Интерлюдия

      Он жмурился и чувствовал, как все горячее и горячее становятся щеки – как будто стремительно поднималась температура. Губы были влажными и уже зудели от такого нескончаемого количества поцелуев, а чужая слюна ощущалась даже на подбородке. Не поддаваться бедрами навстречу движениям грубых пальцев старшего было невозможно, и Сенджуро, от смущения боясь открыть глаза, несмело толкался бедрами во влажный кулак Аказы, содрогаясь оттого, как большой палец надавливает на головку его естества.       – Ты не хочешь на меня смотреть? – низко произносит Хакуджи, наклонившись к самому уху мальчика, носом нежно тыкаясь в щеку. Правильно выбранная фраза срабатывает безотказно: Ренгоку тут же распахивает свои большие оленьи глаза, встречаясь с ним взглядом. Аказа несдержанно выдыхает, невольно сжимая пальцы на чужом члене крепче – Сенджуро слишком прекрасен в своем смущении. На пухлых щечках густым цветом красуется румянец, влажные губки просительно приоткрыты и словно сманивают старшего припечатать новый глубокий поцелуй, от которого воздуха бы в груди не осталось. В штанах уже давным-давно стало тесно, и парень тянется рукой к своему паху, чтобы хотя бы сдвинуть проходящий посередине шов. Будь его воля, он бы с превеликим удовольствием оставил бы мальчишку у себя на ночь и уже тогда сделал бы с ним все, чего так хотелось: всю ночь бы насаживал его на себя, меняя позы, иногда чередуя совокупления с горячими и длительными ласками, когда можно было закинуть худые ножки Сенджуро себе на плечи и языком доводить его до полного изнеможения. Смотреть на то, как младший Ренгоку, красный от стыда, умоляет не вылизывать его в таком месте, у Хакуджи было любимым делом. Именно поэтому он подтягивал лежащего на спине мальчишку за бедра ближе к себе, склоняясь над его промежностью, и, прежде, чем начать лизать его, долго смотрел ему в глаза, усмехаясь. Иногда из-за такой пытки младший вдруг и вовсе начинал плакать, закрывая красное лицо руками. В такие моменты по первости Аказа терялся – игривый настрой испарялся, ему на смену приходила паника, и парень принимался всячески успокаивать своего партнера. А потом он как-то привык к подобной реакции и нашел ей верное противодействие. «Я не могу жить спокойной жизнью: я постоянно думаю о том, как делаю это с тобой. Я уже зависим от тебя и твоего тела, Сенджуро», – говорил старший, после чего жадно проходился языком по промежности мальчика, самым кончиком стремясь проникнуть через сжатое колечко мышц.       – Хакуджи-сан!.. Я-я чувствую, ч-что больше н-не могу! – сдавленно простонал Ренгоку, поджимая пальчики на ногах. Старший находился между его разведенных бедер, рукой активно массируя его маленький увлажнившийся член. Услышав его слова, Аказа торопливо отстранился от лица мальчишки, спускаясь ниже.       – Сейчас, кончай, Сенджуро! – и сразу же вобрал в рот его подрагивающее естество, всасывая его. От такого младшего Ренгоку чуть не подбросило на кровати: он вцепился пальцами в розовые пряди, чтобы отстранить чужое лицо от своего паха, однако парень даже не подумал поддаться ему. Горячий рот, сосущий его член так жадно, сводил с ума – громко пропищав имя своего возлюбленного, мальчишка кончил, обессиленно откинувшись на подушки, так и не убрав руки с чужого затылка. Все его тело трясло от наслаждения: юркий язык продолжал облизывать его обмякающее естество, прижимая головку к небу, как будто стараясь выдавить из нее что-нибудь еще. «Он проглотил то, что я…то, что из меня вышло…» – заторможенно думал про себя Сенджуро, пытаясь унять дрожь. Когда он снова открыл глаза, довольное лицо облизывающегося Хакуджи уже было прямо перед ним. – Ты так много кончил. Сдерживался с нашего последнего раза? Ты не играешь сам с собой, думая обо мне?       – Х-Хакуджи-сан…       – Понял, ты хочешь сохранить это в тайне. Но, знаешь, когда я представляю, как ты трогаешь себя, думая о нас, мне сперма в голову ударяет, – честно признался Аказа, мечтательно улыбаясь. От этих подробностей Ренгоку раскраснелся еще сильнее и, перевернувшись под ним на живот, уткнулся лицом в подушку, пряча свое смущение. Однако практически тут же он вздрогнул, отпрянув, и вскрикнул: Хакуджи навалился на него сверху, плотным бугорком на штанах вжимаясь в его обнаженные ягодицы. – Может, ты хочешь остаться сегодня? Покормишь меня ужином. Того, что только что было, мне слишком мало: я хочу выпить тебя всего целиком. Ну так что, Сенджуро? Поужинаем на столе?       – Я-я не могу, Хакуджи-сан!.. Меня дома ждут! П-пожалуйста, м-мне идти н-надо! Я должен приготовить поесть для Кёджуро! Встаньте с меня, пожалуйста! Вы ведь уже сделали это с-со мной!..       Аказа удивленно распахнул глаза, а потом шумно и разочарованно выдохнул, какое-то время не выпуская его, но после все-таки поднимаясь и позволяя мальчику вылезти из-под себя. Вновь почувствовав свободу, Сенджуро дрожащими руками натянул на себя нижнее белье, брюки, оправил задранный на груди свитер и слез с кровати, оглядываясь на оставшегося сидеть юношу. Тот даже не смотрел на него, и младший Ренгоку потупил взгляд. Неловкое молчание между ними нарушалось только громким тиканьем настенных часов.       – Я-я пойду: мне нужно быть дома к ужину, – тихонько проговорил подросток, внутренне все-таки чувствуя за собой какую-то вину: Аказа уже не улыбался и не шутил с ним, не говорил смущающих вещей и комплиментов – он просто молчал, с равнодушным видом разглядывая зашторенное окно. И Сенджуро судорожно пытался сообразить, что же ему такого сказать, чтобы вновь вернуть себе расположение старшего. – С-спасибо, что сводили меня в новое кафе и купили фигурку… У меня такой не было, – с надеждой вглядываясь в черты лица собеседника, сказал Ренгоку, однако к каким-либо результатам это не привело: Хакуджи лишь пожал плечами. – Хакуджи-сан, вы…       – Хочешь опоздать на поезд и не приехать к ужину? Ты ведь так спешил к своему Кёджуро, – грубо перебил его юноша, переводя на мальчишку усталый взгляд. И трясущийся Сенджуро, прижав руки к груди, едва не оступился и не шлепнулся на пол. «Что я наделал… – закусив изнутри губу и вглядываясь в холодно смотрящие на него глаза, мысленно укорил себя младший Ренгоку. – Хакуджи-сан разозлился на меня: я снова все испортил…»       Больше они не разговаривали, только напоследок мальчишка еле слышно попрощался с ним, прошептав пропитанное надеждой «до завтра», но не получив на это никакого ответа. И в таком подавленном состоянии, прокручивая эту неявную ссору у себя в голове снова и снова, Сенджуро поехал домой.       «Он обиделся, потому что я сказал про Кёджуро?.. – думал про себя подросток, поднимаясь в квартиру. – И почему он с такой неприязнью относится к брату? Они были знакомы раньше? Не ладили? Что между ними произошло?» Открыв дверь и негромко оповестив о своем приходе, младший сразу же отметил стоявшую в коридоре хорошо знакомую ему пару больших кроссовок, с тремя золотистыми полосками. Эта безразмерная обувь, в которой можно было утонуть, говорила как минимум о том, что ужинать Кёджуро сегодня вряд ли будет, и о том, что ему, Сенджуро, придется долго прибирать дом к возвращению родителей. Передвигаясь еле слышными шагами, мальчик направился в свою комнату, чтобы положить рюкзак, но у самой гостиной был остановлен взрывом громкого смеха. Подскочив на месте от неожиданности, он попытался унять заколотившееся от страха в груди сердце, и невольно прислушался к разговору.       – Ну в общем, придурок он яркий, это понятное дело. Ты бы видел, какой шмот он носит – где такое старье только можно откапывать? У дедка, наверное, своего берет потаскать, – самодовольно громко вещал друг Кёджуро, Узуи Тенген. И от насмешливого тона и пренебрежения, с которым он выговаривал каждую фразу, младшему Ренгоку становилось до того неприятно внутри, что хотелось закрыть уши. Он не знал, о ком говорят старшие, но тот факт, что Кёджуро смеялся над этими злыми насмешками, больно ударял по нежному сердцу мальчика. – Поступил в этот универ для унылых лохов, видимо, только чтобы своего Камадо не бросать и не уезжать никуда.       – Тц, идиот! – от этого комментария, едко вставленного родным братом, Сенджуро едва не лишился дара речи. Это действительно был голос Кёджуро! Вжавшись в стену, стоя на ослабевших ногах, мальчик не понимал, что происходит. – Ты мне новый номер Камадо достал?       – Да само собой, достал! Если я за что-то берусь, то дело будет выполнено с блеском! Звони на здоровье! Заебывай звонками, сколько влезет, пока пацан не психанет! Ну или пока Томиока не вылезет из своей дыры и не приедет к тебе на разборки! – они снова громко рассмеялись. Следом за этим послышалось звяканье стекла, а после на какое-то время настала тишина – очевидно, друзья прервали разговор, чтобы промочить горло. Захрустела сухая закуска, и Тенген, жуя и чавкая, заговорил вновь. – Я вообще много интересного узнал в процессе. Оказывается, эти двое только недавно переспали. Мол, для Камадо это был серьезный шаг и они до унылого тщательно к этому подошли. К сексу как к свадьбе готовились, я не могу: до чего я доржал!       – Да откуда ты вообще все это знаешь? – ни с того ни с сего повысил на него голос Ренгоку, и Сенджуро явственно услышал раздражение и злость, которые плескались в брате в этот момент. Или не в брате: там, в гостиной, словно бы сидел другой человек, совершенно незнакомый младшему.       – Ты что мне тут бровки свои ярко хмуришь, а? Я по удачному для тебя совпадению трахаю друга твоего Камадо! То еще трепло – все мне выбалтывает, хер заткнешь. Хотя затыкать его иногда блестяще приятно, надо сказать! – хохотнул Тенген, и Кёджуро одобрительно промычал что-то. – Он меня блестяще достал уже: думает, что я серьезно настроен. Всякую унылую чушь несет про свидания, парные вещи, парные кольца – совсем как телка. Но пока тебе нужна информация по Камадо, придется еще потрахаться с ним.       – Спасибо, Узуи! Ты настоящий друг! Я твой должник!       – А вот это правильно! Хочу ящик дорогого бухла. И не любого, а которое я скажу! Я тебя знаю, ушлый Ренгоку!       Больше слушать этого Сенджуро не смог. Позабыв о своем желании ретироваться незаметно для старших, он со всех ног бросился к себе в комнату, не рассчитав сил и хлопнув дверью громче, чем нужно. Его брат, Кёджуро, которого отец и мать всю жизнь ставили ему в пример, на которого он так стремился быть похожим, охотно обсуждал подобное. Даже не думал одернуть своего разошедшегося друга, как-то напомнить ему о манерах и приличиях. Неужели это был тот самый Кёджуро? Его добродушный, правильный, ратующий за справедливость старший брат?.. Когда он стал таким? Все это было влиянием подобной компании? Влиянием Узуи Тенгена? Парнишка просто не мог в это поверить и, сидя в своей комнате, слушал, как за стенкой товарищи громко гогочут в два голоса.       Утром перед школой он готовил завтрак на кухне, вырезая из сосисок осминожек и сворачивая жарившийся омлет. Сон его в этот раз был неспокойным, даже несмотря на то, что Кёджуро с Тенгеном закончили свои посиделки относительно рано. Обычно они засиживались до глубокой ночи, и тогда младший никак не мог лечь спать – не только потому, что заснуть под их галдеж было трудно: дело было также и в том, что прибирать квартиру после их гуляний приходилось именно ему. Порядок в доме всегда был на его плечах, если мать куда-либо уезжала. Кёджуро вообще были чужды понятия уборки и чистоты. А уж когда в отсутствии супружеской четы Ренгоку к нему приезжал Узуи Тенген, то дом был перевернут вверх дном.       Достав себе тарелку и выложив на нее меньше трети всего завтрака, мальчик уже хотел сесть за стол, однако, подняв глаза, увидел в проходе заспанного и растрепанного Тенгена. Он стоял в одном нижнем белье, нисколько не стесняясь присутствия подростка, хмурясь и потирая лоб. В голове у Сенджуро моментально всплыли все сказанные этим человеком вчера вечером слова. На душе сразу же стало как-то неприятно. Он отвел глаза и, почти не размыкая губ, негромко пожелал мужчине доброго утра.       – Да, да… – запустив руку в волосы и путая их еще сильнее, Узуи по-хозяйски прошел в кухню, бросив на стол телефон, и налил себе стакан воды, опустошая его залпом. – Слушай, Сенджуро, блестяще не сообразишь что-нибудь от головы? И есть хочу неимоверно! Это съесть можно? – все еще хмурясь, спросил он, пальцем указав на омлет, щедро посыпанный зеленью.       – Да, конечно: я приготовил и для вас с Кёджуро, – на автомате ответил ему подросток, после чего торопливо подошел к шкафу, вытаскивая аптечку и начиная рыться в ней, не замечая на себе пристального взгляда.       – Что-то случилось? Мы что, мешали тебе вчера? – внезапно с какой-то странной настороженностью произнес Узуи, и мальчик, вздрогнув, боязливо обернулся на него, поглядев снизу вверх. Глаза собеседника смотрели на него с подозрением, как будто в этот самый момент Тенген сканировал его мысли. Сенджуро чувствовал себя некомфортно, нервничал и не знал, как правильно вести себя в такой ситуации. Почему-то теперь ему казалось, что собеседник настроен к нему враждебно. Но, отогнав все странные мысли, он отрицательно замотал головой, отводя глаза.       – Нет, вы мне не мешали…       – Правда? Тогда, может, именно я чем-то тебе не угодил?       – Ч-что? Нет, это не так… – промямлил он, ощущая, как начинают дрожать коленки. Все это было похоже на какой-то допрос подследственного.       – Вот только не нужно блестяще заливать мне, – криво усмехнулся мужчина и подошел к нему ближе, угрожающе склоняясь к его лицу. – Я нутром чувствую людей. А тех, кто меня терпеть не может, и подавно. Ну так что? Что именно тебе не нравится? Не любишь пьющих людей? Или не устраивает, что я в вашем доме? Или то, что я общаюсь с твоим братом?       – Я в-вас н-не понимаю… – запинаясь на каждом слове, начиная заикаться от страха, Сенджуро попятился назад, непонятно чего опасаясь. Этот человек, приехавший из того места, в которое младший Ренгоку больше никогда не хотел возвращаться, словно напоминал ему о том кошмаре. Прямо сейчас, стоя перед ним, взирая на него колючим взглядом сверху вниз, он мысленно возвращал его в прошлое.       В этот момент на всю кухню громко зазвонил покоившийся на столешнице телефон Тенгена, и у Сенджуро свело дыхание. Пронзительная трель раздалась еще раз, а потом и еще раз. Мужчина совсем не обращал на это внимания, продолжая буравить мальчишку напряженным взглядом, а телефон не замолкал. Стены вокруг вдруг стали давить, пол показался неустойчивым, и на младшего Ренгоку накатила такая сумасшедшая паника, что у него подкосились ноги. Как наяву раздались крики отца, слезы матери, и приглушенный голос в трубке. Кто-то дергал дверь в их прежний дом, поднимался по лестнице, медленно подходил к его комнате – кто-то неизвестный, но ужасно страшный. Мальчику не хватало воздуха: в груди давило, а вдохнуть не представлялось возможным – он словно забыл, как нужно было правильно дышать. Тело била крупная дрожь, а телефон звонил все громче.       – Эй, ты меня слышишь? – раздалось будто через толщу воды, но Сенджуро даже не мог определить, откуда шел звук: он сидел на полу, упираясь в него ладонями, как будто боясь, что вот-вот свалиться куда-то. Парнишка начал кашлять и задыхаться, хватаясь за ночную рубашку и комкая ее ткань. Когда чьи-то большие руки схватили его за плечи, он испуганно закричал, забившись в истерике, однако руки не отпустили его. – Эй!       – Узуи! Что ты сделал?!       – Да откуда мне знать?! Он вдруг побледнел как покойник и упал на пол! Черт! Твою мать, Ренгоку, что с ним?!       – Выруби свой телефон! Сейчас же! Выруби, я сказал! Убери его нахрен! – они рявкали друг на друга, метясь по кухне. Сгрохотал упавший стул, грязно выругнулся и зашипел от боли Узуи, кто-то из них упал на колени перед мальчиком, и потом плеч младшего Ренгоку снова коснулись чьи-то руки. – Сенджуро! Сенджуро, это я! Слышишь меня, слышишь? Это я, Кёджуро! Все хорошо! Ты дома, я вместе с тобой! Родители вот-вот приедут! – взволнованным голосом, пытаясь звучать как можно ласковее, тараторил Кёджуро, гладя брата по плечам. – Сенджуро, это я, слышишь? Узуи, я сказал, выруби чертов телефон! Ты меня не понял?!       – Да я ударился ногой, кретин!       – Идиот! Ты не понимаешь?! Его колотит от звонка!       Затем подростка подхватили на руки, трель мобильного начала стремительно смолкать, а потом и вовсе прервалась. Послышался голос Тенгена, рявкнувшего что-то навроде «я занят, мать вашу». Сенджуро ощутил под собой что-то мягкое, заботливые руки Кёджуро накрыли его одеялом и начали гладить его холодный лоб. Воздух понемногу возвращался в легкие с каждым новым вдохом. Где-то на подкорках сознания все еще эхом раздавалась трель звонка, слышалась чья-то ругань – голову начинала сдавливать нарастающая боль. Мир вокруг постепенно прояснялся, и когда младший Ренгоку окончательно пришел в себя, то увидел, что лежит в своей комнате.       «Хакуджи-сан… – было первым, о чем подумал мальчик, осмотрев помещение. Однако того, кого бы он больше всего хотел сейчас видеть, рядом не было. Сенджуро закрыл глаза, сглатывая, стараясь сдержать слезы. – Хакуджи-сан… где вы… Мне страшно… Я хочу подержать вас за руку… и… чтобы вы обняли меня…» По-видимому, он и сам не заметил, как что-то из этого произнес вслух, однако в тот же момент чья-то большая ладонь сжала его ослабевшую руку.       – Сенджуро, все хорошо? – послышался голос Кёджуро совсем рядом. Младший медленно открыл глаза и перевел изнуренный взгляд на склонившегося над его постелью брата. Тот до сих пор выглядел жутко взволнованным.       – Брат…       – Тебе лучше? Выпьешь таблетки? – на это Сенджуро только еле заметно помотал головой, и старший сын семьи Ренгоку отстранился от его постели, разогнув спину. – Я позвонил твоему учителю: сказал, что сегодня тебя на занятиях не будет.       – Н-но…       – Отдыхай. Мы уйдем и не будем тебя беспокоить, – и, сказав это безапелляционным тоном, он вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. И младший не стал прекословить ему, обреченно заломив брови и перевернувшись на бок. Одиноко лежать в постели, глядя в стену напротив – этого ему хотелось сейчас меньше всего. Школа, одноклассники и друзья могли бы отвлечь его от случившегося, но пустая комната… «Хочу к Хакуджи-сану… – опечаленно повторял про себя подросток, вспоминая теплые и бережные прикосновения своего возлюбленного. – А я ведь обидел его… Ну почему я такой нечуткий?..» Наволочка на его подушке быстро стала влажной от скатывающихся слез – мальчик бесшумно плакал, вытирая лицо краем одеяла.       Вечером того же самого дня Сенджуро уже стоял напротив места работы Аказы, строго в указанное время – восемь часов вечера. Провести весь день дома, когда голова была исполнена серыми мыслями, мальчишка не хотел. Да и желание увидеть Хакуджи превратилось в биологическую потребность, без которой Сенджуро не мог дальше нормально существовать, а потому он, сделав домашнее задание и сготовив для брата и его друга ужин, быстро собрался и в начале восьмого часа вышел из квартиры.       На улице было шумно – люди сновали туда-сюда, гудел транспорт. Опустившись на скамью, над которой возвышался огромный экран с меняющейся рекламой, Ренгоку в неловкости огляделся по сторонам – как будто ждал, что кто-то сейчас отчитает его за то, что он пришел сюда увидеться с Аказой. Он чувствовал себя неуютно из-за того, что не имел возможности извиниться перед последним – ведь Хакуджи не сделал ему ничего плохого: лишь хотел, чтобы они оба испытали удовольствие, а он, Сенджуро, так резко отказал ему. «Совсем не думал о чувствах Хакуджи-сана в тот момент… – мысленно укорил себя мальчик, опустив взгляд и сжавшись. – А ведь он всегда старается для меня…»       – Да откуда я знаю-то! – послышался со стороны слегка раздраженный голос, и младший Ренгоку, воодушевившись, поднял голову, отыскивая взглядом знакомую фигуру. Аказа в старой потрепанной куртке болотного цвета стоял на выходе из здания компании напротив какого-то мальчишки. Привстав со скамейки, Сенджуро удивленно оглядел незнакомца: на вид тот был его ровесником, но выглядел совершенно иначе. Он был дорого одет, аккуратно пострижен и причесан, ровно держал спину как прилежный ученик, манерничал. Позади этого мальчика недалеко от припаркованной машины стоял высокий крепкий мужчина, одетый в строгий костюм. «Кто это? – подумал младший сын семьи Ренгоку про себя. – Он с Хакуджи-саном?..»       – Тогда я обязательно приду! Мне интересно посмотреть на вас, Аказа-сан, – как-то заискивающе улыбнулся темноволосый мальчик, заложив руки за спину, на что Хакуджи замялся и отвел взгляд.       – Ничего там интересного, – буркнул он недовольно, однако его собеседник только тихонько рассмеялся.       – Вы себя явно недооцениваете! Ваше присутствие уже сделает это мероприятие интересным для меня. К тому же мне хотелось бы больше узнать о вас, – у слышавшего это Сенджуро даже внутри все перевернулось: незнакомый парнишка легко говорил Хакуджи-сану все то, что сам Сенджуро не мог без смущения сказать до сих пор. При этом незнакомец вел себя так жеманно, словно старался оставить у собеседника глубокое впечатление. Когда его тонкие пальцы коснулись руки Аказы, младший Ренгоку почувствовал себя странно – ему вдруг захотелось оказаться между этими двумя и, загородив Хакуджи-сана собой, отогнать этого наглого парнишку. – Кстати, вы позволите подвезти вас до дома? Жуть как не хочется прерывать наш разговор.       – Нет, спасибо, как-нибудь сам доберусь.       – Вы такой забавный! Интересно, все сотрудники в компании отца такие же скромные, как вы? – жадно стреляя глазками, улыбнулся мальчик. Сенджуро поежился: эта улыбка должна была быть милой, но тянула она только на снисходительную. С недовольным видом засунувший руки в карманы джинсов Аказа, по-видимому, думал точно так же, потому как на лице читалось желание поскорее уйти. Тем временем мальчишка, кокетливо разулыбавшись, развернулся и направился к ждущему его охраннику, который уже распахивал дверцу машины. – Буду рад увидеть вас снова, Аказа-сан! Надеюсь, вы найдете немного времени на меня.       Пока черная машина, в которую он сел, не уехала, Аказа стоял в поклоне, после чего, разогнувшись, облегченно выдохнул и уже хотел развернуться и идти, как вдруг заметил торопливо сорвавшегося к нему младшего Ренгоку. Остановившись напротив, мальчик виновато поднял на него глаза, чувствуя, как отчего-то начинают дрожать колени.       – Сенджуро? Ты что тут делаешь? – с искренним удивлением в голосе, сменившим раздражение, спросил Хакуджи, рассматривая непривычно бледное лицо подростка – эта болезненная бледность сразу же бросилась в глаза старшему, и он закусил губу изнутри. В произошедшей размолвке он винил исключительно себя и ни в коем случае не Сенджуро. «Я всегда требую от него слишком много, – твердил себе Аказа, весь вчерашний вечер и прошедший день, вспоминая, как быстро ретировался младший Ренгоку из его квартиры. – Он ведь, может, даже не хочет делать этого, а я настаиваю! Черт!.. Как будто у меня в голове один секс! Его ведь это достанет – я не могу его потерять таким идиотским образом!»       – Я-я хотел вас увидеть… и пришел сюда, – смущенно промямлил мальчишка, не зная, куда спрятать взгляд. Внутри билось жгучее желание броситься обнимать парня и умолять его о прощении. Сдерживал Сенджуро только тот факт, что они стояли посреди людной улицы. – Можно м-мне к вам?..       – Ко мне домой? – непонимающе переспросил Аказа, удивленно хлопая густыми ресницами.       – Простите. Вы ведь с работы и сильно устали, а я напрашиваюсь…       – Нет! Пошли, я только рад! – старший потянулся, чтобы обнять его, однако сам себя одернул, вспомнив вчерашний инцидент. «И что я только делаю? Он сейчас подумает, что я так быстро согласился, потому что хочу с ним сделать это! – мысленно дав себе пощечину, упрекнул самого себя Хакуджи, поджав губы. – Нужно всеми силами показать то, что меня интересует не только секс! А эти прикосновения лишь навредят – он ведь так начнет бояться меня… Решит, что я похотливый извращенец!» Взъерошив рукой свои волосы вместо того, чтобы прижать ей подростка к себе, парень натянуто улыбнулся. У Сенджуро, подумавшего было, что вот-вот окажется в родных объятиях, которых ему так не хватало, внутри все натянулось от волнения. – Работы сегодня было не столько уж и много! Если хочешь, можно сходить куда-нибудь. Поедим такояки?       – А, н-нет, спасибо вам – я не голоден… – внезапно вспомнив хитрую улыбку незнакомого мальчишки, младший Ренгоку вновь поднял на своего любимого извиняющиеся глаза. – Тот мальчик, который только что уехал… Э-это ваш знакомый?..       – Он? Это приемный сын президента компании. Не знаю, какого черта он вообще за мной увязался! Узнал, что мы с коллегами иногда ходим размять кости на волейбольной площадке. Сказал, что придет посмотреть. Странный тип, – с какой-то раздражительностью и небрежностью заключил Аказа, однако Сенджуро пропустил это мимо ушей, зациклившись лишь на мысли, что сын президента компании явно симпатизирует Хакуджи-сану. «Н-но так нельзя… – испуганно повторял про себя мальчик, вспоминая, как богатый незнакомец коснулся руки его возлюбленного. – Ведь мы с Хакуджи-саном вместе! М-мы любим друг друга! Он не может вот так вот смотреть на моего Хакуджи-сана! Я этого не хочу! Я против того, чтобы Хакуджи-сана трогал кто-то еще!» Очевидно, заметив на лице Ренгоку тень его отчаянных мыслей, Аказа непонимающе склонил голову набок. – Сенджуро? У тебя случилось что-то?       – Н-ничего такого! – встрепенулся подросток, а потом, погрустнев, добавил уже чуть тише. – Я просто хотел поговорить с вами кое о чем…       Они молча сидели на станции: Ренгоку держал в дрожащих руках стаканчик с кофе, не решаясь допить содержимое, а Аказа нечитаемым взглядом буравил пол, напряженно сложив руки на груди. Подняв на него глаза, мальчик не знал, как заговорить, а потому лишь сжал стаканчик в руках крепче. Пока задумчивый голос собеседника вдруг не отвлек его.       – Значит, эти двое довели тебя, – на вопрос эта фраза походила мало: скорее, старший констатировал факт. Вздрогнувший Сенджуро в ответ на это только отрицательно помотал головой.       – Это н-не так! Они не сделали ничего плохого! – нагретой от горячего кофе ладошкой мальчик накрыл руку Аказы, несильно сжимая пальцы и привлекая его внимание к себе. – Они… хотят сделать что-то плохое… Тенген-сан так говорил: что они будут звонить Тандзиро-сану, пока он… Я-я боюсь! Я н-не хочу, чтобы Тандзиро-сан чувствовал себя так же! Ведь он ни в чем не виноват! А они хотят з-звонить ему… Ведь это не похоже на безобидные шутки! Это страшно!       – Успокойся, Сенджуро! – Хакуджи крепко сжал его дрожащую ручку, склонившись к нему и смотря глаза в глаза. Казалось, лицо мальчика стало еще бледнее за время их разговора, и старший мысленно чертыхнулся несколько раз. – Это два идиота, которые не думают ни о ком, кроме самих себя. Не в наших с тобой силах положить им мозги в голову, пойми! Я прекрасно знаю и того, и другого, и не хочу иметь с ними никаких дел. Я понимаю, тебе тяжело принять, что близкий человек делает гадкие вещи – ты не хочешь разочаровываться в брате. Будет хорошо, если твое порицание заставит его пересмотреть свои убеждения, но ты должен быть готов принять такой порядок вещей.       – И-и что я могу сделать?.. Я не хочу думать, что брат такой!       – Хочешь пожить у меня в эти выходные? Если твои родители вернуться в понедельник, то этот ублюдочный Тенген, вероятно, к этому времени уедет обратно, – предложил Хакуджи, заметив, как съежился мальчишка на словах о друге Кёджуро. Сенджуро долго не поднимал глаза и никак не реагировал на его слова, а потому парень замялся и, отпустив его руки, в неловкости отвернулся. – Я не настаиваю, просто предлагаю… Если не хочешь, не нужно.       – Хочу… – тихонько ответил подросток, а затем поднялся на ноги, боязливо поджимая дрожащие губы. – Только нужно как-то брату сказать: он волнуется…       – Не переживай. Я это сам сделаю. Поехали к тебе домой – захватим твои вещи, поговорим с Кёджуро и ко мне.       Ключ в замке Сенджуро поворачивал дрожащими от волнения руками: еще никогда прежде он не приводил Аказу к себе домой. Само собой, никто из родных даже не знал о наличии такого близкого друга у младшего сына. Это вызвало бы только лишние вопросы и ненужные разбирательства. «Я знал, что мне когда-нибудь придется о нем сказать… – думал мальчик, пропуская гостя за порог квартиры и переводя дыхание. – Пусть хотя бы только Кёджуро. Если они с Тенген-саном сегодня уже выпили, то, возможно, расспросов удастся избежать…»       – Я дома!.. – робко объявил младший Ренгоку, снимая обувь.       – Прошу прощения за беспокойство, – лениво протянул Аказа. – Я постою здесь, Сенджуро. Бери все необходимое, и не будем задерживаться.       – Да, хорошо. Я быстро!       Он спешно убежал вглубь квартиры. Послышался хлопок закрывающейся двери, и Хакуджи прислонившись спиной к стене, сполз по ней на пол, устало потирая шею – все-таки бахвалился он напрасно: работа была сегодня такой же, как и всегда. «Если подумать, то и раньше не сахар было… Но зато теперь свободные деньги есть и с Сенджуро мы в одном городе, – тут же выдвинул контраргументы самому себе парень, равнодушным взглядом обводя прихожую. – Чуть с ума не сошел ведь, когда узнал, что их семья переезжает… Так резко сорваться с насиженного места! Все-таки какая-то эта мутная история. Или Сенджуро просто рассказал мне не все?..» Задумавшись о подозрительной нескладности того, что рассказывал ему младший Ренгоку про переезд их семьи, Аказа даже не заметил, как открылась дверь в ванную комнату, и оттуда вышел старший брат Сенджуро с перекинутым через плечо полотенцем.       – Ты?.. Ты что вообще тут делаешь? – изумленно, но с явным негодованием выдал Кёджуро, своими огромными кукольными глазами прожигая сидящего у стены парня. Тот медленно перевел на него колючий взгляд и поднялся на ноги. – Плохо слышишь? Я у тебя спросил!       – Не надо, брат! Хакуджи-сан пришел со мной! – показавшийся в коридоре Сенджуро с рюкзаком в виде большой лягушки торопливо встал рядом с Аказой, умоляюще глядя на брата. Тот, раскрыв рот в удивлении, переводил взгляд с гостя на младшего и, казалось, потерял дар речи. – Мы с ним дружим…       – Дружишь? С ним?.. Что это у тебя за шутки, Сенджуро? Ты хоть знаешь, что он за человек? – в два шага сократив расстояния между ними и схватив брата за руку, Кёджуро резко дернул его на себя, отчего зеленый рюкзак, съехав с плеча, с глухим ударом упал на пол. Хакуджи раздраженно сжал челюсти, не сводя испепеляющего взгляда с разозленного парня. Растерянный Сенджуро, едва не застонавший от боли в руке, стоял, словно между двух огней. – Решил на мне через него отыграться? Брата моего используешь? Подонок!       – Не смей равнять меня с собой, чертов Ренгоку! – сквозь зубы прошипел Аказа и бросил короткий взгляд на сжимающую запястье Сенджуро руку. Осознав, что причинил брату боль, Кёджуро быстро отпустил его, и младший сразу же дернулся в сторону Хакуджи, вцепляясь в его бок. Однако тот не обратил на это внимания, не прерывая зрительный контакт со своим оппонентом. – Что, память отшибло? Не помнишь, что вытворял на пару с тем придурком?       – Тебе лучше закрыть свой рот! – рявкнул старший сын семьи Ренгоку, и Сенджуро испуганно вздрогнул, вглядевшись в его красное от злости лицо.       – А ты знаешь, что вы поломали чужие жизни?! Хотя бы поинтересовался потом, что стало с семьями тех парней?!       – О чем вы говорите?.. – еле слышно произнес младший Ренгоку, отлепившись от бока Аказы и подняв на него глаза. Увидев его наивный и напуганный взгляд, Хакуджи застыл, не зная, как вести себя дальше – он внезапно осознал, что сказал совершенно не то, ради чего сюда пришел. Едва встретившись вновь с этими большими, горящими справедливостью глазами Кёджуро, парень почувствовал, как в нем вскипает злоба. Эти глаза и тогда были точно такими же: их обладатель без колебаний врал в лицо директору школы и присутствующим учителям, выгораживая своего взрослого друга и топя в обвинениях пострадавшую сторону. У Аказы тогда свело челюсти от досады: все, кто был призван разобраться в этом мутном деле, кивали и наивно верили всем словам этого ученика, который просто был на хорошем счету. Под конец разбирательства Хакуджи не выдержал и, подскочив, схватил Кёджуро за грудки с ярым желанием вытрясти из него всю дурь. Ну нельзя было в открытую врать в лицо нескольким людям, изображая из себя борца за справедливость, зная, что рядом сидел свидетель произошедшего! Кёджуро Ренгоку настолько был уверен в себе и в своем рассказе, что нисколько не боялся Аказы и его версии случившегося. Хакуджи Аказе не должны были поверить, ведь это же Аказа. В конце концов, за драку в кабинете директора Хакуджи был отстранен от учебы на две недели, а все дело решилось в пользу Кёджуро. Слово лучшего ученика школы против слова заядлого прогульщика и хулигана – выбор преподавательского состава был очевидным.       Сейчас, вспоминая все это, Аказа снова чувствовал, как в нем закипают обида и злость. Но он помнил, что Сенджуро все еще был здесь, а значит давать волю чувствам и говорить все, что в голову взбредет, было нельзя. Кёджуро, тоже разозленный и явно заволновавшийся, прожигал оппонента суровым взглядом, не решаясь ответить брату.       – О чем сказал Хакуджи-сан, брат?.. – дрожащим голосом повторил младший Ренгоку, и только тогда старший наконец-то взглянул на него: большие наивные глаза Сенджуро уже были полны слез. – Брат, почему ты молчишь?..       – Он не знает, о чем говорит, – как ни в чем не бывало вдруг лучезарно улыбнулся Кёджуро, отчего внутри Аказы словно что-то лопнуло: он дернулся к нему, а в голове была только одна мысль – стереть эту притворную улыбку и вытащить уже настоящее лицо этого человека. Вот только ударить Ренгоку ему не удалось. Сенджуро ухватил его за руку, практически повиснув на ней, и парень был вынужден остановиться.       – Хакуджи-сан! Стойте, пожалуйста, не надо! Ведь это м-мой брат! – запищал младший, из последних сил за руку стараясь утянуть своего возлюбленного в сторону двери. – Пожалуйста, п-пойдемте к вам!       – Не смей никуда с ним ходить, Сенджуро: никто не знает, что он может выкинуть!       – Нет, брат! Хакуджи-сан не такой! И я сам буду решать!       – Раз так, что бы ни сказал тебе, он говорит для того, чтобы очернить меня – запомни это. Если ты считаешь меня братом, ты не поверишь ничему из того, что он тебе скажет! – гордо напутствовал его Кёджуро и, смерив Аказу убийственным взглядом, развернулся и ушел из коридора, оставив их вдвоем. У Сенджуро подкашивались ноги и все тело била крупная дрожь. Заметив, как содрогаются его плечи, Хакуджи наконец-то наклонился, чтобы заключить его в объятия. И тогда младший Ренгоку сразу же расплакался, крепко стиснув обнимающие его со спины руки.       – Все случилось незадолго до того, как мои… умерли. Этот Тенген, друг Ренгоку, доставал откуда-то какую-то чертовски редкую дурь, фасовал ее и толкал ученикам старшей школы, где мы учились. Я узнал это от хорошей знакомой с параллели: у ее брата с этим Тенгеном были какие-то терки. Да и сам я однажды своими глазами на это напоролся – видел, как он стоял с двумя парнями из моего класса. Ренгоку тогда тоже был с ними. Все недалеко от школы происходило. Ну и через день я узнал, что оба парня загнулись: один откинулся, а второй попал в больницу. Шума было много. Каждого ученика из класса вызывали на разговор. Вот я и сказал, когда в последний раз видел этих двоих. Потом меня снова вызывали несколько раз. Ренгоку тоже привлекли. Я плохо с ним знаком был тогда: слышал только, что он лучший ученик, спортсмен, активист. И когда оказался с ним в кабинете директора, подумал, что легко будет, раз нас двое и мы оба видели, что тот парень делал. Я ведь знать не знал, что эти двое друзья. Ну и когда Ренгоку спросили, он начал петь им о том, что никакого высокого парня в бандане там не видел и что, дескать, дурь толкал тот, который помер. А я стоял и не понимал, что он несет. Хотел ему врезать хорошенько, чтобы память освежить, но меня за это наказали отстранением. В общем, этого Тенгена даже не привлекли, а парень выживший так ничего и не сказал: у него крыша поехала после приступа. У меня в башке не укладывалось, как подобное могло произойти – как реальному свидетелю могли не поверить. Хотел еще раз дать показания, но потом узнал, что ваш с Кёджуро папаша служит в полиции, и все дальнейшие действия показались для меня бессмыслицей. На время освобождения от занятий я уехал к отцу, а когда вернулся… В общем, мне уже не до этой тупой истории было. Вот и все. Вряд ли твой брат в теме с наркотой был замешан, но то, что он ради своего дружка оклеветал невиновного – факт на лицо, как по мне. Ты просил – я рассказал. А верить или нет – это сам решай.       Сенджуро, невидящим взглядом уставившись в стену, лежал на расправленном диване, зажав в руках ткань пододеяльника. В комнате было темно, плотные шторы не пропускали свет фонарей. С кухни доносилось негромкое звяканье посуды и запах чего-то подгоревшего. Вскоре на пороге комнаты показался Аказа с небольшой тарелкой в руках, однако лежавший мальчик как будто бы не замечал его.       – Я тут поесть немного приготовил. Получилось не очень, но, думаю, есть это можно, – негромко проговорил вошедший, садясь на край дивана и на какое-то время замирая неподвижно в ожидании ответа. Младший Ренгоку по-прежнему никак не реагировал. Посидев в молчании еще пару минут, Аказа тяжело вздохнул, переводя взгляд на подростка. – Сенджуро, тебе поесть нужно. Хотя бы немного. Сделать тебе чай? Могу сходить в круглосуточный, если тебе что-то надо. Чего-нибудь хочешь?       Казалось, мальчишка даже не моргал, продолжая судорожно сжимать одеяло в руках. В свете из коридора блестели влажные щеки и слипшиеся ресницы. «Ну конечно – зря рассказал. Черт подери, как можно было быть таким идиотом, чтобы это рассказать… Ведь это его чертов родной брат, какой бы он ни был, мать его!..» – сокрушался Хакуджи, глядя на покрасневшее и опухшее от слез лицо младшего Ренгоку.       – Хорошо, если не хочешь есть, будешь спать? Я пойду в душ и тоже лягу.       В комнате сохранялась незыблемая тишина. Аказа не спал, лежа на боку и подложив руку под голову, и все рассуждал о том, нужен ли был его рассказ. Ведь Сенджуро было бы гораздо проще жить, если бы он не знал ничего из того, что вытворял его старший брат, имевший безупречную репутацию. Что давало ему это знание? Только головную боль, ненужное волнение и тяжелые размышления о том, как теперь вести себя с ним. «Идиот!.. – мысленно в который раз обозвал самого себя Хакуджи, сжав кулаки. – Нет бы подумать головой, прежде чем открывать ему такое! Что теперь я сделаю, чтобы отвлечь его от этих проклятых мыслей?»       Но когда маленькая стрелка настенных часов перешла двухчасовую отметку, парень отчетливо услышал, как Сенджуро завозился на диване. Сам Аказа постелил себе футон на полу, чтобы в случае чего сразу же проснуться, если младшему вдруг понадобится помощь. Затаив дыхание и не двигаясь, он прислушивался к тому, как мальчик слез с дивана и босиком прошлепал к его спальному месту. Одеяло приподнялось, и в следующее мгновенье Хакуджи почувствовал, как маленькое теплое тельце прижалось к нему со спины. Он изумленно выдохнул, не понимая, что вдруг нашло на младшего Ренгоку, однако быстро сориентировался и развернулся к нему лицом, встречаясь с едва заметно поблескивающими в темноте глазами.       – Сенджуро... – придвинувшись ближе и положив руку на талию подростка, Аказа ощутил на своем лице чужое дыхание – настолько близко парнишка лежал к нему. От осознания, что их губы разделяют какие-то никчемные сантиметры, Хакуджи почувствовал, как сладко тянет низ живота. «Ну не могу я сейчас возбудиться! Нет! – запротестовал парень, с ужасом понимая, что Сенджуро наверняка заметит возникшую проблему. – Нужно думать о другом! Например, о том, что Кёджуро полный мудак! Да! Об этом и буду думать! Но черт, мы с Сенджуро не занимались этим нормально уже несколько дней! А тут его родители в отъезде, да он еще и ко всему прочему ночует у меня… Но я не могу! Ему сейчас не до меня и тем более не до секса! А я веду себя как озабоченный кретин!» Однако все мысли, беспокойно роившиеся в его голове, вдруг завертелись и стремительно улетучились – маленькая ладонь младшего Ренгоку несмело погладила его по бедру и спустилась к паху. Аказа, затаив дыхание, боялся даже моргнуть: чужие пальцы подцепили край его нижнего белья, проникая под него. – Сенджуро!.. Т-ты чего делаешь? Уже т-так поздно, почему не спишь!       – Хакуджи-сан… Я-я хочу сделать это с вами… – полушепотом дрожащим голосом проговорил мальчик, касаясь чужой начинающей твердеть плоти.       – Но ведь ты не хотел! Я подумал, что слишком давлю на тебя, и не стал лезть!       – Я хочу, чт-чтобы Хакуджи-сан сделал это со мной!.. – чуть ли не слезно попросил Ренгоку. Его руки принялись усердно гладить член парня, пальцами скользя по стволу вверх и вниз. Чувствуя, что от всех слов и действий младшего у него словно отказывают тормоза, Аказа прикусил губу. Недавнее состояние Сенджуро не шло из головы. И все эти робкие прикосновения в интимном месте казались старшему метаниями в отчаянии: как будто парнишка судорожно искал способ забыться, на что-то переключить свои мысли. «Я не могу взять его, когда он такой разбитый», – несмотря на ласкающую его руку, твердо решил про себя Хакуджи, собрав всю свою волю в кулак. Перехватив за запястье, Хакуджи отдернул от себя дрожащую руку подростка и вместо этого переплел их пальцы, заставляя Сенджуро изумленно выдохнуть. Какое-то время никто не решался заговорить: лежа под одним одеялом и прижимаясь друг к другу, они не двигались, в темноте смотря глаза в глаза. В конце концов, младший Ренгоку неуверенно сжал чужие пальцы. – Хакуджи-сан?.. Вы н-не хотите этого с-со мной?..       – Что за вопросы – хочу, конечно! Однако больше всего я хочу, чтобы ты был в порядке. Мы обязательно займемся этим – я ведь не могу без тебя. Но сейчас мы можем просто поговорить, если ты нуждаешься в собеседнике. Хочешь, можем хоть всю ночь проговорить: никто нам за это ничего не скажет. А под утро ляжем спать. Как тебе идея?       – Спасибо, Хакуджи-сан… – слабо улыбнулся ему Сенджуро, после чего спрятал лицо, вжавшись в крепкую обнаженную грудь старшего. Мальчик чувствовал некоторую неловкость за свои действия – ведь он хотел попробовать забыться, занявшись любовью с Аказой, и тот это прекрасно понял. «Я ужасно себя повел… – корил себя младший сын семьи Ренгоку, легонько сжимая пальчиками чужую ладонь. – Хакуджи-сан такой чуткий, а я…» Но спустя минут пятнадцать подобных мыслей он уже тихонько сопел на груди у своего возлюбленного, забывшись долгожданным сном.       Утром Аказу на столе уже ждали рис, мисо, аккуратно нарезанный тамагояки и маринованный дайкон. У парня даже чуть слюнки не потекли, пока он разглядывал еду, предназначенную ему. Сенджуро привычно бодрый, но со смущенной улыбой на лице встретил его робким «доброе утро». Старший невольно осмотрел его с головы до ног: мальчик, по-видимому, не успел переодеться со сна и ходил по кухне в коротких спальных шортиках. Слюны во рту становилось все больше, и Хакуджи поспешил отвести глаза от соблазнительных стройных ног младшего Ренгоку, опустившись за стол и торопливо схватив палочки.       – Мы в первый раз будем завтракать вместе, Хакуджи-сан, – счастливо улыбаясь, смущенно заметил парнишка, тоже усаживаясь на стул напротив своего возлюбленного. Аказа и сам понимал значимость сегодняшнего утра, однако как только Ренгоку произнес это вслух, щеки старшего стремительно начали краснеть. «Мы совсем как настоящая пара: после совместной ночи завтракаем вместе…» – то и дело всплывала одна и та же мысль в голове Хакуджи. Все еще не решаясь преступить к трапезе, Сенджуро неловко сжал палочки, поднимая глаза на юношу. – Я в-вам на работу бенто собрал…       – С-спасибо… Давай приступим к еде, пока не остыло!       – Д-да, конечно! Приступим!       И оба снова замолчали, очевидно, подумав об одном и том же. «Не звучало ли это так, будто я наседаю на него с излишней заботой?.. Я же ему не ж-жена…» – трясся мысленно мальчик, краснея лицом и не зная, как себя дальше вести. «Черт, голова кругом!.. Мы как будто женаты и теперь завтракаем вместе, как молодожены! Это слишком смелые мечты!» – думал Аказа, зажимая палочки между дрожащими пальцами.       Еда с первого кусочка показалась парню вкуснейшей за все последнее время – связано ли это было с тем, что сегодняшний день он с самого утра начинал в компании Сенджуро, Хакуджи не знал. Он только и делал, что продолжал наслаждаться каждым мгновением, уплетая приготовленные блюда и украдкой поглядывая на смущенно жующего мальчика. «Как и думал: с утра после сна он выглядит еще более милым, чем обычно», – внутренне восхищался старший, рассматривая, как двигаются пухлые губки. Аказа засматривался все дольше, забывая об осторожности, а щеки Ренгоку все больше и больше наливались сочным румянцем. В конце концов, парнишка не выдержал и, отложив палочки, смущенно поднял глаза на оппонента.       – Что-то не так, Хакуджи-сан? Вам не понравился завтрак?.. – робко проговорил он, жалостливо заломив брови, и парень, встрепенувшись, замахал руками.       – Нет! Все прекрасно! Я давно так хорошо не завтракал! – глядя на то, как просветлело лицо мальчика, Аказа внутренне облегченно выдохнул, опуская взгляд в свою наполовину опустошенную пиалу с рисом. – Просто задумался о своем. Сенджуро, я должен буду уехать сегодня вечером, – на этих словах младший Ренгоку вздрогнул, прижав руки к груди и изумленно поглядев на своего возлюбленного.       – Н-но куда?..       – Обратно в Уэнохару, – парень выглядел серьезнее обычного, поэтому Сенджуро постарался подавить дрожь, которая пробрала его на словах о возвращении в этот город. Если Хакуджи-сан собирался вернуться, значит, на то у него должны были быть свои причины. – Завтрашний день особенный для меня: день, когда я должен почтить память своей семьи. Я уеду сразу после работы и вернусь к обеду. Ты можешь оставаться здесь, но если не хочешь сидеть в одиночестве, то можешь вернуться домой.       – А-а… Хакуджи-сан, м-могу я поехать с вами?.. – подняв на него слегка испуганный взгляд, мальчик умоляюще посмотрел старшему прямо в глаза, и удивленный такой просьбой Аказа даже не сразу сообразил, как нужно отреагировать. – Я-я хочу быть рядом с вами все эти дни! И принести цветов для вашей семьи…       – Со мной?.. К-конечно! Если так хочешь, то давай отправимся вместе – я только рад, что ты будешь со мной, Сенджуро! – позабыв про свою еду, парень подскочил на ноги, огибая стол и хватая подростка за руки, горячо сжимая их. – Тогда встретимся около моей работы и сразу отправимся на станцию. Сегодня я заканчиваю на час раньше. Подожди меня возле входа.       – Хорошо! Я приду!       Тем же вечером Сенджуро был возле здания, где работал его возлюбленный, аж на полчаса раньше назначенного времени – боялся опоздать и подвести Хакуджи-сана. Нервно поправляя на плечах лямки рюкзака, мальчик как вкопанный стоял напротив главного входа, смотря на него пристальным взглядом. «Интересно, он будет тайяки с кунжутом и курицей, которые я купил?.. Конечно, я сделал ему обед, но вдруг он успел проголодаться до вечера? – обеспокоенно соображал про себя подросток, глядя на то раздвигающиеся, то обратно съезжающиеся двери здания, из которого выходили люди. – Но достаточно ли четырех штук?.. Теперь мне кажется, что этого слишком мало. Почему же я сразу не купил больше…»       – А Хакуджи-сан вообще любит тайяки с курицей и кунжутом?.. – вполголоса произнес парнишка, испуганно сжав лямки рюкзака во вспотевших ладошках, и рядом внезапно кто-то заговорил.       – Ждешь Аказу-сана? – вздрогнув всем телом и боязливо обернувшись на голос, Сенджуро встретился с пронзительным взглядом выразительных глаз уже знакомого ему мальчишки. Это был тот самый сын главы компании, что разговаривал с Хакуджи в прошлый раз: опять с иголочки одетый, аккуратно причесанный, с белым, идеально выглаженным воротничком. Младший Ренгоку робко кивнул на его вопрос, опуская взгляд в землю, как будто бы стыдясь своей неопрятности. Нет, он всегда тщательно следил за своим внешним видом, но даже так: до этого словно накрахмаленного мальчишки ему было очень и очень далеко. Незнакомец был похож на восковую фигуру. – Да, ведь он скоро заканчивает работу. Но я думаю, ты зря тратишь время.       – Что?.. – не понял Сенджуро и даже отступил на пару шагов назад.       – Я сказал, что ты тратишь время Аказы-сана, – тонкие губы улыбались ему, но улыбка нисколько не выглядела приветливой: этот мальчик смотрел на Сенджуро свысока, всем своим видом показывая собственное превосходство. – У тебя на лбу написано, что ты влюблен. Бедняжка, полагаешь, что это серьезно? Что такой, как ты, действительно мог заинтересовать Аказу-сана? Ты еще такой наивный.       – Я-я не знаю, к-кто вы такой…       – Он будет моим, – будто и не слыша робких слов Ренгоку, вдруг заявил его собеседник, гордо вздернув подбородок и сощурив выразительные глаза. Сенджуро вздрогнул – ноги начинали трястись от волнения. Ему, можно сказать, открыто объявляли войну, а он не знал, что предпринять. Лишь испуганно хлопал глазами, точно надеясь, что богатенький парнишка перед ним вдруг испарится. – Я заберу его у тебя. Это будет весело. Аказе-сану нужен человек, с которым есть, о чем поговорить, и который будет полностью удовлетворять все его желания. Даже самые своеобразные. У тебя забавное выражение лица сейчас: как будто хочешь, чтобы весь мир забыл о твоем существовании. Ты безнадежен. Трясись и жди дня, когда он поймет, что ты всего лишь глупый школьник – а это скоро произойдет. Ну, нам уже пора прощаться: пока, мальчик из глуши.       