Les mots que je dis pendant que tu dors / Слова, которые я говорю, пока ты спишь

Кирилл Гордеев Бал вампиров
Слэш
Заморожен
R
Les mots que je dis pendant que tu dors / Слова, которые я говорю, пока ты спишь
one_gad
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Можно ли мыслями и мечтами вернуть к жизни дорогого человека? Нет, так это не работает. Но почему тогда Герберт фон Кролок, давно потерявший возлюбленного, теперь бежит от него, дышащего и вполне себе живого?
Примечания
Я обещала написать продолжение к тому мини о страданиях Герберта после смерти Альфреда (https://ficbook.net/readfic/11129291). Написала. Точнее, не совсем, потому что, кажется, это растянется на... много. Сначала расширенная версия переживаний Герберта для тех, кто не читал драббл или хотел бы сильнее прочувствать. Дальше — начало повествования от лица Альфреда. Посмотрим, чем продолжится история. Герберт фон Кролок в данном представлении Кирилл Гордеев, Альфред — Георгий Новицкий.
Поделиться
Содержание

-II-

Fink — Looking Too Closely

-II-

Put your arms around somebody else

Don't punish yourself, punish yourself

Truth is like blood underneath your fingernails

Это было самое время для того, чтобы вникнуть в суть вещей. Бежать оказалось бессмысленно: снег забивался в ботинки, холодил нагревшуюся теплой одеждой кожу и откровенно замедлял. Как бы Альфреду ни хотелось добраться до человека, который явно знал больше, остановиться и обдумать произошедшее все-таки пришлось. Замерзшие пальцы затеребили пуговицы верхней одежды, и студент выдохнул клубок пара. Как он так упустил шанс? Ничего, действительный шанс еще не был упущен — ну, или на это хотелось надеяться. Так что глубокие следы от кладбища повели обратно к деревеньке, к тому самому одинокому трактиру. Почему-то Альфреду казалось, что в это время почти никого не будет в этом местечке, однако несколько мужчин явно надолго зависли за одним из столиков, и пока они вели себя тихо, их никто не выгонял. Так ведь и уснуть за столиком можно, подумалось студенту, однако вслух он все-таки ничего не произнес, лишь прошел дальше, ища глазами хозяина заведения. К слову, нашелся он намного быстрее, чем днем, когда помещение заполоняло огромное количество народу (в общем-то, это было удивительно, учитывая, что, по мнению паренька, тут должно было быть мало жителей). Радушный прием, видимо, ожидал каждого нового туриста, так что Альфреду пришлось заплатить явно кругленькую сумму за небольшую, но хотя бы теплую и сухую комнатку на втором этаже. Было немного неловко пытаться узнать о незнакомце с самого начала разговора с хозяином трактира, так что парень решил немного выждать, а после, например, с утра, задать вопрос как бы невзначай. В помещении было тепло, даже жарко, что немного удивляло в подобную погоду снаружи, хотя внутри студента холод распространялся с неистовой силой. Пальцы слегка подрагивали от осознания того, что произошло, но все подобные мысли не могли полностью заполнить разум юноши до тех пор, пока он не остался наедине с собой. Что он действительно видел? Сначала — мельницу где-то вдали, потом — дорогу до кладбища. Он помнил, как всматривался в следы мальчишек на снегу, а потом слушал их голоса. Он видел каменную плиту и собственное изображение, выбитое на ней, старое, но целое… Он точно-точно видел светлые волосы и испуганный — или удивленный? — взгляд кого-то незнакомого, заставляющий в груди все трепетно сжиматься. И он не мог не узнать собственного имени, из-за чего теперь необходимость встретиться со сбежашим ощущалась острее. Кровать, которая досталась Альфреду, оказалась не такой мягкой, какой он мог ее себе представить, однако парню это не помешало все-таки провалиться в вольную прострацию. Голова, тяжелая и усталая, так и клонилась к едва осязаемой подушке. Количество впечатлений за день затапливало и забивало, а ведь студент еще не переварил приезд и скитания, пусть и не особо длинные, по лесу Трансильвании. При этом, несмотря на то, что сон должен был прийти неимоверно быстро, глаза никак не хотели закрываться. Сознание активно отказывалось покидать тело и дать мозгу время на отдых, из-за чего молодой ученый начал ворочаться с боку на бок, изредка поскрипывая кроватью и временами шумно дыша. Зубы сжимались, Альфред морщился и активно просил самого себя наконец-то уснуть, чтобы разобраться во всем завтра. Сейчас уже поздно. Никто ведь не ответит на назревающие вопросы. Это никому не надо. Все он узнает завтра. Так что юноша не понял, в какой момент призрачный образ с длинными светлыми волосами покинул его разум, разрешая ненадолго уступить место сновидениям, которые вряд ли запомнятся на следующее утро.

