Бенгальский огонь

У огня нет совести. – Йен Макдональд

-Но я хочу! Хочу-хочу-хочу! – с каждым этим «хочу» голос маленькой Мориарти становится всё более плаксивым и капризным, она надувает губки и притворно пускает слезу, которая трогательно и довольно реалистично скатывается по щеке. Майкрофт вздрогнул – слишком резкий контраст между ребёнком, буквально требующим ласки и внимания, и ощущением тяжёлого, плотного мрака, исходящего от Джин и наполняющего весь кабинет, скапливающегося объёмистыми клубами под потолком. - Мисс Мориарти, я вынужден… - в который раз за этот проклятый год сказать, что вы не имеете права рыться в государственных тайнах, учитывая специфические особенности вашего поведения и психического состояния. Перебила. - Не разрешите – я подожгу школу, - Холмс вышел из оцепенения. Безусловно, в высказывании нет ничего успокаивающего, да и в устах подопечной это ни разу не шутка, он знает, но диссонанс наконец-то исчез. Да, вот она – настоящая, без невинной маски, говорящая то неприглядное и весьма пугающее, что думает. Так хотя бы проще разобраться, а если совсем повезёт – предотвратить. – Ну чего такого? Я хочу увидеть её – зачем прятать? Не понимаю, - Мориарти аккуратно, словно скованно развела руками и миленько так, немного виновато посмотрела на Холмса. Не понимает она, конечно. - Нет, - аристократически плавно произнёс Майкрофт, осознавая, что дискуссия на этом не кончится. Вряд ли можно выразить надоедливость в числах, но она в тысячи, десятки тысяч раз хуже Шерлока. Тот хотя бы действует – практически – в рамках закона. - Да, - не терпящим возражений тоном произнесла Мориарти. И через час, сорок одну минуту и восемь секунд подошла, чуть приоткрыв губы и блестя в предвкушении глазами, к стеклянной перегородке - по привычке нарушая правила, вплотную, - и властно попросила оставить её. Стрелка на добротных, дорогих часах Холмса сдвинулась на несколько градусов, отмечая крошечную прошедшую долю времени, и за политиком захлопнулась дверь. Сердце, скрытое под многими слоями материи, бешено заходилось – как оказалось, не зря. Лампы играли в рентгеновские, выбрасывали натянутые, идеально прямые холодно-голубоватые лучи, которые рикошетом отлетали от толстого стекла, прошивая всё помещение, хирургически точно освещая каждый миллиметр пространства и не оставляя теней – не спрятаться. Через камеры Холмс видел, как Мориарти медленно и плавно наклонила голову и приложила ладонь к перегородке. Перед ней не находилось ничего материально или исторически ценного и интересного – это не музей, сюда не ходили туристы с камерами и в кепках с флагом, не рассматривали удивлённо блеск драгоценностей или пожелтевшие тяжёлые страницы. Об этом месте знал только один человек, который мог бы что-то рассказать, и он до рези в глазах всматривался сейчас в экран. До секунды, когда за ним закрылась дверь, он был единственным, кто имел сюда доступ, - разумная, зрелая личность с абсолютно трезвым мышлением, великолепной логикой и высоким общественным положением. Второй в истории стала тринадцатилетняя девочка из семьи уголовников. Она замерла и приветливо – в своей системе эмоций и мимики – улыбалась тому, что было перед ней. Холмсу пришлось снять задрожавшие пальцы с клавиатуры и вытереть влажные ладони, подумав, что он будет делать через несколько лет, когда Мориарти повзрослеет. Он привык смотреть правде в глаза и строить жизнь на основе объективных фактов, уже не говоривших, а визгливо кричавших в самое ухо: её не перевоспитать. Она будет набираться и набираться безумия, черпая из неведомого бесконечного источника, который и сейчас требовал выхода. На экране возникло движение. Эвр Холмс скопировала выражение лица и позу посетительницы – теперь руки разделяло только стекло, наполненное сконцентрированным светом и казавшееся жидким. Майкрофт приблизил изображение – они разговаривали. На лице его сестры не было каменного, равнодушного выражения, которое портило черты и накладывало отпечаток старости. В первый раз на его памяти она выглядела заинтересованной и воспринимала происходящее не в своей голове, а в реальной жизни. Мориарти возгорелась энтузиазмом – плохой знак - и отрывисто двигала губами, увлечённо продолжая беседу. Девушка в белом широко раскрыла глаза и следила за беззвучными словами так внимательно, будто ей поверяли по меньшей мере секреты мироздания, а затем неожиданно и пугающе громко рассмеялась, всколыхнув гнетущую тишину. Джин удовлетворённо усмехнулась и наконец-таки сменила позу. Майкрофт посмотрел на часы. Последние девяносто минут два самых зловещих и странных разума из известных ему неконтролируемо беседовали с его формального согласия, и он, ответственный и педантичный политик, не удосужился даже попытаться прочитать по губам Мориарти предмет разговора. Слишком выбила его из колеи сестра, вдруг оказавшая похожей на живого человека и изменившая своей привычке отвечать на всё сложными скрипичными пассажами. Нет, вот она взяла инструмент в руки – очевидно, по просьбе Джин. Холмс прервал игру на середине, почувствовав потребность восстановить ускользавшее ощущение собственной способности контролировать ситуацию. - Я приду к ней через неделю, - в форме высокомерного ультиматума заявила Мориарти после того, как с