The Mask in the Mirror

Первые несколько месяцев были самыми тяжелыми. Аякс просыпался от кошмаров, как по часам, каждую ночь крича так сильно, что эти звуки пронзали Чжун Ли глубже, чем удары его бессмертных врагов тысячи лет назад. Все, что Чжун Ли мог сделать, это подползать поближе и обнимать Аякса как можно крепче. Аякс сказал, что не хочет, чтобы Чжун Ли касался его разума, пока он без сознания, в потере кошмаров. Его восприятие реальности было достаточно хрупким, чтобы временами не различать сон и бодрствование. Чжун Ли согласился на это неохотно. У него всегда была привычка давать обещания, и это было еще одно, о чем он сожалел. Малейшим прикосновением он мог успокоить подсознание Аякса, подарить ему счастливые сны. Но он обещал не делать этого. И поэтому они оба страдали. Хрупкость счастья когда-то потрясла Чжун Ли до глубины души. Он всегда знал, что жизнь мимолетна и непостоянна. Он видел тысячи уничтоженных богов, держал мертвецки холодное тело Гуй Чжун, когда она исчезала, и даже после всего этого непостоянство все еще пугало его. Он знал, что Аякс не был обычным человеком. Он выздоровеет. Но поначалу — когда Аякс бился в агонии и жутко потел от кошмаров, в то время как Чжун Ли не мог сделать ничего, кроме как гладить его по волосам и шептать ему утешения на ухо, — Чжун Ли казалось, что тот никогда не сможет вернуть себе прежний свет. Он часто замечал Аякса, уставившегося в землю мертвыми глазами. Улыбки всегда давались ему легко, но теперь они чаще были натянутыми, чем нет. Аякс боролся с простыми вещами, такими как забывание обычных бытовых вещей. Он часто забывал, где оставил кухонную утварь, взял ли с собой сумку. И часто самая простая мелочь полностью отключала Аякса от реальности. Внезапный хлопок птичьих крыльев где-то над головой. Журчание воды дикого ручья. Аякс не мог объяснить эти вещи, и он расстраивался каждый раз, когда паника возвращалась. Чжун Ли обладал всем терпением, которым его одарила бесконечная жизнь. Он мог бы ждать десять лет, пока его Аякс вернется к нему. Но по прошествии нескольких недель отсутствие улучшения состояния здоровья Аякса стало постоянным источником его беспокойства. А потом Чжун Ли пришлось отбыть на какое-то время, чтобы совершить кое-какие перестановки в Ли Юэ. Было ясно, что Аякс верит в него и в их новые отношения, но сам Чжун Ли не был так уверен. Будет ли Аякс в порядке без него? А если его приступы будут усиливаться? А кошмары? Чжун Ли понимал, что слишком опекает Аякса. В конце концов, он крепко держался за благополучие Ли Юэ в течение тысяч лет. Призрак непостоянства нависал над Чжун Ли даже в отношениях с Аяксом. Он жаждал контроля. Но одна вещь, которую он усвоил после тысячелетий божественного правления, заключалась в том, что контроль никогда не был тем, чем казался. Контроль был просто безумным стремлением к власти, отчаянной попыткой удержать в стазисе то, что по своей природе должно меняться. Даже бог не мог остановить течение времени. И даже сейчас, отказавшись от своей власти, поддавшись переменам и разрушительному воздействию времени, он не мог смириться со своей собственной беспомощностью. Здоровье Аякса было вне его контроля. Их будущее тоже было вне его контроля. И поэтому Чжун Ли был в полнейшем ужасе. Чжун Ли не хотел казаться подавленным. Поэтому просто не высказал своих сомнений. Он изо всех сил старался говорить только правильные вещи, чтобы скрыть страх, который кипел в нем. Тех проблесков света, которые он видел, когда Аякс смотрел на него глазами, полными любви, было достаточно, чтобы развеять эти страхи. Аякс был в