Хрустальное Солнце этого жестокого мира

      Хосок чувствует, что вязнет в окружающей его темноте. Всё вокруг – просто вязкое непроглядно чёрное пространство, в котором с трудом можно двинуться. Чон понятия не имеет, сколько времени он провёл здесь и сколько ему ещё придётся провести. Кажется, будто он здесь с самого начала времён и покинет это место, только когда весь мир обратится в пепел, а время перестанет существовать как таковое.       Проходит несколько минут, а может и мгновений, а может и лет, прежде чем глубоко внутри разгорается странное, подтачивающее холодом чувство. Желание двинуться? Желание услышать хоть один звук в этом абсолютном ничто? Желание вспомнить? Вспомнить, что такое свет и звук, что значит движение. Вспомнить, что было до этого места.       И вместе с этим желанием во тьме разгорается вспышка. Она появляется где-то вдалеке, на самой границе понимания, и быстро разрастается, затягивая Хосока куда-то туда, внутрь, в крупицу рассыпавшейся здесь памяти, заставляя всплыть ненадолго из небытия.       Первым, что Чон чувствует, оказывается тепло. Не обжигающее, уютное тепло. А ещё солнечный свет в глаза, яркий и абсолютно радостный. Детство. Ощущение полёта и мягких кисточек на чужих ушах под пальцами, пока отец катает его на плечах. Лето. Ярко-зелёная трава и такая же листва на яблонях в парке. И улыбка. Улыбка матери, которая сидит под деревом и наблюдает за ними.       Короткий момент, и всё исчезает. Воспоминание снова сжимается в крошечную искорку там, далеко, и затухает, вмиг оставляя на месте накатившего вала ощущений ноющую пустоту. И снова приходит бесконечность, размытое время, проведённое во тьме. И снова разгорается вспышка, другая, новая, но так же быстро накатывающая, зовущая в себя.       Чонгук. Маленький, совсем ещё ребёнок. Они сидят на ковре в большой комнате и просто дурачатся, пока родители снова где-то пропадают допоздна. За спиной у Чонгука сияет шариками новогодняя ёлка, а за окном вертит лёгкие снежинки ветер, но дома всё ещё уютно тепло.       - Ууу, у тебя такие зубы. Хён, хён, почему они такие? Как у волка.       - Потому что у папы такие.       - Нет! Ты врёшь! – Гук мотает головой и чуть обиженно дует губы, не любит, когда его обманывают, - У папочки маленькие зубы, вот, как у меня! А у тебя как у волка!       - Это у твоего папы, - Хосок выдыхает и улыбается, притягивая брата ближе и бубня ему в затылок, - Не поймёшь всё равно, малявка       И снова всё пропадает, меркнет, откатывается волна ощущений. Краткий миг забвения, мгновение холода, и новая искра, новый клочок прошлой жизни, жизни вне этого вечного ничто.       Полутьма и прохлада, ночь. Они сидят на кухне и говорят тихо-тихо, потому что Чонгук спит. Чонгуку не надо знать об этом. Может просто рано, а может и вообще не нужно. Но пока уж точно они сохранят это в секрете, так, как и было раньше.       - Ты расскажешь мне, почему он ушёл. Можешь не говорить сейчас, что ничего такого не было, я ведь не Чонгук, не поверю. Я помню. И я хочу знать, что произошло.       - Ну почему это для тебя так важно? – мать устало вздыхает, подходя ближе и приобнимая за плечи, - Почему, Сок~а? Всё ведь в порядке сейчас.       - Я просто хочу знать правду. Я хочу знать правду о моём отце.       - Хорошо, я расскажу. Он просто…       Снова откат, снова всё, что только секунду назад было таким реальным, таким живым, пропадает, превращаясь в меркнущую на периферии этого мира искорку. Но Хосок уже не чувствует той пустоты, её заполняет жгучее желание кричать. Кричать, что он и без этого осколка памяти прекрасно ту самую правду знает.       - Он ушёл, – Чон выдыхает, слыша собственный голос, эхом разносящийся по пустоте, смешивающийся с тьмой, - Он просто ушёл! Сбежал! Я помню! Я сам блять это помню!..       Эхо ещё не успевает утихнуть, когда вспыхивает новая искра, заставляя почувствовать холод и снова услышать собственный крик, только уже без безжизненного эхо мира пустоты.       - В этом доме не будет гибрида, ты меня услышал?!       - Да мне плевать на то, что я услышал! Можешь считать меня глухим! Он будет жить в нашем доме, и это не тебе решать!       - Я сказал…       - Да засунь себе в задницу свои слова, не тебе решать, кто живёт в этом доме, а кто нет! Так что можешь заткнуться и сваливать, если что-то не устраивает!       Хосок чувствует, как срывается с места и припечатывает Чонгука к стене. Злоба кипит в венах, на время заняв место крови, и даже начинает казаться, что драка с младшим братом не такой уж и плохой выход. Даже несмотря на то, что Гук сильнее. Даже несмотря на то, что он уже прошёл Дикую охоту один. Даже несмотря на то, что он младше.       - А теперь слушай сюда, в этом доме не будет жить ни один гибрид. Потому что мои слова здесь всё ещё что-то значат. А ты не дорос ещё, чтобы моё мнение мне в задницу засовывать, усёк?       - Твой отец – гибрид, если ты забыл.       - Мой отец не живёт в этом доме, если ты забыл.       - Ага, потому что свалил как ссыкло туда, где попроще живётся.       - А не свалил бы, тебя б на свете не было, ублюдок       И уже в настоящей реальности, в вечном небытии Хосок падает на колени, когда тот момент ускользнувшей реальности комкается в мерцающую точку вдалеке. Воспоминания приходят, вспыхивают и гаснут, складываются воедино, но всё ещё есть что-то, что будто выпало, стёрлось. Всё, что происходило после того, как ему стукнуло девятнадцать, будто превратилось в серый неясный туман, всё никак не способный обрести форму.       И только когда Чон смиряется, теряет надежду в этом тумане найти себя, собрав все осколки собственной жизни, раздаётся голос. Не его собственный, чей-то чужой, но такой знакомый, почти, кажется, родной.       - Ну проснись же. Прошу, просыпайся.       И только после этих слов вдалеке падает новая искорка. Она мерцает, но не разгорается, просто старается не угаснуть. Хосок вдруг понимает какой-то отстранённой, не утратившей способность мыслить частью себя, что если он позволит потухнуть этому огоньку, то снова окажется во тьме. Понимает, и поэтому с трудом поднимается на ноги и идёт, медленно-медленно приближаясь к неугасающему отблеску собственной жизни.       Вблизи, как и издалека, это воспоминание оказывается маленькой искоркой, чуть больше булавочной головки размером. Хосок осторожно касается его, на ощупь буквально ледяного, подбирает в ладонь и, прикрыв другой рукой от ветра, которого нет и в помине, слабо дует, раздувая пламя.       Искра вспыхивает в мгновение и тоже в себя утягивает, но в отличие от всех предыдущих слабо, ненавязчиво. Чон ощущает прохладу ночи, улавливает в тени где-то сбоку слабое шевеление, и мгновение спустя кто-то встаёт спина к спине с ним, замирая так, будто, так же как и сам Чон, боится шелохнуться.       Момент, секунда пустоты, и искорка бросает его в следующее воспоминание. Хосок видит перед собой невысокого паренька, сжавшегося в паре метров от него и закрывшего лицо ладонями. И что-то внутри тянет, влечёт к нему, заставляя подойти ближе и осторожно обнять, уткнув носом в собственную толстовку       - Прости. Прости, пожалуйста. Я не хотел тебя пугать.       Чон всё ещё слышит свой собственный голос, когда картинка сменяется. И вот он уже стоит за спиной парня, надевая на него свою кофту, устало обнимая со спины. От волос мальчишки пахнет июльской грозой и свежестью, и ещё немного свободой.       - Чимин~а       - М?       - Мы выберемся. Возьми меня за руку, и мы выберемся.       И снова смена кадров, новое мгновение памяти. Теперь уже они стоят в лесу, совсем рядом со здоровенной поляной, и этот парень… Он смотрит такими испуганными, потерянными глазами. Хосок вдруг чувствует, что хочет его защитить, хочет, чтобы он был в безопасности, во что бы то ни стало.       - Если ты хочешь… ты можешь уйти…       Когда парень качает головой и бубнит что-то о том, что не хочет, не может уйти один, внутри зарождается незнакомое чувство из благодарности с решимостью вперемешку, потому что он не оставил, он даже в смертельной опасности рядом.       