НЕБО ДЛЯ ДВОИХ (Фэндом по сериалу "Большое небо", 2018)

17. Фонарь освещал крылечко небольшого строения в дальнем углу двора. Два небольших окошка, занавешенные шторками с ручной вышивкой, ярко светились в ночной темноте. Если кто-то наблюдал за ними, то отметили, что погасло окошко, выходящее в глубину двора, а следом спустя менее минуты второе, рядом с крыльцом. Прямо под фонарем виднелась резная деревянная скамейка покрытая толстым слоем снега. Открылась входная дверь, из баньки вырвались огромные белые клубы пара. Первым показался из этого облака мужчина в овчинном армейском полушубке. На голове лисья шапка. Следом за ним появился второй: этот как на пляж собрался: шорты, среднее по размеру полотенце намотано чалмой на голове, большое – накинуто на плечи. От бани к крыльцу дома вела широкая расчищенная от снега, освещенная лампочками дорожка. Мужчина свернул с нее и прямо по целине, загребая снег унтами, пошел к забору, облокотился на него. - Батя, ты долго-то не стой, морозно! - Я только подышу немного. А ты иди, иди… Помоги женщинам стол поставить. Эту привычку главы семьи, на какое-то время уединиться после бани, знали все и не трогали Сергея. Подошел к забору, посмотрел вдоль улицы, которую сегодня утром грейдер очистил после снегопада. Столбы, неяркие уличные фонари, вернее обычные лампочки под плафонами. И только строчки из стихотворения Блока вновь и вновь бьются в голове: Черный вечер, Белый снег. На ногах не стоит Человек. Как-то очень сегодня хотелось мужчине побыть одному. Совсем одному. Облокотившись на забор, Сергей Ющенко смотрел на ярко освещенные окна соседей, строчки Блока сменились на строчки песни, которая с детства связана с именем Николая Рыбникова: В моей судьбе ты стала главной, Родная улица моя. Страшно подумать, почти тридцать лет он ходит по этой улице: как в песне – здесь, на этом перекрестке, встретился со своей главной любовью. Она, любовь, не девушка-библиотекарь, а именно ЛЮБОВЬ, тихим, испуганным голосом звала на помощь. Сердце и душа восторженного, влюбленного в жизнь Сергея готовы были любить. Но объект, который бы выделял особые, неизвестные науке феромоны встретился впервые в его жизни только в тот момент в атмосфере книг. Что было главным в этой встрече: глаза, которые с надеждой и верой на спасение смотрели сверху вниз на него? Особый тембр голоса? Или невесомое тело девушки, которое он с трепетом какое-то мгновение держал на руках и ощущал ее особый запах? Для себя он объяснял так: СУДЬБА. В жизни случалось всякое: были и страшные моменты, когда казалось, что конец неизбежен – выжить в таких случаях заставляли глаза, с испугом смотревшие сверху вниз. Одной ей с детьми не выжить. Не говоря уже о простых житейских ситуациях, когда нужно было просто обустроить быт, сделать его максимально удобным, зарабатывать деньги, чтобы жить, то есть кормить семью. Все для того, чтобы рядом были глаза, с любовью и надеждой смотрящие сверху вниз. Это СУДЬБА. На этой улице вырастил сад. Построить дом с фундамента не удалось, но полностью перестроил тот, в котором он был роднее родного. Он сам, и его Сашенька, и его дети отвечали тете Марусе тем же. Роднее ее у них нет. Родил дочерей, но вырастил и сына. Подводить итоги жизни рано, но сегодня такой день… Впечатлительному, не растерявшему романтику жизни Сергею, так хочется сегодня многое вспомнить, понять, оценить. Через несколько часов закончится год, и не просто год, закончится с ним и двадцатый век, о котором сложены стихи и песни. Много ему вместе с учениками пришлось подискутировать, когда же наступит третье тысячелетие – завтра или через год, 31 декабря 2001 года. Ему нравилось, как его ученики вынимали из портфелей и папок журналы «Наука и жизнь», «Юный техник» и другие, и аргументированно