Узник замка Димитреску

Петр в очередной раз открыл глаза, возвращаясь в реальность, в которой он не желал находиться. Он все так же висел на цепях в этом сыром и холодном подземелье. Голова кружилась, взгляд ни на чем сфокусировать не удавалось. Его бил озноб, похоже, поднялась температура. Жутко хотелось спать, и, если бы не затекшие руки, он бы так и сделал. Дверь его камеры вновь открылась, но на этот раз на пороге стояла… его мама. – Ты… ты… мама, – потрескавшимися, бледными губами шептал он, – ты мертва, я сам убил тебя, ты хотела… хотела меня съесть, как папу, после укуса того зараженного соседа. Тебя нет здесь. – Петр, Петр, я здесь, – говорила она, гладя его по щеке. *** – Он бредит, мама, – сказала Бела, смотря в затуманенные лихорадкой глаза юноши, нанося несильные удары ладонью по щеке. – Я вижу, – ответила леди Димитреску, – снимай его, отнеси в теплую ванну. Мне он еще нужен живым. Когда Петр пришел в себя, первым, что он почувствовал, было то, что он лежит в теплой воде. Это его удивило. Он открыл глаза, увидев, что находиться в небольшом, богато украшенном помещении, и лежит в ванне. Рядом, спиной к нему, стояла Бела. Когда она услышала всплеск воды за спиной, то сразу же повернулась к нему. – Мама решила, что ты можешь быть полезен в качестве домашнего питомца. Так что сейчас мы тебя вылечим, а дальше будешь у нас вместо собачки, – сказала она. Петр попытался сесть, но сильная рука девушки откинула его обратно. – Лежи, расслабься, в следующий раз мы тебя так побалуем не скоро, так что цени возможность. Действительно, сопротивляться ей было абсолютно бессмысленно, да и его уставшее тело было категорически против того, чтобы в ближайшее время что-то делать. Хотелось, чтобы это мгновение, когда он лежал в теплой ванне и балдел, длилось вечно. После ванны Бела помогла ему дойти до отведенной ему комнаты, так как ноги его практически не держали. Из себя его новое жилище представляло большую, богато отделанную дорогими породами дерева спальню, в которой, судя по всему, давно никто не был. У стены стояла двуспальная кровать под расшитым золотом балдахином, рядом с ней был письменный столик. Также в комнате было четыре больших, пустых шкафа. – Когда-то в этой комнате жили наши бабушка и дедушка, – сказала вампирша. Петр, дойдя до кровати, рухнул на неё, как убитый, невольно поражаясь тому, насколько она была мягкой. В этот момент в комнату вошла Кассандра, неся в руках сверток одежды и обувь. – Это тебе, – сказала она, бросив её на кровать и быстро улетев. Петр развернул сверток. Это была грубая, домотканая рубаха белого цвета и такие же штаны серого цвета. Такую одежду он видел на старых фотографиях начала ХХ века. Обувь представляла собой недорогие туфли того же периода. – Я даже помню, чья это была одежда, – с сумасшедшей улыбкой сказала Бела, – тот мальчик был вкусным, особенно его яйца. – Что мне делать, госпожа? – спросил Петр. – Быстро учишься, – отметила она, – сегодня отдыхай, ужин будет через пару часов. Думаю, ты за пару дней поправишься. Если ты думаешь о том, как сбежать, то забудь об этом навсегда. Замок снаружи охраняют наши ликаны, они быстро притащат тебя обратно. После этих слов она вышла, оставив его одного. Не долго думая, он тут же лег спать. *** Через три дня Петр и вправду выздоровел, в основном благодаря тому, что почти не вылезал из постели. Вампирши оставили его на это время в покое, чтобы не навредить своему питомцу. Пока что. На четвертый день он встал, чувствуя себя здоровым, и осмелился выйти в коридор. На стенах висели многочисленные портреты дворян в вычурных венгерских нарядах XV – XVII веков. На одном из портретов в позолоченной раме был изображен красивый, широкоплечий мужчина, стоящий рядом с…. Богданом Хмельницким. Присмотревшись, Петр убедился, что