Банкетный зал «Безночный город»

— Который из них ваш? — спрашивает девушка, наклоняясь к Вэй Ину и не сводя глаз с детской площадки. — Оу, нет, я не… у меня нет детей, — оправдывается он, заламывая пальцы и натягивая рукава посильнее. — Просто люблю смотреть, как они смеются. Но вы не подумайте, ничего такого, я просто смотрю, они такие беззаботные, понимаете, им так весело и легко, я не маньяк!.. Девушка, вопреки ожиданиям, смеётся. — Не волнуйтесь вы так. Я верю вам. И вы совсем не похожи на маньяка. Вэй Ин несмело улыбается. Он начинает понемногу понимать, как вести себя с людьми, которые, ну, ничего от него не ждут, однако всё равно чувствует себя немного неуверенно. — А вы здесь с ребёнком? — Да, с сыном. Вон тот мальчуган в жёлтом пуховичке, — она с готовностью указывает на мальчишку, что с упоением вываливается в куче листьев. — Он явно наслаждается жизнью, — улыбается Вэй Ин. Он бы тоже с удовольствием повалялся рядом, но Лань Чжань купил ему новое пальто, и портить его совсем не хочется. — Да уж, детям так мало надо для счастья. Меня зовут Яньли, — девушка протягивает ему руку и даже стягивает с неё перчатку. Вэй Ин не очень любит чужие прикосновения, но открытая улыбка и мягкий взгляд так располагают к себе, что он, не колеблясь, пожимает её в ответ. — Усянь. Это имя всё ещё кажется чужим и слегка оседает на языке, но Вэй Ин уже почти привык. К двум именам, к фамилии, к Цзян Чэну и даже идее, что у него где-то есть приёмные родители и сестра. Он их пока не видел: психотерапевт не торопит, Лань Чжань не настаивает, брат терпеливо ждёт, а он сам боится. Вслух, конечно, не признаёт, но на самом деле чертовски боится знакомиться с новыми людьми и привыкать ещё и к ним. Цзян Чэн говорит, что сестра очень добрая и понимающая, и если уж Усянь смирился с таким неласковым братцем, то уж с а-цзе проблем точно не возникнет. Но Вэй Ин всё равно не может решиться. — Вы живёте неподалёку? — продолжает девушка, глядя в основном на сына. — Мгм. В тех домах, — неловко машет он в сторону высоток. Он всё ещё не может поверить, что действительно может назвать пекинскую квартиру Лань Чжаня своим домом, но уже не боится таких вопросов. — Вы женаты? Усянь удивлённо смотрит на неё, и она неловко смеётся: — Просто увидела кольцо, вот и подумала. Простите, если лезу не в своё дело. Можете не отвечать. Вэй Ин кивает и смотрит вниз, на кружащиеся под ногами листья. Приятно понимать, что да, может. Но всё же он улыбается и несколько смущённо говорит: — Только помолвлен. Это, вроде как, обещание. — Так романтично! — Яньли прикладывает руку к сердцу и расплывается в умилённой улыбке. Вэй Ин никогда не испытывал такого подсознательного доверия к незнакомому человеку. — Даже не верится, что это произошло со мной, — признаётся он. После всего того, что ему пришлось пережить, после долгих лет рабского труда и насилия, получить в спутники жизни такого идеального мужчину, как Лань Чжань, кажется просто чудом. — И вы замужем? — потом до него доходит, что у карапуза в жёлтом точно есть отец. — Простите, глупый вопрос, у вас же… — Ну что вы, не такой уж и глупый, — возражает Яньли. — Ситуации бывают разные. Но я и правда счастлива в браке. — Вы выглядите хорошим человеком, я рад за вас, — честно признаётся Вэй Ин, пряча подбородок в высоком вороте пальто. Девушка ласково улыбается, с каким-то тайным знанием глядя ему в глаза. — Спасибо, это взаимно. Несколько минут они сидят молча. Вэй Ин глубоко вдыхает сентябрьский воздух и наслаждается детским смехом с площадки. Два с половиной года назад он не мог и вообразить, что однажды его жизнь станет такой. Теперь у него есть безопасная квартира почти в центре Пекина, в которой можно запереться, и даже собственная комната, в которую никто и никогда не входит без его разрешения. У него есть законная работа и любимый человек, который уважает его границы. Да что уж там, он даже помогает ему эти границы находить! Вэй Ин полностью избавился от навязанной зависимости и теперь только посещает встречи раз в неделю или две, чтобы просто быть кому-то полезным. Разумеется, там он никогда никому не рассказывал всей истории целиком, но даже частей обычно хватает, чтобы кого-нибудь да вдохновить. Его психотерапия всё ещё продолжается, но он уже немного вспоминает детство: задницу Цзян Чэна в полосатых пижамных штанах, выглядывающую из-за напольной вазы во время игр в прятки, или непроваренные стебли лотосов в первых попытках сестры варить суп по бабушкиному рецепту. Иногда он вспоминает школьных приятелей или любимые игрушки, даже суровый взгляд госпожи Юй иногда мелькает где-то в памяти. Доктор Вэнь Цюнлинь действительно помогает ему. Усянь теперь не боится в одиночку ходить по городу и пробовать еду в незнакомых местах. Он больше не каменеет, когда незнакомые люди пытаются с ним поговорить, хотя всё ещё шарахается от слишком активных попыток до него дотронуться. Он научился отказывать в близости, если не хочет её, и