Волго-Дон

В следующий раз Колян приехал в город через неделю после того, как они вместе с Донцовым таскали рухлядь на помойку. Он привез еще поспевших яблок, осеннюю одежду для Юльки и свежевыловленную щуку. Колян редко ходил на рыбалку, но, маясь по выходным от безделья, стал делать это чаще. Улов его мало волновал, он вообще был не жаден по жизни, никогда не хотел урвать лишний кусок и довольствовался малым. Он и капитаном стал не потому, что хотел большую зарплату, а потому что ему просто нравилось водить суда. Он знал в них каждую деталь и умел строить команду, чтобы она выполняла свои задачи. И потому уже в тридцать с небольшим Колян стал водить старый сухогруз, который благодаря его стараниям значительно пережил обычный срок своей эксплуатации. Будь он более амбициозен, водил бы сейчас морские траулеры или суда типа «река-море», ездил по заграницам, зарплату в валюте получал. Но Коляну это было без надобности. Его все устраивало в волжском пароходстве. А теперь он жил лишь мыслью о возвращении на борт. И новом свидании с Донцовым. Он позвонил ему накануне своей поездки в город. — Я хочу зайти к тебе. Ну, ты понял, куда, — хрипло сказал Колян, после короткого приветствия. — Заходи, — ответил Донцов без тени волнения в голосе. — Юлька когда сейчас бывает дома? — После обеда. — Тогда я с утра приеду, — сообщил Колян. — Мне ее предупредить? — Я сам, — Колян нажал отбой и еще долго сжимал телефон в мокрой от волнения ладони. На следующий день он поднялся в четыре утра как от толчка и понял, что не уснет. Погода была тихая, пасмурная — идеальная для рыбалки. Колян решил, что это хороший знак. У него был навороченный спиннинг, который ему подарила Наташа на 35-летие. Лодку он прикупил накануне Юлькиного отъезда в город. Надеялся, что это отвлечет его от тоски. Выезжал он на ней пока лишь пару раз — ему было трудно придумать повод ее использовать. Когда он работал на кораблях и судах, плавания всегда имели практический смысл. Сейчас Коляну приходилось изобретать его для себя самостоятельно. А с фантазией у него всегда были проблемы. Поймав в то утро большую щуку, он положил ее в багажник вместе с яблоками из своего сада и поехал в город. По дороге ни о чем не думал. Утренняя рыбалка как будто прочистила ему мозги. Мужики часто ему говорили об этом эффекте, но Колян в первый раз испытал его на себе. Возможно, раньше он просто так много ни о чем не думал, и потому не нуждался в том, чтобы вставать ни свет ни заря и идти куда-то на реку. Донцов встретил его так же, как в прошлый раз, выпорхнув из гостиной при звуке его шагов. Колян протянул ему щуку. Тот хмыкнул: — Желание загадал? — Ага. — Видать, несговорчивая щука оказалась, раз ты ее не отпустил, — продолжил хохмить Донцов, отдал ее обратно Коляну, обулся в кроссовки и взял с полки связку ключей. Они молча поднялись на последний этаж, зашли в мастерскую. Колян машинально нес рыбу в руке и вспомнил о ней, когда захотел прижать Донцова к стене, едва закрылась дверь. — Давай сюда, — сказал тот, перехватил у него прозрачный пакет с щукой, которая по виду была еще жива, отнес на подиум, где лежали яблоки из Колянова сада. Донцов вынул рыбу из пакета и положил ее между ярко-красных спелых плодов и подсохших листьев. Колян подошел к нему сзади и притянул к себе. — Я не думал, что ты снова тут появишься, — тихо сказал Донцов, расстегивая ремень у себя на джинсах. — Решил меня тасканием мебели испугать? — спросил Колян, шаря руками по его телу. — Нет, ты не похож на того, кто боится физической нагрузки, — Донцов развернулся к нему и посмотрел своим фирменным блядским взглядом так, что Колян порывисто прижал его к себе, запустил руки ему в трусы и сжал его задницу. Они