Становление

Негромкий звук поворота ключа в замочной скважине резко вернул Ганнибала в реальность. Никакие раздумья и переживания не стоят того, чтобы из-за них лишаться драгоценного времени с любимым человеком. Уилл стоял в прихожей, снимая теплый осенний шарф коричневого цвета, и радостно улыбнулся, увидя показавшегося в дверном проеме Ганнибала. Тот помог ему избавиться от верхней одежды, подождал, когда то разуется, и лишь тогда нежно поцеловал в губы, привычно обхватив пальцами подбородок. - Я скучал. Мужчины прижались к друг другу, затем на мгновение отстранились, лишь чтобы взглянуть в глаза один другому. Уголки губ Уилла поползли вверх, и Ганнибал поспешил сцеловать эту улыбку. Даже после недолгой разлуки они чувствовали нехватку друг друга, успевали по-настоящему соскучиться, как будто с момента последней встречи успел пройти значительный срок. Объятия стали крепче, поцелуи постепенно углубились, руки блуждали по телам, неспешно скользили по спинам, залазя под рубашки. Ощущать чужую кожу подушечками пальцев было приятно, но вскоре Уилл мягко отстранился, чем вызвал разочарованый вздох Ганнибала. Слижком уж хотелось поскорее принять душ, смыв с себя все тяготы прошедшего дня. Наконец-то оказаться в домашней одежде, а еще лучше, в кашемировом свитере Ганнибала, насквозь пропахшем им и сильно растянутым от постоянной носки. Пока Уилл отправился приводить себя в порядок, Ганнибал тоже решил не терять времени зря. Пребывая не в духе, он не был готов заниматься приготовлением ужина. Но теперь, с приходом Уилла, вернулось желание вновь поддержать одну из их давних традиций. Так уж повелось, что, когда один из них куда-либо отлучался после обеда, второй обязательно готовил ужин на двоих, затем накрывая стол для вернувшегося домой партнера. Сложно было сравнить кулинарные шедевры Ганнибала, выглядящие невероятно изысканно и аппетитно, с простенькими творениями Уилла, но от этого трапеза еще ни разу не становилась хуже. Помимо прекрасно проведенного вместе времени, Ганнибал нередко получал множество новых поводов подтрунивать над Уиллом в связи с его неловкими попытками приготовить что-то более замудренное чем распространенные повседневные блюда. Тот никогда не обижался всерьез, лишь иногда позволял себе сделать расстроенный вид, чтобы затем с усмешкой наблюдать, как Ганнибал пытается загладить свою мнимую вину, постоянно докучая Уилла различными вопросами и замечаниями, лишь бы убедиться, что тот не промолчит в ответ на них. Просторная столовая, продуманно объдиненная с оснащенной всем необходимым для профессионального приготовления пищи кухней, была любимым местом Ганнибала в доме. Там он всегда чувствовал себя в своей среде, готовить предпочитал в полном молчании, целиком погружаясь в процесс, теряя интерес ко всему остальному. Конечно, Уилл был исключением, но он и сам не любил отвлекать Ганнибала. Куда приятнее было просто наблюдать за ним, за грацией его движений, не теряющих плавность и некую аристкратичность даже на кухне. В столовой Уилл оказался уже в домашней одежде с еще мокрыми от только что принятого душа волосами. Непослушные кудряшки забавно обрамляли его умиротворенное лицо. В темных глазах бегали искорки радости, причиной которых, как обычно, было присутствие Ганнибала. Тот, в свою очередь, закатав рукава светло-серой рубашки чуть выше локтей, методично нарезал овощи, лишь изредка отвлекаясь, чтобы пригубить красное вино, давно ставшее неизменным атрибутом его лишенной простоты жизни. Уилл присел на один из высоких стульев, опершись спиной и локтями на край стола, наблюдая за отточенной фигурой Ганнибала. Тесемки кухонного фартука немного развязались, но Ганнибал видимо этого не заметил, будучи увлеченным созданием очередного кулинарного изыска. Странно, не в его манере было игнорировать детали, способные внести долю неряшливости в его тщательно продуманный образ. Доктор Лектер редко позволял себе такие «оплошности». Уилла окатила теплом мимолетная мысль, что именно под его влиянием Ганнибал перестал стараться казаться вечно идеальным. Сохраняя свой утонченный стиль и элегантность, он постепенно начал всё больше походить на живого человека, порой уставшего, заспанного, смеющегося так, что видны острые зубы, или просто увлеченного и не помнящего о незначительных мелочах как сейчас. Уилл поднялся и неспешно подошел к бокалу с недопитым вином. Вкус оказался терпким и горьковатым. Захотелось сыграть в какую-то игру, раззадорить, почувствовать себя любимым. Снова испытать то незабываемое ощущение, когда тебе доказывают истинность и силу своих чувств, жертвуют чем-то ради тебя. Так эгоистично, но так неоспоримо приятно! Что может согревать больше, чем сознание своей ценности и уникальности в глазах любимого человека, когда тот готов пойти ради тебя даже против своих собственных потребностей и желаний? Захотелось для начала проверить, сможет ли Ганнибал поступиться своими принципами ради него. Он не терпит, когда его отвлекают от любимых занятий, особенно от процесса приготовления пищи, ставшего для него чем-то вроде мистерии, священного действа, прервать которое было бы кощунством. Поставит ли он Уилла на первое место или лишь бросит укоризненный взгляд, оставаясь верным самому себе? Уилл медленно приблизился к Ганнибалу сзади, оставаясь на расстоянии чуть ближе вытянутой руки. Протянув ладони, он медленно развязал еле держащийся бантик, не позволявший фартуку сползти с мужчины во время готовки. Ткань теперь безжизненно повисла вдоль тела, заставив его обернуться и посмотреть на Уилла в легком неудоумении. Но тот лишь придвинулся ближе, резко вскинул руку, хватая седые пряди на макушке Ганнибала, и поцеловал его в узкие губы, все еще немного отдающие приятным винным вкусом. От рубашки едва пахло одеколоном и дорогими сигаретами, аромат которых до сих пор оставался для не привыкшего к роскоши Уилла немного чужим. Сейчас всё и должно было решиться: отстранится ли Ганнибал с мягкой, но не терпящей возражений просьбой не тревожить его пока что или же уступит тому, кого любит? Ганнибал отстранился.