теперь не считает, что представляет для Лань Чжаня ценность только в постели. Он вообще постепенно, хоть и с трудом, принимает тот факт, что может быть ценен сам по себе. Что Цзян Чэн ищет его общества не ради своей выгоды, а из искреннего желания быть рядом. Что брат забирает его с уроков музыки ради лишних минут болтовни, а не из-за того, что рассчитывает на что-то большее. Вэй Ин теперь распознаёт его сарказм и шутки, а иногда даже умеет дразнить в ответ. И в целом общество Ваньиня стало приятным и лёгким, без прежней напряжённости. Ему даже иногда смешно вспоминать попытки с ним флиртовать тогда в чайной. Хотя он до сих пор считает взгляд брата маньяческим и старательно учит его выглядеть дружелюбнее. А ещё он выучил (вспомнил?) китайский, поступил в художественную школу и понемногу планирует свадьбу. Ещё тогда в майсурской клинике Лань Чжань сделал ему предложение на глазах Цзян Чэна и Лань Хуаня. У кого тогда был больший шок, сказать трудно, но Сичень решил присесть первым. Вэй Ин посчитал это шуткой и Ванцзи едва удалось предотвратить очередной приступ паники. Лань Чжань объяснил, что готов взять на себя ответственность за своё обещание быть рядом на всём пути восстановления. Что он понимает, в каком положении сейчас Вэй Ин, и что они поженятся, только когда он оправится. Усянь тогда так вцепился в Ванцзи, что едва не порвал ему рубашку, и, чуть ли не рыдая, принял предложение. Он всегда будет помнить, как больно ему было думать, что Лань Чжань просто ищет повод продолжить их сексуальную связь, и как отчаянно был готов ему это позволить, лишь бы не оставаться в одиночестве. Ему тогда были нужны хоть какие-то перспективы, и, если обещание брака с агентом давали их ему, он был счастлив. Спустя годы психотерапии он может с уверенностью сказать, что любовь к Лань Чжаню — это настоящее, искреннее чувство, а не просто нездоровая привязанность, вызванная обстоятельствами. Поэтому, всё обсудив, они назначили церемонию на февраль. До тех пор Вэй Ин обещал самому себе познакомиться со своей семьёй и дядей Лань Чжаня, чтобы быть в состоянии пригласить их всех. — Мама, смотри, смотри какой жёлудь! Желтопуховиковый карапуз восторженно несёт орех, едва не спотыкаясь о маленькие кочки из листьев. — Просто огромный! — соглашается Яньли. — Знаешь, почему? Малыш отрицательно мотает головой и звучно шмыгает. Мать ласково вытирает ему нос платочком, потом заговорщицки шепчет: — Потому что это каштан! — Катшан? — с сомнением тянет ребёнок. — Каштан, А-Лин, — поправляет она с улыбкой. — Их можно жарить, они очень вкусные! Вэй Ин с любопытством смотрит на неё: — Что, правда? — Да! Никогда не пробовали? — Яньли смотрит ему в глаза так мягко и заботливо, что Вэй Ину кажется, будто его обнимают. — Не уверен. — Тогда мы с А-Лином пожарим их завтра перед прогулкой и принесём вам попробовать. Хотите? — Тогда я тоже должен что-то подготовить для вас обоих, — он прикладывает указательный палец к подбородку, наигранно задумываясь. — Что бы это могло быть? Не то чтобы он правда считает, будто обязан сделать подарок в благодарность, но ему просто хочется. С этой девушкой и её мальчуганом так легко и приятно, что на душе становится спокойно. Он действительно хочет её порадовать. — Мне в школу нужен жёлудь, — деловито бурчит пуховичок. Вэй Ин смеётся: — Я не очень хорош в распознавании растений, уж извините, молодой господин. Но я могу поискать в интернете и нарисовать тебе жёлудь. Или даже целый мультик про жёлудь, хочешь? — Вы художник? — с восхищением спрашивает Яньли, пока пуховичок раздумывает над предложением. — Официально только учусь, но как любитель рисую уже много лет, — кивает он. Было время, когда он рисовал огрызком карандаша на тонкой салфетке сквозь слёзы, чтобы только отвлечься от страха за следующий день. А сейчас он рисует дорогими красками на настоящей бумаге просто потому, что это приносит ему удовольствие. И теперь он планирует сделать это своей профессией. — Тогда мультик нам подойдёт, — соглашается девушка и обращается уже к ребёнку. — А жёлудь в школу нам папа найдёт. У него возле работы полно дубов. Договорились? Мальчик серьёзно кивает. Вэй Ин с умилением улыбается, глядя на него. — Мы будем здесь завтра около пяти. Вы сможете прийти? — Сделаю всё возможное. — Мы будем ждать. Нам уже пора. Спасибо за компанию, Усянь, — улыбается Яньли, беря сына за руку. — Рад был познакомиться, Яньли и господин Пуховичок. — Меня зовут А-Лин, — бухтит мальчик в шарф. — А-Лин ты для мамы, потому что дома ходишь без верхней одежды. А для меня Пуховичок. И не спорь, иначе вместо жёлудя нарисую шишку! Мальчик сурово смотрит на взрослого, и огонь в его взгляде напоминает Вэй Ину Цзян Чэна. — Хорошо, только для вас я — Пуховичок. Потом он выдёргивает руку из маминой ладони и уверенно шагает куда-то прочь. Яньли смеётся и спешит за ним. Вэй Ин смотрит им вслед и думает, что если каштаны и правда окажутся вкусными, то он пожарит их для Лань Чжаня.

