(Не)Мелкий пакостник

Джон, проснувшись утром, еле разлепил глаза, заплывшие от пролитых ночью слёз. Вспоминая свою вчерашнюю слабость, он недовольно поморщился. «Расплакался как барышня», — увещевал он сам себя, продолжая без движения лежать на кровати. В голове всплыл образ красивого, сильного и умного зверя. Джону не давал покоя осмысленный взгляд животного, он будто уже видел такой, но вот где? Устав терзаться догадками, мужчина поднялся, понимая, что разлёживаться некогда. Кролики недовольно шуршали, грызя прутья клеток, требуя сочного завтрака. Джон и сам бы сейчас не отказался похрустеть хоть чем-нибудь. Умывшись холодной водой, отфыркиваясь и постанывая от удовольствия, он растёр лицо полотенцем и глянул в окно: занимался погожий денёк. Размышляя над тем, стоит ли рассказывать о своём ночном приключении другу, Джон открыл дверь и шагнул на крыльцо. Его нога наступила на что-то мягкое, и он опустил взгляд к деревянному покрытию. Отдёрнув ногу, он с удивлением увидел три тушки зайцев, аккуратно задушенных и уложенных рядком, как по линеечке. — Что за… — Джон озирался по сторонам, но никого не было. Абсолютно пустой двор. Присев, мужчина потрогал один трофей — тёплый ещё. И тут он увидел новые следы, оканчивающиеся у крыльца. Это что? Это ему волк принёс? Джон прислонился к косяку и сильно потёр переносицу. Ерунда какая-то. Этого быть не может, звери не помогают людям. Но всё указывало именно на такое положение вещей. И, словно в подтверждение, со стороны чащи донёсся протяжный вой. — Спасибо! — крикнул ошарашенный мужчина и, подхватив подарки за уши, вернулся в дом. Уложив тушки на стол, он отчётливо понял, что должен делать дальше. Вытащив большую чашку и устроив в неё добычу чёрного охотника, Джон взял нож и пошёл во двор. Быстро разделав зайцев, он промыл немалое количество получившегося мяса. Через час на плите уже булькало ароматное варево, которое так нравилось Шерлоку. «Как жаль, что тебя сейчас здесь нет. Ты же вот и не поверишь, если я тебе расскажу, — Джон, усмехнувшись, сыпанул немного приправ и закрыл крышку большой кастрюли. — Да я и сам до сих пор не верю. Фантастика!» Оставив зайчатину томиться, мужчина пошёл во двор. Работы было предостаточно, и он полностью погрузился в приусадебные хлопоты. День пролетел незаметно. Джон с аппетитом уплёл свою порцию сногсшибательного рагу. Сыто откинувшись на спинку стула, он довольно улыбнулся, немного злорадно подумав о том, как рассердится его дорогой друг, когда узнает, что Джон всё-таки пошёл в лес, и как недовольно фыркнет, поняв, какую возможность — полакомиться зайчатиной — упустил. Незаметно опустились сумерки, топя всю округу во мраке. Мужчина взял чашку, в которой утром покоились зайцы, и, подойдя к плите, стал черпать густое варево, наполняя миску до краёв. Осторожно, чтобы не расплескать, он спустился с крыльца и прошёл за колодец, в дальний угол участка, к тёмному сараю. Установив угощение на землю, он распрямился и вслух задумчиво произнёс: — Попробовать насвистать? — засмеявшись над этой глупой мыслью, он громко сказал: — Не бойся, ешь. Это моя благодарность. Джон не знал, здесь ли мохнатый зверь, но чувствовал, что тот обязательно придёт. Вернувшись в дом, он принялся готовиться ко сну, с удивлением осознав, что больше не нужно чутко прислушиваться к каждому шороху. Волк не причинит вреда, иначе ещё тогда, в лесу, просто разорвал бы в клочья, ведь Джон был полностью в его власти. И уж точно не стал бы притаскивать к дому лесную вкуснятину. Погасив лампу, Джон уютно устроился на мягкой кровати и уже прикрыл глаза, как вдруг тишину ночи нарушил металлический лязг, и пространство разорвал душераздирающий вой, больше похожий на крик нечеловеческой боли. Этот звук вышиб из груди вздрогнувшего Джона весь воздух, и он, срываясь с кровати, вспомнил, что недалеко от сарая сам лично установил капкан. Волосы встали дыбом от осознания того, что он натворил. Путаясь в штанинах и чуть не плача, Джон умоляюще шептал: — Боже, боже, потерпи… Визг и скуление, перемешанные с лязгом дёргаемой цепи, которая тянулась от стального силка и была прочно привинчена к стене постройки, подстёгивали, и перепуганный мужчина, натянув наконец проклятые штаны, схватил лампу, выскакивая во двор. Зажигая трясущимися руками светильник, он шёл на звуки. Визг стих, и слышалось утробное рычание. Осветив волка, Джон с ужасом увидел, как тот, остервенело кусая металлические скобы, вонзившие свои беспощадные зубья в переднюю правую лапу, скачет из стороны в сторону, натягивая гремящую цепь. Из его пасти ошмётками вылетала белая пена. Джон, поставив лампу на землю так, чтобы видеть мечущееся мощное тело, поднял руки в успокаивающем жесте, раскрывая и показывая пустые ладони. Его голос дрожал, но он постарался совладать с эмоциями, ласково заговорив и медленно подходя к опасности: — Тише, тише, успокойся, — делая маленькие шаги, Джон даже не думал, что приближается к верной смерти. — Я освобожу тебя, не прыгай, прошу. Ты так только вредишь себе. Волк, сверкнув на идущего глазами, полными муки, тихо заскулил, переходя на свист. Его вздымающиеся бока были подобны кузнечным мехам, и Джон практически ощущал всю боль и отчаяние этого пленённого хозяина леса. Зверь сел и ждал. Джон, подойдя, опустился на корточки у пострадавшей лапы и, подняв лицо, серьёзно произнёс, глядя прямо в серые глаза животного: — Если сейчас ты откусишь мне голову, я пойму. Прости меня, я забыл об этой ловушке, — с этими словами он разжал тиски и осторожно высвободил почти перебитую лапу. Волк, щёлкнув пастью у самого его уха, тявкнул и, хромая, припадая на повреждённую конечность, растворился в темноте. Джон, усевшись на землю, увидел миску с рагу. Вскочив, он схватил проклятый капкан и зашвырнул его на крышу сарая. Войдя в дом, он рухнул в кровать и горько заплакал. В голове снова и снова всплывал взгляд серых, полных боли глаз. Утром в его дверь забарабанили. Джон поднялся и открыл настойчивому посетителю. На пороге стоял местный фельдшер. Старик, не здороваясь, грубо проворчал: — Нужна ваша помощь. Он отказывается ехать в больницу. Повлиять на него можете только вы, — врач в ожидании уставился на ничего непонимающего Джона. — Собирайтесь же! — О чём вы говорите? — Ваш друг в очень плохом состоянии… Джона будто током дёрнуло. Он спросил, едва ли в состоянии разлепить посиневшие губы: — Шерлок? И когда ему утвердительно кивнули, он отпихнул крякнувшего старика и, как был в одних штанах, кинулся к дому самого близкого человека.