Стоит череде воспоминаний, принесённых этой маленькой искрой, погаснуть, и Хосок перестаёт видеть перед собой темноту. Он будто просыпается после долгого сна, исчезает вязкость окружающего воздуха, возвращаются звуки и цвета.       Взгляд Чона мгновенно выцепляет из окружающего, отчего-то пахнущего пылью, мира сидящего совсем рядом Чимина. Тот смотрит на него удивлённо и радостно, только вот сам выглядит как-то неважно. С последнего момента, который четвертняк ещё помнит, Пак стал намного бледнее и даже истощённей что ли.       - Хосок! – Чимин вскрикивает, мгновенно придвигаясь ближе и крепко обнимая за плечи, - Ты проснулся. Я так волновался за тебя, ты так долго не приходил в себя.       - Ну тише, - Чон тихо смеётся в макушку парня и осторожно садится, всё ещё прижимая дрожащего Пака к себе, - Всё. Всё хорошо, я уже в порядке. Не волнуйся так.       - Тебе легко говорить, - качает головой Чимин, отстраняясь и внимательно вглядываясь в лицо четвертняка, - Ты проспал больше, чем двое суток. Джин сказал, что если не очнёшься в ближайшие часов двенадцать, можно даже и не ждать больше. Я не могу не волноваться.       Хосок кивает и позволяет Паку осмотреть себя, в ответ вглядываясь в него самого. Бледный, с густыми залёгшими под глазами тенями и чуть подрагивающими губами, парень выглядит так, что его хочется обнять, спрятать от мира и позаботиться. И желание это усиливается, как только Чон замечает на сгибе его шеи серебристый звёздчатый шрам, выглядывающий из-за ворота сползшей толстовки.       Хосок не удерживается, осторожно касается загрубевшей кожи пальцами, мгновенно вспоминая всё, что произошло тогда в Лощине. Пак замирает от такого прикосновения, чуть ли дыхание не задерживает, снова замечая на чужом лице выражение сожаления. И этот момент почему-то кажется намного более личным и интимным, чем должен по сути казаться, потому что оба они боятся даже чуть двинуться, разрушить замершее мгновение.       - Осталось чуть больше суток, - шепчет Чимин, осторожно поводя плечом, потому что дальше сидеть неподвижно уже просто невыносимо, - Если… если ты хорошо себя чувствуешь, пожалуйста, давай пойдём к выходу.       - Конечно, - Чон мягко улыбается, убирая руку и поправляя кофту на чужом плече       - Охереть, - громко выдыхает откуда-то со стороны предположительного входа Сокджин и быстро подходит ближе, присаживаясь рядом с парнями и порывисто приобнимая четвертняка за плечи, - Умеешь ты конечно трепать нервы, Рысь. Я уже начал думать, что ты не проснёшься.       Пак коротко усмехается, рассеянно наблюдая, как Постэльф внимательно осматривает Хосока, торопливо рассказывая обо всём произошедшем, пока он спал. Чимин понимает, что впервые волновался за кого-то настолько сильно. И дело здесь даже не в том, что он без Чона даже отсюда до выхода может не дойти, дело в самом Чоне. В том, что парень к нему за эти несколько дней сильно привязался, сильнее, чем к кому бы то ни было за всю свою жизнь. И потерять Хосока сейчас… значило бы потерять если не всё, то уж точно очень и очень многое.       Мысли прерывает громкий топот, пронёсшийся где-то над головой. Джин мгновенно замолкает и замирает, вслушиваясь в шаги по крыше. Они ведь всё это время провели в нехорошем квартале, а это территория, не принадлежащая никому, и за эти двое суток ни единая живая душа не проявляла признаков своего присутствия здесь. Кто и почему именно сейчас решил прийти и попортить им жизнь?       - Здесь, думаю, - как гром среди ясного неба раздаётся сверху чей-то сипловатый голос       - Так что стоишь, раз думаешь? Ломай замок! – ещё один голос, больше похожий на хриплый лай побитого пса и первый гремящий удар по хлипкому навесному замку, запирающему лаз с крыши       - Что нам делать? – шёпотом спрашивает Чимин, подскакивая на ноги       - Мы не успеем даже убежать. Они нас заметят, а ещё одной долгой пробежки ни ты, ни я, боюсь, не переживём, - так же тихо замечает Сокджин, помогая встать Чону, - Если бы мы могли где-то спрятаться       - Мы можем, - вдруг уверенно произносит Пак, отходя к стене, - Туши костёр и надейся, что у меня получится сделать то, о чём мы говорили утром.       