~

Они продолжают встречаться два-три раза в неделю, обмениваясь сладкими закусками, мнениями о детском сериале и рецептами, которым Вэй Ин никогда не будет следовать. Они очень сближаются за следующий месяц, поэтому, когда Усянь понимает, что Яньли его сестра, это совсем не пугает. Тем не менее он считает хорошей идеей воспользоваться её сыном, чтобы подтвердить свои догадки. — Эй, Пуховичок, постой! — он щипает мальчугана за скользкий жёлтый рукав, чтобы тот не унёсся играть на площадку после первого же приветствия. — Спорим, ты не знаешь правильный ответ на вопрос, который я задам? — Сянь-гэгэ, я всё знаю! — А ну-ка давай проверим? Скажи мне, Пуховичок, какая фамилия у твоей мамы? За правильный ответ я поделюсь какао. Яньли замирает, но улыбка с её губ не сползает, только становится удивлённой. — Это же совсем легко! Моя мама Цзян Яньли! — торжественно провозглашает мальчик. Но Вэй Ин не собирается останавливаться на достигнутом. — А зефирки в какао хочешь? — Хочу! — восторженно восклицает ребёнок, не замечая внимательного взгляда матери на них обоих. — У тебя есть дядя? Мальчик обиженно дует губы: — Сянь-гэгэ, эти вопросы слишком лёгкие! Конечно, у меня есть дядя, много дядь! Цзян Ваньинь, Цзинь Гуанъяо и Цзинь Цзысюнь! И скоро у меня будет ещё один дядя, потому что у мамы теперь два брата! Ты считаешь меня совсем глупым? — Не обижайся, Пуховичок! Мне вот понадобился почти месяц, чтобы узнать правильные ответы! Усянь треплет его по голове, наливает из термоса в золотистый походный стаканчик А-Лина какао, которое Лань Чжань варит ему каждый раз перед прогулкой. Потом он ловко вынимает из кармана порционный пакетик с маршмеллоу и высыпает их туда же. Когда ребёнок увлекается игрой с зефирной пенкой, Вэй Ин торжествующе смотрит на Яньли. — Вы, Цзяны, не перестаёте меня удивлять. — Ты не злишься? Вэй Ин качает головой, усмехается и смотрит ей в глаза: — Твои методы нравятся мне куда больше, чем А-Чэна. Яньли звонко смеётся и протягивает брату сладкую соломку, которую принесла к их традиционным уже четверговым посиделкам. — Теперь у тебя нет причин не заходить к нам в гости? Вэй Ин оскорблённо смотрит на неё, смешно хрустя палочкой: — Можно подумать, ты меня приглашала! Она снова смеётся и прикрывает рот ладошкой. А-Лин, который увлечённо пил свой почти остывший какао, теперь резво отбрасывает стаканчик в сторону и бежит на площадку. Потом останавливается на полпути, дисциплинированно возвращается, поднимает стаканчик и приносит его маме. Та ласково его хвалит, и он улепётывает играть. — Ладно, но теперь приглашаю. Придёшь на семейный ужин? Вэй Ин продолжает мягко улыбаться, но ёжится, отводит взгляд и не знает, что сказать. Одно дело говорить о лёгких, ничего не значащих вещах здесь, но совсем другое — прийти в чужую квартиру и стать частью вроде как чужого мира. — Мы можем не звать родителей, если ты ещё не готов, — добавляет Яньли. — И конечно, приходи с Лань Ванцзи. Психотерапия протекает довольно успешно, но Вэй Ин всё ещё не может заставить себя пойти в гости даже к Цзян Чэну, не говоря уже о более чужих людях. Да и без Лань Чжаня он по новым компаниям почти не ходит, максимум на встречи анонимных наркоманов. Дважды он даже собирался с духом и ходил на собрания жертв торговли людьми, но ни разу не высидел там больше получаса. Хорошо, что Ванцзи весьма осведомлён о том, как проходит реабилитация, и оба раза вообще не уезжал с парковки. Вэй Ин знает, что когда-нибудь ему станет легче, и даже планирует после этого вступить в кураторскую программу, но сейчас он не готов. — Я спрошу Лань Чжаня, — отвечает он наконец. Яньли мягко гладит его по плечу: удивительно, но он ей это позволяет уже некоторое время. — Ты можешь просто сказать нет. Вэй Ин с облегчением смотрит на неё и ощущает прилив радости от того, что именно она оказалась его сестрой. — Я правда не знаю, хочу ли я прийти. Мне надо подумать и обсудить это с ним. И, возможно с… — он запинается, ведь о психотерапии ей не говорил. Но, с другой стороны, разве не вся его «семья» знает? — С моим доктором. Яньли легко кивает и снова протягивает ему сладкую соломку. Они сидят в тишине, наблюдая, как жёлтый А-Лин резво скатывается по жёлтой горке в жёлтые же листья. — Я теперь точно никогда не отдам тебе шарф, — сообщает вдруг Вэй Ин. Пару недель назад он выскочил на улицу, не посмотрев на погоду, а потом стучал зубами от холода, пока Яньли не вытащила из сумки красный шарф и не предложила другу закутаться в него. Она смеётся: — Я купила его специально для