Птицы надежды.

***

      А другая лишь наблюдает.

***

      Зима.       Ханджи не особо любила это время года, она, как правило, всегда заболевала, а за окном было крайне мрачно, что только давило на душу. Ривай по-моему тоже не был особо счастлив, но Ханджи до конца не понимала спектр его эмоций, когда она спрашивала его об этом.       Пока что было мерзко. Снег ещё даже не пошёл, не то чтобы лёг. Декабрь, а на улице склизко, влажно и нет дикой холодрыги.       Но Зоэ в этом году особо было не до погоды, хоть снегопада она ждала. Как и нового года. Каждый раз, в честь праздника, устраивался неплохой такой пир на весь корпус, да ещё и пару тройку выходных давали. А для Ханджи это было очень важно.       Она уставала дико. Эти бумажки давили на неё, забирали драгоценное время. Она не успевала уделять значимое время исследованиям. И тогда Ханджи поняла, что как раньше ее работа больше никогда не будет. Это падало тяжелым грузом на хрупкие плечи.       Иногда Ривай пытался ей как-то помочь, и Ханджи убегала хоть на час в лабораторию, но потом там же и засыпала, а пробуждалась уже в кровати Аккермана.       Если бы не он, то Зоэ бы точно спала в кабинете. Она редко доходила до собственной комнаты, но если засыпала на столе, то всегда уже открывала глаза у Ривая. Даже интересно.       Она благодаря этим ночам и проводила время с Риваем. Потому что толком свободы у неё не было, так что она боялась, что их итак хрупкие отношения канут в бездну. Но однако пока что все держалось стойко. Хотя сколько они встречаются? Три с хвостиком месяца?       Ханджи фыркнула, задувая лампу. Сегодня она хотела побыть одна. Нет, ей нравились ночные объятия Ривая, поцелую куда только можно, его бурчание на многие темы, но иногда она так уставала, что боялась этим повлиять на их общую жизнь.       Ханджи вообще не понимала, как он может любить ее тело? Душу — да. Ее саму — да. Но тело?       Ривай тоже был весь в шрамах. Но ее спина, плечи и ноги превратилась в полное месиво после пыток. Она не могла даже на себя смотреть. Там не осталось и единого живого места.       Но Ривай целовал ее плечи и спину так, словно его это и не смущало. Хотя, может и так? Но Зоэ все равно было трудно в это верить.       Но когда она спрашивала себя саму же, смогла бы полюбить такое тело Аккермана, если бы с ним случилось подобное, то ответ был точен — да.       На этом и останавливался поток ее безудержных мыслей о себе и о нем. Раздеваясь перед сном, она не заходила в ванну. Нет времени. Все равно завтра это поймёт Ривая и утащит ее мыться. Даже не смотря на себя в зеркало, Женщина укуталась в тёплое одеяло и провалилась в сон.

***

      Все казалось ложью. Этот воздух, их победа, запах вокруг. То, как говорят солдаты. Какой ценой? За что? Это того стоило? И что им дальше делать?       Ещё идут поиски. Ещё не все потеряно. Ещё есть шанс… Малюсенький, но есть. Нужно лишь найти ее. Всего лишь.       Поиски одной женщины это не так уж и сложно, верно?       Он сам отправляется. Он сам найдёт. И никто не помешает. Раз другие не нашли, то только он сможет. То, что говорят товарищи, не может быть правдой. Он докопается до истины.       Мужчина встаёт, хрустит пальцами, кратко проверив устройство пространственного маневрирования на себе.       «Исправно».       Он думает о таких глупых вещах, но если он упустил ее, то смысл размышлять о таком? Можно сразу за ней.       Всего лишь поиски. Подумаешь. Почему они так уверены, что она мертва? Такого быть не может. Просто скрылась. Убежала. Спряталась. Но не умерла.       Этого он допустить не может.       Мужчина спрыгивает со стены, аккуратно летит в сторону города, если это можно так назвать. Пользуется он газом аккуратно, расчётливо. Его может не хватить. А запасов больше у них нет.       «Я найду ее, — Убеждает он себя. —Найду. Целую и невредимую».