***

Джон бежал по улице, ещё пустынной, и не чувствовал под собой ног. Сердце, бешено колотясь в груди, мощно толкало кровь по организму, будя какие-то просто нечеловеческие силы. Заметив впереди знакомый небольшой домик, с укреплённым на крыше телескопом, Джон ускорился. Глаза, на мгновение опустившись к земле, увидели капли крови в пыли. Голову сжало стальным обручем, и мужчина, даже не останавливаясь, перемахнул через невысокий заборчик, упершись в перекладину сильной рукой. Входная дверь была приоткрыта, а на деревянном косяке виднелся чёткий кровавый отпечаток знакомой ладони с длинными пальцами. Нет сомнений, что произошло ужасное. Зная своего друга как облупленного, Джон ни на секунду не поверил, что это может быть несчастный случай. Шерлок был самым дотошным, самым педантичным и чертовски осторожным засранцем, чтобы угодить в какую-то нелепую жизненную ситуацию. И Джон, взлетая на крыльцо и рисуя в голове непередаваемые ужасы, всё больше поддавался панике. Страх за обожаемого друга мгновенно покрыл тело мерзкими мурашками. Ворвавшись в единственную комнату, заставленную всякими вычислительными, измерительными и чёрт ещё знает какими приборами, он едва не снёс стол, стоящий практически посередине прохода.