Пост хочет что-то возразить, но раздавшийся сверху ещё более громкий удар заставляет его заткнуться. Джин быстро тушит разложенный в центре комнаты костерок и встаёт за спину парня вплотную к стене, придерживая Хосока и показывая ему быть тише.       Чимин выдыхает, выставляя ладони перед собой и представляя, что держит большой окружающий их шар. Воздух будто чуть сгущается, слабо отблёскивая в тусклом свете из заколоченного окна, и послушно собирается в сферу, повинуясь одному только Пакову желанию.       Замок на лазе с грохотом разлетается, и тот открывается, впуская внутрь тусклый свет дневных сумерек и очень неприятную на вид компанию из трёх оборотней. Первородные внимательно оглядываются вокруг, принюхиваются, но тех, за кем пришли не видят в упор.       - Пусто, - коротко выдыхает тот, кто приказывал ещё на крыше ломать замок, - Проверь первый этаж, но мне кажется, что никого здесь нет.       - Да быть не может, здесь точно кто-то был, я чую, - второй, сиплый оборотень внимательно оглядывает комнату, впиваясь взглядом в то место, где стоит Чимин, - Смотри, угли ещё горячие, если они и ушли, то совсем недавно. Мы должны были их заметить.       - Пусто, - доносится с первого этажа голос ушедшего туда оборотня       - И что ты предлагаешь? – сухо интересуется хриплый, поднимая с пола оставленный там разряженный арбалет       Пока оборотни молчат, Пак чувствует, как кто-то из нелюдей за спиной движется, наклоняясь ближе. Кончики пальцев уже заледенели, и ощущение чьего-то тёплого дыхания на шее из-за этого чувствуется вдвойне отчётливо.       - Значит всё-таки белый маг? – с каким-то затаённым восхищением выдыхает в самое ухо Хосок, внимательно глядя на незваных гостей на другом конце комнаты.       - Угу, - Чимин напряжённо выдыхает, ловя себя на том, что руки уже начинают мелко подрагивать       Джин предупреждал, что такое может произойти. И вообще именно он убедил Пака в том, что он – взаправду белый маг, и даже научил паре волшебных штучек. Он вообще много чего рассказал за эти два дня о белой магии людей. В том числе магическом истощении, которое было причиной того, что Пост очень советовал даже не пытаться делать что-то магическое, пока они не отдохнут хорошенько, и которое Чимин, похоже, прямо сейчас испытывал на себе.       - Я думаю, они вернутся, - произносит вдруг оборотень, которого парень уже окрестил для себя сиплым, вертя в руках арбалет - Они оставили здесь эту игрушку, но вряд ли захотят так просто её потерять. Нам нужно просто подождать немного.       Второй оборотень только пожимает плечами, спокойно садясь на пол. Чимин тихо скулит, потому что силы уже заканчиваются, а эти Первородные ублюдки даже не планируют уходить в ближайшее время.       - Нужно уходить, - Джин слабо хлопает парня по плечу, кивая в сторону выхода, - Ты не сможешь удерживать сферу долго.       Пак кивает, и они тихо-тихо идут к спуску на первый этаж. Спуститься не оказывается большой проблемой, но ей оказывается всё ещё закрытая дверь на улицу. Если открыть её, то мирно сидящий у стены третий оборотень явно это заметит, а другого выхода из дома как-бы нет.       - Что будем делать? – выдыхает Чимин, подходя ближе к чёртовой преграде       - Мы можем открыть дверь и бежать, - предлагает Хосок, кладя ладонь на грубую деревянную поверхность, - Они нас заметят, но не думаю, что у нас есть какие-то другие варианты сейчас.       - Нужно было сматываться отсюда с самого начала. Я сглупил, - Сокджин согласно вздыхает и обеспокоенно заглядывает в лицо Паку, - Вопрос только в том, сможешь ли ты сейчас бежать.       - Думаю, у меня нет выбора, - парень болезненно усмехается, полностью сосредотачиваясь на том, чтобы вовремя убрать полог, - На счёт три.       Как только Чимин убирает сферу, а Чон резким движением распахивает дверь, начинается очередная погоня. Пак думает, что никогда в жизни, если они только отсюда выберутся, он не будет играть в догонялки, потому что здесь их ему уже хватило с лихвой. Спустя примерно минуту сумасшедшего петляния по дворам и переулкам парень чувствует, что ноги буквально подкашиваются и бежать дальше уже попросту невозможно. Может, если бы он не расходовал силы на полог, и они бы просто сразу побежали, он бы и добежал, но сейчас расстояние чуть меньше чем в километр кажется непреодолимым.       