Серебряная

28. Флешбек. За сегодня отец выпил намного больше, чем обычно. Вроде случилось что-то плохое, но маленькую девочку никогда не посвящали в дела взрослых. Только она всегда чувствовала, когда что-то шло не так, будто своей детской интуицией. Агнесс пыталась уснуть, уже досчитав до трехсот пятидесяти двух. Малышка всегда вела счет перед сном, ведь могла уйти в мир грез только подобным образом. Когда в соседней комнате послышались какие-то звуки, она предположила, что мама с папой решили поздравить ее ровно в полночь: приготовили торт, зажгли свечи, и вот-вот покажутся из-за приоткрытой двери. Девочка очень давно ждала своего восьмого дня рождения, и не хотела, чтобы ее застали врасплох, лежащей в кровати, с сонными глазами. Быстро сев на жесткой постели, ее искрящийся взгляд метнулся к старым часам, на которых было уже далеко за полночь. Нахмурив брови, девочка подошла к стене, за которой точно находилась спальная родителей. Прислонив ухо к холодному бетону, покрытому разодранными обоями, девочка напрягла слух, как можно сильнее. Голосов не было слышно, только непонятные жуткие звуки, не похожие ни на что. Агнесс не понимала почему, но эта неизвестность до мурашек напугала ее. Отскочив от стены, она быстро побежала в комнату родителей. По мере приближения к дверям, звуки становились все громче, только за ними последовал грохот падающих на пол вещей. Крохотное сердечко билось о ребра с невероятной скоростью. Страх овладел ею. Агнесс ворвалась в комнату без стука, без разрешения, распахнув дверь с такой силой, что она звонко ударилась в стену, оставив вмятину. Лик пьяного отца раскраснелся от напряжения: вены на лбу вздулись, а жутковатый оскал, устрашающий злобное выражение мужского лица напоминал хищного животного. Агнесс завизжала во все горло, увидев мать, валяющуюся в ногах мужа. Ее лица совсем не было видно за кровавым месивом. Она не смогла понять, что именно папа сделал с мамой, но это лицо, словно прошедшее мясорубку давало понять, что настрадалась женщина не мало. Сломанный нос, рассеченный глаз, потоки крови изо рта. Ремень отца был накинут на ее тонкую шею, словно на домашнюю собаку. Только она не была питомцем, а отец попросту душил ее. Ее глаза, налитые кровью, с бешеной скоростью вращались в орбитах, и кажется, вот-вот покинут свое место. Тонкие ноги блуждали по полу, ударяясь о встречающуюся на своем пути мебель: комод, кровать. Руки, испачканные в крови, схватились за ремень в попытке ослабить хватку и выбраться, но мужчина был сильнее ее в несколько раз. Эти звуки, которые Агнесс услышала за стенкой – это звуки обрывистых вдохов, которые пытается сделать мама. - Хватит! Ты ее убиваешь! – Закричала маленькая девочка, топая ногами. Но ему было плевать. Он затягивал ремень все туже и туже, а мать открывала рот все шире и шире, в надежде глотнуть хоть немного воздуха. Агнесс зарыдала с такой силой, какой просто не могло найтись в крохотном ребенке. - Мама! Мамочка! Она побежала к своей матери, чтобы помочь ей, но женщина совсем не понимала, что происходит, случайно оттолкнув своего ребенка ногой. Ударившись головой о стену, девочка закричала во всю глотку, обращая на себя хоть какое-то внимание. - Прекрати! – Завизжала маленькая Агнесс, сквозь боль, раздирая горло. И в этот момент, он будто только что заметил свою дочурку, наблюдающую за всем этим. Он резким движением отпустил свою жену, кидая ту на пол, словно тряпичную куклу. Женщина тут же страшно закашлялась, будто вот-вот выплюнет свои внутренние органы. Но она жива и она еще дышит. А отец смотрел на свою дочь, по-прежнему держа в руке кожаный ремень, складывая его надвое. И когда он начал медленно идти на девочку, та заплакала еще сильнее. - Не надо, папочка, прошу…. Мама продолжала кашлять, отец двигался в сторону маленькой девочки, а Агнесс плакала навзрыд, глядя на своего папу молящим о пощаде взором. Зажавшись в угол комнаты, малышка обхватила свои колени руками, до последнего надеясь на то, что ее никто не тронет. Но надежда умерла с первым замахом черного ремня, ударившего в левую сторону лица. Маленькое беззащитное тело девочки улетело на деревянные половицы. За звоном в ушах Агнесс слышала, как кряхтит отец, нанося еще несколько ударов. Агнесс кричала, просила остановиться, вымаливала прощение, непонятно за что. Мужчина был настолько пьян и едва стоял на ногах. Он совсем не контролировал то, что делает. Не познавал ту силу, с которой лупит маленького ребенка. Больнее всего было получать по одному и тому же месту дважды. Кожа тут же лопалась, разливая по полу детскую, ни в чем не повинную кровь. Отец словно сошел с ума. И бил ее до тех пор, пока маленькая девочка не поднялась на ноги, превозмогая бесконечную боль по всему телу, непонятно откуда собрав внутри себя силы. Время, словно замедлило свой ход. Агнесс почувствовала прилив тепла, на кончиках собственных тоненьких пальцах. Ее злость и обида на родителя не знала предела. Крик детской обиды сорвался с девичьих уст. Она возненавидела родного отца до глубины души. И в следующую секунду по стенам комнаты заплясали языки жгучего пламени, медленно протягивающегося в центр комнаты. Девочка испугалась, но не только она. Папа схватил одеяло, небрежно валяющееся на полу, пытаясь потушить адский пожар, но ничего не выходило. От постельного белья оставались лишь угольки. Паника поглотила девичий разум. Она не знала куда податься. Металась по комнате, стараясь обходить огонь, который ее почти не трогал. Воздух в комнате, словно сгорел. Дышать становилось тяжело. Девочка упала на пол, где по-прежнему лежала мама, и ловко поползла к женщине. Но та, кажется, уже даже не дышала вовсе. Обхватив маму за плечи, малышка затрясла женщину, чтобы та очнулась. - Мама, пойдем скорее, мама! – Плакала девочка. Но ответа не последовало. Накалившаяся температура в комнате начинала обжигать кожу. Агнесс услышала животные крики отца, и, обернувшись на звук, увидела, как тот горит заживо, падая на пол. Его кожа обугливалась прямо на девичьих глазах, как подгорающая индейка. Его тело забилось в конвульсиях, выливая лишь бесконечные крики агоний. Закричав от испуга во всю мощь, девочка понеслась прочь из дома. Выбежав на улицу босиком, малышка кричала о помощи. Стучалась в соседние дома, пока одна бабуля не вызвала пожарную охрану. Агнесс стояла на крыльце своей соседки, наблюдая за тем, как от ее родительского дома остаются лишь угольки. Она понимала, что ни мама, ни папа не выживут в этом страшном огне.

