Пограничье

Несколько минивэнов ехали по вечерней дороге, внутри никто не разговаривал, не травил байки. Люди, заполнявшие машины, ехали убивать, и явно не чувствовали себя от этого неловко. Дороги были пустынны, а на подъезде к нужному месту вообще не встречалось ни одной, даже случайной, машины. Ни мотороллера, ни велотележки, что так популярны в этом районе. Где-то внизу море билось о скалы в неутомимом ритме. Высокий забор ограждал территорию от любопытных. Кто-то из приехавших прислушался. — Собаки, злые, натасканные. Я займусь — ему кивнули, и мужчина словно растворился в темноте. Хань Чэн второй раз в жизни молился всем известным богам, чтобы они успели предотвратить страшное. Несколько почти неслышных хлопков, тихий взвизг, и снова напряженная тишина. Наконец командир подал знак, и мужчины, одетые в темные камуфляжные костюмы, начали карабкаться на стену, быстро помогая товарищам преодолеть препятствие. За стеной оказался внутренний двор с большим домом, скорее даже особняком. В нескольких окнах горел приглушенный свет, пробивавшийся сквозь тяжелые занавески. Охрану, что стояла по периметру, сняли быстро и бесшумно. На траве виднелись крупные тела собак, из-за темноты породу разглядеть не удавалось, но не особо и хотелось. Е Цзунь, также одетый в форму кивнул на центральный вход и отдал команду проверить другие возможные пути отхода. — Брать живыми, я лично хочу пообщаться с этими самоубийцами, — его голосом можно было резать сталь. Бойцы кивнули и кинулись выполнять приказ. Е Цзунь никогда не был моралистом, но то, что его люди обнаружили, проняло даже его. Комнаты были набиты приспособлениями, которые можно было смело назвать мечтой садомазохиста: дыба, "конь", куча приспособлений для извращенного секса, зажимы, тиски, плетки. Сбруя, состоящая из ремней, колец и цепочек. В некоторых комнатах были клиенты с их "игрушками" — детьми, которых пороли на специальных станках, сделанных под их рост, мальчики в костюмах горничных, медсестер, пышных платьях, с макияжем и в париках, студия для снятия порно... Всего и не перечесть. Клиенты этого вертепа орали в голос, что они не знают с кем связались, требовали, чтобы их оставили в покое — они хорошо заплатили за услуги. Дети с потухшими глазами, со следами от плетей, розог, кнута, с ожогами, и так далее. Е Цзуня трясло от ярости. Он велел связать эти мешки дерьма, заткнуть им пасти и найти всех детей. Сюйгуна, накаченного какой-то дрянью, избитого, видимо, с целью напугать, нашли в одном из карцеров — да, эти милейшие места тут тоже были. Парень что-то бормотал пересохшими, искусанными в кровь губами и пытался выпутаться из рук того, кто его вытащил. Хань Чэн схватил за грудки особо ретивого клиента: — Кто главный? Как узнали про это место? Говори, или я отдам тебя вот тем ребятам, — он кивнул на бойцов Е Цзуня, — они не будут так деликатны. Поверь, общение с ними тебе не понравится. У них тоже богатая фантазия, а тебе пойдёт костюм пони. Взглянув на недобро скалящихся и до зубов вооруженных мужчин, громко возмущающийся любитель "сладенького" начал колоться, как перезрелый орех, и рассказал, как и от кого узнал о "Морском приюте". Услышав фамилию младшего сына одного из действительно высокопоставленных чиновников, Е Цзунь бросил на Хань Чэна насмешливый взгляд: — Все еще хочешь, чтобы все было по закону? — Да, — жестко сказал Хань Чэн. — Хочу, чтобы общественность узнала о деятельности этих субъектов. И хозяина, и клиентов. Хочу, чтобы никакие деньги не помогли им отмыться, чтобы их судили и осудили на пожизненное или приговорили к смертной казни. Смерть — это слишком лёгкое наказание для них. Хочу, чтобы они чувствовали то, что чувствовали их жертвы — страх и стыд. И бессилие. Чтобы никто не мог их спасти, ни деньги, ни связи. — Ну и как же ты этого собираешься добиться, Гений? Мы узнали об этом месте незаконно, приехали и вломились на чужую территорию без каких-либо санкций и прав. Если