Шаг туда и шаг обратно

Не всегда отряд Девина занимался охотой на больных, нарушивших режим изоляции (за кровавые слезы, которые начинали течь незадолго до полной потери контроля над телом, больных между собой звали плакальщиками), или патрулированием улиц, или оценкой безопасности отдельных районов — в больницы обращались далеко не все. Иногда их отряд отправляли и на более привычную для них работу. Например, усиляли ими охрану публичных мероприятий. «Передается, блядь, воздушно-капельным путем, ну какого хрена вы еще не запретили все?» — думал Девин мрачно, осматривая полные народа трибуны. Ему-то, в респираторе третьего класса защиты, да еще и постоянно употреблявшему лекарство Соколова, было практически плевать на чуму, но остальным? А на проповеди смотрителей — хотя те неоднократно повторяли, что это всего лишь выступления, образовательные лекции, мотивационное спичи, не надо тут про религию — приходило стабильно много народу. Поэтому сил полиции зачастую и не хватало. Сейчас и вовсе выступал сам Кэмпбелл, так что к полиции и специальному подразделению присоединилась личная охрана старого пер… весьма уважаемого смотрителя. Не протолкнуться. Девин продолжал осматривать быстро заполнявшиеся трибуны — зрители все прибывали, и прибывали, и людское море было очаровательно пугающе. Почему Кэмпбелл не мог обойтись трансляцией, почему ему так важно было иметь несколько тысяч зрителей? Эго почесать престарелое? — Что-то не так? — раздался голос Оливера в наушнике. Девин вздохнул. — Ничего. Просто… предчувствие нехорошее, — неохотно ответил он. Напарник — он стоял в паре ярдов, с другой стороны прохода — укоряюще покачал головой. — Параноик, — ласково пожурил его Стенберг. «Я две горячие точки прошел, у меня чуйка больше, чем член», — подумал Девин, но не стал провоцировать легко заводящегося Оливера. Не то время. Но дело было даже не в чуйке, тревожно подергивающей в затылке с самого утра… С момента, когда Торнтон получил сообщение с незнакомого номера: «Встань поближе к сцене, коп» и подмигивающий эмоджи. Девин не стал отвечать, но и удалять — тоже. Он вообще не понимал, к чему это, но кто-то знал его номер, знал, кем он работает, и более того — знал, что он будет в составе охраны, и пытался… что? Запугать? Предупредить? Людское море замерло, растекшись по трибунам пестрым полотном. Почти полный стадион, и это в пандемию, ебать-колотить. Девин старался сохранять бдительность, но тугая пружина ожидания уже закручивалась меж ребер. Его наблюдательная позиция находилась относительно далеко от сцены, практически у самых трибун. Кэмпбелл опоздал на пять минут, и это пять минут были самыми долгими минутами в жизни Торнтона. Под овации толпы сипловатый голос смотрителя эхом разнесся по стадиону, а Девин продолжал осматривать людей, отслеживая представлявших возможную угрозу — и бросал время от времени осторожные взгляды на сцену с тремя большими экранами. И все равно пропустил момент, когда всё пошло по пизде.

***

Эвакуацию с трибун после взрыва удалось провести быстро и правильно, и без паники, толчеи и давки, и этим Девин отчасти был доволен. Всем остальным он при всем желании доволен быть не мог: кто-то заминировал ебучую сцену несмотря на всю охрану вокруг, Кэмпбелл, доставленный в реанимацию в тяжелом состоянии, умер, не приходя в сознание, взрывом зацепило пару человек из его личной охраны (хотя их травмы были несмертельными)… В штабе все бегали, как курицы в подпаленном курятнике, у кучи народу, своих и зрителей, взяли показания, пытаясь найти хоть какие-то зацепки — безрезультатно. Оливер теперь косился на Девина иначе, но Торнтон только махнул рукой. — Что мне им сказать, что я жопой чуял, что что-то не так? — спросил он мрачно. — Сам знаешь, только у виска покрутят. Уже по пути домой Девин заметил новое уведомление — сообщение с того же незнакомого номера. «Реверсивная психология» и эмоджи, посылающий поцелуй. У Девина появилось предположение об отправителе.