Это Александр, мой новый личный фитнес-тренер.

      Опять незачёт. Лера прекрасно понимала причину (времени из-за всего этого чумного докторства нет вообще, впрочем, как и сил, а весь авторитет в глазах преподов был нещадно истрачен на этом курсе), но от того не менее обидно. Слова возрастного преподавателя, который не по-детски гонял всех, а должников чуть ли не ел заживо, эхом раздавались в голове, будто бы раз за разом отскакивая от стенок черепной коробки и повторяясь вновь и вновь. «С таким успехом Вы, Валерия, можете забыть об обучении в этом университете и заниматься семейной жизнью, но никак не карьерой». Макарова держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться прямо в аудитории, и продолжала держаться, когда шла к Шуре. «Есть проблемы посерьёзнее», — убеждала себя, повторяя, словно мантру. Впрочем, как и всегда. Только вот, если старый хрыч окончательно её завалит, у неё даже семейной жизни никакой не будет. Профессиональный спорт как-никак сильно влияет на здоровье. А о том, какое это на самом деле унижение — когда про парней-одногруппников такое никогда бы за всю историю высшего образования точно не сказали (отругали бы, но не пожелали сидеть дома на цепи мужа и миллиона детей, будто ты ссаный инкубатор) — она почему-то даже не думала.       Она прошла в подъезд, поднялась на нужный этаж и попала в квартиру.       — Привет, — поздоровалась Лера с Воскресенским, попутно снимая с себя верхнюю одежду.       — Привет, Солнце. — Александр облокотился плечом о шкаф.       Макарова разулась и внимательно осмотрела его, закутанного в плед и с растрёпанной причёской. Он сейчас выглядел таким милым и домашним, что в чёрном и спутанном потоке мыслей наконец-то появилось немного света. Слишком мало, чтобы отвлечься полностью, но достаточно, чтобы больше не хотеть к чертям собачьим повеситься. Она измученно улыбнулась, подошла поближе и обняла. Шурик тихо усмехнулся и погладил Леру по голове.       — Милая, всё хорошо? Выглядишь крайне заёбанной… Не хочешь поговорить?       — Да нет, всё нормально. Это неважно. — Она отстранилась и пошла на кухню, желая утолить сильную жажду.       Валерия достала кружку, наполнила её водой и неторопливо развернулась, как тут заметила Воскресенского, что стоял прямо у неё перед носом. М-да. Ходит он тихо, как мышь. На его лице смешались беспокойство, недовольство, строгость и интерес. И если всё ещё можно было пережить, то вот последнее — нет. Если Шуре что-то любопытно, он будет упёрто копаться до последнего. Собственно, именно так он её и нашёл. Кстати, об этом…       — Мне вот кое-что другое тревожит, — перевела тему Лера. — Киря рассказал, как вы познакомились. Всё. От начала до конца, — говорила без строгости и без наезда, но с определённым напряжением так точно. — Если же дело не в клубе, почему он называл тебя Александром, хотя вообще-то друзья обычно так не общаются? А ещё почему вы познакомились так давно, но ты не говорил об этом?       — Ладно, каюсь, рассказал не всё, — сознался он. — «Александр» не потому, что начальство даст пиздюлей, а потому, что я не хотел к нему привязываться. Думал, что он Чумной доктор, пытался выследить, но потом он начал рассказывать про тебя, и я понял, что это ты. — Он говорил, не отводя пристального взгляда от её глаз и не меняя выражение лица. Однозначно, вопрос не поставил его в ступор. — Но я привязался. Понял, что он может быть реально хорошим другом, и у нас, несмотря на возраст и внешний вид, есть очень много общего. Я нашёл друга, с которым можно вместе ходить на митинги и кричать, что мусора — позор России, что сейчас довольно ценно. И изначально я не хотел для тебя проблем из-за него. И перестал с ним общаться, когда ты сказала, ровно по той же причине. И я начал искать тебя ещё до работы у Дагбаевых, даже раньше них. Возможно, только потому я тебя нашёл, а они — нет.       — А теперь? — поинтересовалась Макарова. Она сама не понимала, что сейчас чувствовать. То ли ревновать, то ли радоваться, что ему не всё равно на ещё одного близкого человека…       — А теперь у меня есть хорошая подруга, с которой мне комфортно. — В глазах Шуры появилась странная тоска, которая еле-еле прослеживалась за недовольством. — Я всё рассказал. Теперь твоя очередь объяснить, что случилось.       — Если ты хочешь, я не буду запрещать тебе общаться с Кирей. Если вам обоим так будет лучше, то конечно. Я тебе доверяю, Шура. — Лера положила ладонь на щёку Воскресенского. Он прикрыл глаза и потёрся о руку, но в лице совсем не изменился.       — Спасибо, Солнышко, но ты всё равно не ответила, что случилось.       — Может, ещё даже не всё потеряно. Кирилл не злится на тебя и, скорее всего, пойм… Ай!       