oblivion

Кровь, повсюду кровь, Такемичи чувствует её запах, железный привкус оседает во рту. Его снова тошнит. Еще одно ужасное будущее, еще один провал с горой трупов, которые он взвалил на свои плечи. Ханагаки сидит в чужой квартире и старается собраться с мыслями. Получается открыто хреново. Надо идти к Наото, найти новую информацию и быстрее назад в прошлое. Надо изменить будущее. Надо всех спасти. Мне надо… Голова кружится, а тело предательски дрожит, потрепанное прыжками во времени и ментальным состоянием владельца. Наото встречает его с уставшим тяжелым взглядом, подает папку с информацией и кружку крепкого кофе с двумя ложками сахара и зачитывает монотонно содержимое документов. Ничего кроме бодрящего напитка не попадало в желудок обоим эти три дня, как Такемичи вернулся. Ханагаки не помнит, какой это по счету прыжок, а Тачибана тактично промолчит, не то чтобы им обоим хотелось вспоминать число своих неудач. Время за полночь, но в их квартире горит свет, Наото уговаривает своего друга по несчастью сходить помыться и немного поесть. - Ты воняешь, это отвлекает, - полицейский подает Такемичи чистую одежду и полотенце, - Я пока придумаю нам что-нибудь перекусить. Горячий душ расслабляет, смывает всю грязь и невидимую кровь с его тела. Он чувствует себя немного лучше, немного менее болезненно, чем раньше, но не чище. Едят они быстро приготовленный рис с бутербродами. Ханагаки может даже сказал бы, что он давно не пробовал ничего вкуснее, если бы не снова этот железный привкус. Кажется, у него просто едет крыша. Его напарник пытается уложить его спать, но он сопротивляется, нельзя терять времени, ему нужно вернуться как можно скорее. - Пока мы тут сидим, там может происходить всё что угодно, - руки дрожат, дыхание сбивается, а глаза бегают от одного угла комнаты к другому. Такемичи вцепляется в руку Наото железной хваткой, неприятно впиваясь ногтями в кожу и смотрит туманными полными страха глазами, - Мне нужно назад! Тачибана бьет наотмашь по лицу, подхватывает свалившегося друга и тащит на кровать, насильно укладывая. Говорит громко, что в таком состоянии он никому не поможет, сделает только хуже, а Такемичи думает куда уж хуже. Ханагаки рыдает тихо, содрогаясь всем телом, а Наото сидит рядом неподвижно. Он не знает, как успокоить, ему бы сейчас прилечь рядом и зарыдать вместе с ним, только он слишком устал даже для этого. Они оба еще не спят долгое время, несмотря на дикую усталость, думают о своём в непоколебимой тишине, разрываемую только ходом стрелки настенных часов. - Было бы здорово начать всё с самого начала, - Такемичи не думает, что Наото согласится, но тот мычит одобрительно в ответ. Так было бы действительно немного проще. Он, действительно, всем сердцем желает начать всё с самого начала. – Я бы все за это отдал. Ханагаки засыпает под утро, проваливаясь в темноту, тихую и обволакивающую, без кошмаров и ужасных воспоминаний, которые транслируются каждую ночь вместо снов. Впервые за долгое время, он не подрывается с постели от собственного крика. *** Просыпается Такемичи от лучей дневного солнца в лицо, фантомная боль на щеке от вчерашнего удара напоминает о себе, но рука так и не нащупывает образующегося синяка. Он с трудом поднимает своё тело и подходит к зеркалу возле письменного стола, запинаясь по пути о футбольный мяч. «Не знал, что Наото фанат погонять мяч» В отражении на него смотрит белобрысый мальчик с яркими голубыми глазами, без темных синяков под глазами. Ханагаки бросает еще один беглый взгляд в зеркало, а потом уже на спальню. Осознание, что он находится не у полицейского, а в своем доме 12 лет назад, бьёт, как арматура по голове. Такемичи переворачивает все вещи в поисках телефона, на дисплее высвечивается дата: 31 