порядке. Но Чжун Ли мог бы, по крайней мере, попытаться вернуть себе веру в себя, которую когда-то имел. Он должен попытаться посмотреть в лицо собственной неуверенности так же храбро, как это делал Аякс. И поэтому он оставил его с поцелуем и обещанием быстро вернуться. Его задача в Ли Юэ была нелегкой. План вращался вокруг той концепции, которой он всегда дорожил, — его народ по своей сути был хорошим, трудолюбивым. Люди, которые не потерпят несправедливости. Его народ отражал не его собственные добродетели, а мягкую мудрость Гуй Чжун. В это Чжун Ли стойко верил. С помощью Гань Юй они обнародовали секретные данные о подземельях Нин Гуан. Как и ожидалось, некоторые другие члены Цисин имели смутное представление об их существовании, в то время как другие были в ужасе от самой мысли об этом. В частности, ходили слухи, что Кэцин ворвалась в кабинет Нин Гуан, требуя ответов. Информации о том, что пережил один иностранный шпион, было недостаточно, но Гань Юй обнаружила гораздо больше доказательств того, чем занимались Каода и ее прислужники. В подземельях содержались десятки граждан Ли Юэ, и сокрытие всего этого было довольно обширным. Последовало публичное возмущение. Чжун Ли не обрадовался, увидев, как Нин Гуан сместили с ее поста. Когда-то он верил, что она олицетворяет все, что он хотел видеть в своем народе. Но сила была обоюдоострым мечом, и деловая смекалка не могла заменить доброту сердца. Это было то, чего, как он чувствовал, ему не хватало, и то, что он изо всех сил пытался восполнить с тех пор, как умерла Гуй Чжун. Возможно, пробуждение личных чувств заставило Чжун Ли увидеть это. Все время до этого он регрессировал, смотря на людей холодным взглядом, пока случайно не влюбился в одного из них. Философия Рекса Ляписа никогда не была такой черно-белой и однобокой, как считала история. Хотя Чжун Ли и установил бесчисленное множество законов, он никогда не ожидал, что они будут соблюдаться в совершенстве. Законы были средством для достижения цели. Возможность выбора в следовании этим законам всегда была для него самым важным. Нин Гуан сделала свой выбор, как в рамках своих законов, так и вне их, но цели, которых она достигла, не были оправданы ее средствами. Процветание страны не могло прийти через концепцию «силы» Нин Гуан. И теперь Чжун Ли это понимал. Холодное и расчетливое правление не было светлым будущим Ли Юэ. Мудрость и доброта были такими же важными добродетелями, как и экономическая компетентность. Пребывая в Ли Юэ, Чжун Ли узнал, что Каода вернулась в город. Он не пытался найти ее, так как знал, что его гнев будет слишком велик. Это чувство было старым, первобытным, выкованным в прошлые тысячелетия, когда он принес безжалостное опустошение своим врагам. Сейчас Чжун Ли нравилось думать о себе как об уравновешенном человеке, способным мыслить здраво, даже в гневе. Но то, что она сделала с его Аяксом, пробудило в нем такие ужасные чувства, что он понимал, что сломается, если Аякс не удержит его. Благодаря тому, что ее имя мелькало в бумагах Гань Юй, Чжун Ли знал, что Каода будет жить как изгой до конца своих дней. Это была не та судьба, которую избрал бы для нее Чжун Ли, но это было то, чего хотел Аякс. Поэтому Чжун Ли принял это. Как и просил Аякс, Чжун Ли искал информацию о Царице. Из того, что он смог разузнать, стало ясно, что она действительно искала своего потерянного Предвестника. Присутствие Фатуи в городе стало напряженным после ареста Аякса, но теперь их положение стало еще более шатким. Шепот и суровые взгляды следовали за каждым служащим и агентом Фатуи. Даже без бдительного ока Нин