Быстрее, чем засыпать

Летом все изменилось. Он был крысой в ту ночь, когда впервые ускользнул из родительского дома, не предупредив друзей. И попал в особняк Блэков, незаметно пробежав по лестнице, чтобы найти Сириуса с Джеймсом, но планы изменились, когда перед ним оказался кто-то совершенно другой. Кто-то… совершенно темный. С той минуты, когда Питер попал в змеиное логово, никакой лев уже не смог бы его спасти. Дураками были те, кто верил в байки о том, что в Хогвартсе всем оказывают помощь. А лжецами были те, кто об этом говорил. В ту ночь всё изменилось. Первые недели учебы ему приходилось проводить на частых, порой бесполезных собраниях. Но странный, окутывающий ужас в темноте пробирал до мурашек. Слизеринцы во всю строили заговор. Заговор против Министерства. И Питер знал имена тех, кому в скором времени предстоит попрощаться с жизнью. В конце концов, его перестало это мучить после недели так четвертой. Он перестал удивляться постоянным покачиваниям Крауча или тому, как в хохоте завывал Лестрейндж. Перестал плакать ночью из-за тех, кого бы никогда не смог спасти – он их даже не знал. Он смог бы бороться только за них – за Мародеров. Или нашел бы причину в них, чтобы не сойти с ума. Все-таки, Джеймс точно был его братом. Но говорить всем подряд о наболевшем не было его фишкой. Нисколько. Жизнь научила Питера не доверять никому из родных – все были способны на предательство, особенно семья. До недавнего времени его семьей были Мародеры. И он не стал бы тратить время на разговоры с другими впустую. Вломиться в его душу с ноги мог, разве что, Блэк. И тот, в редких случаях. А слушать Питера в их компании умел лишь Джеймс. Он понимал, почему тот время от времени исчезал или предпочитал свою анимагическую форму реальной, почему не высказывал собственного мнения во время общих собраний или пропадал в подземельях. Сегодня же ужасная удушающая скука сковывала Питера в стенах Хогвартса. Это был самый тихий день недели, который он когда-либо помнил. Значит, Мародеры ушли. Без него. По крайней мере, он может покинуть гостиную после дежурства и почитать книги, которые отложил ранее в библиотеке. Но и здесь Питер не обошелся без компании немного докучавшей ему сегодня рыжей гриффиндорки. Лили хвостом за ним увязалась. Его любимыми школьными предметами были Прорицания и Зелья. Первый, впрочем, многим казался пустой тратой времени. Тем не менее, Питер хотел превзойти друзей хотя бы в этой дисциплине. К тому же, она неплохо ему давалась. Это был один из немногих простых предметов, где можно было преуспеть, не прикладывая при этом физических или умственных усилий. Поэтому целью на сегодняшний вечер стало переписывание учебника по Прорицаниям. – Ты что, делаешь домашку? – сказала Лили спустя час, как они просидели в тишине. – Да, – просто ответил он. – Я люблю учиться. – Это… весьма интересно. – Намного интереснее, чем сбегать из школы, попадая в очередную дикую историю. Питер продолжил с умными видом разглядывать свои записи на столе. Иногда он использовал такой «трюк», чтобы заговорить с Джеймсом о чем-то первостепенно значимом, но делал продолжительную паузу, будто отвлекаясь на свои незначительные мысли, наблюдая при этом за поведением собеседника, чтобы уже тот проявил свой интерес. Тогда Джеймс оказывался у него в ловушке – можно было и схему игры показать, и выяснить будущие их с Блэком планы. Так он не вызывал подозрений, ведь инициативу перехватывал для разговора другой. А Питер лишь отвечал на поставленный вопрос, и только. Не все Мародеры поддавались такой хитрости, а с недавнего времени и новенькая Грейнджер. Он стал замечать, что не мог даже оценить степень ее заинтересованности, ведь она постоянно его сторонилась. Но с Лили это работало как швейцарские часы. – Думаю, с