Безумие на двоих

30 июня 1997

КЕТРИН

Кетрин обожала наблюдать за тем, как он курил. Смотреть, как Тео обхватывает фильтр длинными пальцами, созданными для игры на пианино или для того, чтобы испачкаться в машинном масле, пока он перебирает механизмы, или в грязи, пока высаживает растения на уроке профессора Стебль. А уж точно не для войны, не для отметин от собственных ногтей, когда пытка становится невыносимой, и он сам не замечает, как наносит увечья; не для того, чтобы сжимать палочку до бледных костяшек с готовностью выпустить из кончика запрещённое заклинание. Нет, его руки созданы для каллиграфического письма на пергаменте, когда кисть будто плывет над бумагой, вырисовывая закорючки; для того, чтобы запачкаться углем, когда в голову приходит очередная идея, и он чертит на обрывке бумаги, зарываясь длинными пальчиками второй руки в волосы. Руки, созданные для того, чтобы оттягивать шоколадные локоны в сторону, а затем закручивать один на палец. Созданы для любви, когда он вычерчивает дорожку от подбородка до груди, когда подушечкой водит по ореолу соска, заставляя тот твердеть, когда ласкает ребра, когда сжимает бедра, когда играется с клитором, слегка надавливая и погружаясь внутрь, а затем играет с чувствительной точкой чуть выше, словно на духовом инструменте, зная, когда и куда надо нажать для идеального звучания. Он сделал затяжку, сначала пощекотав вкусом табака рецепторы, затем протолкнув в легкие, наполняя те дымом, и только потом высвободил серое облако. Первая затяжка всегда самая небрежная, чтобы распробовать, пропуская дым в рот и сразу же выпуская. Ещё одна затяжка. Кетрин с интересом наблюдала за тем, как расслабляются мышцы, как дрожь исчезает, он закрывает карие глаза, опрокидывает голову назад, демонстрируя кадык из-за ослабленного галстука, выдыхает, кончик языка скользит по верхней губе, собирая горечь. А после небрежным жестом стряхивает золу, та, кружась, оседает на паркете. Он ждал, пока огненное кольцо прожжёт достаточно бумаги и табака, прежде чем постучать по сигарете указательным пальцем, придерживая большим фильтр. Но, несмотря на то, что Кетрин часами могла наблюдать за тем, как Теодор раскуривал сигарету, она с трудом переносила исходящий от неё смрад, предпочитая находиться в нескольких метрах от курящего. Вот и сейчас забралась на подоконник, — это было не так просто, большие окна находились под самым потолком — коснувшись спиной прохладного стекла. Пока Тео, усевшись на парту в темном углу, курил, прочерчивая горящим концом узоры. — Что сказали родители? — спросил с грустью в горле, выпустив дым. — Ты и так знаешь, — поправила край школьной юбки. — Завтра на вокзале меня встретят родители и заберут нас с Блейзом в Италию. — Точно, — кивок. Сжав фильтр большим и указательным пальцами, сделал последнюю затяжку, туша сигарету о край парты, оставляя очередной темный след. Теодор спрыгнул на пол, за пару шагов преодолел расстояние между ними. — Фу, Тео, — возмутилась Кетрин, когда он опустил голову на её коленки, — Ты воняешь. — На пасхальных каникулах ты была более снисходительна, — рука погладила ногу чуть выше гетры, приближаясь к коленке, остановилась, вычерчивая большим пальцем узор. — Я не смогу без тебя. — Знаю, — руки с двух сторон охватили его голову, заставляя посмотреть на неё. — Тебе и не нужно. Поехали с нами, — поглаживая щеки, сказала она. — Ты же знаешь, я не могу. — Можешь. — Кетрин, — он шагнул назад, вырываясь из теплоты её рук. — Я поклялся ему. — Любую клятву можно обойти. — Но только не непреложный обет, — покачал головой. — Всегда есть лазейки, — уголки губ поползли вверх, — Если хочешь, всегда найдешь способ. Тео замер, брови сместились к переносице, образовав складочку, приобретая серьезное выражение. — Ты ведь не серьезно? — Почему? Я устала, что все говорят мне, как поступать, устанавливают свои правила, — голос повысился на пару тонов. — Я не хочу прожить, как родители, боясь каждого шороха извне, или отказывая себе в чем-то. Не забыл? Я всегда получаю все, что хочу. И я хочу тебя. — Кетрин, нет, — качнул головой, будто только сейчас понимая, в какую игру попал, с кем связался. — Нет, я не могу. — Ты меня не любишь? — с вызовом спросила. Он остановился. Посмотрел в янтарные глаза. — Люблю, конечно, я люблю тебя. Больше, чем кого-либо. — Тогда почему ты не хочешь быть со мной? — Хочу, — шаг к ней, потому что и вправду не мог без неё. — Но не могу. — Значит, любишь недостаточно. — Нет, — пальцы погрузились в пряди, сжимая. Она знала это выражение лица, полное тревоги, боли и отчаяния, такое было при панической атаке. Обычно Кетрин оказывалась рядом, помогая справиться, но не в этот раз. Не сейчас. — Нет, — осел на пол, уронив голову на прижатые колени. — Нет. Сердце сжалось, за секунду пошла трещина по ледяному барьеру, так надежно удерживавшему его чувства, которые затем и вовсе прорвались наружу, ломая преграду. Тут же накатила боль от его терзаний, причиной для которых стали ее собственные слова. Кетрин спрыгнула с подоконника, села рядом. Рука опустилась на плечо, слегка сжимая его, чувствуя острую косточку ладонью. Он поднял на неё глаза, наполненные влагой. Кетрин почувствовала удар в груди. Она не должна была. Не должна была так говорить. — Тео, прости. Я люблю тебя, — прижалась к нему, он развел ноги в стороны, притягивая девушку ближе, обхватил за талию, желая слиться в единое целое, чтобы больше никогда не разлучаться. — Я так люблю тебя, так люблю, — шептал, оставляя легкие поцелуи на коже. — Знаю, знаю. Прости. Она слышала, как его дыхание выравнивается, сердце возвращается в спокойный ритм и как её собственное переставало болеть. Он здесь и это главное, он рядом. Они просидели так еще пару минут, пока зеленая вспышка не осветила небосвод. Змея вылезла из черепа. Это означало только одно. — Кетрин? — Да? — запустила руки в шевелюру, прижимаясь губами к солоноватой шее. — Они здесь, — шептал, посылая каскад мурашек. — Мы будем тут в безопасности, пока они не уйдут. — Там мой отец, он будет искать меня, — вырисовывая руками ключицы, позвоночник, ответил так же тихо, запоминая все ощущения, все изгибы. — Останься со мной, хотя бы ненадолго. — Хорошо. Она вдыхала запах ненавистного табака, запоминая, сжимала ткань свободной школьной рубашки. Затем ей пришлось отпустить его, когда тело директора полетело вниз с астрономической башки, с грохотом разбиваясь о землю. Струйки крови расползались по земле, а взгляд лишился жизни, смотря в никуда. С болью в сердце попрощалась, урвала себе последний поцелуй, имевший вкус табака и слез. Она должна отпустить его.