неопределённой улыбкой оглянулась на Эвр в щель закрывавшейся двери. На экране девушка в белом, упорно отказывавшаяся от нормальной одежды в пользу подобия смирительной рубашки, посмотрела прямо в камеру. Лицо потеряло заинтересованность и живость, глаза потухли. Впервые средняя Холмс явственно, заметно ощутила отсутствие человека. Дыра в пространстве перед стеклом, оставленная посетительницей, зияла пустотой с рваными краями. Майкрофт понятия об этом не имел – и хорошо. Холодно-голубой свет непрерывно льётся из прямоугольников, глаза заболели. Эвр так скучно, как не было ещё никогда. Раньше, ещё дома, она убегала в книги – страницы мелкого смазанного шрифта, философские изыскания, которые давно отобрали. Потом научилась развлекаться внутри себя, плавала в бескрайних морях собственной головы, думая, насколько глубоко можно погрузиться – и не вернуться на пресную и бесцветную Землю, представленную кроватью и стеклянной стеной. Иногда захаживал Майкрофт, играть с которым, путать и пугать опостылело в первые пару лет заключения, и она опять вернулась к самой себе. Но сегодня погружаться уже не хотелось, казалось, будто там, куда не раз пытались хотя бы заглянуть множество таких-то с теми-то учёными степенями, уже всё досконально известно, и есть интереснее – внутри головы посетительницы. Дыра не хотела исчезать, и по её фантастической тяжести Эвр понимала: она оставлена кем-то похожим, сравнимым с ней самой. Она начала разговор с физических парадоксов, увидев Холмс в первый раз. Нормальные, обычные, принимаемые обществом за стандарт люди не начнут разговор с демонов Максвелла. Не станут двигаться гипнотически плавно, как заклинатель змей, и сверкать глазами, наполняя воздух электрическими сполохами – воображаемыми, конечно, но ощутимыми. Не пошутят о третьем человеке в государстве, точно разгадав его главную слабость. Не заставят почувствовать интерес и засмеяться, взять скрипку и сыграть выбранное не Эвр произведение. Не оставят иллюзию пустоты после своего ухода и не окажутся увлекательнее собственного мира. Тоненькая одетая в чёрное фигура приблизилась к стеклу, одними губами приветствуя девушку. Она подавила желание вскочить, лениво встала и, мягко ступая по холодному полу, подошла к посетительнице. Дыра затянулась, воздух заискрился от улыбки Мориарти. Она ярко и увлекательно рассказывала о том, как из антисептической мази от кожного зуда можно создать яд, добавив украденные реактивы. - Странная тема, - заметила Эвр, приподняв брови и стараясь разглядеть в тёмных глазах напротив что-нибудь слабое и чувствительное, человеческое в её понимании. Там пляшут черти и падают звёзды, рушатся города, и так, будто это естественное и повседневное состояние. - Разве не нужно говорить о том, что интересно? Майкрофт читал по губам Мориарти: Шерлок был прав, до нервного срыва и истерики доказывая ему, что это всё она. Она-она-она – дело Мэтью Мориарти, какие-то мелкие случаи в беднейших районах, вот теперь бассейн. Тринадцатилетняя убийца – политику это словосочетание уже даже странным не кажется. Да, я такую знаю. «Hershey’s» любит. - Ты правда подожгла дом своей семьи? - Да. Джин кивнула. Собеседница в её глазах стала ещё интереснее. Огонь лизал потёртый ковёр на полу детской, превращал в чёрные разлапистые пушинки кукольный домик, опалял страницы взрослых книг, наполнял комнату удушливым серым дымом, заставляя запотеть оконное стекло. Девочка с тёмно-русыми волосами, собранными в хвостики, сидела на полу и наблюдала, как медленно оплавляется от жара пуговица на вязаной кофточке. Вязкий пластиковый ручеёк почти достиг пряжи, когда дорогая система пожарной сигнализации наконец учуяла дым. Майкрофт, серьёзно-отрешённый, с выражением «моё дело – правое» на лице, принёс дрожавшей от холода пятилетней сестре дымящуюся кружку. «Точно снотворное», - подумала она, отпив. Проснулась и оказалась на кровати за стеклом в компании скрипки. Общая галлюцинация не заканчивалась. Мориарти приходила ещё, уходила и направлялась на дополнительную математику. Затем, дома, открывала ноутбук – неважно, откуда взялись деньги на него, - и смотрела на длинные строки кодов. Измени одну букву – и экран сдвигается в сторону, будто его толкнули, и покрывается разноцветной прямоугольной сыпью. С течением времени открывать сайты и аккаунты чужих людей, распутывать паутины единиц и нулей получалось всё лучше и лучше. Как-то вечером, накануне четырнадцатого дня рождения, Джин аккуратно поставила кружку растворимого кофе на покрывало, стараясь не расплескать, отломила кусочек шоколада и ввела пароль. На экране, в темноте чуть голубоватом, высветился герб Великобритании и требование индивидуального номера. «Система взломана», - Холмс прищурился, осознавая информацию. «Удалить данные?» - вопросил робот, предлагая стандартные варианты. Мориарти ничего не искала, лишь пробовала свои силы. Дом премьер-министра сдался вторым. Пришлось поднять плату за планы операций и взять с Джин обещание не трогать известных личностей, которое она с подозрительной лёгкостью дала. Майкрофт решил, что лучше отпустит эту нить, чем будет чередовать успокоительные с дорогим коньяком. Эвр Холмс – отнюдь не известная личность. Но до этого далеко. Мориарти идёт в новую школу, в класс Шерлока.