У ангелов нет ориентации

Белые стены заставляют Шастуна распахнуть глаза от удивления и яркого света. Вокруг было так светло, как будто он находился в комнате, освещенной тысячами солнц, но хорошо оглядевшись, он понял, что здесь не было даже просто элементарного окна. – Ну тут два варианта, либо я сдох, либо нет, – вслух размышляет парень, вставая со своего места. – Гениальные мысли. Шастун удивлённо оборачивается назад, слыша незнакомый мужской баритон. Он слегка прищуривается, когда видит мужчину, на вид которому лет 60. Седая короткая борода, которая слита с волосами широкими бакенбардами. Идеально белый костюм, который на девяносто процентов прятал такую же идеально белую рубашку. Белые туфли и белый галстук. У него, сука, даже волосы белые! – Кто ты? – кивает Антон, обращаясь к мужчине, забывая о правилах приличия, сразу же переходя с незнакомым старичком на "ты". – Меня зовут десять тысяч двести пятьдесят восьмой. – Будешь Василием. Мужчина слегка хмурится, слегка недовольный новым именем, однако ничего не говорит против, понимая, что сейчас явно не до этого. – Антон... – начинает мужчина, недавно прозванный обычным Василием, и сразу же прерывается тем, кого он, собственно, отозвал. – Не Антонкай, я знаю, что я мёртв, не тупой, – фырчит русоволосый, обходя помещение по кругу уже в третий раз, – Только вопрос. Где я? В раю или аду? – Ты на промежутке, – коротко отмечает мужчина, щелкая пальцами и слегка толкая парня в грудь, заставляя упасть назад и приземлиться на мягкий белый диванчик, – Ты здесь, потому что мы и не знаем, что с тобой делать... – Как что? Я умер, что надо, то и сделайте. Отправляйте куда-нибудь, хоть в рай, хоть в ад, мне пох... Плевать. – Вот именно, Антон, что ты не достоин попасть никуда, – парень закатывает глаза, получая ещё одну порцию нотаций в свою сторону, – Тебе сегодня исполнилось двадцать, но ты не сделал ничего полезного или вредного. Шастун слегка хмурится, слушая нудную болтовню со стороны Василька. Он знает себя лучше, чем кто-либо другой, но почему сейчас было такое ощущение, будто Василий тоже знает его лучше чем кто-либо другой? – Слушай, а сколько тебе лет? – резко спрашивает его Антон, прерывая монолог о том, какое он ничтожество. – Двадцать... – Прям как мне? – удивлённо спрашивает Шастун, перебивая мужчину, – Что ж, время тебя не пощадило. – Двадцать сотен четыреста пятьдесят два года, – заканчивает Василёк. – Отлично сохранился. – Да, я просто часто хожу в местный Sра-салон. – Тут есть Sра-салон? – удивлённо спрашивает Шастун, заставляя мужчину закивать. – И не только здесь, ещё... Так стоп, – восклицает Василий, замечая наконец-то, что тема была нагло переведена, – Мы ушли от темы. Блин, а я так надеялся, что он не заметит. Шастун слегка покачивает ногами, взад-вперед, каждый раз ударяясь пяткой о белый диван. – Да я тебя слушаю, Василий, только давай пропустим тот момент, где ты говоришь мне, какое я уебище, и скажешь, куда меня отправят, – проговаривает Шастун, нагло скрещивая руки на груди, – Хотя можешь и здесь оставить, я не против. – Я тебе повторяю ещё раз, ты не попадёшь в рай, потому что не сделал в своей жизни ничего хорошего, но и в ад ты не попадёшь, потому что не сделал ничего плохого, – Шастун закатывает глаза, слушая мужчину перед собой, – Ты учишься хорошо, не куришь, не пьешь, не ругаешься с родителями, не спасал кошку, не переводил бабушку через дорогу, не уступал никому место в автобусе. Ты не сделал ничего плохого в этой жизни, так же как и хорошего. Даже не влюблялся никогда. – И в кого мне влюбляться? – возмущенно спрашивает Антон, слегка хмурясь. – Да себя бы хотя бы полюбил, – с чего ты взял, что я себя не люблю? – Внутри тебя такая чёрная дыра, которая заполнена ненавистью к самому себе. Ты забываешь о себе, когда ты последний раз покупал себе что-то, просто потому что хотел? Когда ты последний раз смотрел в зеркало без ненависти к себе? Тебе даже плевать на то, что ты умер. Я же вроде просил пропустить момент, где говорится о том, какое я ничтожество. Ну почему меня никто не слушает?! – Если ты не хочешь отправлять меня ни в ад, ни в рай и не даёшь мне остаться