***

Мгла. Почему-то казалось, что ей нет конца. Хотя была ли она проблемой для вампира, живущего сотнями лет в подобной темноте? Герберт не считал время; он просто бежал по снегу, следуя давным-давно выученному пути до замка и совсем не обращая внимания на мельницу и какие-то далекие дома. Если бы сердце вампира действительно могло бы биться, то он давно бы схватился за грудь в надежде унять гул и содрогания внутри. Да, юный фон Кролок был не подарок, а его характер менялся так же часто, как наряд в прекрасный день… И несмотря на то, что, как он считал, отец всегда понимал ранимую душу сына, оценивал уровень трагедии верно он далеко не каждый раз. Мокрый снег ветром заносило в глаза, а дыхание сбивалось. Кровать приняла возвращение виконта без единого отклика — не было даже легкого приветствующего скрипа, благодаря которому Герберт бы вернулся в реальность. Просто глухой звук удара тела об одеяла, покрывала и подушки. Хотелось снова встать. Почему-то лежание заставляло младшего фон Кролока постоянно думать о том, что он упускает какую-то важную деталь. Возможно, Альфреда? Но тело не слушалось и никак не хотело отвечать на благородный порыв души, из-за чего вампиру пришлось упасть обратно на кровать и тоскливо посмотреть на темные шторы. Время неумолимо близилось к рассвету, и начинающее светлеть небо намекало, что на улицу выходить скоро будет нельзя. Герберт помнил об этом, новость совсем не придала сил, поэтому он вновь перевернулся на бок и буквально на несколько секунд прикрыл глаза, сосредотачиваясь на чужом — или отдаленно родном — образе. Еще давно, до появления порой храброго, а порой такого трусливого паренька в его жизни, все было иначе.

[почти четыреста лет назад]