шумно дышали, грубо лапая друг друга и попутно освобождаясь от одежды. Стянув с себя штаны вместе с трусами, Колян увлек Донцова в темную комнату и опрокинул на диван. — Не торопись, Коль, — тихо попросил тот. В воздухе стоял запах пыли и стирального порошка. Донцов, не вставая с дивана, подполз к шкафу, достал оттуда две подушки в свежих белых наволочках, пачку презервативов и смазку. — Это у тебя место для ебли? — поинтересовался Колян. — Да, — спокойно подтвердил Донцов, повернулся к нему лицом и спросил: — Я ведь у тебя не первый? — Нет, — мотнул головой Колян, впервые в жизни признав таким образом, что пьяные потрахушки с Капустиным были сексом по обоюдному согласию. — Ты только сверху? — уточнил Донцов. — Да, — ответил Колян и чтобы прекратить этот разговор, который грозил ему утратой эрекции и настроения, притянул его к себе. Донцов не сопротивлялся. Он позволил Коляну себя подмять и снова облапать. Хотелось поскорее его трахнуть, но выглядеть, как подросток со спермотоксикозом, было стремно. Тем более, что сам Донцов в этот раз был как-то странно пассивен. Словно думал о чем-то своем. Лежал под Коляном, глядя в темный потолок, сжимал его плечи, а потом раздвинул ноги и подпустил ближе. В этой покорности и пассивности было что-то ему не свойственное. Будто он приманивал Коляна, а сам что-то задумал. Или просто утратил к нему интерес. Это пришло в голову Коляну, когда он раскатывал презерватив по члену и поглядывал на него сверху. Донцов продолжал лежать на спине, и в итоге они в этой позе и остались. В начале этой встречи Колян боялся, что быстро кончит, но оказалось, что ровно наоборот. Трахались они долго, и под конец Донцову словно надоело играть в спящую красавицу, он стал дрочить в такт движений Коляна и кончил раньше него. Хотя в прошлый раз сказал, что у него в роли пассива не бывает эрекции. Потом они долго лежали молча. В рыжем осеннем воздухе носились пылинки. Пахло потом, сексом и химическим душком от анальной смазки. И все тем же стиральным порошком от свежих наволочек. Краем сознания Колян обозрел глубину своего падения, но отнесся к этому со странным равнодушием. Это дома, в одиночестве, он терзался, пытался понять, как докатился до жизни такой. А рядом с Донцовым мозгоебством заниматься совсем не хотелось. Словно тот своей особой, присущей только ему ебанцой избавлял Коляна от мрачных мыслей. По крайней мере, на время их встречи. — Я ведь еще приду, — сообщил он, не меняя позы и все так же пялясь в потолок. Донцов тоже продолжал лежать рядом, не шевелясь и никак не реагируя на его слова. — Тебе не нравится со мной трахаться? — уточнил Колян. Хотелось заглянуть Донцову в глаза, но он не смел. Не хотел увидеть там насмешки. — Нравится, — спокойно отозвался Донцов. — Но согласись, это довольно странно. — Ты ведь не скажешь Юльке? — вдруг спросил Колян. У него от одной этой мысли все сжалось внутри, и он даже не сообразил, насколько тупой вопрос задал. — Я трахаюсь здесь не для того, чтобы ставить ее в известность о подробностях моей личной жизни, — без тени обычной иронии ответил Донцов и сел на диван спиной к Коляну. — В субботу Наташе год. Приедешь на поминки? — спросил тот, внезапно вспомнив о том, что последние пару дней то и дело обсуждал по телефону с родней. — Нет, — Донцов мотнул головой и обхватил ее руками. В этой позе он напоминал кающегося грешника. — Я думаю, ты должен пойти. Ради Юльки, — настаивал Колян. — Я так не думаю. Там будет Наташина родня. — Ну и что? Она уже умерла. Вам нечего делить. — Ее мать меня ненавидит. — Она всех ненавидит, — с горечью возразил Колян и поднялся с дивана. — Не думай, что ты один такой особенный. Донцов посмотрел на него снизу вверх и понимающе