Шура, только что слегка укусивший её за кисть, посмотрел на Валерию крайне спокойно, словно ничего и не было.       — Солнце. Мне не нравится твой вид. Всё точно хорошо? — спросил он настойчиво.       Макарова глубоко вздохнула.       — Родной, послушай, это не так важно. Сейчас есть проблемы куда серьёзнее, — спокойно ответила Лера, убирая руку, чтобы Шура её больше не кусал. — Например, приговор Романова, — пояснила она, увидев непонимающий взгляд друга.       — Тебя ещё покусать?       — Шура, твою мать.       — Я могу.       — Не надо.       Воскресенский собирался приблизиться, как тут она запротестовала.       — Ну подумаешь! Незачёт! Было, проходили! Выпрут, так выпрут! Переживу! А тебя этот еблан со свету сведёт своей «любовью»!       Александр посмотрел на неё крайне удивлённо. Причём, удивление это отнюдь не приятное. По одним только глазам можно было понять, что он негодует. Сильно негодует. В мыслях, наверняка, ещё матерится и грязно ругается.       — Ты… прикалываешься?.. — спросил он. — Тебя могут выпереть, а ты волнуешься обо мне?.. Серьёзно?.. Солнце, это реально проблема…       — Но сейчас это далеко не так важно.       — Вовсе нет. Это наоборот очень важно. — Воскресенский попятился назад и облокотился поясницей о стол. — Ладно я. Я уже привык к этой жизни. Я готов скрываться и уезжать отсюда, а…       — А если ты не уедешь? И куда ты вообще уезжать собрался? — нетерпеливо перебила Валерия. — Думаешь, он не будет тебя искать? Не будет тебя снова ломать? Ты в более опасном положении!       — Я привык! Какая разница? У меня что так срок годности скоро закончится, что так!       — Какой срок годности?! — Лера подошла ближе к Шуре и мягко взяла его за ладони. — Ты же не колбаса и не хлеб, чтобы у тебя был срок годности… Ты человек. Обычный человек.       — Не обычный и не человек. Я наёмник. Для меня нормально жить с мыслью, что я не доживу до тридцати пяти, попаду в плен, меня будут пытать и тому подобное. — Он спиной аккуратно взобрался на стол, оказавшись в положении сидя. — Знакомому мне в лицо наёмнику, который прожил самую долгую жизнь, было тридцать восемь, когда его убили. Это был мой лучший друг. И никого не было в тот момент рядом, чтобы не дать ему погибнуть. Звучит дико, но, боюсь, я совершенно не удивлён.       «Так не может быть. Люди не должны так спокойно относиться к этому. Это же дикость. Кошмар. Дикость и кошмар…» — безостановочно вертелось в голове Макаровой. Все нормальные рассуждения кончились. Остались только дикость и кошмар.       — Я понимаю, что для тебя это страшно, чужеродно, непривычно, — вымолвил Шура, словно прочитав её мысли. — Я свой выбор сделал ещё десять лет назад, и теперь это не отменить. Мне жить с этим выбором до конца жизни, а у тебя всё впереди. У тебя семья, друзья… В общем, им было бы неприятно, если бы у тебя вся жизнь пошла под откос. А мне не то что неприятно будет… Я буду злиться. Иди сюда.       Воскресенский слегка раздвинул ноги, позволяя Лере к себе прижаться. Она крепко обняла него.       — Пожалуйста, поговори с этими, — выделил он слово (в этом они очень схожи) интонацией, — и договорись о каком-то отдыхе. Учёба — это очень важно. Тем более в меде. Восстановление — процесс долгий и муторный, который не стоит твоих нервов и сил, поверь, солнце. Если они не захотят, я сам приду к ним. И разговор этот будет не самым приятным.       — Шура, не надо, — пробубнила она ему в макушку.       — Солнышко, это ведь действительно серьёзно. — Он обхватил её покрепче и погладил по спине. — С Дагбаевыми приходится сталкиваться раз в месяц, а учёба преследует пять дней в неделю. Если твои боссы и правда не такие мрази, как ты говоришь, то пусть пожалеют тебя. — Шура коротко поцеловал Макарову в шею и потёрся острым кончиком носа о тонкую кожу. — Ты всё ещё можешь со мной говорить, если хочешь. Я не кусаюсь, — добавил он шёпотом.       — Ты буквально пару минут назад укусил меня за руку, — смущённо подметила Валерия.       — Ладно, возможно, я малость приукрасил. Но больше кусаться не буду, обещаю. — Воскресенский выдержал небольшую паузу перед тем, как вновь заговорить с широченной улыбкой, которая отчётливо чувствовалась в голосе, несмотря на то, что Макарова не видела его лица. — Если только сама не попросишь.       Макарова тихо рассмеялась и немного отстранилась от него, чтобы заглянуть в синие глаза. Она посмотрела на хитрую гримасу Александра, а затем осторожно поцеловала в почти незаметную горбинку на носу.       — Какой ты дурацкий, я не могу, — Она отошла окончательно и налила ещё одну кружку воды.       — Но тебе же это только нравится, верно?       — А кто-то сказал, что мне не нравится? — Лера слегка ухмыльнулась.       