В небольших поселениях слухи всегда расходились очень быстро, так что любая тайна в мгновение ока переставала быть таковой, стоило хотя бы одному человеку об этом что-то услышать. Не удивительно, что тогда правда могла исказиться до неузнаваемости. Хотя иногда додумывать и не приходилось, потому как новость оказывалась слишком сбивающей с ног. Деревенька где-то в самом сердце Трансильвании не отличалась от таких вот: несколько домов, стоящих друг напротив друга и идущих в ряд; далеко не каждый раз добродушные люди, уже уставшие от морозных зим и вечного холода; простые бытовые проблемы, без которых не обошелся бы ни один живой человек. Или не живой. Не зря смущающую тайнами территорию иной раз старались обходить стороной, никто ведь не хотел в итоге дойти до украшенного вычурными узорами замка. Кстати, Герберт совсем не считал украшения собственного дома таковыми, хотя… он не так часто получал возможность посмотреть на них. Кажется, замок графа фон Кролока и его обитателей недолюбливали во все времена; Герберт не мог вспомнить ни единого момента, когда к ним просто бы пришли в гости «по-соседски» или по приглашению от любой из сторон. Вообще, отец предпочитал не отпускать маленького сына далеко от себя, и поэтому юный фон Кролок не мог похвастаться широкими практическими знаниями о мире. — Но я хочу поиграть на улице! — не в первый раз попросился еще совсем маленький светловолосый мальчик, протягивая руки к отцу и умоляющими глазами смотря на него. О, это он уяснил еще с ранних лет: сделай жалостливый взгляд, и получишь все, что хочешь. По крайней мере так работало с другими вещами, но никак не с прогулками. — Нет, Герберт, — выдохнул мужчина и поднял ребенка на руки, чтобы спокойно унести в комнаты. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Ты же знаешь, что тебе и в доме нужно быть максимально осторожным. — Знаю, папочка, — грустно донеслось тому в ответ, а детские пальчики несильно сомкнулись сзади на воротнике. — Ты почитаешь мне что-нибудь? — Почитаю. Немного лукавая улыбка появилась на губах младшего фон Кролока, когда отец внес его в комнату и уложил в кровать. Конечно, было еще рановато, чтобы ложиться спать, но мальчик со временем начал к такому привыкать. Граф работал по ночам, а из-за него приходилось бодрствовать еще и часть дня, отчего Герберту становилось не по себе. Но он же не мешал отцу? Нет… Его папочка говорил, что нет; только если он сильно капризничал. Обычно после пары сказок мужчина закрывал дверь в комнату ребенка и приказывал прислуге присматривать за ним, так что очередной раз не стал исключением. Герберт вновь притворился, что уснул, потом хмуро взглянул в стену, за которой должен был стоять родитель, и перевернулся на другой бок. Граф в это время, прикусив губу, шел до кабинета. Причина его поведения крылась в наследственности сына, и сколько бы он ни пытался объяснить это любимому ребенку, тот совсем не хотел принимать действительность. Понимать — да, но детские шалости на то и детские, что от них не получалось отвязаться насовсем; они-то и представляли наибольшую опасность. Герберт то и дело хотел на улицу, во двор замка или хотя бы на балкон, чтобы посмотреть на небо, поиграть: устроить прятки по замку или догонялки с прислугой. Собственно, и то, и другое ему было полностью запрещено как то, что могло привести к травме. Фантастикой было то, что мальчик с гемофилией все еще жил… Да, просто чудом. Когда маленький наследник графа не мог уснуть, он всегда выбирался из постели и двигался в сторону выхода из комнаты, чтобы приоткрыть тяжелую дверь и наконец-то пойти изведать те тайны дома, которые его отец умело скрывал от детских глаз. Шаг за шагом Герберт, сияя любознательностью в совсем ясном взгляде, шел по ступенькам лестницы: он спускался со своего второго этажа в большой холл и прислушивался к звукам. Шаг. Скрип. Странно, ведь раньше ступени никогда не скрипели из-за его малого веса. Еще шаг, и Герберт прикусывает губу, морщась, — маленькая заноза ощутимо впивается ему в стопу и болит. Мальчик вновь ступал босыми ногами по полу, и было совершенно понятно, чем это может обернуться, но установленные отцом правила так и напрашивались на нарушения. Герберт только фыркнул и, найдя большое и высокое мягкое кресло, не без усилий залез в него. Кожу на ноге саднило, пока он, устроившись на мягком месте, копался в ранке. Выражение лица было недовольным: мальчик не привык причинять себе боль, а теперь приходилось терпеть и морщиться, стараться не плакать, чтобы не проснулся отец. Хотя… всем было понятно, что граф по ночам почти не спал, поэтому оставалось лишь не привлекать к себе внимания. И тогда маленький Герберт не знал, что родитель где-то глубоко внутри замка остановился, замер и резко развернулся, — он продолжал пошмыгивать носом, пытаясь коротенькими ноготками вытащить тонкую щепку. — Герберт, что ты делаешь? — прозвучал в тишине громкий голос отца, который, отталкиваясь от стен, для ребенка казался даже более величественным, чем есть на самом деле. — Разве ты не должен быть в своей комнате? А Герберт молчал, продолжая шмыгать, и смотрел на родителя мокрыми глазами. Он был так расстроен: вот, теперь еще его нашел папа, по которому видно, насколько тот недоволен сыном. — Я… просто хотел погулять, — едва ли не промямлил мальчик и окончательно растерзал ранку. На пол упала первая капля крови, а граф обратил на это внимание и поморщился. Черт. — Сын, — начал вновь фон Кролок и немного вымученно выдохнул. Он не смог закончить фразу, ведь ребенок бросился к нему и обнял ноги. Нельзя было не почувствовать кожей мокрое пятно, которое делалось все шире от слез ребенка. Прикусив губу, мужчина поднял сына на руки и понес вверх по лестнице в направлении его комнаты. — Папочка, прости, я больше так не буду, — плаксивым голосом обещал Герберт. А граф и так знал, что все повторится буквально через пару дней. Он чувствовал, как капли крови падают на пол, и старался игнорировать вампирское «я» в присутствии ребенка. Потом все снова повторялось: и отцовские руки, и кровать, и одеяло. Только теперь тишина разбавлялась приказами, отведенными для прислуги. Нужно было принести все, чтобы залечить небольшую ранку и остановить кровь. Обычная заноза не принесла бы слишком много неприятностей, но если бы Герберт получил широкую царапину или того хуже… Младший фон Кролок действительно поражал родителя, ведь из непоседливого ребенка он мог в мгновение ока стать серьезным и скромным мальчиком, а его настроение менялось, как погода на улице. Единственное, если бы он еще мог спокойно переживать каждую рану или гематому, было бы намного проще — кровотечения и их огромная вероятность иной раз приводили в ужас.