не ошибся, и на него с полотна действительно смотрел величайший Гетман Войска Запорожского. – Нравится? – послышался за спиной голос Альсины Димитреску. Петр вздрогнул, но обернулся. – Да, госпожа, нравится. – Это один из моих предков, Михал Димитреску, трансильванский боярин, служивший вашему гетману. Этот портрет был написан неизвестным художником в 1646 году, когда Хмельницкий гостил в нашем замке. – Я никогда об этом не слышал, как и про Михала Димитреску, – ответил удивленный Петр. – Не удивительно, ведь он заехал к своему другу инкогнито, – сказала Альсина. – Госпожа, можно мне немного пройтись по Вашему замку? – спросил Петр. – Можно, но через два часа ты должен быть у меня. Мои покои находятся за углом, первая дверь за поворотом направо. – Благодарю, Госпожа, – ответил Петр, учтиво поклонившись и быстро пойдя налево. Пройдя еще несколько коридоров, украшенных портретами и гобеленами, он оказался в большом зале, в центре которого стоял стол и три диванчика в стиле ампир, а стены и потолок украшали фрески с античными сюжетами. Возле стен стояли рыцарские доспехи в прекрасном состоянии. Он не смог преодолеть соблазн и подошел ближе, рассматривая их. Это были очень дорогие, парадные доспехи XIV века с закрытыми забралами. На нагрудной броне одного из них Петр увидел надпись на латыни. Также там была выгравирована сцена охоты на оленя с собаками. В комнату через открытые двери влетели все трое дочерей леди Димитреску, приняв свой человекоподобный облик, и разместились на диванчиках. Петр, поклонился и замер на месте, не зная, что ему делать. – Подойди, – скомандовала Даниэла. Он подошел, и они усадили его между собой. – Тебе нравится наш замок? – спросила она. – Да, Госпожа. – А вообще тебе Трансильвания нравится? – спросила Бела. – Нравиться, Госпожа. По блеску в глазах и влажно поблескивающим клыкам он понял, что вампирши голодные. Решив облегчить свою участь, он посмотрел в глаза Белы самым раболепным взглядом, на который был способен, и спросил: – Вы не голодны, Госпожа? – спросил он. – Ты такой внимательный, – сказала, опешив, она. Петр быстро снял рубашку, открывая плечи и шею. Бела, а за ней и Даниэла с Кассандрой, впились в него клыками. Они делали это аккуратнее, чем раньше, не желая портить внешность их пленника, который теперь из скотины на убой превратился в домашнего питомца, о котором надо заботиться. Бела, присосавшаяся к его левому плечу, нежно гладила него по животу, спускаясь все ниже и ниже. Вскоре через ткань штанов она уже гладила его член, быстро откликнувшийся на её ласку. Кассандра, впившаяся в правое плече, переместила руки на его ягодицы, сжимая их и иногда легонько шлепая, а Даниэла, укусившая его в районе ключицы, просто наслаждалась изысканным вкусом его крови. Вскоре они отпустили его, остановив кровотечение, зализав раны. Петр, пошатываясь, встал, оделся и неловко поклонившись, хотел покинуть зал, но ноги подкосились и он рухнул на пол. – Не бойся, мы не будем причинять тебе больше боли, чем сейчас, если, конечно, ты будешь хорошо себя вести, – сказала Даниэла. – Спасибо, Госпожа, – почти искренне поблагодарил Петр. *** Вечером того дня леди Димитреску сидела с дочерьми в центральной гостиной замка. Все они, как и положено аристократкам позапрошлого века, занимались чтением различной художественной литературы. Петр сидел на полу возле камина, в котором потрескивали дрова, периодически подбрасывая новые. – Петр, подойди ко мне, – позвала его Альсина. Когда он встал перед ней, она, поразмыслив немного, отдала ему следующий приказ. – Раздевайся. Но только сделай это красиво. – Слушаюсь, Госпожа, – ответил он, начав медленно снимать с себя одежду. Петр сначала задрал рубашку до груди, затем совершая на месте оборот вокруг своей оси, резко срывая её с себя