***

      Ханджи проснулась как всегда рано. Работа она всегда работа. Ничего не меняется.       — Вот дерьмо. — Выругалась она, заметив, что ее единственное подоконное растение сдохло. — Прости, дитеныш. — Она поставила щеки на руки. — Мамка за тобой не усмотрела.       Выглянув в окно, она даже не обратила внимания на то, что выпала тонна снега. Женщина отошла от подоконника.       Протяжно зевнув, она принялась одеваться. Сколько она спала? Два часа? Три? Закончатся ли когда-нибудь эти горы документов?       Наверное, нет.       Ханджи натягивает на себя рубашку неизвестного происхождения. В плане, она не знает, чья она. Но все же осмелившись посмотреть на себя в зеркало, она кратко произнесла:       — Ривая.       Конечно, когда она принадлежала мужчине то выглядела лучше. Не была такой мятой, как минимум. Но Ханджи заправляет ее в брюки и становится не так плохо. Хотя про своё уставшее лицо она так не скажет.       Не став зацикливаться на себе, она поправила локоны вечного хвоста и вышла из комнаты. Как же редко она там бывала. Опять на недели две пропадёт.       Зайдя в кабинет, она только удрученно вздохнула. Кажется, работа не уменьшалась. А только росла и росла. Ханджи накинула на плечи шаль, приоткрыла окно, откуда мигом последовал холодный воздух. В кабинете до этого было душно.       Она села за стол, беря в руки первый документ. Почему так много бумаг? Они даже в экспедиции не ходили. Титанов убивали только гильотины, а разведкорпус накапливал мощь после Шиганшины. Все таки девять человек маловато для выхода за стены. Ханджи планировала запустить экспедиции вновь к концу февраля, если погода будет хорошая. Все таки за время после удачного отвоевания стены Марии к ним перешло не мало человек.       — Прекрати! — Кричал кто-то из окна. — Хватит!       Ханджи прислушалась. Знакомый голос. Кажется, это Саша. Она выглянула в окно вновь и только поняла, что там была гора снега. Дети резвились и бесились, а капитан с недовольным лицом наблюдал за всем этим. Она лишь на секунду задумалась. И почему нет? Ну, поспит сегодня ещё меньше. Или вовсе не поспит.       Сняв шаль и надев пальто и шарф, не успев даже застегнуться, она выбежала на улицу, буквально упав лицом в снег. Она лежала, как ей казалось, так целую внешность, лишь хитро шевеля рукой, но ее окликнули.       — Ханджи! Ты с ума сошла?!       Ривай подошёл к ней, поднял за шиворот, а она той самой рукой кинула ему в лицо снежок. Аккерман дернулся, но бросать Ханджи обратно в снег не стал. Она выпуталась, поднялась, довольно смотря на него и одобряя собственную шалость.       Мужчина вытер рукой снег с лица, недобро хмурясь. Наконец подняв на неё взгляд, он сказал:       — Ты даже не застегнута. Заболеть хочешь? Легкие простудить желаешь?       — Ой, не ворчи.       Ривай выгнул бровь, мол, что я не так говорю. С каких пор забота стала ворчанием? Нахмурившись будто ещё сильнее, он потащил ее обратно в корпус.       — Эй!       — Ты вся мокрая. Насквозь, Ханджи.       — Ривай!       Переодев ее в собственную одежду, хотя она итак была в его рубашке, он не смог не поддакнуть ее детской шалости. Снова выпустил на улицу.       Он редко видел ее такой счастливой. Поэтому и не смог. И вышел за ней, иногда получая от самой же Ханджи снежки. Кажется, он становился ее мамкой, которая баловала ребёнка. Вообще прекрасно.       — Микаса, ну нельзя же так сильно кидать… — Приговаривал Эрен, потирая глаз.       — Прости! — Она пыталась помочь ему, лезла руками к Йегеру в лицо, протяжно извиняясь. — Прости-прости!       Ханджи усмехалась, слушая перепалки детей, но и сама частично участвовала в них. Она любила их, эту забаву, этот запах холода. Все было будто идеально.       Через час, когда в Аккермана самого прилетело пару снежков, он увёл ее обратно в штаб. Ханджи бурчала, но от тёплой ванны не отказалась. Как она и предполагала, он ещё и голову ей помыл.       