Гуан казалось, что жители города не простят Фатуи так легко. Это Чжун Ли не возражал. Он опасался широкого и грозного влияния Царицы, даже учитывая условия их соглашения. Он сказал Гань Юй, что хочет, чтобы новая Воля Небес поддерживала хорошие отношения со Снежной, но Чжун Ли не чувствовал необходимости идти дальше этого. Казалось, по крайней мере сейчас, что Аякс все еще был беженцем. Это означало, что они будут в бегах еще долгое время. Но это вполне устраивало Чжун Ли. Пока они были вместе, ему было все равно, куда они идут и как путешествуют. Потребовались бы годы, чтобы скандал утих, и месяцы для процесса реорганизации Цисин, но он остался всего на месяц. Он не мог быть вовлечен в этот процесс. Аякс был прав в одном важном вопросе: он больше не должен этого делать. Не должен вмешиваться в дела страны, если решил уйти. Если он в этот раз не сможет довериться людям Ли Юэ, столкнувшимся с правдой для принятий правильного решения, тогда он никогда не сможет довериться им снова, и с таким же успехом проще просто объявить всему миру, что он жив. Поэтому Чжун Ли оставил город в умелых руках Гань Юй, Кэцин и других. Отказался от контроля. Когда-то чуждая и невыносимая концепция, она охватила его с силой мощного облегчения. Он больше не был богом. Больше не был правителем. Он был простым путешественником, и ему нужно было заботиться о своем собственном счастье. От этого освобождения у него закружилась голова. Чжун Ли осознал, что просто не мог по-настоящему расслабиться после инцидента с Осиалом. Откровение о том, что происходило с Аяксом, растущая ярость и беспомощность от невозможности остановить все это, а также тревога в какой-то момент помешали ему прийти к какому-либо финишу, на который он рассчитывал, уходя на покой. Но теперь все начало успокаиваться. И Чжун Ли чувствовал себя свободным. Чжун Ли все еще жаждал контроля. Но он знал, что справится. Ему было к кому вернуться домой. Теперь у него была собственная жизнь, которую он должен продолжать. У него и Аякса была вся свобода этого мира, чтобы вместе противостоять своей же неуверенности. В конце концов, время переворачивает горы и превращает все в пыль. Медленно, неуклонно, но оно не только разрушает хорошие вещи, но и смягчает трудности. После шести месяцев путешествий Аякс начал проявлять признаки реального выздоровления. Сначала они были неустойчивыми, мерцающими моментами. Но постепенно все стабилизировалось, пока Аякс не стал почти прежним. Вернуться к нормальной жизни было невозможно. И Аякс все равно не хотел этого делать. Чжун Ли не мог понять, как Аякс так спокойно принял хаотичное изменение своей собственной личности, но он восхищался этим. Теперь Аякс определенно становился другим. Он был более рассеянным, чем раньше, и это казалось постоянной переменой. А еще он был спокойнее и явно не чувствовал необходимости демонстрировать ложное высокомерие, которое так часто проявлялось раньше. Каждая его частичка все еще была прекрасна для Чжун Ли, и даже новые моменты в его личности, подобные появившейся привычке часами сидеть в тихом созерцании, не создавая проблем, были также любимы мужчиной. Через шесть месяцев Аякс был готов по настоящему жить. Самое убедительное доказательство пришло в виде трех внезапных слов, произнесенных в чистом ночном воздухе, когда они лежали бок о бок и смотрели на звезды. — Я люблю тебя, — сказал Аякс. Чжун Ли уставился на него, на эту горько-сладкую улыбку, просто пытаясь поверить своим ушам. Это не было чем-то новым; Чжун Ли мог почувствовать это чувство в своем разуме в любой день. Но чтобы услышать это... Аякс