ними все в порядке. Если ты хотел спросить об этом, – Питер сказал бы, что ее слова прозвучали больше как упрек или как способ убедить саму себя в том, что очередная затея не обернется для них катастрофой. – И почему ты всегда делаешь только мрачные прогнозы? Ее жизнерадостность приводила его в ужас. – Мрачные прогнозы? Предпочитаю считать это здравым смыслом. – Ты преувеличиваешь, к тому же, с ними Гермиона и… – … и она будет источником всех бед, – ему следовало держать свои мысли при себе, но он так давно не говорил с Джеймсом, что Лили могла бы выслушать его. Возможно. Вместо этого она сейчас уставилась на него так, будто тот предложил исключить новенькую из школы или, что еще хуже, убить. – Что?! – Ты не прав насчет нее, – он хорошо за эти годы научился считывать ее эмоции. К тому же, Лили не умела их скрывать. – Или она не убедила меня в обратном, – дрожащей рукой Питер потянулся за следующим листом пергамента, сминая предыдущий. – Нет, серьезно, почему все так крутятся вокруг нее? Когда девчонка вдруг стала частью команды? Мы даже не знаем, откуда она или почему не общается ни с кем на факультете. Что она такого сказала родителям Бродяги или почему на нее точит зуб Крауч. А, и куда же без Дамблдора, к которому она захаживает хотя бы раз на неделе. А ее ответы в классе… Его вспышка была похожа на удар тупым и тяжелым предметом, но, вероятно, лучше простого молчания. Дать себе возможность выговориться или подумать за других, приняв ситуацию, было возможно лишь сейчас с Лили. Но Питер не собирался и дальше этого делать. – Ох, Питер. – Что? – он поднял возмущенный взгляд, так непредусмотрительно потеряв контроль. – И не надо вздыхать. Ты не ответишь ни на один из вопросов. – Ты злишься. – Нет. – И ревнуешь. – Что? Нет, – и снова этот взгляд полный эмоции, которую он бы распознал как жалость. – Это нормально. Я понимаю, что… – Мне надо где-то отметиться? – О чем ты? – ох, и снова она. Жалость. Будто Лили действительно не понимала, как легко ее считать. Хотя, судя по тому, как она успешно избегает даже зрительного контакта со Снейпом, давно понятно, что никому не нужное сострадание – одна из ее любимых эмоций. – Ты ведь проверяла меня. Я никуда не ушел и не пошел их искать, а еще прекрасно знаю, что они уже куда-то слиняли. Неважно, – еще один лист был испорчен, а Питер уже стоял на ногах, чтобы наконец закончить этот необязательный для них разговор. – Я сделаю вид, будто ничего не знал. Ты сделаешь вид, что провела со мной весь вечер за домашкой, или как вы предпочитаете называть это с Джеймсом. С меня хватит. Не дождавшись ее ответа, он увильнул в коридор, чтобы найти место, где мог бы провести время наедине с собой и своими мыслями. А еще с домашкой. Хоть кто-то из них в этом году будет учиться... К тому же, он отстает от Лунатика по одной из теорий. И как только Римус успевает так много читать? Всякий раз, когда Питер убеждался в их превосходстве над собой, даже таком незначительном вроде парочки школьных предметов, он приучал себя к мысли, что это было его пороком. Он завидовал им. Постоянно. В последние месяцы все больше. Но не надо было так с Лили. Это было грубо, он знал. Возможно, так даже лучше. Для контакта с людьми ему обычно нужна была причина. Питер был не из тех, кто будет общаться ради общения. Он привык быть наедине с собой и даже не стал бы сравнивать себя с другими экстравертами гриффиндорцами. После третьего курса он спокойно принимал данность, что его существование здесь складывалось из бесед с самим собой и с Джеймсом. Разговоры о погоде, девчонках, а иногда и о квиддиче были ему не так интересны, как рассуждения о моральных ценностях, будущих амбициях или поиске цели в жизни. Ах, и куда без рассуждений о возможном выходе из сложившейся с ним