здесь, то что ты собираешься делать? – Хочу вернуть тебя на землю, – из всех вариантов ты решил выбрать самый дерьмовый, молодец, – У тебя будет месяц на то, чтобы либо самому влюбиться и испытать чувство любви, либо найти любовь другому человеку. – Какому? Глупо думать о том, что я буду согласен искать себе проблем на голову, давай называй имя этого неудачника, который должен будет попасться в мои руки. – Сергею Матвиенко. – Что? Он всегда был тем ещё неудачником, но искать влюблённость человеку, который терроризировал его жизнь с какого класса? С шестого? Нет, спасибо. – В мире более семи миллиардов людей, а ты решил дать мне того, кого я терпеть не могу всем сердцем и кто не может терпеть меня? Ты шутишь или прикалываешься? – Нам известно о ваших отношениях, поэтому и дали тебе этого человека. Тебе нужно узнать Сергея по-лучше и найти ему любовь, – нет, – Либо ищи себе. – Сука. – У тебя месяц. Василий резко щёлкает пальцами, заставляя Шастуна резко распахнуть глаза и вскочить на месте. Твёрдые мужские руки останавливают его, заставляя мягко опуститься обратно на подушку. Кто-то поднимает его спинку, чтобы Антон тоже мог видеть происходящее вокруг, не поднимая головы. – Господи, Тошенька, – протягивает женщина, припадая своей головой на грудь, – Ты нас сильно всех испугал. – Врачи уже сказали, что ты не выживешь, знаешь как мы перепугались, – а это уже был отец, который стоял с другой стороны, и который остановил Антона, когда тот вскочил. В палату вбегает бабушка, которая уже предупредила врача и привела его с собой. Темноволосый, седой в некоторых местах, мужчина подошёл к нему, с улыбкой здороваясь. Он подходит ровно к пациенту, заставляя мать на минуту отойти. – Ты крепкий орешек, – улыбается врач, заглядывая в зрачки и рот Шастуна, – Мы проведем ещё пару процедур, чтобы убедиться, что с тобой всё хорошо и отпустим домой. Думаю это всё займёт дня два. – А учёба? – никогда не думал, что задам такой вопрос, но вместе со мной в университет ходит Сергей, а он мне, фу, нужен. – Антон, какая учёба, тебе сейчас надо восстанавливаться, ты же чуть не умер, – вообще-то умер, спасибо скажите Васильку. Шастун слегка вздыхает, падая головой на подушку и отворачиваясь, смотря куда-то в стену. Он не слушал ни врача, ни кого либо ещё, всё ещё не понимая, нужен ли ему Сергей или нет. – Нужен. Неожиданно проговаривает отец, разговаривая с врачом. Какого хуя! Это что, знак или что? Блять, какого хуя? Охуеть упасть не встать, теперь мне нужен Сергей. Фу, блять. Вечер казалось тянулся так долго, что в минуте уже было не 60 секунд, а более трёхсот. Он обошёл более десяти врачей, которые писали в его медицинской книжке одно короткое "Здоров", а в голове у себя приписывали ещё одно. "Загадка". Именно так отзывались профессионалы о скором выздоровлении Антона, не зная что именно произошло, ведь ещё вчера ему поставили диагноз "Мёртв", а сегодня он может хоть километр бежать. – Так, – вытягивает гласную врач, заходя в палату Шастуна и читая заключения от врачей, у которых сегодня побывал его пациент, – Судя по всему, ты уже можешь спокойно ехать домой. Если родители сегодня не могут, можешь уехать завтра до обеда, только обязательно должен быть сопровождающий. Антон кивает и берёт свой телефон в руки и набирает номер матери, слушая гудки. Стоит только женщине взять трубку, Шастун тут же приветствует её. – Ты как, Тош? – спрашивает женщина слегка взволнованно и удивленно. Естественно, как она не удивиться, если за прошедшие три месяца можно на пальцах одной руки сосчитать то, сколько я звонил ей самостоятельно. Да что говорить, она мне тоже не звонит... – Меня выписали, сказали, что можно ехать домой, сможете забрать меня? – Сейчас папа приедет за тобой. Ответ приходит быстро, мама, кажется даже не задумывалась. Антон быстро благодарит эту женщину и сбрасывает, застилая кровать, чтобы оставить после себя хоть какой-нибудь порядок. Берёт в руки свою одежду и заходит в туалет, закрывая дверь на защёлку. Блять, почему я без трусов, сука. Я что, всё это время был без одежды? Нихуя, жопная вентиляция. Находит в вещах нижнее бельё и кладет поверх одежды, снимая больничный