В вагоне поезда они не разговаривали. Сильно расстроенный Сенджуро встретил Аказу после работы натянутой улыбкой, по которой последний сразу же распознал, что что-то произошло. У старшего с собой была какая-то небольшая тщательно запакованная коробка. «Сын главы компании подарил в честь чего-то», – с явной неохотой ответил парень, пожав плечами, а у младшего Ренгоку в груди тревожно забилось сердце: вспомнились насмешливая улыбка темноволосого мальчишки и его обещание обязательно увести Хакуджи-сана. Глядя на эту презентабельно оформленную коробку, он даже постеснялся протянуть Аказе купленные специально для него тайяки, лежавшие у него в сумке в простом бумажном пакете. Конечно, между ним и этим решительным богатеньким парнишкой была целая пропасть.       Через несколько часов Сенджуро стоял на знакомой ему станции в Уэнохаре, теснясь к боку Хакуджи. Воспоминания, связанные с этим местом, даже самые теплые, все до последнего были омрачены. Уезжая отсюда, он не думал, что вернуться придется уже так скоро, однако жаловаться даже не думал – дела Аказы были для младшего Ренгоку важнее собственных переживаний. «В конце концов, мы только навестим родных Хакуджи-сана и уедем обратно, – думал мальчишка про себя, идя рядом с возлюбленным по пустой вечерней улице. – Мы даже никого не встретим».       По сравнению с Хамамацу его родной город казался Сенджуро одной большой улицей, где он, казалось бы, знал каждый уголок. Он, не выпуская из вспотевшей ладони лямку рюкзака, молча следовал за Аказой по хорошо известной ему дороге. Вновь этот глухой район и без того маленького города, эти мрачные однотипные многоэтажки – в свете вечерних фонарей они выглядели еще ужаснее, чем в светлый день. В свое время это место не казалось мальчику таким печально выглядевшим: он спешил сюда, сломя голову, думая только о хозяине квартиры, у которого он прибирался.       По дороге они зашли в магазин, купив кое-каких продуктов на ужин и завтрак, направившись по адресу, где когда-то жил Аказа. За то время, пока они не видели это место, оно нисколько не изменилось. Когда Хакуджи открыл дверь, первое, что почувствовал Ренгоку, это был застоявшийся запах пыли. В квартире было все по-прежнему – Сенджуро даже затаил дыхание, оглядев прихожую, невольно снова предаваясь воспоминаниям. Все-таки с этим местом у него было многое связано.       – Мда… – тяжко выдохнул Аказа прямо с порога и нехотя прошел в квартиру, снимая с себя сумку и кидая ее на пол вместе с пакетами из магазина. Младший Ренгоку торопливо разулся и, подобрав пакеты с едой, украдкой глянул в сторону кухни. – Сенджуро, ты не приготовишь чего-нибудь на ужин? Я так проголодался сегодня.       – А… да, конечно! Подождите, пожалуйста, я быстро! – и он поспешил на кухню, уже на ходу начиная доставать из пакета продукты. Про тайяки, лежащие в рюкзаке, он вспомнил только на мгновенье и сразу же выкинул эту мысль из головы – теперь он жалел, что все-таки не предложил их старшему перед дорогой. Собственные нерешительность, недогадливость и бесполезность угнетали его, руки мелко тряслись, а потому мальчик, стоя у плиты, никак не мог сосредоточиться на готовке. Ренгоку хотел возместить свою неопытность в любви хотя бы стараниями и усердием: показать и дать прочувствовать Хакуджи-сану, что он, Сенджуро, пусть и не такой опытный, но любит его всей душой и хочет продолжать проявлять свою заботу во всем. «Наши отношения не удовлетворяют его… – накручивал сам себя школьник, неровно нарезая овощи, скидывая их в кипящую воду. Кусочки овощей летели мимо, а горячие брызги щипали кожу рук. – Я не знаю, как еще выразить свою любовь… Возможно, я действительно не подхожу Хакуджи-сану…»       Медленно пережевывая крупный кусок неразварившейся моркови, Аказа непонимающим взглядом созерцал, как его любимый с потерянным видом сидит над своей тарелкой, даже не трогая палочки. Было видно, что Сенджуро, глубоко уйдя в свои мысли, даже позабыл, что они ужинали вместе. «Это из-за нашего приезда сюда? – соображал старший, теряясь в догадках. – С этим местом у него связано много нехороших воспоминаний. Хотя когда мы встретились, он уже был какой-то вялый. Может, Кёджуро ему позвонил? Или ему нездоровится сегодня?..»       – Сенджуро, ты хорошо себя чувствуешь? – отложив от себя палочки, внезапно спросил Аказа, вынуждая подростка поднять на себя глаза. Тот заметно вздрогнул, после чего суетливо отвел взгляд. Врать младший Ренгоку не умел: все его переживания были как на ладони, и Хакуджи тактично выдержав паузу и дав ему время на возможный ответ, продолжил. – Если я что-то могу сделать, то только скажи мне.       – Я не стою Хакуджи-сана… – тихонько промямлил тот сорвавшимся голосом, уткнувшись лицом в свои ладони и всхлипнув.       – Что?..       – Хакуджи-сану нужен другой человек!.. Такой же хороший, как и сам Хакуджи-сан! Сильный, решительный, опытный, тот, у кого все будет получаться… С кем Хакуджи-сан не будет скучать, с кем ему будет хорошо! – он убрал руки от красного лица, и несколько соленых капель с его подбородка соскользнули прямо в тарелку. Растерявшийся от вида его слез Аказа подскочил со своего места, коленкой стукнувшись о ножку стола, и рванулся к нему, оседая на пол и хватая его влажные ладошки. От этого Сенджуро только сильнее разревелся. – Хакуджи-сан!..       – Ты что такое говоришь?! Да больно мне кто-то, кроме тебя, нужен! Сенджуро! – крепко стиснув его руки в своих, горячо возразил ему парень, глядя в полные слез большие глаза младшего Ренгоку. – Что за глупость ты вообще только что сморозил?! Нужен кто-то другой? Ты что, значит, хочешь уйти от меня? Пытаешься подобрать нужный предлог?!       – Нет! – взвизгнул мальчик и кинулся ему на шею, шмыгающим носом уткнувшись в плечо.       – Тогда какого черта ты несешь, Сенджуро?       – Я-я пр-просто… – он замялся. Произнести вслух все свои мысли казалось мальчишке слишком глупым – сейчас было стыдно даже подумать о причине своего беспокойства. Слова чужого, абсолютно незнакомого ему человека и собственные пустые домыслы заставили его обременять волнением Хакуджи-сана. О раздражении Аказы говорило буквально все в нем: его резкая манера речи, его недовольно сведенные брови, поджатые губы… От этого Сенджуро совсем растерялся. – Т-тот мальчик… сын в-вашего работодателя…       – Что он? Он что-то сделал тебе? Когда успел, черт возьми?! – Аказа рванулся было из его объятий, однако мальчишка испуганно пискнул, даже не думая отпускать старшего.       – Н-нет-нет! Он ничего не делал! Я-я д-думал… Думал, что он вам нравится! Сколько Сенджуро не прятал свое лицо у него на плече, но Аказа все-таки сумел отцепить его от себя и хорошенько встряхнуть, заставляя посмотреть себе прямо в глаза. Так стыдно за свои слова и мысли младшему Ренгоку не было никогда. Он как будто бы только что самолично подтвердил, что является глупым маленьким школьником. Не выдержав пристального взгляда своего возлюбленного, Сенджуро зажмурился, и по его щекам снова потекли слезы. На этот раз слезы обиды на свою собственную глупость.       – Разве я дал тебе повод так думать? – спокойно и гораздо тише проговорил Аказа, ласково погладив подрагивающие плечи мальчика. Ренгоку стыдливо поднял голову, боязливо посмотрев в глаза своему любимому: его взгляд подобрел и смягчился. – Он просто избалованный сынок господина президента. Я ни на минуту не воспринял его всерьез. Ты зря переживал об этом, Сенджуро – я так влюблен в тебя, что для меня не существует никого вокруг, – и парень вдруг сел на пол, облегченно выдохнув и глупо разулыбавшись. – Вот черт!.. Я ведь испугался, что ты хочешь расстаться со мной!       – Я-я бы ни за что, Хакуджи-сан! Я люблю вас так сильно, что не представляю свою жизнь без вас! – клятвенно заверил его подросток, сползая со стула на пол и садясь рядом, тесно прижимаясь к боку старшего. Аказа лишь обнял его крепче, впечатывая влажной щекой в свою грудь. И счастливый Сенджуро, у которого словно камень с души упал в этот момент, уже потянулся к его губам, однако вдруг кое о чем вспомнил. Ждавший его поцелуй Хакуджи удивленно приоткрыл рот. – Эм… Хакуджи-сан, а что он подарил вам?..       Чувствуя, как мягкий мех щекочет ему внутреннюю сторону бедер, мальчик неловко переминался с ноги на ногу, стоя посредине комнаты и стыдясь поднять глаза на наблюдавшего за ним Аказу. Тот сидел на стуле, возле письменного стола, и глядел на него таким взглядом, что щеки горели от смущения огнем. Они молчали, и в тишине комнаты было слышно только их неровное дыхание. Хакуджи с открытым ртом неотрывно смотрел на Сенджуро, а вот сам мальчик не смотрел никуда – он стыдливо зажмурился и сжался, прикрывая руками свой маленький возбужденный член. Отвердевшие розовые соски заметно выделялись на его груди и соблазнительно торчали. В конце концов, Аказа не выдержал: быстро разобравшись с ширинкой на своих штанах, он высвободил болезненно ноющий член и принялся активно надрачивать себе, облизывая пересохшие от волнения губы.       – Сенджуро… Это просто нечто… – на выдохе прошептал он, ублажая себя, глядя на то, как от его слов мальчик сжался еще сильнее. Младший Ренгоку хоть и понимал, что кроме их двоих здесь никого нет, а Аказа видел его уже со всех сторон, но все равно сгорал от стыда. С каждой минутой, пока возлюбленный созерцал его, массируя свой член, Сенджуро чувствовал, что ноги его слабеют. Собственное возбуждение ужасно стесняло, одновременно с тем заставляя его трястись от какого-то странного волнения – подросток чувствовал, что вот-вот разрыдается от распирающих его эмоций. Он закусил губу и все-таки открыл глаза, глянув перед собой. Рука Хакуджи-сана задвигалась быстрее, и Ренгоку свел ноги вместе. Однако в этот же момент тихонько всхлипнул – при изменении позы стенки его ануса так прочно обхватили силиконовую пробку, что Сенджуро перепугался, обеспокоенно подумав, как будет доставать ее оттуда.       – Х-Хакуджи-с-сан… в-вытащите… – почти не размыкая губ, промямлил он, понимая, что сдерживать слезы больше не может. А у Аказы голова была совершенно пустая в этот момент – кровь активно приливала к нижней части живота, не оставляя ему и шанса на здравомыслие в такой ситуации. С большими кошачьими ушками, на которых были нацеплены серебристые бубенчики, Сенджуро стоял перед ним полностью обнаженный, прикрывая свое возбуждение ладошками. Между ног у него проглядывался пушистый хвост, надежно вставленный самим Аказой в разработанное анальное отверстие. При этом сам Сенджуро выглядел так умилительно прекрасно в своем смущении, с ярким румянцем на пухлых щечках и слезами в уголках глаз, что от этого просто сносило крышу. И Хакуджи как законченный извращенец активно дрочил себе, пожирая его голодными глазами.       – Д-да, сейчас я его вытащу из тебя, только… Ты не мог бы встать н-на четвереньки спиной ко мне? – путаясь в словах и запинаясь, неуверенно предложил старший, чувствуя, как собственный голос дрожит от нетерпения. Член уже болезненно ныл, нужно было срочно что-то делать со своим возбуждением, и Аказа нервно кусал губы, содрогаясь всем телом, смотря, как подросток робко принимается исполнять его просьбу. Сенджуро опустился на колени и уперся хиленькими руками в пол, неловко оттопырив пятую точку со вставленным внутрь хвостом. Однако вынимать его Хакуджи почему-то не спешил. Объяснялось это весьма просто: вид стоящего на четвереньках обнаженного младшего Ренгоку с торчащей из сжатого колечка мышц анальной пробкой, с розоватыми гладкими яичками, зажатыми между бедер, совсем лишил Аказу последних капель терпения. – Хорошо… А п-помяукать немного ты можешь?       – Что?       – Как котёнок, то есть… Меня это, ну… возбуждает, – он замялся и в неловкости взлохматил яркие пряди, под стать которым начинали краснеть его щеки.       – М-мне так с-стыдно, Хакуджи-сан… М-мое тело так странно реагирует на это… Я стесняюсь!..       – Тебе это нравится.       – Н-нет! Я-я… Мое тело почему-то т-такое… Я не понимаю!..       – Тогда, может, мне наказать тебя за это? Если твое тело настолько порочное, что тебе хочется кончить лишь от осознания происходящего, – большие ладони Аказы легли на аппетитные ягодицы подростка, огладили их, и у младшего Ренгоку по коже побежали мурашки. Он зажмурился и, подавшись своим постыдным желаниям, сильнее оттопырил попку, показывая, что ему нравится действия возлюбленного. Сглотнув образовавшуюся во рту вязкую слюну, Хакуджи с силой сжал его ягодицы и развел их в стороны до тех пор, пока ему не стал виден черный силикон пробки. – Ну что, Сенджуро, пора честно отвечать на мои вопросы. Тебе ведь нравится чувствовать эту игрушку в себе? Или ты все-таки предпочитаешь мой член? Скажи, ты часто представляешь, как я трахаю тебя?       – Н-не спрашивайте такое! – пискнул Сенджуро, припав к полу и уткнувшись пылающим лицом в согнутые руки. И тут же почувствовал, что его ягодицы резко свели вместе, отчего вставленная пробка стала ощущаться лучше. Как бы стыдно ни было мальчику, но с каждой минутой терпеть это возбуждение становилось все труднее и труднее: этой маленькой пробки-хвоста ему уже попросту не хватало. Хотелось ощутить в себе что-то побольше и подлиннее. Лишь представив на мгновенье, как член Аказы начнет заполнять его, Сенджуро зажмурился и застонал, замотав головой.       – Отвечай, Сенджуро! Иначе я буду наказывать тебя, – и он вдруг с размаху обжег ладонью нежную кожу ягодиц подростка, заставляя того болезненно вскрикнуть.       – Да-ах! Я д-думаю о себе и Хакуджи-сане! Я представляю, как Хакуджи-сан делает со мной много разных вещей! Он связывает меня и ставит головой вниз! И еще шлепает меня! Он не надевает п-пре-презервативы и м-много к-кончает глубоко в-в-внутрь! И мы до утра делаем это… Ах! – младший Ренгоку несдержанно вскрикнул: кошачий хвост со пошлым чвоканьем резко оказался выдернут из него и отброшен в сторону. От предвкушения дышать стало тяжело, и парнишка почувствовал, как у него темнеет перед глазами. К реальности его вернул только голос Аказы – старший горячо прошептал ему в самое ухо:       – Тогда я не надену презерватив сегодня, Сенджуро… Я буду считать, что ты сам попросил меня об этом.       В эту ночь младший Ренгоку впервые в жизни позволил себе не думать ни о ком, кроме себя. У него перед глазами в полумраке комнаты мелькали в сумасшедшем водовороте потолок, простыни, подушка, лицо Хакуджи-сана. От стонов уже саднило горло: с каждым толчком Сенджуро стонал громче, и собственный голос заводил так же сильно, как и приглушенные вздохи партнера. Соседи за стенкой или соседи снизу, их законное право на отдых ночью – в те минуты, пока Аказа яростно толкался в него, младший Ренгоку предпочел не думать о чужом покое. Задний проход уже горел и зудел от сильного трения: Хакуджи перепробовал столько разных позиций, что Сенджуро вскоре сбился со счету. Одна поза была непристойнее другой, но мальчику уже было не до стыда – ему хотелось еще и еще: чтобы партнер долбил его жестче, быстрее, чтобы проникал еще глубже, нагибал его в непонятные позы и хлестал по ягодицам. Ренгоку просто сходил с ума от действий Аказы. А Аказа сходил с ума от того, каким перед ним открывался младший Ренгоку.       В какой-то момент, когда Хакуджи в очередной раз кончил и вышел из него, в Сенджуро взыграло странное навязчивое желание подарить ему большее наслаждение: он быстро подобрался с простыней, заставил партнера сесть и упал между его разведенных ног, обхватывая трясущимися от пережитого оргазма руками член. В памяти все еще был свеж разговор с тем парнишкой, который мягко намекнул ему на незрелость и на то, что такой, как он, Аказе быстро надоест. К тому же этот его подарок Хакуджи-сану… Сенджуро чувствовал себя странно, когда представлял, что его возлюбленный использует подаренные хвост и уши на том высокомерном парнишке – от этих мыслей хотелось обиженно топать ногами и громко кричать.       Это был первый минет в его жизни, и Ренгоку сосал так старательно, словно в конце его работу должны были оценивать. Он как безумный водил по пурпурной от напряжения головке языком, потом погружал естество в рот целиком, давясь и шумно дыша носом. Это было действительно сложно, но Сенджуро упорно продолжал свое занятие, одержимый желанием довести Хакуджи до новой разрядки. Аказа гладил его по плечам, перебирал пряди волос, временами наматывал их себе на кулак, направляя голову Сенджуро и задавая нужный темп. Да, над техникой младшему Ренгоку нужно было еще поработать, но в конце концов он все-таки заставил партнера кончить. Вид отсасывающего ему Сенджуро с кошачьими ушками на голове и покрасневшими губами, иногда поднимающего на него свои огромные глаза, просто добил Хакуджи, который и без того целый вечер пребывал в состоянии эйфории.       Аказа продолжал брать его, ставил на колени, спиной к себе, обхватывая поперек груди, вставляя член в уже хорошо расстраханное отверстие. Они не целовались – они лизались языками до умопомрачения, смешивая слюну. И тяжело дышащий Сенджуро, бедрами поддающийся назад, старался обнимать его, зарываясь рукой в розовые пряди. Он сам не понимал, откуда в нем столько сил держаться и отвечать на ласки Хакуджи-сана. Вот так вот заниматься с ним любовью всю ночь напролет, предаваться наслаждению и не думать ни о чем – Ренгоку представлял такое только в своих мечтах.       – Как мне еще отыметь тебя, Сенджуро? – шептал Аказа ему на ухо, облизывая мочку, кончиком языка заползая внутрь, отчего мальчишка выгибался, сжимая его внутри себя. Сенджуро буквально утопал в удовольствии, ощущая сладкую дрожь во всем теле. Пальцы старшего игрались с его сосками, вытягивая и скручивая их, член толкался глубоко внутрь – казалось бы, прикосновения к любой части тела сейчас сводили его с ума. – Хочешь на стол? На пол или к стене? Я буду трахать тебя везде.       – Хакуджи-сан! Я хочу еще! Еще!.. Делайте со мной, что угодно!       – Вот так, Сенджуро! – он, вытащив свое все еще возбужденное естество, крепко обхватил Сенджуро руками и стащил с кровати, сразу же разворачивая и заставляя наклониться. Уже не понимая, что происходит, младший Ренгоку ручками уперся в матрас и тут же вскрикнул оттого, что партнер снова грубо ворвался в него, с громким шлепком встречаясь яйцами с его промежностью. Мальчик был наполнен до конца, в животе чувствовался дискомфорт, а разработанные мышцы ануса зудели. Частые прерывистые вскрики и стоны уже сами вырывались из горла. Голова тяжелела с каждым резким движением – в конце концов, Сенджуро изнуренно опустил ее, расслабив затекшие мышцы шеи, и стал смотреть на собственный болтающийся от быстрых толчков влажный член и на чужие бедра, врезающиеся в него сзади.       Внезапно пальцы Аказы так сильно впились в его бедра, что он не удержался от болезненного вскрика. Сенджуро уже хотел обернуться и сказать партнеру о том, что это было больно, однако тут же угодил лицом в матрас: схватив подростка за шею, старший с низким гортанным рыком ткнул его лицом в постель, начиная вдалбливаться в сумасшедшем ритме. Шлепки участились и становились все громче, и Ренгоку, ошарашенный происходящим, уже попросту рыдал и кричал во все горло. Перед глазами начали расползаться какие-то цветные линии, точки, и Сенджуро, заметавшись под партнером, пытаясь вывернуться из его сильных рук, бурно кончил, забрызгав постельное белье и пол под своими ногами. И, уже отключаясь, почувствовал, как Аказа лег на него сверху, вновь кончая в него и судорожно толкаясь в горячее нутро из последних сил.       