мы сейчас вызовем полицию и сдадим жертв для снятия побоев и следов насилия, то, в лучшем случае, результаты потеряются, в худшем — они умрут. Все эти мешки дерьма наймут лучших зубастых адвокатов и выйдут чистенькими. А до общественности, с текущим уровнем цензуры в Китае, ничего не дойдет. Ты переобщался со своей Грин. В США, в Британии с такой доказательной базой возможно бы было раздуть скандал. Здесь же нет, ничего не выйдет. — Для начала — привлечь внимание общественности. Пара фотографий, как бы случайно попавших в сеть. Не говори, что не сможешь этого устроить — ты подсунул отпечатки пальцев Норса вместо своих, так что для тебя это дело на две минуты. Полиция занималась пропажей мальчика, нам удалось отследить его перемещение до этого дома. Дело с подпольной лабораторией донорских органов ещё не забыли, там тоже мелькали громкие фамилии и зубастые адвокаты. Но это их не спасло, главарей уже казнили, многих осудили на пожизненное. А ты не думаешь, что единовременная смерть такого количества известных людей повлечёт за собой последствия? Как ты собираешься обставить это? Что делать с детьми? Кто-нибудь вызвал врачей и психологов? Их надо вернуть родителям. Хочешь, чтобы они вздрагивали от каждого громкого звука? Или чтобы они увидели, что их мучители умерли, и до конца жизни продолжали видеть кошмары? Е Цзунь дьявольски улыбнулся. — Ну ладно, Гений, посмотрим, насколько ты устойчив. Звони своему штурмовику, проси помощи, скажи, что вляпался и накопал такое, что сам не справишься. Хань Чэн достал телефон. — Хмурый, бери подкрепление и дуй ко мне. Тут такая куча дерьма, что мне одному не справиться. Я звоню комиссару Циню. — Понял, — Хмурый сбросил вызов, как и ожидалось, он не задавал лишних вопросов. — Комиссар, я нашел мальчика. Притон педофилов, студия детской порнографии и толпа испуганных детей. Мне нужны врачи, психологи и команда быстрого реагирования. Хмурый с ребятами уже в пути. Комиссар, эту кучу дерьма мы будем разгребать долго. Е Цзунь отдавал команды своим людям, те понятливо кивали и шли пообщаться с клиентами. Затем они просто растворялись в ночи, словно их и не было. Е Цзунь же, устав бороться с Шэнь Вэем, стремительно подошел к Хань Чэну, притянул к себе и, жестко поцеловав, сказал: “До встречи, Гений”. Через мгновение на ошарашенного Хань Чэна виновато смотрел Шэнь Вэй. * * * Штурмовики прибыли спустя полчаса. Клиенты притона послушными овцами грузились в фургон, к испуганным детям подошла психолог, пытаясь разговорить. Кто-то молчал, кто-то плакал, и вытянуть хоть какую-то полезную информацию не удавалось. Шэнь Вэй прятал глаза, благо, что прибывшие вопросов о том, что мастер боевых искусств забыл в подпольном гнезде педофилов вместе с офицером ГРУ, не задавали. Хань Чэн рассказывал легенду, как он сюда попал. Все были при деле. Жертв фотографировали и сразу прогоняли по программе распознавания лиц, было уже семь совпадений с пропавшими без вести. Дети, слыша свои имена, начинали истерично плакать, кричать или смеяться. Мужчины приводили их в дичайший испуг, благо, большинство врачей, которые приехали, были женщинами — видимо, комиссар Цинь постарался. Элл обнимала сразу двух мальчишек не старше двенадцати лет, которые что-то бессвязно лопотали. У одного из них не было ушной раковины, шрам выглядел свежим, недавно зарубцевавшемся, у второго отсутствовали оба мизинца. Комиссар Цинь хватался за голову. — Хань Чэн, умеешь ты вляпаться в такое, что хоть стой, хоть падай. Что прикажешь с этим делать? Знаешь, кто все эти люди? — Знаю. Извращенцы и педофилы. Тут велась круглосуточная запись. Хозяин этого заведения подстраховался. Попасть сюда можно только по рекомендации двоих членов клуба. Для начала надо осмотреть детей и сообщить родителям, что они живы. Психологам тут на годы работы. Надо исследовать территорию, если есть карцер, то, возможно, есть и кладбище. — Надо действовать осторожно. Один неверный шаг — и нас с потрохами сожрут. — Надо, — кивнул Хань Чэн, сжимая кулаки. — Мы должны сделать это. Когда притон опустел, Хань Чэн нашел глазами Шэнь Вэя. Он снова ощутил ледяной холод внутри, обида пополам со злостью мешала дышать. И всё-таки он хотел узнать правду. Шэнь Вэй чувствовал себя ужасно: все, чего он так боялся, наконец случилось, и теперь он не знал, чего ждать от Хань Чэна. — Уже поздно, тебе предстоит завтра много работы, — неловко начал он. — Вернёмся домой. Нам надо поговорить, — Хань Чэн чувствовал только смертельную усталость. В одной из оставшихся машин нашлось два места. Шэнь Вэй назвал адрес, устроился на сидении и попытался дышать на счет, чтобы успокоиться. Но впервые за почти четверть века эта техника подвела. Дорога к дому оказалась неожиданно короткой. В квартиру поднимались в напряженном молчании. Хань Чэн прошелся по гостиной и сел на диван. Шэнь Вэй стоял посреди комнаты, опустив голову. — Я не понимаю. Ты и Е Цзунь... Почему?! Почему ты просто не убил меня, подходящая возможность ведь была? Зачем всё это? — Хань Чэн обвёл рукой комнату. — Нет, хорошо, это затеял я, чуть ли не насильно перевёз тебя сюда. Но... Всё, что было до этого? Ты ухаживал за мной, когда я повредил колено, готовил еду, возил в больницу, делал массаж. Почему?! — Потому что мне надоело быть одному! Потому что это холодно и больно — засыпать в пустой кровати, потому что можно сколько угодно говорить о совершенствовании духа и пути воина, но человек — существо социальное! Потому что я влюбился, первый раз за тридцать с лишним лет! Я понятия не имел, что ты перешел дорогу Е Цзуню. Я вообще не знал, что вы знакомы! Хань Чэн отвёл взгляд. Когда Шэнь Вэй сказал, что влюбился, сердце забилось быстрее. Неужели для него так важно это признание? — Почему ты ничего не рассказал? Не считаешь, что я должен был знать? Я рассказал тебе о человеке с твоим лицом, выпрыгнувшем с двадцатого этажа, признался, что затеял всё это, чтобы проверить тебя, а ты? — А что я? Должен был сказать: “Ой, знаешь, у меня есть вторая личность, о деятельности которой я стараюсь не думать, но я не сумасшедший, и мы прекрасно уживаемся друг с другом”? — Я не знаю! Ты вообще собирался рассказать мне, что по вине твоей другой личности я лишился куска памяти, чуть не лишился карьеры и разума, пытаясь осознать, как могут существовать двое настолько похожих людей, если у тебя нет родственников? Твой наставник давно умер, а ты не берёшь учеников, но кто-то повторяет твой стиль? — Я не знаю! — Шэнь Вэй отчаянно вцепился в свои волосы. — Я не умею доверять людям, они всегда либо использовали, либо бросали меня. И тут я встретил тебя, такого необычного, надежного, уверенного в себе, непоколебимого, как скала. Я не знал, что делать со всеми этими чувствами. Я словно был в анабиозе все эти годы, а теперь проснулся. Мне не было дела до того, чем занимается Е Цзунь — еще в юности я запретил себе об этом думать, и у нас получалось гармонично сосуществовать. А потом появился ты. Повинуясь неясному порыву, Хань Чэн подошел к Шэнь Вэю и обнял его. — Мы справимся, — шепнул он в ухо. — Только помоги мне разобраться. Я как будто схожу с ума. Или попал в плохое кино. Позволь мне поговорить с Е Цзунем. Шэнь Вэй робко, неуверенно ответил на объятие, словно ожидая, что его руки сейчас грубо отбросят. — Пожалуйста, не отпускай меня. — Пойдём на балкон, — Шэнь Вэй напоминал потерявшегося ребёнка. Хань Чэн устроился в кресле-гнезде, усадил его к себе на колени, крепко обнял. Шэнь Вэй положил голову ему на плечо и пару минут просто молча смотрел на силуэты гор. — Е Цзунь? — мягко позвал Хань Чэн. Тело в его руках на секунду напряглось, Хань Чэн теснее прижал его к себе. — Шэнь Вэй сказал правду, он не знает, чем я занимаюсь, у него своя жизнь, у меня своя. — Я не понимаю. Кто ты такой? — Я защищаю Шэнь Вэя, оберегаю его от боли. Это очень долгая история. — А мы никуда не торопимся. Е Цзунь начал рассказ.