неприятной ситуации. Он предпочитал бывать наедине – в классе, Большом зале, на улице и даже на трибунах во время игр. Любил долгие прогулки, ровно как и разглядывание пузырьков в кипящем котле. Возможно, он мог бы стать художником-портретистом, если бы умел рисовать, или писателем, если бы мог излагать свои мысли на бумаге. Но слишком многое в этой жизни зависело от врожденного таланта, которым он к своим годам не обладал. Питер знал это. И предпочитал выполнять работу, которой сейчас являлась для него учеба. После чего его жизнь будет защищена от разного рода неприятностей. К тому же, в своих мыслях ему было интереснее, чем с другими людьми. Еще несколько пролетов, и Питер был у цели. С некоторых пор подземелья были для него островом, куда он спускался, чтобы набраться сил. О чем он думал? Надо ли ему об этом поговорить? Угрожает ли ему кто-то? Никто не задавал ему подобных вопросов, потому что все заранее знали ответ. Его ответом было молчание. «За нашего Питера можно было не переживать. Это ведь Питер», – говорили они. Но Питер просто был… другим. Кто-то считал его замкнутым, кто-то – отшельником, большинство же просто не обращало на него внимания. Сейчас он бы хотел натянуть на себя капюшон от мантии, лишь бы слизеринцы, завидев его, поняли, что Питера Петтигрю сегодня лучше оставить в покое. Это стало бы его идеальным укрытием. Возможно, даже более изобретательным, чем делать вид занятого ученика, чтобы избежать лишнего общения. – Ты пришел. Опять, – выходя из-за поворота, сказал Регулус с острой ухмылкой. Иногда Питер думал, что тот, так же как и он, пытался усидеть на двух стульях или, скорее, на руинах того, что когда-то было каменной стеной. Теперь же, в значительной степени разрушенной. Стеной выступала его семья. – Да, – ответил Питер тихо, стараясь не привлекать внимания. – А почему нет? – Ну, знаешь, Сириус бы не оценил такой жест, – сказал младший Блэк, смахнув рукой прядь волос. – Не знаю, что тебе наплели эти придурки, но попробуй задуматься, что будет после. Речь идет не только о том, чтобы претендовать на высокие должности в Министерстве или какое-то величие, – он чуть прислонился спиной к стене, заметно нервничая от содержания их разговора. – Речь идет о людях. Твоих людях, с которыми ты делишь комнату, – еще один короткий вздох. – Как долго ты будешь их обманывать? Пока не найдешь способ всех обыграть? – Не твое дело, Блэк. – Так вот этого способа нет, Петтигрю. Его просто… нет, – он что-то упускал в их диалоге, пока непонятно почему. – Это также безрассудно, как идти на смерть. Питер ничего не сказал в ответ, а просто кивнул головой. Он не доверял Блэку, и его мысли пугали. По правде говоря, единственная причина, по которой он его еще не сдал, заключалась в том, что его друг был его родным братом. И насколько Питер знал, их отношения и так висели на волоске… Он точно не будет тем, кто скинет Регулуса с обочины на проезжую часть. И разговор их был странным. Питер придерживался мнения, что человек есть совокупность его бед, а беда было вторым именем Сириуса. С начала этого года он успел нажить им новых врагов, сбежать из семьи, получить несколько отработок у МакГонагалл, пропустить несколько матчей по квиддичу, прихватив с собой Джеймса, украсть непонятный маггловский сундук, привезти не пойми откуда девчонку, влюбиться в нее и так далее по списку. Лучше всего укладывать все эти факты в голове в определенном порядке и в нужные моменты доставать заветный том с претензиями мог, разве что, Регулус. Было в нем что-то такое, что Питер еще не понимал до конца. Пока Питер представлял, как Сириус несется на своем мотоцикле по городу, Регулуса уже не было на горизонте. Чудно. В подземельях для него существовало два типа встреч. Неофициальные, когда слизеринцы