Et sur l'amour?

      Как прошли остальные уроки, Антон даже не помнит. С того момента, как он вышел из кабинета французского, с его лица не сползала улыбка. И на все вопросы Поза, Шастун отвечал: «День сегодня просто хороший». И в общем, ответ был правдивый. Денёк сегодня, и в правду, удался. На уроках его почти не спрашивали, домашнюю работу проверять не стали, даже никаких самостоятельных или контрольных работ не давали. Прям, какое-то, затишье перед бурей. Единственное о чём жалел Шастун так это о том, что не увидел реакции Попова на его слова. Но и это не так важно.       Последним уроком по прежнему оставалась физкультура. Антон уже хотел уйти, но вовремя опомнился. Он же пообещал пойти на этот урок, хоть и месяц назад, но кого это колышет. Что ж, форму Шастун, как обычно, не взял, а значит придётся сидеть на лавочке. С этой мыслью, Антон пошёл, а вернее сказать поплёлся, в спортивный зал.       Отчитавшись перед Ильей Андреевичем и выслушав от него самые колкие слова в сторону Шастуна, тот сел на скамейку. — Так, а я не понял! Шастун, а чего это мы расселись?! Подъём! — закричал на весь зал Макаров. — Но, как же, Илья Андреевич, у меня же формы нет, — напомнил про очевидное Антон. — Возможно формы и нет, Шастун, зато ноги и руки на месте. Подъём, я сказал!       С ловкостью кошки, с грацией картошки, Антон поднялся со скамейки и стал в шеренгу. — Итак, — начал было Макаров, но к нему подбежала девушка из десятого класса и что-то быстро проговорила, — итак, сегодня будем сдавать прыжки в длину, а Шастун пойдёт к Арсению Сергеевичу, он там на какую-то олимпиаду место себе заработал.       «Что?», — подумал Антон, выходя из спортзала и направляясь к кабинету французского языка. Он не ожидал, что пойдёт на олимпиаду, тем более с французского. Это было, для него, слишком подозрительно и Шастун словил себя на мысли, что лучше бы он сдавал прыжки в длину.       Зайдя в кабинет французского, предварительно постучавшись, Антона тут же прижали к стене и нежно поцеловали. Арсений исследовал его рот своим языком, не давая Антону вдохнуть хоть капельку воздуха. Когда у обоих в лёгких не осталось кислорода, Попов отшатнулся от Антона. — Арсений Сергеевич, не на какою олимпиаду я не иду, верно? — ехидно улыбнулся Шастун. — Ой, Антон, да заткнись ты уже, — прорычал Арсений и подошёл к Шастуну, опять слишком близко.       Между ними будто бы разлили бутылочку с феромонами любви, иначе объяснить ту бурю между их телами было просто невозможно. Их поцелуй затянулся на две минуты, а границ больше не существовало. Попов подхватил Антона и посадил на парту, устраиваясь у него между ног. Шастун тоже подключился, расстёгивая рубашку своего учителя и медленно переходя к ремню на штанах. Терпеть больше не было сил, что у одного, что у другого. Арсений спустился вниз по шее, оставляя багровый след после себя, вырывая из Антона тихие стоны.       Когда одежда осталась позади, а раскалённые до предела тела соприкасались друг с другом, нежные поцелуи не разрывались ни на секунду, а в глазах танцевали огоньки, послышался тихий шёпот: — Арсений Сергеевич, может перейдём к более интересной части?!       Поняв без слов, Арсений развернул Антона на 180 градусов и пристроился сзади. Войдя чуть ли не сразу, он услышал рваный крик со стороны Шастуна, и тут же начал целовать шею своего ученика, давая тому привыкнуть. Почувствовав расслабленность в теле Антона, Арсений начал наращивать темп, через раз попадая по простате и слышав стоны Антона, которые, как мёд, звучали в стенах кабинета. — Арс… — вместе со стоном, Антон излился первым. Через несколько минут, Арсений кончил следом.       В классе французского языка ещё стоял запах страсти и бурного секса, когда Арсений и Антон одевались, поэтому пришлось открыть окно. Когда на ватных ногах Антон уже собирался уходить, его окликнули. — Антон, je t'aime beaucoup! *       Шастун улыбнулся, но всё же ответил: — Je vous aime aussi, Arseny Sergeїevitch! **