улыбнулся. В этот момент Колян впервые захотел его поцеловать. Но, конечно, этого не сделал. Донцов все-таки приехал в Речпоселок в день годовщины смерти Наташи. Но на поминки, которые устроили в кафе, куда он по весне то и дело водил Юльку обедать, не явился. О том, что он приехал, Колян узнал лишь на кладбище, куда они поехали прямо из кафе. Там на могиле лежал большой букет цветов, который мог быть собран только руками Донцова. Юлька поставила его в банку с водой. Колян курил, глядя на то, как она хлопочет возле могилы. Сам он в эти дела старался не лезть, инстинктивно страшась такого прямого соприкосновения со смертью. Он себя за такое не уважал, но ничего поделать не мог. Хотелось поскорее отсюда уйти. Рука сама потянулась к телефону. Он набрал номер Донцова и спросил: — Ты еще в поселке? — Да. Уеду вечерним Омиком. Колян помолчал, сделал глубокую затяжку, выдохнул и сказал: — Поехали, на лодке покатаемся. Донцов, наверное, там опешил от такого предложения и молчал. А Колян, чувствовал, что от нахождения на кладбище и всей утренней свистопляски с поминками, несет какую-то чушь. Но отступать было поздно. Из-за оградки на него смотрела Юлька, и в ее взгляде он прочел Донцовское удивление и что-то еще. Наверное, свое собственное желание отвлечься и убежать хоть на время от реальности в виде свежих венков, поминальных пирогов и причитаний родни, которые до сих пор стояли в ушах. — Я лодку купил. Хочу вас с Юлькой покатать. Пока погода хорошая, — наконец сказал Колян. — Хорошо, — без выражения ответил Донцов. Они договорились встретиться на причале и уже через час после разговора на кладбище отплыли в сторону Песков. Погода и вправду была на редкость приятная. Затянувшееся бабье лето радовало солнцем и отсутствием дождей. Березы и липы стояли уже все желтые, но тополя еще выглядели совсем по-летнему. Как раз эти деревья росли по песчаным берегам вдоль Волги на участке, где они проплывали. И потому казалось, что лето не прошло и впереди еще много солнечных дней. Колян взял тихий ход. Шум мотора позволял ни о чем не думать. Он смотрел на Юльку, сидящую на носу лодки. Ее распущенные волосы, опять первозданно черные, как у отца, развевались по ветру. Колян догадывался, что в этой смене ее стиля повинен Донцов, и был ему за это благодарен. Эта их одновременная близость странным образом Коляна не напрягала, он даже как будто совсем не дергался от случайных взглядов, которыми они обменивались с Донцовым. Тот держался с непробиваемо спокойным видом, как и в тот день, когда они впервые потрахались и таскали мебель. Проплывая мимо берега, на котором несколько лет назад случился лесной пожар, Донцов вдруг оживился и попросил сделать остановку. Колян спокойно уступил, хотя планировал отвезти их на дикий пляж с хорошим песчаным берегом и местом для пикника. Готовить они ничего не собирались — Юлька взяла с собой еду с поминок, но посидеть у костра Колян бы не отказался. Донцов попросил остановиться там, где был обрывистый глиняный берег и росли молодые тополя взамен сгоревших, чьи остовы и упавшие на землю обугленные стволы торчали как напоминание о давней беде. Юлька вышла из лодки, увидела в траве какие-то грибы и стала их собирать. Колян в них ничего не понимал, но знал, что они с Наташей каждую осень ходили на тихую охоту. У них в доме до сих пор стояли банки с маринованными грибами, которые та готовила в позапрошлом году. Колян любил ими закусывать водку. Донцов прошел до упавших в воду обугленных стволов, достал из рюкзака небольшой планшет и стал быстро что-то чиркать там карандашом. Его лицо было сосредоточенным и холодным. И Колян вспомнил, что уже видел его таким, когда тот рисовал сухогрузы в порту. Это выражение