***

Подняла палочку перед собой, освещая путь «Люмосом». В тускло освещенном коридоре стояла густая пыль. Обломки когда-то цельного потолка лежали под ногами большими, неровными кусками бетона. Студенты из-за поднятого в ходе сражения шума выскочили из гостиных, кто в чем. Несмотря на все усилия Грейнджер и Паркинсон, оставить всех в безопасном месте не удалось. Девушки знали, что случится сегодня вечером. Они должны были уменьшить количество жертв, не подпустив студентов в разгар битвы к Пожирателям. Однако Джинни с пустым взглядом сидела на каменном полу, прижав к себе ноги: на щеке сажа, а рыжие волосы спутались. Она не смогла остановить их, не смогла одолеть Амикуса, когда тот пульнул в неё красной вспышкой. Уизли упала на пол, мучаясь от болезненного спазма, ломаясь в костях, пока ублюдок давился смехом. Её спас Рон, кинув в Кэрроу «Остолбеней». Вот и сейчас Рональд опустился на колени рядом с сестрой, его рука заправила прядь за ухо. Он начал всматриваться в глаза, шепча что-то. Гладил по щеке, пытаясь успокоить, несмотря на то, что собственная рука тряслась. Коридор наполняли раненные Гриффиндорцы. Кто же еще не раздумывая, рванет в бой, игнорируя запрет старосты. Кетрин двинулась дальше, к большим дубовом дверям. Покрытые кровью подошвы её туфель жмякали по полу, оставляя следы. Кажется, раздавшийся хруст под ногами пару минут назад был не обломком стены. Посмотреть вниз и убедиться не решилась. Невилл облокотился на стену, по которой шла трещина в виде молнии. Висок Гриффиндорца был в крови, красные струйки стекали вниз, теряясь в воротнике рубашки. Он сжимал палочку, бормоча что-то. Затем, заметив возле себя девушку, поднял глаза, встретившись с Кетрин взглядом. — Она здесь, — еле слышно, одними губами. — Беллатриса здесь. — Она ушла, — об этом свидетельствовала горящая вдали хижина Хагрида на окраине Запретного Леса. — Они все ушли, — забрав с собой и частичку её души.