тебя и носила в сумке, на случай если ты забудешь свой. Вэй Ин ошарашенно смотрит на неё, а потом усмехается: — То-то я подумал, что красный не твой цвет. — А-Чэн говорит, ты не мёрзнешь только в июле, поэтому у меня с собой есть и запасные перчатки для тебя. Он смотрит на её тонкие пальцы: сестра почти всегда одета значительно легче него, и Усянь ни разу не видел, чтобы она зябла. — Как ты собиралась объяснить пару мужских перчаток в твоей сумочке? — Захватила для мужа, чтобы встретить его с работы. — Ха! Очень удобно, госпожа Цзян, вы весьма хитры. Вэй Ин снова вспоминает свою первую встречу с А-Чэном и мысленно благодарит всех богов, что Яньли выбрала другую тактику появиться в его жизни. — Нальёшь мне какао, А-Сянь? — ласково спрашивает сестра. Вэй Ин с готовностью откручивает крышку термоса: — Лань Чжань сегодня добавил туда гвоздику и соль, вкус просто волшебный. Ванцзи перевёлся в местное отделение Интерпола одновременно с тем, как Вэй Ина привезли в Китай. Возможно, если бы он этого не сделал, истерящего и потерянного вообще во всём Усяня можно было бы затащить в самолёт только под транквилизаторами, но Лань Чжань обещал ему быть рядом и обещание сдержал. Первый осознанный полёт был чудовищным опытом, и Вэй Ин до сих пор не уверен, что будет готов когда-нибудь повторить: замкнутое пространство, сотня людей и абсолютная невозможность покинуть всё это спровоцировали четыре приступа паники за двадцать три часа перелёта. Но каждую минуту этого кошмара Ванцзи был рядом и помогал ему с этим справиться. А-Чэн тоже был, но тогда он представлял для Вэй Ина гораздо меньшую эмоциональную значимость, чем сейчас. Лань Чжань больше не уезжает в командировки и теперь работает в аналитическом отделе: собирает данные, структурирует их, делает выводы и принимает важные решения. Он всё ещё спасает людей, но больше не покидает для этого пределов города. И Вэй Ин ему чертовски благодарен. — Какао ему действительно удаётся, — замечает Яньли, причмокивая. — Да. Чаи тоже. На самом деле, Лань Чжаню удаётся всё, за что бы он ни взялся. Сестра ласково смеётся: — Я так рада, что после всего ты нашёл достойного человека, чтобы так сильно в него влюбиться. Вэй Ин слегка краснеет и утыкается носом в шарф: по четвергам он носит синий — Ланьчжанев. Да, он тоже чертовски рад.

~

На ужин со всей семьёй Вэй Ин всё же решился. Правда, перед этим он отдельно познакомился с Цзинь Цзысюанем на детской площадке и был официально представлен А-Лину как его ещё один дядя. Восторг в карих глазах мальчишки согрел сердце взрослых на многие дни вперёд. Ужин проводили в квартире Яньли, и Цзян Чэн, помогая накрывать на стол, без конца ворчал, что брат так и не заглянул в гости к нему самому, а к сестре прибежал по первому зову. Потом, конечно, признал, что искренне его понимает. Новое знакомство с родителями прошло хуже, чем рассчитывали Цзяны, но значительно лучше, чем ожидал Вэй Ин. В основном потому, что он вообразил себе все наихудшие на свете сценарии из фильмов и приправил своими страхами. От неожиданных объятий Цзян Фэнмяня брата загородил Цзян Чэн, а Яньли осадила мать, когда та вдруг решила экзаменовать Усяня по школьным знаниям. Позже оба родителя свои ошибки осознали, но Вэй Ин на их сторону стола так и не пересел, комкая край скатерти или сжимая обеими руками ладонь Лань Чжаня до синяков. Отец и мать пытались поддерживать разговор Яньли на нейтральные темы, но то и дело скатывались в вопросы о прошлом: как он жил, что делал и чему научился за эти годы. От последнего вопроса Усяня разобрал истеричный смех, потому что он мог только представить выражение лиц родителей, если бы действительно стал перечислять, чему он научился в борделе и у прежнего хозяина. Поэтому он неловко что-то вспоминал про уроки английского со старичком-садовником, про хинди и кАннаду, про три вида стежков в шитье и вкус спелых кофейных зёрен. Когда Фэнмянь пошутил про то, что на второго сына теперь можно рассчитывать при выборе хорошего кофе, Вэй Ину пришлось срочно закрыться в ванной, потому что его буквально вывернуло наизнанку. Ваньинь после этого отчитал родителей за бестактность, а Яньли вежливо выпроводила их из квартиры. Остаток ужина прошёл гораздо приятнее: они обсудили успехи Усяня в художественной школе и поздравили его с повышением в отделе продаж, где он удалённо подрабатывал для финансирования собственной независимости. Цзинь Цзысюань предложил Вэй Ину встречать А-Лина после школы и учить уроки вместе с ним: так ребёнок будет под присмотром, а для