[настоящее время]

Открыл глаза виконт в таком состоянии, словно совсем не спал. Тревожные мысли никуда не ушли, лучше явно не стало, в голове промелькнула мысль о том, что все-таки стоило спуститься и отдохнуть в гробу. Или нет, скорее всего нет. Тишина, как и всегда, окутывала замок фон Кролоков, так что даже пожаловаться было не на что. Герберт все так же лежал на кровати и даже не дышал. Если бы грудь вздымалась, она бы нарушала хрупкую атмосферу, созданную воспоминаниями. Хотя была ли она действительно хрупкой? В мыслях виконта появилось черное закаленное стекло — прозрачное, но черное; хрупкое, но прочное. Образ буквально передавал все, что творилось у него в душе и отражалось его глазами на окружающем мире. С тяжелым вздохом — все-таки появившемуся и, кажется, родившимся больше по привычке, — вампир потихоньку начал сползать с кровати, сначала подгребая ноги к себе, а после — спуская их с кровати, вставая. Было видно, как лучи солнца пытаются стремительно пробить темные и плотные шторы, но все никак не могут противостоять им. Герберт подошел и потянулся к ним рукой, едва коснулся кончиками пальцев жестковатой темно-синей ткани, хотел сжать ее в руках и… отпустил. Один шаг назад, второй. Язык во рту натолкнулся на клыки. Открыть доступ к солнцу было бы самоубийством, хотя — усмешка тронула губы вампира, — ему уже когда-то очень хотелось такое сотворить. Несколько месяцев наедине с собой нисколько не помогли. В такие моменты всегда оставался один выход — разговор с отцом. И в следующие пару секунд дверь просторной комнаты захлопнулась за прямой спиной виконта. Коридор встретил того типичным молчанием. Иногда Герберту казалось, что часть старинных проходов надо обновить, потому что от привычных полотен веяло не только изысканностью и особой ценностью, но и старостью. Пусть подобное подходило по определению самому замку, оно не нравилось сыну графа, имеющему свой взгляд на стиль вещей. Тень, промелькнувшая где-то вдали, нисколько не смутила бы вампира в любой другой день, но в этот раз его так и потянуло что-то сказать… или попросить: — Рара́..? — эхом прошелся голос вампира по коридору, отразился от стен и улетел куда-то вглубь замка. Ему не ответили. Впрочем, и не должны были: теней в замке много, и далеко не каждая от сознательного или живого существа. Да и вообще была ли в голове Герберта сформулированная просьба? Совсем нет. Он шел дальше. Шаги совсем тихо раздавались из-под небольших каблучков туфель, которые младший фон Кролок перед этим натянул, совсем не заметив того. Очередная тень. Светлые волосы. Шорох и звуки чужих шагов, сливающиеся с Гербертовыми. Магда, явно уставшая и несколько раздосадованная, едва не сбила виконта с ног, когда появилась из-за очередного темного угла. Немного удивленным от неожиданности взглядом она оглядела молодого господина и поджала губы. Опустив взгляд, вампирша продолжила путь, чувствуя на себе чужой изучающий взгляд. Коридоры все не заканчивались, но, благо, за несколько сотен лет Герберт запомнил как идти не только до покоев отца, но и до его кабинета. Одна дверь, другая, третья — пятая, если считать после одного из многочисленных поворотов (последний налево). Дом — даже замок или лабиринт — никогда не пугает своего жителя, особенно, если служит ему на протяжении долгих лет. — Рара́..? — теперь уже громче повторил виконт, открывая давно знакомую дверь.