рассмеялся. — Я люблю тебя, и это даже совсем не больно. Этот момент отдавался тишиной в воздухе. Ветер проносился над ними с таким легким и бодрящим ощущением, что лицо Чжун Ли расплылось в улыбке. — Я тоже тебя люблю. Они посмотрели друг на друга. И мир в этот момент казался для Чжун Ли старым и знакомым, но в то же время молодым и свежим. А сам он был устойчивый, как скала, и одновременно уязвимым. Аякс взял его за руку. — Яд пропал, — пробормотал он. — Не могу в это поверить. — Я всегда знал, что так и будет, — сказал Чжун Ли. — Это было только вопросом времени. Аякс покачал головой. — Я не был так в этом уверен. Ты бы так и продолжал ждать вечно, так и не услышав, как я говорю этих слов в ответ? — Я бы ждал до конца самого времени, — Чжун Ли поднес их руки к своим губам и тихо прижался ими к костяшкам Аякса. — Пока горы не рухнули бы в море, а Селестия не упала бы с неба, и даже тогда я бы продолжал ждать. Аякс рассмеялся. — Какой ты слащавый. — Счастье делает меня мягче, — улыбнулся Чжун Ли. Аякс перевернулся, поцеловал его и прошептал в самые губы: — Я люблю тебя. Как Чжун Ли мог бояться, когда будущее казалось таким идеальным в тот момент? Как он мог беспокоиться о контроле? Давным-давно с его стороны было храбростью даже просто надеяться после смерти всех людей, которых он потерял. Но он не боялся. Потому что в какой-то момент Аякс сказал, что, что бы ни случилось, он не пожалеет ни об одном мгновении, которое они провели вместе. Все друзья, которых Чжун Ли любил и потерял, теперь были золотым светом, наполнявшим его душу. Прошел почти год, прежде чем Чжун Ли привык к их новой жизни. Он был удивлен собственной приспособляемостью. Раньше год был мгновением ока, но теперь время замедлилось, и каждое мгновение казалось вечностью. Они путешествовали от одного материка к другому, иногда с Итэром, иногда в одиночку. Они жили за счет земли, открывали для себя древние руины и тайны земли, отдыхали в красивых загородных уголках. Они нашли жизнь, которую Чжун Ли никогда бы не подумал, что способен избрать. Но через год он приспособился и нашел глубокие, простые радости в таком образе жизни. В это время у Итэра были свои трудности. Он приходил к Чжун Ли за ответами, но иногда тот просто не знал, как помочь. Особенно когда дело дошло до признания в самых мрачных моментах его собственной истории. Были вещи, о которых он не мог говорить даже с Аяксом. На свет всплывало еще больше контрактов, в которые он вляпался в разные моменты своей долгой жизни. Иногда Чжун Ли боялся, что прошлое будет давить на него, пока он просто не будет раздавлен. Но в такие моменты, в которые раньше он был один, теперь у него был спутник. Аякс был не единственным, кому было одиноко. Между ними висело слишком много вины, чтобы не простить друг друга и не напомнить друг другу о необходимости простить самих себя. Этот крошечный контракт остался в силе, и когда Чжун Ли был переполнен горем, отчаянно желая признаться во всем, что произошло в Каэнри'ахе, Аякс был рядом, чтобы успокоить его. Прощение далось нелегко, и Чжун Ли не был уверен, что заслужил его. Но Аякс ответил ему своей собственной мудростью: «Что бы это ни было, мне все равно. Теперь ты свободен». Свобода была выбором. Свобода от прошлого, свобода от страха. У Чжун Ли не хватило бы сил выбрать свободу, если бы он был один. И таким образом, они поддерживали друг друга в течение долгих месяцев, во время выздоровления Аякса и бесчисленных приключений. Продирались через новые воспоминания, которые Чжун Ли никогда не смог бы забыть. Через хорошее и плохое. И он был спокоен.