октября 2005 года. Он присаживается на кровать и не верит происходящему, может это очередной кошмар. Вот только щипает он себя по-настоящему, и кожа сразу краснеет, видит свои руки четко, а стрелка на часах идет спокойно, отчитывая время, а не исчезает, как бывало во снах. «Но я же не пожимал руку Наото, тогда почему я здесь, еще и снова так далеко в прошлом?» - вопрос набатом бьет в голове, но остается без ответа. Такемичи знает лишь одно, у него появился еще один шанс, спасти всех. Сейчас у него предчувствие, что все получится, но за эту попытку придется заплатить. И Ханагаки готов, как никогда. *** 31 октября 2005 года. День битвы, которая была названа «Кровавый Хэллоуин», впоследствии один погибший и один задержанный. Такемичи долго не думает, некогда, надевает школьную форму и бежит сломя голову на мусорную площадку. Глаза не разбирают дороги, но ноги ведут сами к нужному месту, он помнит эту дорогу лучше, чем путь от дома до школы. Сколько раз он приходил туда вспоминая, как облажался, как удерживал бывшего капитана первого отряда, как перед глазами мелькнуло острие ножа, а его друг рыдал над мертвым телом. Все уже на месте, вот у ворот свалки теснятся люди в знакомой черной форме, а на самой площадке объявляет начало драки судья боя. - Идём, Такемичи, - Чифую рядом с ним выглядел грозно. Его зеленые глаза горят решимостью, кулаки сильно сжаты и Ханагаки знает, что он чувствует. Им сейчас обоим страшно, но отваги в заднице хоть отбавляй. Всё идет по старому сценарию, Кадзутора выбивает дух из судьи, Ханма вызывает на бой Доракена, вокруг творится хаос, а наблюдатели сидят на машинах и с безразличным видом смотрят на происходящее. Такемичи помнит, что случится, помнит откуда нападет Ханемия и решает, что нужно изменить только эту часть кровавого месива, спасти двух запутавшихся подростков. Вот Мицуя спасает его от лишних синяков, и Мацуно прижимается в нему спиной к спине. - Чё, ссышь, партнёр? Я прикрою твою спину! – его улыбка, больше похожая на оскал, придаёт уверенности, как и в прошлый раз. Точно, он никогда не был один. В голубых глазах просыпается та искра, что потухла несколько ужасных будущих назад. Грудь сдавливает от радости и уверенности в своих силах, как же давно он такого не ощущал! И сам Такемичи бросается в самую гущу драки с дурацкой улыбкой на лице, заражая этой искрой всех остальных. Он замечает ухмыляющихся Доракена и Такаши, и черт, Ханагаки невыносимо рад видеть их таких, не убитых горем, не сидящих у могил друзей, не мёртвых. Вся радость уходит, когда Майки избивают железной трубой по голове. И тут Такемичи боится не успеть. Пока он прорывается сквозь избитую озлобленную толпу Чифую успевает преградить дорогу Баджи. Мацуно трясется, теряется, а Кейске знает, что тот и пальцем его не тронет, подстегивает, говорит грубо, но не жалеет, жалеет только, что именно Чифую стоит перед ним. Такемичи остается на достаточном расстоянии, чтобы успеть добежать в пару секунд до бывшего капитана Тосвы. Ханагаки не спешит, видит, как черноволосый бьет своего друга, так сильно, что тот не может встать, он потом извинится перед Чифую, но сейчас нужно действовать быстро и как можно точнее. Как во сне голубоглазый слышит звон этого долбанного колокольчика. Ему никогда на самом деле не нравился Кадзутора, он пугал Такемичи до чертиков. Они не были друзьями, практически не разговаривали друг с другом, Ханагаки, пройдя через всё дерьмо в своей жизни, не из тех, кто судит человека, не узнав хорошенько, но эти желтые глаза в любых из вариантов будущих и прошлых были наполнены либо невыносимой печалью и тоской, либо холодным безумием вперемешку с отчаянием. Ханемия для него был просто подростком, еще одним подростком, который запутался, которому