бело-синий халат. – Это что такое? Ты не здоров? Что за штука прилипла к тебе? – Ты кто такой?! Шастун прикрывает всё свои достоинства халатом и кричит так, что слышно кажется у него дома. Парень резко пропадает из поля зрения, заставляя Антона удивлённо осмотреться по сторонам, не понимая, что сейчас произошло. Ебать, я глюки начал ловить? Не ахуенно нихуя. Шастун около пяти раз всё хорошо осмотрел, наконец-то спокойно выдыхая и убирая халат на тумбочку, забирая нижнее бельё. – Ты уверен, что это нормально? Кто-то резко прикасается к его члену, заставляя Антона просто вскрикнуть и отскочить назад. Он в полном шоке рассматривает парня, который стоит перед ним и не сводит взгляд с его причиндала. Шастун быстро натягивает боксерки и штаны, не желая привлекать к себе столько внимания. – Ты кто такой, сука? – Меня зовут восемь девять ноль восемь три три четыре ноль один семь четыре один восемь. – Нахуй мне твой номер телефона?! – громко спрашивает Шастун, быстро натягивая на себя футболку и свитер. – Это не номер, это имя. Меня зовут восемь девять ноль... – Я понял, блять. Громко проговаривает Антон, чуть ли не выбегая из туалета. Два удивленных взгляда встречают его в палате. Явно слышали мои крики, нахуй. Блять. – Просто по телефону говорил, – отмазывается парень, лишь на секунду переводя взгляд на телефон, который лежал на тумбочке. Надеюсь, что они его не видели. – Готов ехать? – спрашивает отец, смотря ровно на сына. Антон согласно кивает и ждет, пока врач с Андреем выходят в коридор, давая парню до конца собраться и выйти следом. Шастун быстро забирает свой телефон с тумбочки, но резко останавливается, когда рядом с ним видит того же парня. – А эта штука как-то отрывается? – спрашивает парень, снова протягивая руку в сторону штанов Антона. Шастун уже хочет дать по рукам знакомца, но тот резко исчезает. – Слушай меня сюда, – Антон быстро прикладывает телефон к уху, когда видит около входа врача и отца. Подумают, что я псих. Хотя я, блять, разговариваю со своей галлюцинацией, которая ещё и пристаёт ко мне! Блять, да мне в дурку пора, – Это не штука, не болезнь и она не отрывается, – проговаривает Антон, указывая пальцем на свои штаны. Точнее даже на то, что под ними, – Это совершенно нормально, так что не смей его, блять, трогать... – Почему? Это так прикольно. – Я сказал не трогать его. Он слишком чувствительный. Последнюю фразу Антон сказал уже тише, но парень его услышал, слегка кивая. Шастун заметно фыркает и выходит из палаты, стараясь сделать такой вид, словно не разговаривал только что с каким-то призраком. А это нормально? Всмысле, я же вроде мёртв был. Может теперь я вижу всех призраков? Блять, хуевая способность. – А куда мы едем? – спрашивает цифровой, когда Антон усаживается на переднее сиденье чёрной Kia. Шастун слегка дёргается, ещё не привыкший к тому, что с ним кто-то разговаривает. Тем более, тот кто умеет, сука, исчезать и появляться, когда ему вздумается. А так же тот, кто, блять, не виден другим, нормальным людям. Антон виновато смотрит на отца, кивая в сторону телефона, как бы намекая, что ему снова надо позвонить. – Слушай меня сюда. Снова, – грубо проговаривает русоволосый, на секунду удивляя отца, – Я сейчас еду домой, а ты, как тебя там зовут... – Восемь девять ноль... – Я сказал хватит! – ещё громче проговаривает Антон, заставляя своего отца вздрогнуть, – И нет, тебя не будут звать восемь девять ноль три четыре треугольник альфа б и тд. – Вообще-то после нуля идёт восемь. – Заткнись, – уже более спокойно проговаривает Антон, – Будешь Арсением. – Странное имя, – фырчит призрак, скрещивая руки на груди. – Сынок, ты в порядке? – хуядке, блять. Я разговариваю с херовым невидимкой, который сводит меня с ума. Я только что чуть не умер, а мой хуй трогал незнакомец. – Да. – Ты не в порядке, – протестует Арсений, заставляя Антона вытянуть руку назад и согнуть всё пальцы, кроме среднего, показывая древнерусское "Пошёл нахуй", – Спасибо, – с улыбкой отвечает призрак, явно не понимающий этого жеста. Антон слегка фыркает и отворачивается в сторону окна, надеясь, что это существо пропадёт из его машины. И не, он не про себя.