любознательного Усяня это будет дополнительной возможностью получить знания, которые он упустил. Яньли светилась от мысли, что обретённый брат будет продолжать сближаться с их семьёй благодаря племяннику, а Лань Чжань поддержал эту идею приглашением мальчишки в их с Вэй Ином квартиру. Тёплые разговоры за вкусным ужином и светлые планы на ближайшее будущее окончательно спасли этот вечер от тяжёлых воспоминаний, навеянных Юй Цзыюань и Цзян Фэнмянем. Все, на самом деле, понимали, что родители так повели себя не со зла. Просто чувство вины, что разъедало их с момента, как Цзян Чэн объявил об обнаружении брата, никак не притуплялось. Поэтому они пытались найти хоть что-то хорошее в прошлом Вэй Ина, чтобы убедить себя, будто его жизнь не так уж и исковеркана. Они похоронили этого ребёнка много лет назад, а теперь вдруг обнаружилось, что его можно было найти и спасти. Это причиняло боль, а бороться с ней у них никак не получалось. Цзян Чэн, окончательно это осознав, их двоих тоже отправил на терапию. Для дополнительной мотивации он так же объявил, что не позволит им увидеться с братом снова, пока те не научатся не будить в нём болезненных воспоминаний. До свадьбы на тот момент оставались считанные месяцы, поэтому родителям пришлось приложить много усилий, чтобы оказаться здесь и сейчас. — Не могу поверить, — бормочет Лань Сичень, наугад протягивая платок Цзян Чэну. Тот пожертвовал свой сестре, а сам мужественно смаргивал слёзы всю церемонию. Сейчас, во время первого танца молодых, становится очевидно, что он не справляется. — Мой брат теперь по-настоящему замужем за своим информатором. Ваньинь промакивает платком уголки глаз, пытаясь удерживать на лице суровое выражение, чтобы никому не пришло в голову, будто бы он плачет от счастья на свадьбе обретённого брата. — Не могу поверить, что мой брат в принципе замужем, — признаётся Цзян Чэн, украдкой всхлипывая. — Я только-только привык к тому, что он есть и больше никуда не денется, а уже пора к зятю привыкать. — Ты ещё не познакомился с нашим дядей, вот уж к кому нужно будет привыкать, — усмехается Лань Хуань, и морщинки-лучики в уголках его глаз придают его усмешке мягкость. — Он стоял на церемонии с таким видом, что я на похоронах веселее видел, — фыркает Цзян Чэн. — Боюсь, если мы окажемся слишком близко друг к другу, а он не сменит выражение, то я стану организатором драки в лучших свадебных традициях. Сичень смеётся и отпивает шампанское. Лань Ванцзи и Вэй Ин заканчивают танец, бесстыдно целуются у всех на глазах под бурные аплодисменты и даже Цзян Чэн, закатывая глаза, присоединяется ко всеобщему веселью, улыбаясь во весь рот. Яньли громко свистит со своего места и Цзысюань рядом краснеет, но влюблённо смотрит на жену. Что ж, если Лань Ванцзи будет так же смотреть на Вэй Ина всю жизнь, то Цзян Чэн согласен привыкать к его постному лицу и даже их возмутительно бестактному дядюшке. После всех этих лет, которые Ваньинь провёл бок о бок с Ланями, узнавая их и сближаясь, он абсолютно уверен, что Сичень — единственный нормальный человек в этой семейке. Как брат умудрился влюбиться в эту замороженную селёдку Ванцзи, выше его понимания, но Цзян Чэн уважает их чувства и самого агента Лань за то, как тот заботится о Вэй Ине. — Будь снисходительнее к дяде, — просит Лань Хуань, — для него нет ничего важнее образования и достойной профессии, а художник Вэй Ин, не имеющий даже школьного аттестата, не проходит ни по одному из его критериев. — Это может быть оправдание для вас, но не для меня. Услышу хоть один комментарий в адрес брата — за себя не отвечаю. Цзян Чэн пытается говорить привычно резко, однако выходит пока не очень хорошо. Ему приходится прикладывать усилия, чтобы не сильно умиляться, глядя, как Лань Ванцзи за своим столом подкладывает острые вонтоны в тарелку теперь-уже-мужа. — Не волнуйся, у нас с Яньли есть список нежелательных пар, а ещё три основных и две запасных стратегии, чтобы не допустить их пересечений, — делится Сичень. — Вы с дядей занимаете первую строчку. Цзян Чэн смотрит на него с восторгом и удивлением: — Серьёзно? — Мгм, — улыбается он, снова делая глоток. — Вернёмся за стол? Гостей на свадьбе не так много: в основном ближайшие родственники и едва ли десяток приятелей, которыми успел обзавестись Вэй Ин (Цзян Чэн даже не удивился, что у Лань Ванцзи друзей нет). Но тем не менее, многие из них повставали со своих мест, чтобы заснять для истории первый танец молодожёнов. Те, в основном, просто обнимались в центре танцпола и качались в такт музыке, но