Во всём теле царило приятное чувство тепла и уюта, которое появляется несправедливо редко. Точнее, появлялось. С тех пор, как в её жизнь странным образом вклинился Воскресенский, став вполне обычным явлением, всё перевернулось с ног на голову. Она могла быть с ним по-настоящему откровенной, без тупых секретов (в отличие от того, как это бывает даже с лучшей подругой, которой лучше не рассказывать о своём геройствовании). Иногда кажется, что он реально какой-то волшебный, неземной… Интересно, что он думает на этот счёт.       Развернувшись, Лера заметила искреннюю улыбку на лице Шуры. Очевидно, пока она стояла спиной, он разглядывал её. Но когда понял, что замечен, тут же очухался от своеобразного транса и отвернулся.       — Ксюша, кстати, снова приехала в Питер, чтобы присутствовать на слушании, — будничным тоном проинформировал Воскресенский. — Она писала последний раз три часа назад, что заседание началось. Думаю, скоро должно закончиться. — Он глубоко вздохнул.       — Надеюсь, что его в тюрьме будут жёстко ебать каждый день, — буркнула Лера ужасно раздражённо.       На какое-то время в комнате воцарилась гробовая тишина.       — Я, конечно, всё понимаю, Солнце, но с каких пор ты желаешь… кхм… такого?.. — немного удивлённо заметил Шурик и наконец-то слез со стола.       — Ему можно. Тем более, чтобы неповадно было впредь промышлять незаконными делами и ломать чужие жизни.       — Да нет, всё нормально… Просто… непривычно слышать это именно от тебя, знаешь…       Александр уже хотел покинуть комнату, как Лера резко притянула его к себе, обнимая со спины. Тот слегка опешил, но затем тихо усмехнулся, накрыл её ладони сверху своими и уложил голову на её плечо.       — Сколько мы с тобой не виделись?.. — еле слышно спросила Лера, слегка поглаживая складки пледа, в который было облачено чужое тело. Воскресенский явно смутился, возможно, даже покрылся с ног до головы мурашками, но положения не сменил.       — Почти две недели. А что? — подхватил он её томный тон.       — Да ничего. Просто сильно соскучилась, — сказала Макарова игриво и запустила одну руку под покрывало, под которым оказался голый пресс.       — Ай, блять, холодная… — Шурик рассмеялся, но когда Валерия попыталась вытащить руку обратно, не позволил. — Ну уж нет. Грейся давай, Капитанша Сосулька.       Макарова слегка прикусила бледную кожу его шеи. Шурик громко промычал и прогнулся в спине, только сильнее подставляясь.       — Прости… Просто это было… неожиданно…       Лера тихо рассмеялась и оставила невесомый поцелуй сухими губами на месте укуса.       — А это тебе месть такая.       Она довольно улыбнулась, заставила себя отстраниться и ушла в гостиную, оставив Александра в гордом одиночестве умирать изнутри от переизбытка эмоций. Он демонстративно покряхтел, обращая на себя внимание, и воткнул руки в боки. Шура попытался состроить на своём лице что-то похожее на раздражённость, но по итогу только больше её рассмешил.       — Ты похож на злое облако.       — Ну всё. Тобі пизда, — пригрозил Александр и уже хотел подлететь к ней, как тут резко остановился. — Или не пизда. — Он потянулся рукой куда-то под плед (куда?..) и достал телефон. Воскресенский задумчиво вглядывался в экран, медленно подходя ближе к дивану. Вскоре спокойствие сменилось удивлением, даже шоком.       — Что там?       Александр не ответил, лишь молча протянув телефон. Он сел рядом с Макаровой и внимательно наблюдал за её реакцией.       На экране светились сообщения от Винограденко. Ксения: Прими мои искренние поздравления: Романову 20 лет дали [17:52] Как-нибудь отмечать будешь?) [17:52]       Лера подняла взгляд на друга.       — Разве это не хорошо? — радостно спросила она. Глаза светились.       — Хорошо, но… если он вдруг выйдет раньше времени…       — Пусть только попробует, и я изобью его арматурой.       Шурик посмотрел на неё с нескрываемым испугом.       — В тихом омуте… — пробубнил он себе под нос и глубоко вздохнул. — Так вот. Я боюсь, не озлобится ли он сильнее…       — Не озлобится. С арматурой в заднем проходе сложно злиться.       — Какая муха тебя укусила, что у тебя такая жажда крови и насилия?       — Ты укусил. Уже забыл, что ли? — Она широко улыбнулась.       Александр растерянно уставился в одну точку и прижался к подруге, положив голову ей на плечо. Макарова приобняла его одной рукой, а другой успокаивающе погладила по голове.       — Всё будет хорошо, не нервничай.       — Я за тебя нервничаю.       — И со мной тоже всё будет хорошо. Шур, прорвёмся.       Воскресенский потёрся о плечо Макаровой, как ласковый кот. Она поцеловала его в голову и обняла крепче. На языке вертелись слова, которых прежде никогда там не было.