***

Сейчас они стоят на палубе корабля, и вдалеке виднеется туманная новая земля, ожидающая исследования. В какой-то момент их руки находят друг друга. — Приближается война, Чжун Ли, — Аякс пристально смотрит на далекие, расплывчатые очертания. — И она потрясет устои этого мира даже больше, чем Война Архонтов. — Я знаю, — крестовый поход криоархонта еще не закончен. Существование семи наций, похоже, катится к хаосу, поскольку они с Аяксом слышат все больше и больше новостей от Итэра. Чжун Ли должен знать лучше, чем кто-либо другой: история этого континента, возможно, подходит к переломному моменту. — Мы тоже можем быть втянуты в это. Чжун Ли вздыхает. — Я знаю. — Помнишь, что ты сказал: в конце концов каждый борется за свой собственный мир? Борется, чтобы создать дом? — Аякс поворачивается к нему с мягкой улыбкой. — Я думаю, что нашел его, прямо здесь, с тобой. Даже если мы отправимся на войну, даже если завтра мы умрем, я ни о чем не пожалею. — Я тоже, — разрушение их хрупкого мира кажется слишком возможным. Но это делает его еще более прекрасным. — Я хочу вкусить жизнь в полной мере, пока мы еще можем, — продолжает Аякс. Мертвый блеск его глаз почти сменяется сверкающей голубизной, когда их взгляды встречаются. — Хочу выйти замуж! Чжун Ли делает паузу, принимая информацию, а затем его лицо расплывается в широкой улыбке. — Ты только что сделал мне предложение? Легкий румянец заливает щеки Аякса. — Ну, если верить некоторым источникам, мы помолвлены уже больше года. Чжун Ли нелегко смутить, но воспоминание о его неудачном подарке в виде палочек для еды заставляет его неловко закашлять. — Верно. — Знаешь, для того, кто сказал, что предпочитает «признание в лоб», ты действительно был не слишком прямолинеен, — ухмыляется Аякс. — Прости, — смущение не задерживается на его лице, его сдувает морской ветер, который несет их слова вперед с обещанием будущего. Чжун Ли поворачивается к Аяксу и берет его за обе руки. — Тогда я буду прямолинеен. Давай поженимся. Любые следы травмы исчезают из взгляда Аякса, когда он наклоняется вперед для долгого поцелуя, улыбаясь Чжун Ли в губы — Хотя, — говорит Чжун Ли, когда они отстраняются, — учитывая, что мы беженцы, это может быть трудно организовать в законном порядке. — Меня не волнуют юридические моменты, — говорит Аякс. — Я просто хочу чувствовать, что ты мой, а я твой. Чжун Ли смотрит на него целое мгновение, пока в его голове зарождается идея. — Хорошо, тогда, как насчет этого? — Он закатывает рукав и протягивает руку. — Возьми меня за запястье. Они берутся за руки, сжимая запястья друг друга, и Чжун Ли закрывает глаза. Это уже привычная вещь — проникать в душу Аякса. Но каждый раз это бодрит, обдает свежестью. Их души такие разные, но многие части гармонично перекликаются друг с другом. В обеих мелькают общие моменты изоляции, одиночества, ощущения дрейфа по миру в поисках цели. Эти нити соединяются в своем собственном союзе. Эти звуки переливаются в брызгах моря, разбивающихся о скалистый берег. Неоспоримая трагедия, вина и утрата приводят к общему горько-сладкому выводу. Они были бы потеряны друг без друга. А в союзе двух истерзанных душ образуется их собственный мир. Вот оно. Чжун Ли сосредотачивается, желая, чтобы их энергии соединились и проявились. Аякс ахает от краткого жжения. Чжун Ли открывает глаза и видит, что Аякс смотрит на их запястья, на одинаковые отметины, которые там появились. Это иероглифы Ли Юэ, обозначающие «мир», высеченные темно-золотым шрифтом, с проявляющимися переливчатыми голубыми крапинками, когда чернило отражает солнечный свет. — Мне нужно перестать спрашивать, как вообще ты делаешь что-угодно, — смеется Аякс. — Ты все время меня удивляешь. — Тебе нравится? — спрашивает Чжун Ли. — Это прекрасно, — Аякс касается метки. — Гораздо более обязывающе, чем официальные бумаги. — Это о нас. Это слово, которое больше всего говорит мне о наших душах. На лице Аякса отражается выражение необъяснимого удовлетворения. — Тогда для меня это идеально... муж. Муж. Чжун Ли