мало кого это остановило. Ваньинь и Сичень отошли к окну, чтобы просто лучше видеть происходящее. И нет, Цзян Чэн не снимал этот недо-танец. Просто пытался сделать пару фото и случайно перепутал режимы, включив видео. Только и всего. Лань Хуань же, ничего не стесняясь, действительно снимал это безобразие с абсолютно торжественным и счастливым выражением лица («ты не понимаешь, мой брат никогда не танцует!»). — Хочу пойти подышать воздухом, — бросает Цзян Чэн. — Сил моих больше нет улыбаться. — Может, поднимемся выше? Там пустой зал, можно открыть окна. Ваньинь вопросительно поднимает брови. Сичень извиняется: — Снаружи могут быть журналисты. «Свадьба брата посла — событие всея Китая!», — под конец речи он морщится. Цзян Чэн закатывает глаза, но послушно идёт к лестнице наверх. Планировка верхнего зала необычная, а Цзян Чэн не фанат всего необычного: — Как странно, — ворчит он в лунном свете, выискивая выключатель. — К изогнутым стенам я, допустим, привык, но столько стеклянных коридоров — это уже перебор. Все столы, накрытые белыми скатертями, сдвинуты в угол, стулья опасными башенками стоят поодаль. Ваньинь открывает нараспашку все окна, смирившись с полутьмой. Он высовывается наружу, вдыхает свежий воздух и чувствует, как отпускает его атмосфера шумного веселья внизу. — Я так понимаю, здесь они отразили идею солнечных лучей, отходящих от центра, — делится Сичень, вставая рядом. Он скользит взглядом по улице внизу и кивком указывает на несколько человек у входа. — Как я и сказал, журналисты. Цзян Чэн фыркает и сам не знает на что: на наглых людей, планирующих поживиться за счёт тех, кто трудится на их благо, или на объяснение планировки. — Зачем нужен банкетный зал, если он сплошь из стеклянных перегородок? Тут только ваши нежелательные пары рассаживать: при всём желании подраться не получится: пока встретишься с оппонентом, уже весь запал кончится. — Полагаю, это их фишка? — Сичень и сам не звучит убеждённо, но его ленивый тон позволяет думать, что ему нравится эта бессмысленная беседа. — Они же «Безночный город», а этот зал — «Дворец Солнца». Наверное, днём здесь как-то всё красиво переливается. Или, может, освещение особенное? Цзян Чэн поворачивается лицом внутрь помещения и рассеянно осматривает перегородки, которые неудобно разделяют зал на зоны, оставляя совсем немного свободного пространства у окон. Он вдруг чувствует что-то вроде дежавю и пытается ухватиться за чувство, что только что всплыло из глубины его сознания. Сичень следит за его взглядом и спрашивает: — Думаешь, они изначально задумали эту планировку? Или прихоть новых собственников? Ваньинь пожимает плечами: — Часть стекол с металлической опорой, а ещё под каждым есть борозда, видишь? Выглядит, как будто бы это заложено в конструкцию. Лань Хуань внимательно вглядывается в пол, но едва ли может рассмотреть в сумраке то, о чём говорит Цзян Чэн. — Ты, похоже, хорошо осведомлён о том, как делаются такие вещи. — Я изучал планировку того места, где мы с Вэй Ином виделись в последний раз, и там был похожий… — осознание вдруг всплывает в его голове, — …этаж. Мгновенно Цзян Чэн вспоминает всё: как спорил с Хуайсаном и умолял его взломать архивы, чтобы найти планы этого банкетного зала; как ночи напролёт корпел над бумагами в попытках найти неизвестно что; как гуглил приборы для сканирования стен на предмет замурованных тел; как вдоль и поперёк изучил историю перехода этого района от одной банды к другой. Прошло всего около пяти лет с тех пор, как он впервые узнал название места, где потерял брата, но всё равно умудрился его забыть. Ваньинь рассеянно пробегает металлические опоры перегородок взглядом, почему-то видя вместо них арматуры, вбитые в голые бетонные полы. Он представляет, как ведёт рукой по изогнутой в полукруг стене и почти чувствует выбоинки грубых фэсок. А потом вдруг слышит детский оклик «а-Чэн!» и едва может устоять на ногах. В его памяти одновременно всплывает весь тот вечер, когда они с А-Ином оказались здесь. Он словно наяву видит, как четверо людей с оружием стоят в темноте этого этажа, а перед ними — рыдающий полулысый мужчина. Выстрел, кровь на голове того мужчины и собственный вскрик в ушах, а потом в ладони фантомно чувствуется крепкая хватка брата. Ваньинь отчётливо вспоминает, как Вэй Ин тянул его, рыдающего и напуганного, за собой, постоянно зовя по имени: «А-Чэн, пожалуйста, не плачь, нам нужно бежать! А-Чэн, всё будет хорошо, давай поплачем потом! А-Чэн, беги! Беги, пожалуйста! А-Чэн!». Под ногами хрустела бетонная