Валькирия. Отблески Сириуса

Дом

То место, где кругом

Царит полный покой.

Верни меня домой.

(В дом родной мой).

Нет, я не хотел врываться в драку,

Когда позволял преградам

С ног сбивать меня на землю

И кричать, что не осмелюсь.

После всех ненужных мнений,

После принятых решений,

После стольких километров

Не достигнуть им момента

Что я прошел, когда нашел

То место, где был спокоен и где не был рожден.

Я здесь, сбиваю всю вашу спесь.

Прошу, подайте мне знак.

Я поднял вверх белый флаг.

Так почему мне сняться по ночам кошмары?

Как потерял все и не уберег?

Я далеко, моя жизнь словно кино.

Так скажи мне, почему наш мир настолько жесток?

Прошу найди… Дом

Machine Gun Kelly, X Ambassadors & Bebe Rexha — Home

Russian cover — Daniela

***

      Зед Амато редко рассказывал о своей семье. Может, ему нравилось выглядеть таинственным в глазах друзей и знакомых? Или же он не хотел вспомнить о том, что родители его правили синдикатом, который управлял целой системой звезды Тау Кита. Всю жизнь его готовили к управлению полулегальной системой, что во власти своей имела самый богатый транспортный путь, группы наёмных убийц и пять планет, четыре из которых занимались тяжёлой металлургией. Остальные две с позволения родителей оставались местами спокойной и почти размеренной жизни.       Однако жизнь Зеда Амато из клана Тэагора закончилась побегом из родной системы и пятью годами обучения в медицинском университете. Была бы его воля, он ещё лет пять назад обустроился в больнице и никуда бы не пошёл. Но война с Безымянными Охотниками переросла пограничной стычки в войну народную. После гибели Земли, в республиканские флотилии прибыли отряды добровольцев неслыханного и невиданного прежде количества. И этих героев, после и во время битв, обязательно нужно лечить. Одним из боевых медиков стал Зед, решивший, что все то время, что он проучился в медицинском, требовалось именно для этого момента.       «Слепым» его прозвали только за один случай с Митчеллом Маклаудом.       Митчеллу требовалось сделать инъекцию, что сняла бы аллергию. Амато приходилось сдерживаться, чтобы не хохотать, глядя на выражение бедного Маклауда, опухшего и задающегося от астматического шока, Зед вколол первый инъектор неудачно, от чего Митчелл заорал так сильно, как только мог. — Ты что, слепой! — При этом говорил он так, что понять можно было лишь последнее слово, так как и рот его опух до неузнаваемость. В связи с азиатской внешностью Зеда, детским желанием стать снайпером со зрением в минус один, позывной «Слепой», стал для Амато, как родной.       Так и жил он почти семь лет. Вспоминая о друзьях, которые заменили ему родных. До этого Амато не задумывался о том, как он жил прежде или каким он будет лет через пять. Один и тот же день повторялся, сменяя собой недели, затем месяца, а там и года полетели быстрее ветра.       Всё что хотел Зед Амато, так это почувствовать себя там, где его действительно ждут. Там, где он не будет сыном древнего клана или же врачом, от прикосновения которого всё должно исцеляться. Нет, нет и ещё раз нет. Амато хотел быть нужным кому-то помимо чужих людей, для которых он всего лишь мимолётная встреча. Амато редко рассказывал о своей семье. Потому что его семья была разбросана по галактике и к счастью, вновь собралась в одном ресторанчике, чтобы отметить годовщину их знакомства.       Вот Райли вновь приставал к Эмме с расспросами об её любимых жанрах одного небезызвестного кино. Маклауд вновь заказывал себе закуски и не собирался останавливаться, а Мартинес только подогревала его аппетит, подливая в рюмку остатки текилы.       Казалось бы, что это за семья такая?       Любящая. Ответит всему миру Зед Амато. Такая, в которой его не забудут. Такая, где о нём вспоминают каждый день и шлют смски с одним вопросом. «Ты как?» И ответа могло быть только два. «Хорошо» — и тогда разговор был спокойным, о самых незначительных темах, которые только могли быть. «Плохо» и тогда Эмма Бейкер брала за шкирку Маклауда и Мартинес, через час приезжал Райдер, бравший на себя роль кошелька всей компании. Они долго пили, жаловались друг другу на весь мир, а позже разъезжались небольшой компанией по домам, не забыв поцеловаться и обняться на прощание.       Амато любил каждого из них.       Райли был невыносимым средним братом с шилом в жопе. Но как же с ним было весело!       Эмма — старшая сестрица, запрещавшая веселиться. Иногда она была такой занудой, но только ей слова могли заставить десантный отряд работать как идеальный часовой механизм.       Мартинес всегда считала себя эдакой приёмной мексиканкой, которая ничего не понимала, но сердцем чуяла, что её здесь любят, и будут любить.       Митчелл — обалдуй, дебил, идиот, но без него не было бы этой компании.       А что же с Амато? Зед Амато нравилось занимать место самого младшего ребёнка в этих разношёрстных яслях. Его уважали, ему всё покупали. Он был нужен, потому что только он мог подать утром что-нибудь для сопротивления похмелью.       И всё-таки, как говорил иногда Митчелл: «Миллионы приходят, уходят, не в них счастье. Самым важным на свете всегда будут люди в этой комнате, вот здесь, сейчас».       И кажет, вот-вот пробка от шампанского прилетит Митчеллу в висок, потому Амато метнулся к брату, спасая его от бесславной смерти, по средствам толчка с кресла на пол.