крепко обнимает его, внезапно охваченный желанием схватить, удержать и никогда не отпускать этого человека, который теперь принадлежит ему. Мой. Аякс полностью принадлежит ему. У Чжун Ли никогда не было кого-то, кто принадлежал бы ему. Миллионы граждан, подданных, верных последователей на протяжении долгих веков — они, несомненно, принадлежали ему, но договорные отношения между богом и его народом не являются свободно данной, личной любовью. Теперь кто-то сам выбрал его таким, какой он есть — скромного, бывшего архонта, больше не всемогущего существа, просящего лояльности и снисходительности к своей персоне, — и выбрал его из всех остальных в мире. Решил связать себя с ним навсегда. И в мире нет больше такого чувства, как это. Быть преисполненным другим человеком. Чувство завершенности. Возможность приводить каждое возможное мимолетное мгновение с кем-то, кто готов стать его мужем, — это чувство, которого Чжун Ли искал тысячелетиями. И найти это чувство в таком неожиданном месте, в таком хаотичном, прекрасном человеке... Чжун Ли никогда не чувствовал себя таким удовлетворенным. — Мой, — шепчет он в шею Аякса. Аякс смеется. — Я люблю тебя, Чжун Ли. — Я тебя тоже, — он зарывается лицом глубже, все еще чувствуя необходимость крепко держаться за Аякса. — Нам нужны... клятвы или что-то в этом роде? Я забыл, что нужно делать на свадьбах. — Я думаю, мы уже обсудили что-то подобное, — бормочет Чжун Ли. — В конце концов, наше обещание на... мизинцах имеет большую силу, чем любая отметка или юридический факт. Аякс снова смеется, и этот восхитительный звук наполняет грудь Чжун Ли теплом. — Помнишь, что мы пообещали? Уважать друг друга, поддерживать и прощать друг друга? — Похоже, мы обручились и поженились, не осознавая этого, — Чжун Ли наконец отстраняется, чтобы увидеть веселье в глазах Аякса. — Возможно, нам следует внести обещание частых разговоров в общий список. — Мы уже пережили моменты и «в болезни и здравии, в богатстве и нищете». И в хорошие времена, и в плохие, — улыбка Аякса становится задумчивой. Он подносит запястье к свету. — Ну, теперь это абсолютно навсегда. Это единственный контракт, который нам нужен. Чжун Ли ловит его запястье и нежно целует отметину. На мгновение они смотрят друг другу в глаза, оба сверкающие обещаниями, новыми и старыми. — Ты это серьезно? — Голос Аякса низко отдается в голове Чжун Ли. — Про то, что ты ни о чем не пожалеешь? Тебе будет труднее, чем мне. Чжун Ли проводит пальцем по отметине и шрамам на руке Аякса. — Я никогда не умел жить настоящим моментом. Да мне это было и не нужно, когда у меня было все время в мире. «Сейчас» никогда не имело такого значения, как тяжесть прошлого и страх перед будущим, — он ярко улыбается. — Но это всего лишь еще одна вещь, которой ты меня научил. «Сейчас» — это покой. И поэтому мне больше не нужна вечность. — Забавно, — Аякс наблюдает, как Чжун Ли продолжает прижиматься губами к его руке. — Никто из нас никогда не был мирным человеком. У нас на руках больше крови, чем у большинства людей вместе взятых. Но все, о чем я сейчас могу думать, — это остепениться и жить в покое. — Хм, — Чжун Ли останавливается на глубоком шраме на большом пальце Аякса. — Я думаю, что мы постигли мир вместе из-за того, что пережили, что сделали. Мы нашли способ извлечь что-то из этой борьбы. Мы нашли это друг в друге. — Нашли кого-то, к кому можно вернуться, — повторяет Аякс свои старые слова. — Дом, который мы построили. На лице Чжун Ли появляется улыбка, горько-сладкая и полная надежды. — Так что нет, Аякс, я ни о чем не пожалею. Я никогда не думал, что найду его, тот дом, о котором мне рассказывала Гуй Чжун. Я тысячи лет ждал подобного чувства. И теперь я могу сказать одно: ты — мой мир, мой дом. — А ты мой, — говорит Аякс с мягкой улыбкой. — Мы не одиноки, что бы ни ждало нас в будущем, — они снова обнимают друг друга, глядя на море. И корабль плывет дальше, унося их вперед, к новым землям за пределами горизонта, к их совместному будущему и к обещанию хрупкого, прекрасного мира.