крошка, а за спиной грохотали шаги вооружённых страшных людей. Звуки новых выстрелов гремели совсем рядом, а потом плечо и ухо обожгла боль. Он тогда подавился собственным криком и споткнулся, сдирая кожу на руках и коленях, А-Ин вскрикнул где-то рядом, но всё равно упрямо поднял брата, успокаивающе бормоча: «Это только царапины, всё хорошо, пожалуйста, не плачь, всё будет хорошо, надо бежать сейчас. Терпи, А-Чэн, и, пожалуйста, беги!». Брат начал прихрамывать, люди кричали и топали совсем рядом, а перед глазами плыло от слёз, но А-Ин упорно тащил его за собой. А потом был ещё один выстрел, и Цзян Чэн от испуга дёрнулся в сторону, отпустив руку брата. Слёзы мешали видеть, он растирал их по лицу, но бежал, не останавливаясь, крича имя старшего. А потом вдруг ухнул куда-то вниз и дальше помнит только боль, шорох одежд по полу и сдавленный шёпот Вэй Ина в темноте: «Сиди тихо, хорошо? Они не найдут тебя, я уведу их подальше, только не плачь, пожалуйста, А-Чэн, не плачь. Утром кто-нибудь найдёт тебя, посиди тут до утра, только не плачь, никто не должен тебя услышать». — Ваньинь? — мягкий голос Лань Сиченя врывается в поток бессвязных болезненных воспоминаний. Цзян Чэн обнаруживает себя с мокрым от слёз лицом и сидящим на полу. — Я… — А-Чэн, Сичень-гэ, вы куда пропали? Вэй Усянь весёлым разнаряженным ветром влетает в помещение и с одной попытки включает яркий свет в помещении. Тёплые отблески рассыпаются по стеклянным перегородкам и создают впечатление сияющего бального зала и зеркального лабиринта одновременно. — А-Чэн, ты что, плачешь?! — Вэй Ин, явно не оценив красоты момента, мгновенно оказывается на коленях рядом с братом и тянется к его лицу с красным платком из нагрудного кармана. — Что случилось? Сичень-гэ, если он из-за тебя, то я… — Нет, — качает головой Цзян Чэн, — нет… Это… от счастья. Он давит из себя улыбку и надеется, что брат поверит. Вэй Усяню нельзя сейчас ничего вспоминать. Ваньинь не может испортить брату свадьбу худшим на свете воспоминанием, это ведь должен быть счастливейший день его жизни. Вэй Ин неуверенно замирает. — Ты как-то не выглядишь счастливым. Цзян Чэн собирает себя в кучу и фыркает: — Никто не выглядит счастливым, когда плачет. Мой старший братик вышел замуж, могу я поддаться эмоциям на секундочку?! Вэй Ин издаёт напряжённый смешок и смотрит на Сиченя. Ваньинь понятия не имеет, что он видит на лице деверя, но это, судя по всему, не даёт ему определённых ответов. — Вэй Усянь, ты куда сбежал? — раздаётся от двери, поэтому Цзян Чэн экстренно вытирает лицо и встаёт с пола, отворачиваясь к окну. — Тебя там все ищут для конкурса. Се Ван, коллега и приятель Вэй Ина по урокам музыки, наконец входит внутрь, и Ваньинь буквально спиной чувствует несколько взглядов. — Что за конкурс? — неуверенно спрашивает брат. — Не знаю, — насколько Цзян Чэн изучил кошачьи повадки этого парня, тот наверняка сейчас пожал плечами и томно прислонился к косяку двери. — Но твоя сестра полна энтузиазма участвовать и вот настолечко близка к тому, чтобы идти тебя искать самостоятельно. Вэй Ин коротко смеётся, но Се Ван продолжает: — А дядюшка Лань там что-то так активно втирает твоему мужу, что, судя по взгляду, Ванцзи-гэ вот-вот сам начнёт традиционную свадебную драку. Обычно Цзян Чэна раздражает манера Се Вана говорить лениво и обманчиво-любезно, но прямо сейчас она сильно облегчает ему попытки успокоиться. И к тому же, из уст этого парня предположения о раздражённом донельзя Лань Ванцзи не кажутся такими нереальными. Се Ван умудряется любую информацию преподносить мягко и с несомненной достоверностью, так что Ваньинь даже не удивлён, что парень с модельной внешностью и замашками примадонны на самом деле — лучший менеджер по продажам в городе. Вэй Ин снова издаёт короткий смешок: — Похоже, мне и правда лучше идти. А-Чэн, всё правда в порядке? — Да-да, ну что ты пристал! Иди, я скоро вернусь к вам. По наступившей тишине Цзян Чэн догадывается, что люди за его спиной обмениваются взглядами, но после жених с другом уходят. — Ваньинь? Он вздыхает и слегка поворачивает голову к Сиченю. — Я вспомнил ту ночь, когда мы с Вэй Ином последний раз были здесь вместе. — Оу. Лань Хуань ничего больше не говорит, просто встаёт рядом и смотрит в одном направлении с Цзян Чэном. — Он спас меня, — голос ломается, но Ваньинь запрещает себе плакать. Ему надо избавиться от следов слёз и вернуться к веселью. — За нами гнались какие-то люди с оружием, я провалился в дырку в полу, а он куда-то меня оттащил и пошёл отвлекать внимание. Он