собирались без назначения каких-то дат, времени и были готовы пропустить один-другой стаканчик огневиски, за которыми не следили за его ответами «да» или «нет». Или же вторые – когда он приходил первым на встречу, чтобы занять место подальше. О содержании этих встреч Питер предпочитал не распространяться. Там обсуждались темные, опасные и немыслимые для многих учеников вещи. Но, в то же время, увлекательные и… способные дать ему ощущение некой власти. На таких встречах он делал то, что делают многие столкнувшиеся лицом с несправедливостью или страданиями – предпочитал ничего не видеть. И у него получалось. Да и качество общения для него было важнее, чем количество, если речь заходила о правильных контактах. Именно поэтому у него остались всего две компании, оказавшиеся в противоположных углах школы, что для него было крайне неудобным. Ведь как выбрать между теми, кто его принимал, и теми, кто ему предлагал. А предложение было крайне привлекательным. Взгляды, разговоры, увиденные встречи или сведения из записки, вроде той, что передал ему на днях Крауч, он держал всегда в уме. Во всяком случае, так Питер располагал знаниями по своему усмотрению. Это было чем-то вроде иллюзии, будто ему дана некая власть над ситуацией, что было в корне неправдой. Впрочем, у него еще было время все тщательно обдумать. Тик-так, Питер. Крауч не умел ждать, но не стал бы его торопить, когда на горизонте есть еще младший Блэк. Удобно. Для Питера, конечно же. Шляпа ведь никогда не ошибалась, ведь так? В этом его убедил еще на четвертом курсе Римус. И не стоило размышлять над тем, почему оборотня распределили на Гриффиндор и что здесь делал никому не доверяющий Питер. Или почему в Слизерин попал Регулус, просто не способный предавать, но там же оказался и безамбициозный Розье. Может, и Питер всегда был злодеем? Просто пока об этом не знал. Парень устроился в уголке слизеринской гостиной, которая сейчас пустовала. Сегодня здесь была назначена встреча, но Питер, как и всегда, пришел раньше положенного. Приличия? Полная чушь. Ему просто надо было обо всем знать заранее. Это было его зоной комфорта. Каждое его утро начиналось с ритуала – очень аккуратно надеть на свою душу и застегнуть на все пуговицы привычный черный пиджак из эмоций, скрывающих его настоящий облик. И неудачные попытки гриффиндорцев и даже слизеринцев раздеть его, мягко говоря, никогда не увенчались бы успехом. Как он устал, что всем от него что-то было надо. Он не смотрелся по утрам в зеркало, как Джеймс или Сириус, но хотел бы увидеть, как бы он выглядел в будущем. Ну, Питер должен был признать, что внешность не была его сильной стороной. Он совершенно обычный среднестатистический парень, которого никто не назовет уродцем или красавцем. Создавать правильное представление о себе, которое бы закрывало многим глаза и затыкало уши – вот, что было его сильной стороной. Банально, но, если бы он сейчас прислушался, то самым зловещим для него звуком здесь стало бы тиканье часов. Это наглое равнодушие настольных маггловских часов в слизеринской гостиной только его раздражало. Звук стрекотал в его голове, но в реальности же часы не шли. Тик. Так. Тик-так. Молчание было для него самым громким звуком в любой из частей Хогвартса. Даже находясь в Большом Зале, он мог отключиться от очередного плана, побега, или что там еще придумал Блэк, сосредоточившись на холодном потоке едва уловимого звука тишины. Тик. Питера раздражали звуки, но он был обречен сталкиваться с ними всю жизнь. В детстве на него повышали голос приемные родители, а затем и учителя маггловской школы. В Хогвартсе первый год обучения ему докучали нескончаемыми вопросами, возмущениями и замечаниями. Так. Он вспомнил их недавний разговор о маггловском доме, Лондоне, их безумном