Too young to give up

Раньше такое случалось много раз, только что понял он в панике. Это случилось не в первый раз, и он даже не знал в который. Он хотел уйти, но не мог. Бог ему не позволил. Сначала он подумал, что только представляет себе такие ужасные травмы, это было единственное объяснение, которое он нашел, когда через несколько минут после падения обнаружил, что просыпается со своего места на земле и смотрит на себя только для того, чтобы найти мелкую рану. Он думал, что это сон. Это действительно произошло. Изуку позволил душераздирающим рыданиям сорваться с губ. Его руки вонзились глубже в рану, которую он только что открыл, только для того, чтобы она снова закрылась. И снова. И снова. Этого не могло быть. Он попробовал еще раз. Разными методами. Он просил о помощи. Он искал людей, готовых сделать за него эту работу. Он провоцировал других. Снова и снова. И все же он все еще был там. Он не мог уйти. Изуку вскочил на ноги, схватив свое снаряжение и полностью игнорируя, насколько пропитана кровью его толстовка. Он просто в полном отчаянии побежал к одному человеку, который, как он знал, мог ему помочь. Единственный, кто мог ему помочь (даже если Изуку знал, что он не станет помогать, он был слишком добр, чтобы сделать это). Его дыхание было бешеным, и его вопли не улучшали ситуацию. «Используй свою причуду на мне!» Он закричал, плача, как только увидел человека, которого искал. Мужчина, который ему нужен. Он знал, что должен действовать быстро. Нож у его груди, прямо над его сердцем, готовый вонзиться, как только глаза мужчины вспыхнут красным. Он нуждался в этом, он этого хотел. Но бог не дал ему этого, поэтому ему пришлось искать что-то еще, кого-то еще. "Что? Ребенок, что случилось? Ты весь в крови ». - сказал ластик, пытаясь скрыть беспокойство в голосе. «Используй её, давай!» Изуку всхлипнул, упав на колени. Камни болезненно кололи их, и даже если он устал от боли, он чувствовал, что ему она нужна, по крайней мере, он её заслужил. «Ребенок, брось нож, что происходит?» Изуку покачал головой, даже не пытаясь остановить слёзы. «Используй её, используй, пожалуйста . Ты единственный, кто может мне помочь. Используй её на мне ». Изуку умолял. Он умолял Сотриголову и жестокого бога, который решил наложить на него такое проклятие. Зачем давать ему сильную волю к смерти, а затем неспособность умереть. Он не сделал ничего, чтобы этого заслужить. Он хотел уйти. «Нет, нет, малыш. Тебе нужна медицинская помощь; ты истечешь кровью ». - сказал Ластик, пытаясь приблизиться к Изуку. «Но мне нужно знать, что случилось». "Ничего такого!" Изуку закричал. «Ничего не происходит, и в этом проблема! Я не могу умереть! Я хочу и не могу! » Сотриголове было больно слышать чистоту боли Изуку, как будто это все, что он когда-либо испытывал, все, что у него было. «И ты можешь стереть её, так что помоги мне! Будь моим героем и помоги мне, блять, умереть! » Лицо Айзавы побледнело от осознания этого. Кровь по всему мальчику, страдания. Просьба. И хотя он был рад, что молодой линчеватель все еще жив, его попытки (он не хотел знать, сколько, он не хотел знать, как долго и каким образом) полностью провалились. Но он понимал, что значит иметь какую-то причуду регенерации или бессмертия, насколько он знал, они всегда сосуществовали с сильной склонностью к суициду. Фактически, он мог представить себе, насколько печальным было бы просто сказать, что он не может умереть, даже если он планировал жить полноценной жизнью. Смерть была частью жизни, и лишение этого права, независимо от того, склонен он к самоубийству или нет, должно было вызывать неприятные ощущения. И если бы это был 90-летний мужчина, проживший свою жизнь так, как он хотел, Айзава мог бы подумать. Все заслуживали покоя, даже если это было их собственной жизнью. Но линчеватель был не старше 18 лет, и он отказался, эта идея просто пугала его, что его называли бы героем за помощь ему, одному из самых умных детей, которых Айзава когда-либо имел удовольствие знать, покончить с собой, потому что мир не позаботился об этом. Обеспечить ребенку, ребенку, смерть. Он слишком молод, чтобы понимать, что значит отказаться от жизни. Он слишком молод, чтобы умолять о смерти. «Нет, нет, малыш. Ты знаешь, я не могу этого сделать ». - мягко сказал Сотриголова, забирая нож у Изуку. Он хватался за него, как за спасение, но хватка Ластика была твердой. Отсутствие ощущения ручки в руке или острого лезвия, вонзившегося в его грудь, заставляло Изуку плакать сильнее. «Все будет хорошо, малыш». Айзава успокаивал его, бросив нож с крыши и схватив ребенка за руки, чтобы он не причинил себе дальнейших повреждений. «Мы что-нибудь придумаем. Клянусь. Но не время сдаваться, не время желать всего этого ». "Почему?" - прохрипел Изуку. "У меня ничего нет." Он давно потерял свое счастье и цель, у него не было никого, ничто не сдерживало его. За исключением руки, которая нежно погладила его кудри и успокоила его дрожь. "У тебя есть я. У тебя есть время, талант, прекрасное сердце. И что еще более важно, ты все еще в себе ». "Но я так устал. Мне так ... так плохо." Айзава прикусил щеку изнутри. "Я знаю. Я знаю. Ты можешь немного отдохнуть, не вечно, пока нет, и я буду рядом с тобой, когда ты проснешься, и мы все исправим вместе ». Изуку подумал, что впервые с тех пор, как ему исполнилось четыре года, кто-то сказал именно то, что ему нужно было услышать. Он не был удовлетворен, это не избавило его ни от желания смерти, ни от боли, но, возможно, дало ему некоторую надежду. И именно тогда он понял, что лучшее во тьме заключалось в том, что даже самый тусклый свет, казалось, освещал все пути. Изуку рыдал больше, чем за всю свою жизнь. Он испытывал такую ​​сильную боль, что в тот момент было трудно понять, была ли она физической, психической или сочетанием того и другого. Наверное сочетанием. Он так устал, так истощен, но впервые за долгое время подумал, что, возможно, в жизни было немного больше надежды. «Я собираюсь отдохнуть, Ластик». Изуку фыркнул. «Просто ненадолго». "Это нормально. Все будет хорошо ». - мягко сказал Айзава."Я буду рядом". Оба знали, что это только начало еще более трудного пути, что Изуку мысленно не вышел из опасной зоны и, возможно, никогда не выйдет. Это чувство не исчезнет полностью и не будет очевидной основной травмы как от события, так и до него. Но… «Тебе будет лучше, малыш».