом деле не догоняешь, что уничтожь ты хоть всех демонов и тварей, папуля не явится с тортом и не похвалит?       — Если ты так уверен в своей правоте, зачем ты согласился стать моим сосудом в битве? — Михаил задает логичный вопрос, но не чувствует никакого желания продолжать разговор.       Упрямство Дина и его пренебрежительные высказывания об отце порождают холодную ярость. Михаил не понимает, почему не может дать ей выход. Любой другой, ангел или человек, кто позволил бы себе отзываться об отце так, был бы наказан. Но мысль применить к Дину силу вызывает не менее глубокое отвращение, чем сомнение, которое вновь напоминает о себе после его слов.       — А у меня был выбор? — Дин отвечает горьким и едким вопросом, передергивает плечами. — Я должен был найти способ уничтожить дьявола, пока он не уничтожил мир.       Михаил помнит мотивы согласия Дина намного многограннее, но не видит смысла говорить об этом сейчас. Желание просто улететь становится острее. Впервые за долгое время Михаил ощущает что-то похожее на страх, когда в очередной раз осознает, как много сильных эмоций он ощущает рядом с Дином. Этот сбой нужно исправить, но Михаил не знает, как это сделать.       Дин неожиданно вздрагивает и теряет плотность на глазах. Очевидно, что-то или кто-то будит его извне. Михаил обдумывает, помешать ли процессу, но окрепшее нежелание продолжать разговор, который зашел в тупик, толкает не вмешиваться. Михаил возвращается на Небеса и признает, что ему предстоит многое обдумать.              

***

             — Дин, — знакомый голос зовет его раз за разом, а плечо сжимает теплая рука.       — А? — бессмысленно спрашивает Дин. Стряхнуть состояние сна удается с большим трудом. В мыслях каша намного хуже, чем была до того, как Бобби и Кас чуть ли не насильно заставили его лечь спать, пообещав разбудить в случае чего. Случай, очевидно, подвернулся. Дин резко садится, гонит размытые воспоминания о сне, в котором будто бы был Михаил, и протирает глаза. — Кас? Какого черта?       — Не хотел я сон твой нарушать, Дин. Но тебе лучше это увидеть, — голос Кастиэля звучит скорбно, и ничего хорошего это точно не сулит.       Дин трясет головой. В мыслях крутятся отдельные обрывки разговора с Михаилом, которые заставляют подозревать, что тот был вовсе не персонажем сна. Дин стискивает зубы, когда вспоминает весь разговор целиком, и перестает сомневаться. Михаил однозначно вломился в его сон, непонятно только зачем. Разговор Дин теперь помнит. Он выглядит бессмысленным.       — Что увидеть, Кас? — Дин с усилием сосредотачивается на реальности. — Снова демоны?       — И ангелы тоже, — мрачно вставляет Бобби, войдя в комнату, и протягивает ему на треть наполненный виски бокал.       Дин от неожиданности открывает рот. Их с Сэмом отца в таком смысле Бобби никогда из себя не изображал и мог возмутиться тому, что они употребляют алкоголь только тогда, когда они делали перед тем, как сесть за руль. Но и спросонья виски он их не встречал никогда. Дин сглатывает и в один момент сбрасывает остатки сонливости.       — Да какого черта случилось?       — Сам взгляни, — Бобби указывает рукой с бокалом на проход в соседнюю комнату, где явно работает телевизор.       Дин идет на негнущихся ногах, на ходу забирает у Бобби виски и радуется этому, едва взгляд падает на экран. Симпатичная ведущая новостей выглядит слишком мрачной. Но намного мрачнее картинка в верхнем углу экрана. Дин смотрит на чудовищный пожар, в процессе которого что-то взрывается, делает большой глоток виски и поворачивается к Бобби и Кастиэлю.       — Где это? — глухо спрашивает он, не желая верить, что его худшие опасения подтверждаются. — Демоны?       — Да. И ангелы, которые их выследили. Я взломал пару уличных камер наблюдения. Они устроили разборки в небольшом городке в Калифорнии. Там располагалась компания по производству баллистических ракет, — Бобби идет к столу, наливает себе полбокала виски и пьет его залпом. — Черт его знает, что там произошло дальше, но сначала случился взрыв внутри рабочего здания, а потом пошла цепочка. Похоже, результаты своих трудов изобретатели хранили там же. Несколько ракет после детонации долетели до трех соседних городишек. Там гора трупов, сынок.       — Сукины дети, — цедит Дин, идет к старенькому компьютеру, которым пользуется Бобби, и долго смотрит на остановленный кадр, в котором вполне можно рассмотреть горящие светом глаза у двух мужчин и женщины и непроницаемо-черные еще у нескольких мужчин.       Дин допивает виски одним большим глотком и снова смотрит на картинку на экране, которую теперь дали крупным планом. Съемка в режиме реального времени, похоже, с вертолета. В одном месте пламя взмывает вверх, очевидно, из-за нового взрыва. Дин стискивает зубы, идет к бутылке виски и ловит единственную четкую мысль, которая стучит даже не в голове, а пульсом под кожей.              Теперь он на войне.