отстаивали, что новое тысячелетие начнется в 00 часов 1 января 2001 года. Ему этого доказывать не нужно. Он знает. Но очень хочется, чтобы новый век начался вот прямо сейчас. И для себя он будет его отмечать. Как ребенку, ему очень хочется верить, что он стоит на пороге третьего тысячелетия по Григорианскому календарю. И хорошее было и плохое, все связано у него с этой улицей. Всегда помнит, как однажды, ждал его у калитки Витюка. Учился он в классе восьмом, было ему лет пятнадцать. Только заметил, как машина Сергея заворачивает в проулок, вышел на середину улицы и махнул рукой. Сразу сел в машину, закрыл дверцу, еще и подергал, убедился, что закрыта. - Так, пилот, в какую опять передрягу влип? - Объясни, почему пацаны говорят, что Вика Мартынова моя сестра? Если бы вопрос был задан взрослым человеком, Сергей просто отправил бы любопытного куда подальше. Отправил, не принимая во внимание, мужчина перед ним или женщина. Но перед ним был подросток, сын, тот, который не должен разочароваться в жизни, в мире взрослых родных людей. И то, о чем Витя спрашивал, касалось и лично его, Витьки Черткова-младшего. И нельзя потерять доверие мальчишки, с такой надеждой и верой смотрящего на него родными синими Сашиными глазами. Какое-то время сидел молча, положив подбородок на руки, обхватившие баранку. Ни в чем не был виноват перед сыном, но чувство вины висело где-то рядом… Не отпускало ... Подросток неотрывно смотрел на него до того момента, пока Сергей не произнес: - Завтра суббота. Собирайся, поедем на рыбалку. Вдвоем, с тобой. Картошки набери, будем запекать в костре. Очень тщательно готовили кострище под охотничий костер, которые разжигают здесь, на севере, охотники. Такой, которого хватает на всю ночевку. Когда стемнело, сварилась уха, Сергей с Витюкой «накрыли поляну». Сергей достал бутылку «Пшеничной» водки, которую купил уже на выезде в поселковом магазине и два металлических стаканчика. Один, уже наполненный, поставил перед Витькой. - Сынок, сегодня мы без бутылки не разберемся, так закручивается порой жизнь. Это не были поучения младшего старшим; не звучали оправдания своим действиям и поступкам. Это был просто рассказ. Долгий. Рассказ-воспоминание, рассказ-исповедь… О выборе и зигзагах судьбы, о верности, о любви, преданности. Всю ночь в тишине тайги звучал тихий голос, временами Сергей переспрашивал: - Витюка, спать хочешь? В ответ мальчишка только качал головой. - Когда-то, давно, мы еще только начинали с ним дружить и летать, твой отец сказал мне: – «Запомни, Серега, ни одна женщина не стоит неба. А небо – это свобода. Я вернусь в Большое небо, чего бы мне это не стоило». Его мечта исполнилась. Он попал в Москву, начал летать на международных рейсах, но в Новосибирске осталась Ксения. Ради нее и тебя он оставил Большое небо. Уже вместе они приехали в Таежный, куда я увез вас с мамой. - А если бы ты женился на той стюардессе? - У нас в семье, у Ющенко, не принято играть свадьбу дважды. Ну и мучился бы сам всю жизнь, и ее мучил. Вот тогда, перед моей предполагаемой свадьбой, которую я боялся, как огня, твой отец и сказал мне, что нужно искать свою женщину, единственную. На которую и посмотреть-то страшно, не только дотронуться до нее. И сказал, что он такую встретил. Мы оба не знали, что речь идет о моей сестренке, о Ксении. Я только беспокоился о том, что будет с Сашей, с тобой. Виктор мне ответил, что ты навсегда останешься его сыном и поймешь, когда вырастешь. Так что, сынок, запомни, что дети бывают не только от великой любви. Но из сердца детей никогда не вырвешь. Это тоже любовь, но другая, родительская… - А мама? Она та, твоя единственная? Ты как это понял? - Сразу понял, как только услышал ее тихий зов о помощи. А ее еще даже не видел. Да, я как-то рассказывал тебе о нашей