и отбрасывая в сторону. Затем он, так же медленно, начал снимать штаны и нижнее бельё. И вот тут он сам себе удивился, так как внезапно понял, что его это заводит. Когда он был полностью обнажен, Альсина приказала сесть к ней на колени. Затем она нежно обняла его, начиная водить руками по его телу, изучая каждый изгиб и мускул. Он нравился ей. Очень нравился. Его стройная фигура, красивый изгиб бедер, накачанные руки, в целом мускулистое тело. И глаза, в которых одновременно отражался страх и любопытство, перерастающее в желание. Он хотел её, пусть и сам еще об этом не догадывался. – Вижу, я тебе понравилась? – спросила она, обхватывая двумя пальцами его крепко стоящий член. – Простите, если сделал что-то не так, – с тревогой в голосе сказал он. – Ты все сделал просто замечательно, малыш. И нечего стесняться, если я тебя возбуждаю. В конце концов, я дама, а дамам нравится, когда их желают, мальчик. Поняв, что Госпожа довольна, Петр расслабился, подставляя ей голое плече. Она нежно прокусила его, начав пить кровь очень маленькими глотками. Руками она в этот момент ласкала свою живую игрушку везде, где тот хотел. Она двигала рукой вдоль ствола пениса, массировала яйца, гладила животик и спинку. Юноша стонал, выгибая свое гибкое тело, умоляя её не останавливаться. Адреналин, бурлящий в его крови, и боль в прокушенном месте только добавляли его ощущениям яркости. Альсина четко знала, насколько глубоко надо погрузить клыки в тело жертвы, чтобы укус был для неё приятным. С каждым новым движением её волшебных рук, с каждым глотком и вибрацией клыков в ране Петр возносился на новые вершины удовольствия. Наигравшись, Альсина зализала ранки и несколькими движениями довела его до оргазма, слившись с ним в божественном поцелуе. Её язычок щекотал и гладил его небо, щеки изнутри, а он позволял ей делать с собой все, что угодно. – Скажи, а ты умеешь петь? – спросила его Бела. – Умею. Глядя на вас, Госпожа, я вспомнил одну песню, – сказал он, вставая с колен Альсины. – О чем она? – О любви. – О любви мне еще никто не пел, – рассмеялась она, – давай. – Помнят cгоречью древляне Хоть прошло немало лет О романтике Демьяне Чей лежит в лесу скелет Жаль никто ему не верил, Hо захватывало дух От его былин о фее, Повелительнице Мух. К этой фее был романтик Полон страсти и любви Чувства ей хотел он выразить свои Чувства выразить свои Он посмотрел на дочерей леди Димитреску, внимательно следящих за ним, и продолжил. – В час, когда он видел фею Начинал ей повторять Жизнь свою не пожалею За твою любовь отдать Все застыли в изумлении, Лишь народ о том узнал, Что Демьян, по воле феи, Поклоняться мухам стал. Вампирши слушали его, удивленные необычной для них манерой исполнения. – Романтик идола в овраге сотворил, Ему он жертвы приносил... Эй, люди, мухам поклоняться нужно нам, А не языческим богам. Я, братцы, до того, как фею полюбил, По сути безнадёжным был..." Не знал романтик, что она Для любви не рождена. И не безгрешен сам он был, Он тоже мух когда-то бил. Летели мухи на него со всех сторон, Был ритуально скушан он... – Какая необычная песня, – сказала леди Димитреску, – это сейчас такие поют украинские крестьяне? – И крестьяне в том числе. Это песня рок-группы «Король и Шут». – Что такое рок-группа? – спросила Альсина. – Ну… это как оркестр с хором, только со специфическими инструментами. Обычно в группе один или два певца. – Как же сильно изменился мир… – философски произнесла Альсина Димитреску. Петр, устав стоять, лег на кушетку напротив неё, приняв самую соблазнительную позу, которую только смог придумать. Он лег на спину, подложив одну руку под голову, а другую, свесив вниз и согнув одну ногу. – Хороший мальчик, – с довольной улыбкой произнесла Альсина, вставая и подходя к нему, по пути снимая с себя платье.