На улицах родного города как всегда было малолюдно и не оживленно. Уже успевшего привыкнуть к новому месту жительства Сенджуро это удивляло, но и одновременно радовало – большие скопления людей он не очень любил, теряясь и нервничая в таких условиях. До полудня он вместе с Хакуджи успел проведать семью последнего, и теперь они, держась за руки, неспешно возвращались домой за вещами. Делать в Яманаси им больше было нечего: нужно было собираться обратно.       Они вполголоса разговаривали о всяких мелочах, о том, какая манга нравится Сенджуро, о том, чем интересуется Аказа, обсуждали, куда можно сходить на следующие выходные, чтобы снова вот так провести время, предоставленные только друг другу. Когда позади раздались чьи-то торопливые шаги, Сенджуро даже не подумал, что кто-то пытается догнать именно их. Окликнули Ренгоку, однако на голос сразу же стремительно обернулся Хакуджи, причем так быстро, что у мальчика создалось ощущение, будто старший ждал чего-то подобного. Выражение лица Аказы явно давало понять, что он не настроен ни с кем любезничать: он ощетинившимся волком смотрел на темноволосого юношу, остановившего их. К собственному удивлению, младший Ренгоку отметил, что этот человек почему-то выглядел очень знакомо, но подросток не успел ничего сказать, как тот заговорил первым.       – Ваши приставания уже переходят все границы, – холодно, но с ожесточением процедил юноша, глядя на Сенджуро сверху вниз. Тот, не понимая, что происходит, лишь сжал трясущимися ручками ладонь Хакуджи крепче.       – Остынь, ублюдок, – Аказа закрыл подростка собой, враждебно потеснив незнакомого юношу грудью, в любой момент готовый применить силу, если придется. – У тебя какие-то вопросы к Сенджуро? Можешь задать их мне, если кишка не тонка. А если не хочешь блеваться кровью, то пошел к чертовой матери отсюда!       – Нет, Гию-сан! Давайте уйдем, п-пожалуйста! – к брюнету тут же подскочил хорошо знакомый младшему Ренгоку Камадо Тандзиро, тоже хватая его за руку и оттаскивая подальше от агрессивно настроенного Аказы. – Это ведь не Ренгоку-сан! Это его младший брат!       – Это не важно. Он все передаст своему полоумному братцу: если Ренгоку продолжит свои домогательства, мы будем решать этот вопрос уже не мирными способами. Ему что, эта травля кажется забавной?       – Тебе сказали уйти, «Гию-сан», – передразнил Аказа, смерив его презрительным взглядом. – Чего ты это все Сенджуро выговариваешь? Он виноват в том, что его брат законченный идиот? Разбирайтесь со своим Кёджуро сами и не смейте вмешивать в эту историю Сенджуро, кретины! Еще непонятно, кому из вас не повезло больше.       Младший Ренгоку, услышав обвинения в адрес своего брата, прикусил губу и вновь почувствовал, как слабеют ноги. Как будто то неприятное состояние постепенно нарастающей паники накатывало вновь. Ему вдруг стало ужасно неприятно находиться здесь, на этой улице, в этом городе, видеть этих людей, что связывали его с прошлым. Захотелось прижаться к Хакуджи-сану, чтобы он обнимал и успокаивающе гладил его, и спрятать свое лицо у него на груди.       И в этот момент старший действительно вдруг крепко обнял его, решительно прижав к своему боку. Спортивная толстовка Хакуджи пахла вкусно – этот запах сохранялся на всех его домашних вещах и очень успокаивал Сенджуро. Мальчик сжал пальчиками мягкую ткань и, как котенок, спрятал лицо в складках одежды.       – Простите, мы не хотели ставить вас в неловкое положение, – тихо заговорил Тандзиро, погрустнев и опустив виноватый взгляд с младшего Ренгоку на землю. Скептично наблюдавший за ним Аказа невольно смягчился: этот парнишка со шрамом на лбу выглядел замученным и уставшим от всего. И этот Гию тоже пытался успокоить его как мог: ласково гладил его за плечо, держал за руку, обнимал и клонил к своей груди. Самую малость Хакуджи даже проникся к ним сочувствием. – Просто если бы это касалось только меня, я бы ни за что вас не побеспокоил. Н-но они издеваются и над Гию-саном… И-и над Зенитсу! Пожалуйста, если можешь, Сенджуро-кун, попроси Ре… своего брата, чтобы его друг оставил Зенитсу в покое. Это уже не игрушки: ему н-назначили лечение из-за его состояния… А этот человек в-все никак не отстанет от него. Зенитсу сказал, что больше не хочет его знать – неужели Ренгоку-сану и его другу непонятно, что мы все уже на грани из-за их поступков?.. Пожалуйста, Сенджуро-кун, передай это ему.       Он просил его об этом, но младший Ренгоку не знал, что отвечать. Если бы все было так просто и от его мнения зависели поступки Кёджуро, он, конечно бы, попросил его оставить Тандзиро и его друзей в покое. Однако, вспоминая тот самый вечер в их квартире, Сенджуро начинал сомневаться, что его слова хоть как-то повлияют на брата и уж тем более на Узуи Тенгена. Как мальчик не подбирал слова, пытаясь построить разговор в своих мыслях, ничего не клеилось. «Кто может дать брату понять, что он поступает неправильно?.. – думал Сенджуро всю дорогу до Хамамацу, прижимаясь к Хакуджи-сану в вагоне поезда. – Отец? Или, может, мама?.. Как мне помочь Тандзиро-сану в этой ситуации?»       Аказа, не отводивший от него глаз, эту задумчивость и удрученность на лице возлюбленного заметил сразу после встречи с двумя этими старыми-новыми знакомыми. Он старался как-то отвлечь Сенджуро от переживаний и грузных мыслей, однако мальчик реагировал неохотно, по-видимому, продолжая думать о своем. И в поезде он как будто не замечал обнимающих его рук Аказы.       – Эй, Сенджуро, – позвал старший, когда до города оставалось меньше получаса. Младший Ренгоку поднял на него свои огромные глаза, удивленно вздернув брови, как будто только что очнулся ото сна. – Я сказать тебе давно хотел… Не взваливай все на одного себя и не топись в тяжелых мыслях. Когда вокруг столько переживаний, а ты вдобавок нагнетаешь себя, будет только в разы хуже. Как подумаю, что ты можешь загнать себя так же, как… В общем, у тебя есть я: говори мне обо всем, что тебя волнует, договорились? Мы вместе придумаем что-нибудь.       Сенджуро наивно смотрел на него с открытым ртом, и Хакуджи в какой-то момент даже стало неловко за столь громкую и помпезную фразу: он стушевался и отвернулся в другую сторону, буквально чувствуя, как румянец покрывает ему щеки.       – Н-ну, я имею в виду, что всегда готов поддержать тебя, – выразился он в более сдержанной формулировке, однако в следующее же мгновенье мальчишка приник к его груди, крепко обхватив своими слабенькими ручками. И Аказа растаял, незамедлительно обняв его в ответ.       – Я люблю вас, Хакуджи-сан! Спасибо, что такой добрый человек, как вы, остается рядом со мной…       – Я дома, – негромко оповестил Сенджуро, проходя за порог и снимая с плеча зеленый рюкзак-лягушку. В коридоре снова стояла чужая здоровенного размера обувь. Выдохнув и мысленно подготовившись к любому развитию разговора, мальчик прошел дальше. – Брат, ты где…       – Твое поведение совсем не нормальное! Ты что творишь? Оставь его в покое! Не ты ли говорил, что он нужен тебе, как собаке пятая лапа? Уже не помнишь? Что сейчас с тобой случилось?       – У нас с ним любовь! Я это блестяще чувствую! Нам просто нужно поговорить и блестяще устранить все недопонимания, да: он простит меня! Это же Зенитсу – он всегда закрывает на все глаза!..       – А кто рассказывал, что просто использует парнишку для своей выгоды? Я не понимаю тебя!       – Ты ни черта не понимаешь, Ренгоку, потому что ты унылый идиот! Ты не умеешь любить, ты слишком тупой для этого! Да без меня Камадо даже не посмотрел бы на тебя! Думаешь, он к тебе вернется?! Да как бы ни так! Потому что такие тупые кретины, как ты, никому не нужны!       – Что? Ты о чем вообще говоришь?..       – О том, что ты – пустоголовый придурок! С тобой даже поговорить не о чем! От тебя польза только в том, что твой отец полицейский! Иначе бы зачем ты мне сдался?!       – Н-не шути так со мной!       – А никто и не шутит! Счастливо оставаться, чертов придурок! – взвинченный Тенген вылетел в коридор так стремительно, что Сенджуро подпрыгнул на месте, всеми силами стараясь слиться с интерьером. Однако мужчина даже не кинул на него и косого взгляда: лишь быстро обулся и выскочил за дверь, на ходу доставая телефон и дрожащими руками нервно тыкая в экран. – Ну давай же! Давай! Бери трубку, Зенитсу! Это ведь я!       Прикрыв за ним дверь и стараясь унять дрожь, которая неожиданно сковала все тело при звуках чужого разговора на повышенных тонах, младший Ренгоку быстро посеменил в гостиную, робко заглядывая туда. Кёджуро был здесь: с потерянным видом сидел на диване, сцепив руки в замок и уставившись шальными глазами в пол. Как будто все еще пребывал в шоке от услышанного. «Это просто ужасно… – про себя повторял подросток, жалостливо глядя на брата. – Он такое узнал!.. Что теперь делать? Что я могу для него сделать?..»       – Брат?.. – тихонько позвал Сенджуро, вставая рядом, однако тот даже головы не повернул. – Т-ты вовсе не плохой человек! Просто… Возможно, ты поступил неправильно: тебе нужно было найти другой подход! И тогда Тандзиро-сан по-другому бы отнесся к тебе. Я думаю, что тебе стоит и-извиниться перед ним и…       – Но ведь он от этого ко мне не вернется! – стараясь сдерживать рвущиеся наружу эмоции, тяжело проговорил Кёджуро, стиснув руки в кулаки. Тогда Сенджуро сел возле него, и его маленькая ладонь легла на широкое плечо брата, несильно сжимая.       – Ты сделаешь это не столько для него, сколько для себя, брат! Я уверен, даже если поначалу Тандзиро-сан не захочет с тобой говорить, позднее вы сможете видеться. Ведь я знаю, что ты хороший! Ты лучший старший брат на свете! – и глаза Кёджуро только удивленно расширились на его словах. Сенджуро улыбался ему какой-то особенной улыбкой: чистой, искренней и обнадеживающей. Изумленному Кёджуро даже показалось, что дышать в какой-то момент стало легче, а переживания отступили. – Менять что-то всегда тяжело. Но такой сильный человек, как ты, с этим справится еще лучше меня, я верю! И это будет твоя перемена.