***

На прошлой неделе Агнесс очнулась от нетерпимой ломоты во всем теле, обнаружив себя на скрипучей раскладушке в незнакомом месте. Это место оказалось импровизированной тюремной камерой для временного пребывания преступников. Перед тем, как отправиться на свободу или в худшем случае в Азкабан, должен состояться суд над волшебником, для разбирательства в нарушении законов. Девушка была уверена, что дорога ведет ее в самую страшную тюрьму для колдунов и ведьм, ведь количество ее преступлений даже сама Агнесс не могла бы сосчитать. В один день она убила трех волшебников и этого уже достаточно, чтобы понести наказание в виде нескольких пожизненных заключений. Она познакомилась с одним немолодым охранником Стэном, который хоть и не имел на это никаких полномочий, приносил девушке некоторые сведения о том, что происходит за стенами ее камеры. За прошедшую неделю уже прошло, по меньшей мере, двадцать судов над выжившими Пожирателями. Ей было интересно лишь одно: за какой из стен, в такой же камере сидит отец. Не смотря на сложные отношения с единственным родственником, Агнесс была бы рада его увидеть. Она не расспрашивала охранника ни о чем. Скорее он страдал от нехватки внимания и общения, общаясь с заключенной, выкладывая ей то, что очевидно знать она не должна. Девушка никогда не разговаривала с ним, но не из-за того, что имела право хранить молчание, а лишь из нежелания говорить что-либо и с кем-либо. Рассматривая все свои ранения, перед глазами пролетали самые разные воспоминания о том, каким образом она получила столько травм. Спасибо, что вправили нос и промыли глубокие увечья, которые без этого точно бы загноились. Огромный шрам на внутренней стороне пальцев припоминал убийство Беллатрисы Лестрейндж. Фиолетовые гематомы и кровоподтеки на лице пробуждали в памяти смерть Симуса Финнигана от руки Яксли. Шрамы на коленях вызывали мысли о Драко... Она не могла думать о нем без . Стэн спустя двое суток перестал испуганно бежать на ее крики, понимая, что она всего-лишь хнычет. Только для самой Агнесс это было куда важнее, чем бесполезное нытье. Она потеряла в этой войне все, но никто не удосужился ее понять. Состояние девушки оставляло желать лучшего. Травмы на теле заживали очень долго, ведь никто не предоставит Пожирательнице хотя бы мазь от синяков. Из-за небольшой простуды голова болела постоянно; озноб почти не проходил, ведь в камере даже постельного белья не было; по причине дичайшей слабости Агнесс было тяжело хотя бы встать с раскладушки; аппетит пропал напрочь, черствым куском хлеба, выдаваемым раз в день, она наедалась на отвал. Иногда она выкашливала жуткие сгустки крови. Задумавшись о том, что над ней даже не удосужились провести базовую диагностику, Агнесс усмехнулась. Если Пожирательница смерти сдохнет в своей камере, даже не дождавшись суда, вряд ли кого-то это будет волновать. Почти все время, юная волшебница попросту лежала, глядя в потолок. Иногда на нее находило горестное состояние, во время которого девушка рыдала часами напролет, но в основном, апатичное настроение и абсолютное наплевательство на все вокруг сопровождало ее всегда. Самокопания уже не казалось таким топким и вязким болтом. Детство кончилось, а вместе с ним ушли и подростковые поиски настоящего себя. Все мысли занимал прошедший год: все хорошее, что в нем было, и все плохое, что так нагло затмило самые прекрасные дни ее жизни. Смерти, смерти и еще раз смерти.