***

Джон всегда ворчал по поводу этого дубового монстра, раскорячившегося на половину комнаты, на что Шерлок отшучивался, напоминая о своей необычной работе. «Джон, — говаривал он, посматривая на недовольного друга своими серыми проницательными глазами и растягивая невыносимо прекрасные губы в ясную улыбку. — Мне так удобно. Ведь я прямо с кровати могу до него дотянуться и взять всё, что необходимо». Джон бубнил: «Такому хлыщу, как ты, вообще не нужна мебель. Ты из любого угла можешь достать до противоположного. Удивляюсь, как тебя ещё ветром не сломало, каланча», — Шерлок громко и заразительно смеялся, и губы ворчуна, помимо воли, тоже дрожали, расплываясь просто до ушей. Джон самозабвенно, до боли, до фанатизма обожал этого кудрявого умника. Он прощал ему все выходки. Однажды утром Шерлок ввалился к нему с плетёным лукошком, сквозь прутья которого в разные стороны торчали головы несушек. Стояло невообразимое квохтанье, и Джон, открыв было рот, дабы озвучить вопрос, так и замер, глядя на сияющие возбуждением глаза. Шерлок, быстро осмотревшись и буркнув «нет, здесь никак», протопал обратно на улицу. Джон, всё ещё не закрыв рот, рванул за ним. — Там у тебя что? — длинный палец ткнул в сарай, и Джон, ничего не понимая, промямлил, косясь на кур: — Пусто. Хлам всякий и инвентарь. — Великолепно! — Повелитель несушек быстро исчез внутри постройки, закрывая за собой дверь, чуть не прищемив нос другу, сунувшемуся было следом. Из недр сарая раздался приглушённый голос: — Я чаю выпью, спасибо. — Что ты задумал? — воскликнул топчущийся Джон, даже не имея представления о том, что сегодня взбрело в голову этому естествоиспытателю. — Это эксперимент, Джон. Я должен кое-что проверить. Ты очень меня обяжешь, если не будешь мешать. Оставленный на улице только предупредил, что топора в сарае нет, и пошёл заваривать чай. Вновь вернувшись к сарайчику, неся большую кружку ароматного напитка, Джон услышал невообразимую возню за стеной и жалобные крики недоптиц. Сквозь этот шум доносился бубнёж Шерлока, ведущего счёт «сорок два, сорок три». Джон, больше не выдерживая любопытства, поставил чашку на землю и открыл дверь. Зрелище поражало масштабами неадекватности. Умник, сидя на чурбачке, зажал одну курицу острыми коленками и с самым загадочным видом выщипывал перья из задницы несчастной, орущей блажью. — Сорок пять! — провозгласил довольно Шерлок и раздвинул ноги, отбрасывая перо. Курица, плюхнувшись, метнулась в угол. Джон окинул взглядом поле битвы, по которому летал пух, и заметил остальных товарок бедняжки. Все они были разной степени ощипанности и жались к стенам. — Что ты… Шерлок, поднявшись, отряхнул перья с одежды и провозгласил: — Мне нужен петух. Дай своего, ненадолго. — У меня кролики! — заорал Джон в надежде, что его услышат. — Да? — мелькнувшая на мгновение растерянность на лице экспериментатора тут же сменилась задумчивостью. — Я видел у Андерсона прекрасный экземпляр. Так, Джон, — он ткнул пальцем в грудь ошарашенного друга, — я скоро вернусь, а ты проследи, чтобы ни одна не улетела. И был таков. Джон только и успел крикнуть, что они не летают, на что получил утвердительный возглас уже из-за поворота: — Да, да… Много позже, когда искомый красавец с чудесным хвостом был впихнут в сарай и заперт там, друзья сидели в доме и пили чай. Шерлок рассказывал о важности своих испытаний. Ему необходимо доказать, что птицам плевать на внешний вид, они же безмозглые. Когда Джон поинтересовался, зачем это нужно, Шерлок с самым невозмутимым видом заявил, что обвалит птичий базар. — Ты не представляешь, Джон, какие цены ломят хозяйки, давя на то, что у их пернатых красивый покров…