воодушевлении и тихий шепот, пошатнувший воздух со стороны Грейнджер и Блэка. Блэк… иногда его было слишком много, но в последнюю неделю магглорожденная девчонка заметно того отвлекала. Это хорошо. Это было хорошо для Питера, ведь он просто хотел спокойно доучиться в свой седьмой год. А что будет потом? Потом он никому ничем не будет обязан. Именно так звучало правило, которому он научился в компании Мародеров. Он бы устроился на не очень пыльную работу в Министерстве, о которой уже говорил с Краучем – его отец смог бы все устроить. Да, Питеру еще придется об этом рассказать, но он никогда не поддерживал их стремления стать аврорами. Только вот его мнения об этом никто не спрашивал. Бум! Питер подскочил с дивана, а чья-то книга столкнулась с его головой. Тишину комнаты нарушил глухой пустой звук. Лестрейндж, конечно. Книга уже лежала на полу, а мысли Питера не хотели возвращаться к теме внутреннего диалога о карьерных возможностях, вынуждающих переступить через личную неприязнь к слизеринцам и дружбу с Мародерами. Однажды он сделает выбор. Но не сегодня. Потеряв счет времени, парень все еще стоял, не замечая, как Лестрейндж устроился рядом, выжидая его реакции. – Присядем? – Я… э-м.. да? Да. Мало кто знал, как усердно он готовился к таким незапланированным встречам, делая над собой огромные усилия и предполагая возможные ответы на их вопросы. Здесь было не то место, где ему бы удалось расслабиться. Молчание его объяснялось тем, что он предпочитал вести диалог с самим собой, а не с окружающими. Прошло еще несколько минут, прежде чем тот заговорил. – Успел разобраться с нашей маленькой проблемкой, Петтигрю? – хозяином собственной гостиной чувствовал себя Лестрейндж, закидывая ноги на столик у камина. Разве никто из его дружков не сказал, что Крауч опередил его в гонке за лидера? – Работаю над этим. – Работай усерднее. Лорд не будет ждать, – как интересно, что последняя часть его фразы прозвучала тише и напряженнее обычного. Впридачу ко всему тот глубоко выдохнул и стал щелкать костяшками пальцев. Питер чувствовал себя в безопасности только с правильными для него людьми. Не здесь. Но с другими – мог достичь лучших результатов в деле, которое выбрал для себя после обучения в Хогвартсе. Да, Мародеры были для него чем-то вроде движения вперед, но слизеринцы могли стать недостающим элементом. Но, вопреки всеобщему заблуждению, им были важны только его поступки, а не то, что он говорил или думал. – Я… – Я-я-я. Херня! – похоже, сегодня был не его день. Раньше он не выходил так быстро из себя. Или же сказывалось отсутствие привычной ему компании? Сегодняшний вечер закончится не так, как планировал Питер. – … разберусь. Тебе не стоит переживать, – он отстранился чуть дальше, создавая пространство для побега. – Я никак не пойму вот чего. Петтигрю, ты же крыса, тебе ничего не стоит пробраться в его кабинет. Или все еще думаешь, что Поттер и Блэк прикроют твою спину? – Они здесь ни при чем. Если кто-то из них думал, что способен изменить его, то глубоко ошибался. Нелепо было злиться на анимага, чьим укрытием был образ крысы – маленькой, быстрой и незаметной, настолько, что почуяв неладное или просто утомившись, он бы предпочел спрятаться. В таких случаях он был вынужден играть роль внимательного слушателя или интересного собеседника. По сути же, ему не было до слизеринцев дела, если бы не… – Надеюсь. – Можешь быть уверен. – О, я уверен только в себе, Петтигрю. Никто не стал бы доверять такой крысе, как ты, – Лестрейндж продолжал нервно оглядываться по сторонам, будто кого-то ждал. Он пересел на его сторону, сокращая варианты для отступления, раскинув руки на спинку дивана. – И не забудь упомянуть перед Лордом, когда тот тебя вызовет, кто был твоим наставником, да, друг? – тяжелая ладонь