***

      Арсений ворвался в кабинет русского языка, как к себе домой, забыв предварительно постучать. Понял это он только тогда, когда увидел полный класс учеников. — Pardon***. Павел Алексеевич, не могли бы мы с вами поговорить, — взглянув на класс из шестиклассников, добавил, — наедине. — Арсений Сергеевич, не могло бы это подождать. Я тут как бы работаю, да и вообще… .       Попов как будто и не слушал коллегу. Он находился в своих мыслях что терзали его, оставляя желать лучшего. — Так, малышня, быстро собрали учебники и тихо по коридорам на выход. Сегодня у вас сокращённый день в честь наступающего праздника, — продиктовал свои правила Арсений Сергеевич не обращая внимания на недовольного учителя литературы. Шестиклассникам дважды повторять не надо было и через две минуты весь кабинет стоял в полной тишине. — Арс, как это понимать? — не унимался Воля, встав из-за стола и направился к французу. — Это пиздец, Паш, — кратко и ясно описал Арсений его состояние, ситуацию и расположение духа.       Такой смене обстановке Павел Алексеевич не удивился, ведь не мог же Попов ворваться в его кабинет и выгнать класс только ради того чтобы чай попить. — Таких слов я от тебя, Арсений Сергеевич, ещё не слыхал, — рассмеялся Паша, чьи эмоции не разделял Попов. — Слушай ты точно француз? Больно хорошо ты знаешь русский, я бы даже сказал, слишком в совершенстве как на француза. — У меня отец француз, а мать имеет русско-украинские корни… Да и вообще какое это имеет значение после того как я это сделал? — удивился Арсений легкой теме что предложил Воля. — Ну, для начала что именно ты сделал? — серьёзным тоном спросил учитель русского, рукой показывая на первую парту, приглашая присесть. — Господи, может и в прям была права Светлана Анатолиевна когда говорила что мне надо увольняться, — он закрыл руками лицо, пытаясь хоть немного прийти в себя. — Арсюх, успокойся. Эта старая мымра хочет чтобы мы все уволились по собственному, но не стоит так из-за этого переживать. В конце концов, ты же ничего плохо не сделал, — всеми силами успокаивал друга Воля. — Я трахнул Шастуна в своём кабинете только что, блять. И ты хочешь сказать что я ничего не сделал?       Повисла немая тишина. Арсений, смотря перед собой на доску, представлял как сидит в тюрьме за совращение несовершеннолетнего. Сколько там за это дают? 10 лет? 12? Он же не думал что до этого дойдёт. Он просто его хотел поцеловать и ни чего больше, но когда Антон попросил его… Нет! Этому нет оправданий. Верно же? — Арс, — Паша взялся за плечо рядом сидевшего друга, — я не советник по этим делам, но разве Антон этого не хотел? — Паш, какая разница хотел он или нет, — тихо, еле слышно ответил Попов. — Да, он хотел. Сам же меня и попросил, а я вместо того чтобы остановится, сказать что это не правильно, — он посмотрел на Пашу, — я исполнил его желание, понимаешь? Какой же я мерзкий. — Арсюх, а ну соберись, — воскликнул Воля и встал перед французом. — Ты же его любишь, так? Можешь не говорить, это видно, — махнул рукой продолжил учитель русского. — Антону через месяц восемнадцать, это два. Он тебя любит в ответ, раз попросил тебя об этом, это уже три. Ну, а в четвёртых, борись ты за своё счастье на худой конец! — закончил Павел свою уверенную речь и хлопнув ладонями, добавил. — Ну, а чтобы ты, так сказать, не усомнился в моих словах, пойдём примем сорокаградусное расслабляющее лекарство.