замолкает, и в наступившей тишине они стоят несколько минут. — Шестнадцать лет он не принадлежал себе, потому что спас меня. А я его даже не помнил, — сердце Ваньиня больно сжимается, и едва ли получается вдохнуть от сокрушительного чувства вины. — Но это ведь ты его нашёл? — мягкие светлые глаза Сиченя вдруг заглядывают прямо в душу Цзян Чэну несмотря на то, что тот пытается избежать взгляда. — Если бы не ты, он вряд ли бы вернулся к нормальной жизни. — Твой брат вернул бы его. — Не будь в этом так уверен. Ванцзи, возможно, влюбился в Усяня задолго до твоего появления, но это не значит, что он сумел бы вовремя вытащить его без полномочий, которые ему дал ты и твои связи. Ну и без твоих истерик, возможно, он бы даже и не понял, что пришло время это сделать. Мы все просто люди. Вэй Ин не хотел спасаться, а мой брат не понимал глубину его психологических проблем и воспринимал всё как рутину. И поверь мне, заметить, когда рутина переходит критическую точку, слишком сложно. Цзян Чэн не убеждён, чувство вины в груди нарастает и нарастает с каждым вдохом. Вот ирония судьбы: Усянь играет свадьбу в том месте, которое когда-то отобрало у него шестнадцать лет жизни, и даже не знает об этом. — Он возненавидит меня, если вспомнит. Сичень смотрит на него с откровенным удивлением: — Вэй Ин? Тебя? Цзян Чэн кивает, а Лань Хуань со вздохом поворачивается к нему всем телом: — С чего ты взял, что он не помнит? Ваньинь фыркает: — Потому что он не ненавидит меня, очевидно. — Это звучит по-детски. — Я не собираюсь рассказывать ему, чтобы выяснить, помнит он или нет! — рявкает Цзян Чэн неожиданно даже для себя. Поэтому кидает на собеседника извиняющийся взгляд и продолжает значительно сдержаннее. — Сегодня счастливейший день жизни моего брата, я не хочу портить его. — Согласен, сегодня не стоит, но может быть… — Нет! Я не хочу причинять ему боль этим воспоминанием. Кто знает, что ещё он сможет вспомнить? Для меня всё закончилось пробуждением в больнице, а где проснулся он? Как он провёл остаток ночи? Каким было первое лицо, что он увидел, или первое слово, что ему сказали? Это всё причинит ему боль, понимаешь? Я не хочу снова заставлять его это проживать, — он покусывает губы, словно перекатывая дальнейшие слова на языке. — Я не хочу снова его потерять. Сичень открывает рот, явно собираясь возразить, но проглатывает свои слова и просто кивает. — Я не могу тебя заставить поговорить с ним, — всё же говорит он через минуту, — но я уверен, что Вэй Усянь не тот человек, который отречётся от брата из-за детской оплошности… — Эта оплошность стоила ему шестнадцати лет жизни! — Но это всего лишь оплошность. Даже меньше: только случайность. Не злой умысел, не предательство… — Остановись! Я… не хочу об этом говорить. Просто… давай вернёмся на праздник. Лань Хуань заглядывает ему в глаза, и Цзян Чэн стойко выдерживает его внимательный сочувствующий взгляд, после чего Сичень кивает. — Хорошо. Ваньинь облегчённо вздыхает и прикрывает глаза: — Иди первым, я приду через минуту. Лань Хуань послушно уходит, хоть и запинается у выхода, но Цзян Чэн не придаёт этому значения. Отворачивается обратно к окну, проводит руками по лицу и гадает, исчезли ли следы его недавней истерики, или стоит заглянуть в туалет и умыться. Мягкие шаги раздаются за его спиной, и он считает, что Сичень придумал ещё один аргумент, поэтому готовится продолжить разговор. Однако, когда знакомые шершавые руки обнимают его со спины, а на плече устраивается острый подбородок, сердце застревает где-то в горле. — А-Чэн. Вэй Ин прижимается виском к виску брата. Цзян Чэн чувствует его улыбку щекой. — А-Чэн, я потащил тебя играть на эту стройку. Сердце Ваньиня падает в пятки. Он слышал? Боги, он помнит?! — Как?.. — Я вспомнил это примерно год назад и боялся тебе рассказать. Боялся, что ты будешь винить себя. Но ты не виноват, а я не ненавижу тебя. Я рад, что ты мой брат. Я люблю тебя. Цзян Чэн чувствует, как от облегчения глаза снова становятся влажными. Ну уж нет, он не станет плакать снова! — Вот сейчас я поверю, что это от счастья, — смеётся Вэй Ин ему прямо в ухо и отстраняется. — Пойдём обратно, а то пропустим все конкурсы. Ваньинь позволяет ему взять себя за руку и потянуть к выходу, чувствуя, как падает камень с души. Наверное, он лежал там все эти годы. Следуя за братом на его свадьбу и думая о том пути, который они оба прошли, чтобы снова оказаться здесь вдвоём, Цзян Чэн вдруг начинает смеяться: какое же счастье, что пять с лишним лет назад у него сломалась машина!

~