с ней первой встрече в библиотеке. Но… уже через пару дней узнал, что она жена моего командира, и любит мужа. О моей любви к ней догадывалась и знала только чуткая душой тетя Маруся. Хорошо, очень хорошо, что не потерялись те его слова. Витюка запомнил их, искал и нашел свою женщину. И первый внук рожден от большой любви. Хорошо вспоминается и думается в ночной тишине на морозном воздухе. Посмотрел на окна дома, через портьеры видны перемещающиеся силуэты. Представил, как выпрямив спину, тетя Маруся сидит ровно посередине дивана. Натруженные руки, никогда не знавшие маникюра, лежат на коленях, она находит занятие каждому присутствующему. Больше всего от ее указующего перста достается его жене, Александре Николаевне. - Сандра Николавна, Сергей Дмитрич не любит эти парадные вилки. Положи ему настоящую советскую ложку и вилку. Знаешь ведь, что все равно встанет из-за стола и принесет себе вот эти, мои старые приборы. - Тетя Маруся, вы вот прямо сразу родились сварливой свекрухой. - А как ты хотела? Учись девка, пока я жива! А то все норовишь сама везде поспеть. А сноха тебе на что? Трескучим добрым смехом зашлась старушка. И, уверен Сергей, что Саша тихонько покачает головой и пойдет, поменяет для него нарядные из мельхиора приборы на простые, из нержавейки. Вот могут быть у него какие-нибудь причуды: не любит он эти вычурные вилки и тупые к ним ножи. Подарок его мамы на свадьбу. Такой же набор есть и у Ксении с Чертковым. Как оказалось, это им мама готовила приданое еще задолго до того, как они повзрослели… Естественно, что Витюка и ухом не ведет на «бабулины закидоны», а для Витькиной жены это нонсенс. А для каждого из них – это жизнь. Неотъемлемой частью которой является эта самая тетя Маруся. Она всегда стояла на защите интересов семьи своего любимца Сережи. Она вынянчила их дочерей. Она кормила всех членов семьи, ежедневно, в течении многих лет обедами, ужинами, когда от зари до зари они пропадали на работе… В это самое время, когда Александра Николаевна меняла для мужа столовые приборы, тетя Маруся выдала новое распоряжение: - Витька, сходи, позови отца, мороз сегодня знатный. Да и за стол пора садиться! Но жена остановила Виктора: - Сиди, смотри за Мишкой. Я сама схожу. Ловко сунула ноги в огромные Витькины валенки, накинула старую летную меховую куртку, висевшую на крючке у двери. - Шура, шаль, шаль мою накинь, там чай не лето. Александра молча выполнила то ли просьбу, то ли приказ. Мать с сыном переглянулись, улыбнулись. То, что для них было привычным, на чем никогда не заострялось внимание, для Саши было странным. И, кажется, ее напрягала бесцеремонность старушки. Главное, что Александра отметила про себя, что никто из членов семьи даже не пытался противостоять этому домострою. Когда впервые Витька привез жену в родительский дом, маме с бабушкой Марусей представил ее так: - Это главная женщина в моей жизни. Ее зовут Саша. - Хорошо, вдруг басом произнесла домоправительница. - Но я тебя буду звать Шурой. Саша у нас уже как двадцать лет есть. Витька хохотал от души, Сергей с ним засмеялся в унисон. - Бабуль, везде найдешь выход. А нашу Маруську ты почему не называешь, например, Манькой? - А вот это не твоего ума дело. Мы с Маруськой тезки и можем называть друг друга как нам заблагорассудится. Ясно? - У матросов нет вопросов! Поднял вверх обе руки Витька, поцеловал Марию Ивановну в щеку и отправился в свою комнату, пропустив вперед жену. - Надо было к их приезду Витькину кровать поменять. Хотя бы на полутороспалку. Или несите диван, свою кровать я не отдам, хоть она у меня и широкая, на другой я не усну. - Тетя Маруся, они молодые, им не тесно. Из Витькой комнаты послышалось: - А ничего, что мы все слышим? - А мы не про «иМтимное», мы про мебель, парировала старая женщина.