***

Когда Альфред распахнул глаза и вздрогнул всем телом, он первым делом огляделся. Из сна его вытянул какой-то внешний шум, однако и он мигом забылся, стоило бедному студенту вспомнить прошедшую ночь. Кровать была такой же холодной, как и вечером; сознание, казалось, нисколько не отдохнуло. Тяжелый выдох позволил дать себе секунду, и парень встал с постели. Даже слишком быстро он подошел к небольшому окну в выделенной комнате и распахнул шторы, щурясь от яркого солнца. Сколько же было времени? Кажется, он проспал обед… Желудок, пустующий с вечера, пока не давал особых отмашек в виде урчания, но мягко намекал хозяину неприятным ощущением о том, что пора бы поесть. Особого выбора не было: снова кровать, потом дверь, коридор, лестница. Дерево вновь скрипело под ногами, пока студент спускался на запах готовой еды и звук громких разговоров. — Доброе… — начал он, входя в помещение и ожидая, что его услышат, — утро. Но никто не ответил. Не то чтобы парень был так заметен в толпе мельтешащих людей, где смешались возрастные жители и дети, считай подростки. Сначала Альфред отшатнулся от нескольких мужчин, средь бела дня напившихся до головокружения (судя по комментарию девушки-официантки), а после, наконец, смог попросить принести немного еды не то для завтрака, не то для обеда. — А, ты вернулся, — присвистнул мальчишеский голос, и рядом с Альфредом опустился один из ребят, сопровождавших его вчера. — Ну, видел же? — Да должен был, — согласился второй, тут же нашедший место рядом и поздно заметивший кивок студента. Краем глаза Альфред заметил рыжего мальчика, который много говорил в прошлый раз; теперь же он почему-то молчал и оглядывался. Могла ли его напугать ситуация? Учитывая возраст… Альфреду и самому было не по себе, так что его чувства — если они действительно были таковыми — он разделял. Раздался топот, и их окружили остальные. Джонни в этот раз тоже выглядел хуже — весь потрепанный, мрачный, словно увидевший призрака. Тут мог быть и такой вариант, и другой: мальчишка просто отругала мать за позднее возвращение. Ее-то Альфред встретить успел. Хотя сейчас казалось, что он был бы не против поговорить с теми самыми стариками-рассказчиками историй, о которых ему говорили ранее. — Видел, — теперь он уже произнес это вслух, чтобы никто вдруг снова не спросил. — Это… очень странно, если честно. А что еще было говорить? Что он испугался? Это же ясно как белый день! — Ага, — кивнули его собеседники. На секунду Альфред поймал себя на мысли, что не способен заговорить больше ни с кем, кроме детей, и это надо бы исправить. Вот только официантки, кажется, не были настроены на разговор, как и мужчины рядом с хозяином таверны. Только несколько стариков заняли свои места неподалеку и следили за детьми. — А вы не знаете, — все-таки решился на вопрос юноша, — кто постоянно приходит к этой могиле? — М-мы… Нет, — ответ прозвучал как-то неправдоподобно. — Ну… как. — Ну ходит там кто-то, — вмешался Джонни. Он снова отвечал за всех, и ему было не привыкать. — Просто… там следы, и от этого как-то жутко. Высокая фигура такая. Мы поэтому слишком часто туда не ходим, мало ли. — Я тоже ее видел, — совсем тихо сказал Альфред, тем самым подтверждая слова мальчика. А дети расценили это лишь как шанс снова что-то выдумать: — Вдруг это призрак? — улыбнулся тот, что подошел к студенту первым. Он легонько подтолкнул смущенного рыжего локтем, чтобы превратить страшную сказку в мистическую игру и, может, поднять тому настроение. Однако мальчик лишь вздрогнул. — Да ладно, столько же легенд про замки с призраками, что не сосчитать! — Или местные ведьмы, — подхватил кто-то настрой на истории и легенды. Мальчишки вдруг рассмеялись, и даже на лице Альфреда появилась неширокая улыбка. Только вот легко было почувствовать, как нервно дернулись уголки его губ. Кажется, в большей степени неосведомленность детей лежала не в страхе перед какой-то странной фигурой, а в том, как сильно им прилетало от родителей за долгое отсутствие после заката. И ладно еще, если бы они гуляли где-то рядом, так