нужна была помощь. Это не значит, что он бы не хотел ударить его чем-нибудь тяжелым по голове, как тот сам недавно делал с Манджиро. Все на миг замирает, Ханагаки видит блеск острия ножа, заставляет тело двигаться. Он налетает на Кадзутору и обхватывает того руками, как держал в прошлом Баджи, Ханемия не заметивший светловолосого паренька не удерживается на ногах. Мгновение и оба кувырком летят вниз к подножию горы из машин. Битва вокруг затихает, кажется, Кисаки где-то там громко ругается, а у Ханагаки кружится голова и ребра ноют. Он с трудом поднимается, выпинывает из рук лежащего желтоглазого нож, тот с глухим стуком теряется у ненужных шин. Такемичи выдыхает судорожно, но новая волна паники охватывает его с головой. Теперь он не знает, что будет дальше. Может произойти ведь всё, что угодно, правда? Кисаки может ударить исподтишка или его любимый прихвостень Ханма, или у Кадзуторы есть другой план, а может быть второй нож… Сил почти не остаётся, движущийся на адреналине с пробуждения организм начинает сдавать позиции, так что Такемичи почти не сопротивляется, когда его подминают под себя и наносят удар за ударом, а чертова сережка все никак не утихнет, звенит в такт бьющему кулаку. Сознание медленно уплывает, кажется, он слышит крики Доракена и Мицуи перед тем как отключиться. *** «Закрытый перелом правых третьего и четвертого рёбер, множественные синяки и парочка хороших гематом. Мы обработали все телесные повреждения, сотрясения нет. Постельный режим 3-4 недели» Это первое, что слышит Ханагаки от доктора, когда просыпается. Перелом ребер, так вот почему так больно дышать. Как оказалось, проснулся он вечером следующего дня, чем сильно напугал, как его друзей, так и врачей. Все его травмы не сходились с долгим нахождением без сознания, но его тело решило хорошенько выспаться. И Такемичи правда чувствовал себя отдохнувшим. Сразу после ухода доктора к нему в палату врываются несколько членов Тосвы. Майки, Доракен, Чифую, Мицуя и, к удивлению лежащего, даже живой и невредимый Баджи-сан. Мацуно с Сано наперебой что-то громко говорили, ругали его кажется. От непривычного шума в ушах зазвенело так, что Ханагаки пришлось зажмуриться, пока всем известные парные драконы не успокоили этих двоих. Еще раз по кругу назвав Такемичи Дибиличи, ребята всё же перешли к более приятной теме. Оказалось, что вчерашняя битва закончилась как раз на том, что голубоглазый отключился, дальше уже почти никто не дрался. Ну, почти. - А что с Кадзуторой? – Баджи был жив, так что Ханемия ведь не должен был попасть за решетку, верно? - Майки его хорошенько припечатал ногой к земле, как только ты отрубился, но ничего серьёзного, сейчас отлёживается дома, - Дракен, говоря это, улыбается, смотря на довольного собой Манджиро, - но уже с званием нового члена Тосвы. Мицуя поддакивает и говорит, что всё это заслуга Ханагаки и всему второму отряду вероятно нужно дать выходные от участия в собраниях Тосвы, на что все смеются, Майки же говорит, что им жирно будет. Они бы ещё долго сидели у кровати больного, но заботливые доктора напомнили о лимите времени посещения. - Такемучи, я буду скучать этот месяц без твоего тупого лица на собраниях, - Майки прихватывает с собой парочку принесенных для Ханагаки печений. - Выздоравливай, напарник! – от вида побитого, но улыбающегося Чифуи, у Такемичи щемит сердце. Как же он привязался ко всем ним. В кабинете остается только Кейске, который всё это время стоял у кровати, не проронив ни слова. Он смотрит на лежащего серьёзно и его глаза говорят за своего хозяина. В них отражается благодарность. - Спасибо, - роняет Баджи и выходит из кабинета, оставив удивленного блондина одного в палате. По его щекам снова текут горячие слёзы. Он наконец-то справился.