делало Донцова еще более странным и каким-то мрачным. Он был сегодня как раз в той черной кожаной куртке, в которой Колян его уже видел и окрестил про себя вороной. Сейчас, когда он рисовал, на птицу Донцов похож не был. Разве что на чучело птицы. Его взгляд становился каким-то стеклянным, он подолгу застывал на предмете, потом быстро опускался на планшет и через пару секунд возвращался назад. Юлька пришла к лодке с охапкой боровиков и, прежде чем вернуться к своему занятию, остановилась рядом с Коляном, который так и стоял у самой кромки воды. Он крутил в пальцах незажжённую сигарету и смотрел на Донцова. — Мама говорила, что художники — не люди, — тихо сказала Юлька, проследив за его взглядом. Колян уставился на нее, пытаясь понять, что она хочет сказать. Но та отвернулась и пошла вдоль берега искать в траве новые грибы. Видимо, в годовщину смерти матери в ней взыграла Наташина хозяйственность. И только Колян стоял без дела и курил. Как таксист, ждущий пассажиров. Донцов сделал еще пару быстрых набросков, сфотографировал виды на телефон и подошел к лодке. — Не слишком я тебя задержал? — спросил он, глядя куда-то мимо Коляна. Словно ища новую натуру для рисования. — Я никуда не торопился, — отозвался Колян. — Скоро темнеть будет. — Я вас до города довезу. Если ты об этом, — Колян перевел взгляд на Юльку, которая отошла уже достаточно далеко. — Нет. Я про свет, — Донцов достал сигареты и тоже закурил. Колян не понял, к чему он это сказал, но переспрашивать не стал. Раньше его бесила эта странность, непохожесть Донцова на нормальных людей, тех, среди которых Колян жил и работал. А теперь, после всего, что между ними произошло, это вдруг стало его заводить. Или волновать. Он ощущал что-то сродни чувству, которое его охватывало при просмотре самых закрученных детективов. Волнение, азарт, невозможность отвлечься. Только Донцов был круче любого сериала. По многим причинам. Колян крикнул Юльку, и вскоре они отъехали от берега со сгоревшими тополями и отправились к песчаной косе. Там им повстречалась шумная компания, прикатившая сюда на крутом катере типа «река-море». Колян считал, что иметь такой — пижонство. А, может, просто завидовал. Как завидуют водители Жигулей владельцам Лексусов. Колян никогда не гнался за дорогими тачками, лет пять уже водил подержанный Ниссан Кашкай, но суда — другое дело. Они объехали берег с компанией и причалили с другой стороны острова. Здесь по берегу рос ковыль, песок был чистый, почти белый. Донцов разулся в лодке, ступил голыми ногами в воду и помог Юльке выйти на берег, не замочив кроссовок. Колян развел огонь в костровой яме: наступал вечер и становилось прохладно. У костра было уютно. Юлька достала пироги и бутерброды, у Донцова оказался чай в термосе. Почти не разговаривали, и это странным образом не напрягало. — Это хорошо, что вы перестали собачиться, — сказала Юлька. Она уже говорила нечто подобное в квартире Донцова, но сейчас эти слова звучали по-другому. Как будто для нее все вдруг встало на место. Хотя Колян понимал, что, знай она правду про него с Донцовым, все, напротив, перевернулось бы с ног на голову. Но думать об это не хотелось. — Так сиди, — вдруг нарушил молчание Донцов и достал свой планшет. Он набросал портрет Коляна, и тот не стал возражать. Но и смотреть на рисунок тоже не захотел. Вернее, не стал просить Донцова его показать. А тот и не думал предлагать. Юлька быстро перестала обращать на них внимание и углубилась в телефон. Колян отвез их в город уже поздно вечером. Донцов вышел из машины, пожал ему руку и сказал: — Я бы еще тебя порисовал. Колян постеснялся при Юльке смотреть ему в глаза, и потому наличие намека в этой фразе так и осталось для него загадкой.