***

Он лежал на своей узкой кровати, отвернувшись к стене, и сильно дрожал. Не поворачивая головы на шум, зло проговорил, хотя было очевидно, что эта эмоция даётся ему с большим трудом: — Я вам уже сказал: в больницу не поеду. Джон подошёл к спартанскому ложу и тихо проговорил, глотая слёзы, комом вставшие в горле: — Это я, Шерлок. Бледная спина застыла, а левая рука потянула на голову одеяло. — Уходи. Джон ласково спросил, глядя на перепачканную кровью кровать и стараясь сдержаться, чтобы не отдёрнуть покрывало, прячущее от него картину происшествия: — Что случилось? На тебя напали? Шерлок, не выдерживая жалости, сквозившей в голосе вопрошающего, откинул одеяло и резко сел, сверкая своими удивительными серыми глазами, затуманенными болью. Он прорычал, поворачиваясь и придерживая перебинтованную правую руку: — Напали! Ты, Джон, и напал. Исподтишка! Убирайся отсюда! И до Джона дошло, где он видел эти раскосые волчьи глаза. Попятившись, опять наткнулся на стол, обошёл его и выскочил на улицу. Вслед ему донёсся душераздирающий, полный страдания вой.

***

«К чёрту, к чёрту всё», — шептал Джон, медленно направляясь домой. Шок от такого открытия никак не проходил, но к нему приплюсовывалась дикая злость на того, кого он столько лет считал своим единственным близким человеком. Как он мог, как? Скрыть такое, такое… Джон глубоко вздохнул. Значит, Шерлок никому не верит, вообще никому, и Джон, положивший столько сил, чтобы хоть немного приблизиться к этому человеку с копной чёрных кудрей, потерпел полное фиаско. Его использовали, над ним просто посмеялись, открыто и беззастенчиво. Столько лет мнимой дружбы… Какая же это боль. Джон остановился и, схватившись за болевшее сердце, присел посреди дороги. Воздух вдруг сделался густым и вязким, просто отказываясь проникать в лёгкие, застревая в глотке. Джон закашлялся, чувствуя, как на глаза, против воли, наворачиваются крупные слёзы обиды. Чёртов эгоист, чёртов любимый эгоист. Истекая кровью, он прогнал, прогнал Джона, готового ради него на всё! Боль в груди немного отпустила, и мужчина тяжело поднялся. Природа не ошиблась, дав Шерлоку вторую личину. Он истинный зверь. Жестокий, беспощадный, отрицающий любые проявления человеческих чувств. Таким, как он, и правда место в лесу, в самой глухой его части, чтобы как можно дальше от нормальных людей! Странно, что он разговаривать-то не разучился с таким образом жизни. Зачем он вообще влез в жизнь Джона? Бегал бы себе и бегал по чаще, гоняя зайцев, метя и охраняя территорию. Почему он обращается в человека, если уж ему так отвратительно находиться среди двуногих? Ведь не раз и не два с его губ срывалось злое: «Все вокруг идиоты, Джон, и ты тоже. Мне так трудно, так плохо от человеческой тупости!» И Джон осознал, что Шерлок был прав, причисляя и его к разряду недалёких людишек. Будь Джон хоть немного поумнее, то смог бы сопоставить все факты, сейчас засверкавшие своей ясностью перед глазами. Ведь он всегда чувствовал в Шерлоке эту дикую красоту, эту тягу к свободе. А та встреча в лесу? Но это же вообще проще-простого! Какой бы волк отпустил добычу и стал таскать подарки? Какой?! Только такой, как Шерлок. Непредсказуемый, невероятный, неземной… Как же вырвать это чувство из груди? Как освободиться от образа любимого друга? Есть ли хоть какое-то средство, зелье, чтобы не думать о том, как он смалодушничал и бросил погибать, обидевшись на справедливое обвинение? Ведь в том, что Шерлок лежит сейчас дома и просто истекает кровью, мучаясь от адских болей, вина Джона. Целиком и полностью, и с этим не поспоришь. Так какой же он друг Шерлоку, если покинул в тот самый единственный момент, когда в его помощи действительно нуждаются? Кто же из них зверь? Джон резко развернулся. Нет, никогда он не уподобится тому, что думает о нём Шерлок! В этом споре со смертью победа останется за ним!