их уносит не в самые дружелюбные места на их территории. Если бы студенту дали слово, он бы, наверное, сказал, что спокойно тут может быть мало где. — Вампиры, — тихо сказал Джонни. — Мама всегда говорила, что это сказки, но дедушка любил рассказывать странные истории про них и том, как раз за разом к нам приезжали бесстрашные убийцы вампиров. А судя по тому, сколько он рассказывал, кажется, никто из этих охотников не вернулся живым… Потом мальчик немного грустно улыбнулся. Где-то там же, за соседними столами, собрались пожилые женщины. Больные спины и колени, прошлое, дети — эти темы, казалось, были всегда. Кто-то был уже почтенного возраста, а кто-то чуть моложе… Той, что заговорила с Альфредом следующей, казалось, было около семидесяти, и она определенно была возмущена: — Может, у человека горе, — пробурчала она, строго смотря на детей, — а вы тут всякие небылицы придумываете. Ходит он на могилу, и пусть ходит… Все ходят. Ее лицо вмиг потемнело, как будто она вспомнила все самое плохое в жизни, и Альфред сглотнул. Если бы не произошедшие странности, он тоже не обратил бы внимания, но теперь ему было не по себе. Хотелось просто оставить все, сбежать и забыть, что где-то в далекой Трансильвании существует могила с его именем. Словно страшная сказка на ночь. — Вы правы, — негромко произнес Альфред. Дети стушевались под взглядом старухи и прекратили обсуждение, лишь смотрели на нее немного обиженно и отчужденно. А студент продолжил: — Но, может, вы знаете что-нибудь о той… могиле? Она далековато от домов. — А кто же будет так близко к дому хоронить близких, — в ответ усмехается та, и кажется, как будто морщин на ее лице становится больше. Никаких больше пояснений, как и ответа на вопрос. Весь оставшийся день Альфред провел в компании этих людей, слушая их истории и предположения. Он был сыт физически, но не морально. Люди, как оказалось, любили разговаривать, и иногда темы менялись с удивительной скоростью. Как в таких условиях можно было что-то узнать? На губах юноши появилась едва заметная улыбка. — В конце концов, — вдруг услышал он еще один вариант от женщины рядом, — может, ты видел девушку? — Ага, — смехом отозвался кто-то из мужчин, услышавший такой вывод, — конечно. Еще скажи, что у нас тут много молодых и красивых девушек, которые гуляют в лютый холод по окрестностям в одиночестве. Такая и до старого замка вдалеке дойдет, только вот сейчас к нему даже не подберешься. — Замка? — удивленно спросил Альфред. Про этому ему еще не рассказывали. — Ой, да ладно. — Тот же самый мужчина привстал, заказал еще выпивки, а потом посмотрел на паренька снова. — Если постараться, можно дойти до заброшенного замка, где, по легенде, конечно, обитают вампиры. Только вот никому он не сдался, а те, кто ходил, наверное, просто забирали что-то и уезжали. — Ты просто не хочешь признавать, что они становились жертвами! — вскричал какой-то старик из угла трактира. Он выглядел иссохшим внешне, но был достаточно бодрым, чтобы вступить в спор. — Их просто съедали, поэтому они больше никогда и не возвращались, как вы не понимаете! Казалось, он не спал несколько дней — огромные синяки под глазами едва ли по тону не сливались с тенью ночи. Но утверждал так уверенно и складно, как делают те самые жуткие люди, рассказывающие реально существующие легенды. Альфред почувствовал табун мурашек, пробегающий по его спине. — Никто мне не верит, но только я буду готов, когда они захватят нас всех! — Давай, верь это, — загалдели ему в ответ. — На том свете с ними и встретишься! Перепалка была ярой, но недолгой. Альфред с сомнением посмотрел на пожилого мужчину, а потом на девушку, остановившуюся около его столика для того, чтобы забрать уже пустую грязную тарелку. Та лишь покачала головой с неловкой улыбкой, как бы говоря: «Поверь, дорогой, это нормальное явление». — Тут часто такое бывает, — все-таки заговорила она, подтверждая мысли юноши. — Это Арье, и он… Он очень многое пережил за свою жизнь, так что сейчас несет небылицы, не переживай из-за этого. Благодаря тому, что он в