Пак останавливается, но Хосок тут же возвращается за ним, бросая что-то наподобие «руку давай», и, цепляя за ладонь, утягивает за собой вперёд. Чимин правда старается, пытается бежать, но он ведь прекрасно понимает, что даже так, на буксире, не добежит, сил просто не хватит. Заглядывает вперёд, понимая насколько далеко ещё башня, и всю силу вкладывает, чтобы выдернуть руку из чужой ладони, тут же без сил оседая на асфальт. Голова немного кружится, а двинуться кажется абсолютно невозможной задачей, но Чон снова останавливается, возвращается за ним.       - Хосок, нет, - Пак устало мотает головой, не давая снова взять себя за руку, - Я вас слишком сильно торможу. Сам подумай, ты не сможешь дотащить меня до башни.       - Сдурел? – четвертняк почти рычит, заглядывая в глаза, - Осталось самую малость, а ты хочешь, чтобы я тебя тут оставил? Не дождёшься.       - Ну, что вы тут развели? – Сокджин тоже возвращается, помогая Хосоку поднять слабо сопротивляющегося Чимина с земли, - Бери его и бегом. Будет как минимум обидно умереть в двух сотнях метров от башни.       Чон кивает, подхватывая на руки, и Пак благодарно утыкается ему в грудь носом. Он не дойдёт сам, и уж тем более не добежит, и он всё ещё ужасно тормозит Хосока, но раз уж четвертняк сам решил, что его не оставит, что он может сделать? Только надеяться, что это не помешает Чону выбраться.       Через минуту Хосок грубо ударяет ладонью в массивные деревянные ворота башни, осторожно пропуская Джина вперёд в знак того, что Пост уходит с ними. Ворота ведут в узкий коридор, уходящий и влево и вправо, насколько только хватает видимости. Это уже не Стадиум, пускай условно это именно его стена. Главное, что здесь уже начинается безопасность.       Спустя несколько минут, показавшихся Чону ещё одной чёртовой вечностью ходьбы по промозглому серому коридору, впереди наконец замаячили ещё одни открытые ворота, выводящие в город. За ними виднелась серая площадь и накрапывающий слабый дождь, тоже какой-то серый. А ещё обеспокоенные лицо Чонгука, нетерпеливо притоптывающего ногой по луже.       - Идут! – воскликнул Гук, увидев приближающегося брата       - Идут? – будто неверяще переспросил из-за створки чей-то незнакомый чуть шепелявый голос, и в проходе возникли ещё три силуэта       Сокджин рядом чуть сощурился, вглядываясь в стоящих у выхода людей с привычной уже насторожённой осторожностью, но секунду спустя на его губах появилась слабая ещё неверящая улыбка. Мгновение, и Пост сорвался на торопливый полубег-полушаг, на который ещё оставались силы, и Хосок соврал бы, что сам не хотел как можно скорее преодолеть оставшиеся метры и оказаться наконец рядом с близкими людьми. Ну, почти людьми.       Осознание того, что они наконец выбрались, пришло, только когда на голову упали мелкие холодные капли. Чонгук уже оказался рядом, внимательно оглядывая сначала брата, потом того, кого тот всё ещё держал на руках, и кивнул куда-то в сторону.       - Блять, ну и долго же вы, - пробормотал Гук, обнимая Хосока, как только тот опустил парня на скамейку       - Скажи спасибо что вообще вышли, - Чон-старший устало усмехается, позволяя брату увидеть уже подживающий укус на собственной шее, - Доберёмся до дома, расскажу в какую херь мы успели там вляпаться.       - Да уж я догадываюсь, - Чонгук отстраняется, глазами отыскивая Тэхёна и забираясь к нему под зонтик, тут же переключая своё внимание на копошащегося рядом со скамейкой незнакомого Хосоку гибрида, - Юнги-хён, ты едешь с нами или домой?       - С вами похоже, - негромко ворчит Мин, устало вздыхая, - Сам я его домой уж точно не дотащу.       - Значит едем всё вместе, - мягко улыбается из-под зонта Тэхён, приветственно кивая Чону, - Хосок, возьми свою пару, и давайте пойдём уже. Нам всем сейчас нужен отдых.