***

— Я велел тебе убираться! Джон едва успел отклониться, когда рядом с ним в стену впечаталась огромная колба, брызнувшая в разные стороны миллиардами осколков. Шерлок, сверкая глазами, тяжело дышал, нервно сжимая здоровую руку в кулак и быстро оглядывая стол в поисках метательного предмета. Как назло, всё остальное было большой редкостью в этих краях, а переводить вещи на туполобого Джона — верх глупости. — Ведёшь себя как истеричная баба, — подначили из тёмного коридорчика, и Шерлок зарычал от бессилия и злости. Откинувшись на подушку, он хрипло вдыхал, поскуливая на выдохе. Из темноты раздался вопрос, произнесённый примирительным голосом: — Успокоился? Можно теперь войти? Дверь я запер и всё равно не уйду, буду здесь стоять. — Вот и стой там, а ко мне не приближайся! — почти гавкнул Шерлок, от накатившей слабости закрывая глаза и морщась. Джон осторожно выглянул из-за угла, смотря на резко побледневшего Шерлока. Жалость подкатила к горлу, и Джон тихо попросил, взывая к рациональной стороне друга: — Давай, я сначала вылечу тебя, а уж потом разберёмся, а? Шерлок зло процедил сквозь зубы, но было видно, что он сдаётся: — Ты меня чуть руки не лишил! — А ты мне огород испоганил! — вырвалось у Джона, да с такой обидой, что Шерлок не выдержал и рассмеялся. Повернув голову в сторону входа, он смущённо пояснил: — Я помочь хотел. Джон, делая несмелые шаги, приближался к кровати, на которой возлежал самый опасный и самый прекрасный зверь в человечьем обличии. Улыбнувшись серым потеплевшим глазам, тихонечко уточнил: — Помочь мне лишиться урожая? — Нет, собрать его. Подойдя, Джон осторожно сел на самый край и ласково улыбнулся: — Давай посмотрим руку твою, помощник, — протянув ладонь, он ободряюще кивнул. Шерлок подчинился и высвободил пострадавшую конечность из-под одеяла. Уложив её на живот, он с опаской наблюдал, как Джон, придвинувшись, осторожно развязывает пропитанные кровью бинты. Тихонечко освобождая запястье от ткани, он ласково ворчал: — Чтобы убирать урожай, нужно сначала дождаться, когда он поспеет. И что тебе в голову взбрело? — разглядывая рану, покачал головой. Конечно, всё не на столько ужасно, но потерпеть Шерлоку придётся. — Где у тебя медикаменты? Шерлок смущённо отвёл глаза и буркнул: — У меня их нет. Джон ошарашенно уставился на друга и переспросил, сомневаясь в правильности услышанного ответа: — У тебя нет лекарств? — И когда кудряшки утвердительно кивнули, Джон задал логичный вопрос: — Как же ты лечишься? — Я не болею, организм сильный. — Хорошо, я схожу и принесу, а ты лежи, — Джон уже приготовился подняться, но его остановили: — Не нужно, правда. — Но у тебя же рана ужасная, её обеззаразить положено, не дай бог инфекция. Как же ты… Шерлок поднял руку, поднёс её к губам и широко лизнул, глядя прямо в очумевшие глаза друга: — Вот так. — Ясно, — Джон потёр виски, отказываясь верить глазам. — Дикость какая-то. Продолжавший вылизывать запястье, пояснил, приподняв уголки губ: — А я и есть дикий зверь. Забыл?