Толком и не поспав за ночь, на следующее утро она проснулась заболевшей. Ривай, увидев ее вид, говорил только одно:       — Конечно, ты заболела. Будто могло быть иначе. — Он сначала позволял ей ещё работать, потому что был согласен, что нельзя задерживать отдачу бумаг. Иначе потом документов будет тьма тьмущая и их хрен разберёшь.       Он давал ей таблетки, ухаживал, забирал с работы раньше, чтобы она больше поспала. Потом он полностью забрал ее к себе, отгородив от дел. Но все было тщетно до того уровня, что потом врач увидел ее и прописал уколы. Мол, он сказал:       — Ваша болячка навалилась на усталость. Немудрено, что пошли осложнения.       Ханджи иногда говорила что-то в бреду, кричала на Ривая, что он должен позволять ей работать, но нет.       — Птицы… — Спросонья однажды сказала она. Температура не в норме — тридцать девять.       — Какие птицы? — Он поменял ей тряпку на голове, заправляя волосы за ухо, хоть те уже были мокрые. — Что за птицы, Ханджи?       Она тогда так и не ответила. Ривай беспокоился, но когда температура спадала, она становилась собой, а он переспрашивал:       — О каких птицах ты говорила?       — Что? — Ханджи поднимала на него вопросительный взгляд. — Какие ещё птицы?       — Ты… Говорила только одно слово пока у тебя был жар. Не помнишь?       — Нет…       Потом снова поднималась температура, она опять начинала тараторить черт пойми о чем.       — Нужно… Забежать на тот холм.       — Какой холм? Зачем?       — Тот. Который идёт через дорогу и гору. Я должна заключить сделку с Богом.       — Ханджи. — Он гладил ее по голове, обращая внимания на себя. — Приди в себя.       — Ты не понимаешь. Я не добежала до холма. Я упала.       Он ставил ей жаропонижающие уколы, стягивая штаны, а она даже не противилась, когда градусник показывал цифры за его пониманием. Как она могла так простудиться?       У неё болело горло, был сильный кашель, насморк. Жаловалась на боли в голове. Ривай пытался помочь, как мог, но обычно она просто говорила с ним. И бред, и совершенно нормально. Ей это помогало отвлечься. Дико.       — Какое твоё любимое время года, Ривай?       — Мне без разницы.       — Какой ты… Скучный! — На выдохе говорила она. Оставалось надеется, что она простудила легкие не так сильно. — Я вот люблю весну. Ну, точнее, апрель и май. Так все… Интересно. Ты вообще любишь хоть что-то?! — Только он собирался ответить, она его перебила. — Ну, что-то, кроме меня.       Ханджи хитро улыбнулась, а он по-доброму закатит глаза. И все же, ее болячка была и его ошибкой. Не нужно было выпускать женщину на улицу. На дворе не лето. Аккерман винил себя, но Зоэ успокаивала его тем, что в любом случае бы вышла. А так, мол, было веселее.       Ханджи становилось лучше только через двенадцать дней. Температура так высоко не поднималась больше, а она не бредила. Он начал приносить ей бумаги к себе же в комнату, но забирал, когда считал, что это уже слишком. Ривай не говорит ей, какая там гора ее ждёт. На четырнадцатый день он вместе с ней пошёл в ее кабинет.       Теперь же жара больше и не было, но слабость ее не оставляла. Ривай не мог так долго с ней сидеть. Он видел, что ей хоть и нравилось его присутствие, но она не была довольна, что на себя он не оставлял и капли своего времени. Поэтому он доверился ее голове, что она не будет так глупа и не перетрудиться хотя бы ближайшие дни. И она так и делала, ложась пораньше, приходя именно к нему, потому что к себе не хотела, а в кабинете душно и неудобно. Он против не был.       Ханджи прижималась к нему, как могла, будто бы и в самой комнате стоял дубак. Он позволял ей это делать. Ривай привык к болезненному состоянию Ханджи. Когда она пережила пытки, то тоже несла бред иногда, но даже тогда он был более… Связный?       — Ты вообще ничего не помнишь, что говорила? — Шептал он ей в затылок ночью, обнимая со спины.       — Нет, Ривай. Вообще.       И он перестал спрашивать. К двадцатым числам, в итоге, можно было сказать, что она почти поправилась. Но эта гора документов на ее столе, накопленная за время болезни собиралась увести ее в могилу.