упала ему на плечо, сжав и угрожающе похлопав. – Да. – Блять, ты такой жалкий, как только они тебя выносят? – в его руке уже был огневиски, и, похоже, что Питеру скоро можно будет улизнуть с этой вечеринки. – Сука! – в гостиную завалился Эйвери, удерживая рукой, судя по всему, разбитый нос. И почему слизеринцы в драке вечно забывали, что они владели палочкой? За ним вошел самый разговорчивый в этой компании Розье – с ним хотя бы можно было договориться, знал Питер. В отличие от Уилкиса, который предпочитал разговорам грубую силу. Возможно, из-за отсутствия даже намека на извилины в своей голове. Питер уже давно раскусил, что самым опасным здесь был Лестрейндж – из-за своих амбиций, и, конечно же, Барти Крауч, который, впрочем, выглядел сейчас хуже всех. Ну, не-е-ет. Черт! Надо уходить. Срочно. – Какие люди! – крикнул с порога Крауч. – Сидеть. Питер сжал палочку под рукавом мантии. Крауч был полезным для него ресурсом. И беседы с ним надо было проводить более сдержанно, не выражая ни намека на преданность другой стороне. Иначе те нервные окончания, которые расшатывались у Барти в момент гнева, можно было даже потрогать руками. Особенно сейчас. Никаких церемоний. Никакого обмена любезностями. – Решил уединиться со слизерницами? Правильный выбор, – он отхаркнул что-то в сторону, сев прямо перед ним на корточки. – Мамочки отпустили тебя в подземелья без охраны? И давно ты здесь частый гость? – Не назвал бы себя гостем, но… – Что это за тон, Петтигрю? Слизеринцы поговаривали, что Барти увлекался Темной магией и у него есть очень осведомленный в этом учитель. Его называли Лордом. Питер предпочитал не вникать в это, ведь был склонен анализировать эффективность, целесообразность и оптимальность их сотрудничества, а не некоторые дефекты со стороны обладателя древнего рода. – Мы решали дела, да, Питер? – кивнул в его сторону Лестрейндж, намекая помалкивать. Все эти старомодные манеры, медлительность или монотонность в голосе наскучили ему. Мыслями он был сейчас в вакууме или, если хотите, в коробке. И бился внутри нее, трясущийся, как крыса, загнанная в угол. Если уж все так предпочитали сравнивать его с этим животным. То он им и будет. – И уже закончили. Я пойду. – Вот же… – Решим вопрос, не повышая голос, да, Розье? – Крауч обратился к успевшему возмутиться напарнику. – Нам ни к чему привлекать лишнее внимание. Питеру приходилось притворяться, будто кого-то из них он уважает по своему выбору. Будь его воля, он бы… – Лестрейндж предельно ясно объяснил мне, в чем состоит задача. Я работаю над этим. А теперь, позвольте мне уйти, меня ждут. Мало кто знал, что он предпочитал напускную приветливость честности. – Крыса… – Что, прости? – Питер умел улыбнуться и сыграть в дурака, когда это было необходимо. Похоже, сейчас был неудачный для этого момент. Крауч еще больше не в духе, чем Лестрейндж. Значит, причиной его разбитой рожи был Блэк. – Я скажу, а ты послушаешь. И в последний раз…

***

Сириус уже как час стоял на балконе, играя в руках с зажигалкой, которая с каждым поворотом напоминала ему о все еще нерешенных вопросах. А здравый смысл покидал его, словно пепел от сигареты, когда он пытался дать на них ответы. Что ему делать? Оставить здесь? Надо ли ее связать? Тогда в холле он выбрал промолчать, утаить, не отстаивать свои мысли и смириться с тем, что девчонка совершенно не поддается контролю. Курить на балконе маггловской гостиницы, глядя на унылое здание впереди и соизмеряя его масштаб с любой из башен Хогвартса, было сейчас намного безопаснее, чем возвращаться в комнату. Там была она. Сириус не любил, когда закатывают сцены. Но глухие удары сердца выстукивали лишь одно правильно решение на сегодня – она должна пойти с ними. В тот дом. И он будет готов услышать ее версию истории.