***

Джон перебрался в дом к Шерлоку, расстелив прямо на полу перину, которую притащил из дома. Потом пришлось перевозить практически весь скарб. Его друг, как оказалось, не был приспособлен к обычной человеческой жизни. Полностью отсутствовала посуда, элементарные средства гигиены. Даже такая малость, как умывальник, висевший в углу, внутри была оплетена паутиной. Три дня ушло на то, чтобы хоть немного приспособить жилище и придать ему сносный вид. Хорошо хоть плита имелась, и то только потому, что Шерлок грел на ней реактивы. В первую ночь Джон не сомкнул глаз, слушая тяжёлое горячее дыхание, доносящееся с кровати, в которой, порыкивая, метался бледный Шерлок. Когда стоны набирали громкость, Джон вставал, подходил к другу, опускался перед ним на колени и гладил горячие волосы, меняя компрессы на его лбу. Как только холодная ткань ложилась на огненную кожу, Шерлок открывал мутные невидящие глаза со стоящими в них слезами и вымученно улыбался. Джон успокаивающе водил по его виску, спускаясь на шею и оглаживая плечо. И Шерлок, прекращая вздрагивать, затихал, снова проваливаясь в лечебный сон. Джон поил его отварами трав, от которых больной смешно фыркал и морщил нос, оскаливая зубы. И тогда Джон с удивлением наблюдал, как сквозь человеческие черты проявляется то — звериное. Он очарованно смотрел на это недообращение, а Шерлок, понимая его удивлённые взгляды, смущённо краснел, прячась под одеяло и бурча оттуда, чтобы Джон перестал так таращиться. Через неделю жар спал, и Джон смог спокойно уснуть, чувствуя, что долго так не выдержит. Его откровенно шатало, когда он, стоя у плиты, готовил незамысловатую пищу. Практически не питаясь сам, он внимательно следил за рационом любимого друга. А тот смотрел своими удивительными глазами и просил поесть с ним. Джон черпал пару ложек, демонстративно облизываясь, и уверял, что уже ел, пока Шерлок спал. Друг с подозрительностью вглядывался в его голубые глаза и, когда Джон честно улыбался, открывал рот, куда тут же лезла ложка. Сначала Шерлок отказывался от такого вида принятия пищи, но его убедили, что так удобнее. А Джону просто нравилось смотреть, как идущий на поправку ест. Он готов был круглосуточно пичкать своего зверя варевом, лишь бы наблюдать за размыкающимися губами, за проворным языком и сияющими глазами.

***

Джон, проснувшись, но не открывая глаз, закопал ладонь в мягкую тёплую шерсть и довольно застонал, пропуская её меж пальцев. Услышав вибрирующее урчание, мужчина улыбнулся. Какой же его Шерлок… Он резко вскинул голову и отдёрнул руку, видя, что рядом с ним, на полу, посапывает до ужаса знакомый чёрный волк. Тот шевельнул ухом и облизнулся, переместив свою большую голову, прижимаясь ею к удивлённому Джону. Мужчина с опаской провёл пальцами по гриве. На это одобрительно заворчали, тогда Джон смелее погрузил пальцы, достав до шеи. Невероятно сильная, она излучала звериную мощь. Джон переместил ладонь, проводя по плавно вздымающемуся боку. Шелковистый покров струился, даря почти эротическое наслаждение. Замерев от осознания того, что внутри просыпается весьма определённый жар, Джон убрал руку и смущённо позвал, склонившись к мягкому уху: — Шерлок, проснись. Зверь тут же открыл глаза и приподнял голову, слегка повернув её на голос. Плавно и грациозно поднявшись, он отряхнулся и сел, глядя на лежащего. Джон, не зная, как объяснить, тихо проговорил: — Ты волк, понимаешь? Сейчас, вот прямо сейчас. Зверь вопросительно наклонил голову. Джон сел и протянул руку, ведя по гриве: — Ты обернулся ночью и пришёл ко мне. Его руку лизнул шершавый язык, а потом запястье осторожно ухватили зубами и потянули к выходу. — Ты хочешь, чтобы я ушёл? — Джон, поднявшись, почувствовал, как его настойчиво подталкивают к двери. — Мне совсем уйти или просто подождать за дверью? На него так посмотрели, что он услышал в голове голос Шерлока, тяжко вздыхающий над тупостью некоторых. Джон усмехнулся и вышел, прикрыв дверь. Прохлада утра освежила, и мужчина определял фронт работ на сегодня, когда из глубины дома его позвали: — Джон, можешь войти.