***

      Найти документы Ривая двадцать пятого декабря у себя в кабинете совершенно случайно, узнав по ним, что у него сегодня день Рождение, было сущим чудом.       На часах было уже двенадцать. Ханджи запаниковала — это правда. Он не говорил о дне своего рождения никогда. Но при этом знал, когда оно у Ханджи и сделал подарок, который и впрямь пришёлся ей по душе.       Но что делать ей?       На столе у неё тонна бумаг. На календаре — день Рождение самого близкого человека. В голове — пусто.       Но все же между Риваем и бумагами выбрать легко. Но из-за простуды, она называла это так, документов накопилось много. Но ничего. Значит, придётся ещё отложить. И на этот Новый год она без выходных.       Благо, Дариус ей разрешил отдать их до начала января включительно. Конечно, ещё строго сказал:       — Командующий Смит так не болел. Будьте добры, соответствуйте.       И Ханджи пыталась справится с наплывшем чувством вины перед Эрвином, и ощущением собственной никчёмности, но бесполезно. Поэтому, закрыв кабинет на ключ, она взяла свои сбережения, которые толком и не тратила и ушла в город.       Кажется, Ривай говорил что-то про то, что ей нужно быть в тепле после болезни. Но да ладно. Она должна ему что-то подарить.       Зоэ оделась лучше, чем в прошлый раз, застегнув все и вся, надеясь, что болезнь не настигнет ее вновь.       Она долго бродила по ларькам, ища то самое, что ей нужно, но обычно ей предлагали то, что совсем Аккерману не подходило.       Ханджи изначально хотела найти расписной чайный сервиз, а может, ещё и заварочный чайник, но пока что было тщетно. Простые белые кружки она покупать ему точно не хотела.       Но она нашла. Две чашки, блюдца и чайник в одном наборе. Основной цвет был нежно-зеленям, края золотыми, а сама посуда расписана мелкими венками из листвы. Внутри чашки были белыми. Чайник обуздал такой же венок по-кругу.       Это, конечно, было не шибко роскошно, но красиво и Ханджи хватило на это денег. Она попросила красиво упаковать, за что ещё и доплатила. Она купила в соседней чайной приличный, потому что ерунду бы он пить не стал, черный чай, положила рядом в коробку, уместив еле как рядом с сервизом и пошла обратно в штаб.       Да, она потратила большую часть своих накоплений. Но и много денег ей было не нужно. И все же Ривай заслужил получить от неё нечто ценное.       Если не учитывать, что это заняло у неё шесть часов, то все было отлично. Найдя чистый лист, она написала ему поздравление и засунула туда же, куда и чай.       С дрожащими руками она закрыла коробку, выбежала из кабинета и подошла к чертовой двери Ривая. Бог знает, сколько она там простояла.       — Заходи уже. — Послышался голос из комнаты. Знает, что это она.       «Я знаю, как ты ходишь».       Ну конечно. Это же он сам ее на ноги и ставил. Ханджи не смогла зайти. Во-первых боялась уронить коробку, если бы не держала двумя руками, а во вторых, просто боялась. Ривай не выдержал, сам открыл дверь.       — Ханджи?       Она молча ему протянула коробку, спрятав взгляд вниз. Зоэ поджала губы, но все равно смогла сказать краткое, хоть и тихое:       — С днём Рождения.       Когда она поняла, что он не берет в руки коробку и сам смотрит на неё испуганно-дико, то больше не стала отводить взгляда.       — Ривай?       — Да?       — Это тебе.       