них верит, хотя бы не уходит в лес в одиночку. Иначе бы не вернулся. Тот самый Арье сделал частью своего ужина чеснок, запах которого доходил аж до студента. Альфред поморщился, но ничего не сказал, как будто бы перенял идущее от старика легкое чувство опасности. Момент, когда яркое закатное солнце осветило комнату, был абсолютно и бесповоротно упущен. На какое-то, казалось, мгновение, слепящий желто-красный шлейф прошелся по людям и скрылся, уступая место тени. Тьма поглотила таверну; а местные поднялись, чтобы зажечь свечи. Все это проходило параллельно тому, как молодой студент Альбертины разговаривал с людьми, участвовал в обсуждении местных легенд и наблюдал за перепалками. Почему-то даже если ссоры и напрягали, они быстро заканчивались, и парень успокаивался, понимая, что ничего страшного произойти больше не должно. Запахи смешивались: едва, выпивка, чеснок и люди… Альфред даже почувствовал, как быстро привык к этому. Теперь в таверне было уютно и даже немного душно. Наверняка Альфред давно бы захотел спать, если бы встал в привычное время и если бы секундой позже не сосредоточился на открывшейся двери. На пороге остановились заметные красные сапожки. Рыжеволосая девушка, удивительно бледная для своего живого выражения лица, начала стряхивать снег, оставшийся на носках яркой обуви и некоторых складках ее одежды. Она скинула капюшон с головы и поправила волосы, которые и так выглядели прекрасно, словно незнакомка и не шла под снегопадом. Но вот только… какой путь она преодолела перед тем, как найти это место? С ужасом Альфред вспоминал свой. — Добрый вечер, надеюсь, на девушку найдется хотя бы небольшая комната, — мягко проговорила она, смотря на хозяина заведения. Глаза смотрели с мольбой, но почему-то казалось, словно в ней скрывалось что-то еще. — Я едва нашла это место и очень устала. Буквально на один день? Нисколько не удивляло, почему она явилась лишь к ночи, ведь это самое холодное время. Такую хрупкую девушку с легкостью могла бы ожидать смерть в холодных снегах. Удивляло лишь то, что она не выглядела вымотавшейся, но Альфред посчитал это влиянием освещения. Лишь свечи позволяли увидеть черты ее лица, и загадка была в бездонных глазах. Красивая, промелькнуло в голове Альфреда. Очевидно, с ним были согласны не все. — Н-не берите ее! — прервал разговор и мысли юноши крик Арье. Один его вид говорил о том, что старик встретился лицом к лицу с призраком или кем-то похуже. Его тонкие скрюченные пальцы подрагивали даже тогда, когда он крестился, смотря на прекрасную девушку. — Как вы не понимаете, она же вампир! Она не даст нам спокойно жить! Послышались смешки. — Д-да, конечно, слушай тебя больше! Совсем с катушек съехал, — фыркнули ему в ответ. — Радоваться надо, что сюда хоть кто-то заглядывает. А такие, как ты, только людей пугают. Старика никто не воспринимал всерьез, и от этого, казалось, его захлестывает паникой еще сильнее. — Когда она выпьет всю вашу кровь, вы будете вспоминать меня! Она же… Это она… А растерянная незнакомка лишь наивно похлопала глазами. Она как бы невзначай сложила руки, пристально взглянула на мужчину — Альфред подумал бы, что они действительно знакомы, если бы не весь разговор, — и сдержанно улыбнулась. — Вы простите его… — начал говорить хозяин трактира, но та его прервала. — Ничего страшного, может быть, я действительно не вовремя? Не думала, что меня можно испугаться. Меня зовут Сара. За окном была темнота. Начиналась снежная буря. Любой, осмелившийся выйти в такую погоду из дома, столкнулся бы с тем, что дальше собственного носа почти невозможно ничего увидеть. Кому было нужно смотреть на ужасную погоду, когда внутри таверны было намного интереснее и, главное, теплее? Ни единая душа не видела человеческую тень. Высокая фигура через небольшое окошко наблюдала за всем происходящим внутри. Плащ и длинные светлые волосы развивались сильным ветром, но на это не было обращено совершенно никакого внимания. Зеленые глаза внимательно наблюдали за студентом из Кёнигсберга, каждым его взглядом и каждой его улыбкой.