Теперь смелой была Ханджи. Они так стояли и смотрели с минуту, пока Ривай все же не протянул руки. Точнее, Зоэ все это время взирала на него, а он — на коробку.       — Проходи. — Все, что смог сказать он.       — Тебе… Не делали подарки на день Рождение до этого? — Предположила она.       Аккерман бережно поставил коробку на стол, отодвинув в сторону стопки бумаг, закрыл дверь на ключ.       Когда он был совсем маленьким, Кушель устраивала ему что-то наподобие дня рождения, покупала новую рубаху, приносила еду. Но об этом Ривай к сожалению плохо помнил, он был слишком мал. А когда подрос то денег у них почти и вовсе не было.       Нет, ему дарил подарки Кенни. Хвалил больше, покупал желаемую еду, которую приобретал снаружи, давал пару монет на проживание. Но на этом все. Изабель и Фарлан ничего не могли дарить, ни у кого из них не было тогда большого количества сбережений. А в разведке… Он никому и не говорил.       Но Ханджи об этом всем знать необязательно.       — Не особо… — Не стал врать он. — Ты… Выходила на улицу, да?       — Да. — Она уже предвкушала лекции Аккермана, но, кажись, он был в такой растерянности, что даже забылся.       — Ты хоть… Хорошо оделась?       — Да. — С улыбкой произнесла она. — Открывай, Ривай.       И он открыл. Посмотрел молча на чай, а Ханджи лишь глядела на спектр его эмоций.       «Приличный» — Подумал он, с божественной нежностью и аккуратностью ставя упаковку на стол.       Потом шла бумажка. Ривай оглядел ее, собирался уже открыть, но Зоэ притормозила его.       — Нет… — Она положила руку на его, удерживая. — Прочитаешь, когда будешь один.       Ривай кивнул. Раз она так хочет, то ладно. И теперь мужчина перешёл к главному. Сначала он достал блюдца, потом чашки, а потом уже чайник.       Подобное было очень дорогим. А ещё черт найдёшь цветную, да ещё и расписную посуду в их ларьках. Но Ханджи умудрилась. Но она знала, сколько ему нужно чашек и блюдец. Всего по два.       Ей и ему. На этом их общий круг близкого общения и заканчивался.       Ривай долго рассматривал посуду, медленно ставя ее на стол, дабы даже не оцарапать. Боги, как он был аккуратен. Ханджи следила и улыбалась. Знала, что понравилось.       Ривай перевёл к ней взгляд лишь тогда, когда сделал от стола два шага назад, дабы точно не задеть.       — Спасибо.       Ханджи заулыбалась пуще прежнего, чуть краснея. С одной стороны она была уверена, что подарок придётся ему по вкусу, но сомнения все равно терзали ее.       — Но Бога ради, на улицу больше не выходи пока что. Ты только переболела, а там дубак.       — Рив.!       Он сумел заткнуть ее, потянувшись к женским губам. Ханджи ответила, чуть наклонившись, хоть и собиралась ворчать о его отношении к ее здоровью. Но кто-то же должен о ней заботиться.       Она уже изучила характер его поцелуев, которые постоянно были разными, но этот был впервые. Нежность, смешанная… С благодарностью?       Ханджи отвечала, в большей степени доминируя, потому что Ривай потерял рассудок из-за происходящего. Ханджи даже было от этого смешно. Никогда таким потерянным она его не видела. Отстранившись, Ривай вновь подошёл к столу.       — Я заварю чай.       Так они и просидели добрые несколько часов, проведённые за чаем, поцелуями и рассказами. Ханджи уснула у него, снова в его рубахе, а он лёг рядом, прижимая ее к себе.       — Спасибо. — Сказал он, прежде чем провалиться в сон и поцеловал ее в лоб.