The Confrontation

      Хорошо, что тарелка уже была отодвинута, иначе она бы поперхнулась. Бокал, что уже поднесла Хюррем к губам, замер в паре сантиметров от цели. — О Рустеме? — Именно о нём.       Разумеется, Ибрагиму небезразличен Рустем: в последнее время не без помощи Хюррем бывший конюший начал набирать особую силу, в недалеком будущем, возможно, способную помочь ему войти в Совет Дивана. А это явно не было мечтой Великого Визиря, скорее страшным сном.       Хасеки поставила металлический бокал на стол, отогнулась на спинку стула, провела языком по десне. Затем резко подняла глаза на пашу. — И что же Вы хотите мне сказать? — В прошлом месяце, как Вам известно, мы все возвращались из похода, в котором провели немало времени. И всё это время Рустем-паша, повторюсь, так дружный с Вами, неотрывно следовал за повелителем… — … А значит, выполнял свой священный долг, так?       Он посмотрел на неё, но не ответил и продолжил свою речь: — …за повелителем и за мной. Да так тщательно, что его люди напали на меня однажды ночью.       Хюррем изобразила очень яркое изумление. На самом деле, про это происшествие она знала, но, так как оно свершилось давно и не увенчалось успехом, а также оглаской, хасеки и не вспоминала о нём. — Вы ведь понимаете, насколько серьёзные… — Эти обвинения, да. Но их серьёзность есть ничто по сравнению с серьёзностью свершенного деяния.       Хюррем поджала губы, не стала снимать обвитые вокруг чаши пальцы, как хотела прежде, и исподлобья взглянула на Ибрагима. Сдаваться она не собиралась. — Вы хотели сказать, не совершённого. Ведь Вы сейчас передо мной, живой и здоровый. — Физически, да. Я многое видел, но, знаете ли, трое незнакомцев с мечами, появившиеся из неоткуда среди ночи — такое себе зрелище даже для меня… — Что ж, но среди них ведь не было Рустема-паши, иначе бы Вы о нём упомянули, правда ведь? — А зачем ему там быть, Вы что, конечно нет! Он не настолько отчаялся, чтобы самому бросаться в огонь. Гораздо разумнее было послать наёмников, что он и сделал. — Что ж, на Вас напали наёмные убийцы. Это и впрямь было бы печально, если бы я сейчас не лицезрела перед собой Ваш лик. Но с чего Вы взяли, что виной тому Рустем? — А кто ещё, госпожа? Кому интересен такой исход? — Вы льстите себе, раз считаете, что на свете мало людей, желающих упадка Ваших дел. — Это так, но я ведь знаю, о чём и о ком говорю. И мы с Вами оба тем более знаем, кто желает моего упадка более других.       Он многозначительно посмотрел на неё перед тем, как пригубить бокал вина. От этого взгляда по спине её, покрытой зелёной расшитой камнями тканью и завитками огненных волос, пробежала тень холодка. — И что же Вы, позвали меня сюда для того, чтобы сообщить, что обвиняете Рустема в покушении месячной давности? — Нет, — усмехнулся он, возвращая бокал на стол, — госпожа, я позвал Вас для того, чтобы сообщить: как бы Вы не старались, дела Ваши, особенно обращённые против меня, никак не получится скрыть. И я уверен, найдётся повод, что заставит меня Вам их припомнить. — Жду его с нетерпением. А я однажды припомню Вам Ваши лишь на догадках основанные серьезнейшие обвинения, обращённые ко мне. — Значит, жду и я.       Воцарилась звенящая тишина. Много мыслей пронеслось в голове Хюррем, пока она «как ни в чём не бывало» мучала приборами еду в своей тарелке. Внутри неё вёлся такой бурный диалог с самой собой, что она позабыла на миг о существовании паши. А потом вспомнила, решив с нервным смешком к нему обратиться. — То есть, Вы действительно хотели сообщить мне лишь это? — Ну что Вы! Я хотел провести время с великой хасеки, пока есть такая возможность. К тому же, ещё раз увериться в том, что Ваши дела сейчас в порядке.       Бред, сумасшествие. Он заставил её понервничать этой ночью, а теперь удивляет пустяковостью дела. Само по себе оно, конечно, не пустяковое, однако факт того, что до конца его не раскрыли и в итоге, по большому счёту, замяли, всё в корне меняет. Это заставило женщину ответить несколько раздраженно: — Всё отлично, паша! Не беспокойтесь.       Лучше своими делами занимайся, а в мои не лезь!       Она ответила на его улыбку наигранной своей и отвела глаза. Остаток вечера шёл в тишине. Они молча ели. Пару раз Ибрагим подмечал что-то, но Хюррем либо не удостаивала его ответом, либо равнодушно бросала какую-то фразу и отворачивалась. Сперва паша с этим мирился. Затем, к десерту, перестал. — Отчего Вы погасли, госпожа? — поинтересовался он, когда последняя служанка, украсившая стол третьей тарелкой с щербетом, покорно склонив голову, отошла.       Хюррем резко вскинула на него опасно пылающие глаза. Он поспешно исправился. — Я не смею упрекать Вашу красоту и энергию, не подумайте, её можно только воспевать. Я имею в виду этот вечер. Вы были гораздо более разговорчивы в начале. Сейчас же словно Вам сообщили плохую новость, хотя никто сюда не заходил. Может, Вас мучает мигрень?       Мучать меня можешь только ты… — Благорю, но нет, паша, — произнесла Хюррем, тут же о том пожалев. Стоило бы соврать и уехать, однако огоньки, светившиеся в карих глазах собеседника, отчего-то заставили её продолжать говорить. — Просто Вы меня удивили и заставили задуматься.       Лицо его озарилось слащавой улыбкой. — Как приятно осознавать, что я есть причина Ваших дум… — Уверена, что и я есть Ваша. Иначе Вы бы проявляли ко мне гораздо меньший интерес.       Он приподнял бровь.       А затем приподнялся сам.       Хюррем не успела оглянуться, а фигура его, облачённая в парадный кафтан, уже двигалась в её сторону вдоль европейского стола. Она как-то растерялась, инстинктивно помотала головой и с удивлением обнаружила: они остались наедине, хоть она и шороха лишнего не слышала. И как это служанки успели испариться, причём, все до одной?..       Когда Хюррем вернула глаза к паше, он уже возвышайся над ней. Он вдруг заточил её в плен своих рук, опустив ладони на края спинки стула и тем самым зажав её меж ними. Она не могла ничего поделать с тем, что чувствовала: её лицо, скорее всего, походило на лицо испуганного зверька, загнанного большим злым зверем в ловушку.       Ястреб загнал голубку; ей больше некуда лететь. — Что Вы… делаете, паша? — выдавила она. — Вы правы, госпожа. Вы есть причина моих дум.       Он произнёс это как-то свирепо, почти сквозь зубы. Весь он напрягся, даже вены на шее проступили. Он приблизил лицо к её лицу так, что дыхание его опаляло её щёку, а щетина колола нежную кожу. Она вжалась в стул. — Что Вы хотите этим сказать?.. — Вам стоит быть аккуратнее. Я просчитываю Ваши ходы даже тогда, когда Вы того не ожидаете.       Она не понимала его внезапного настроения. Она не понимала всего его. И ей не нравилось то, что он уже второй раз заставал её врасплох. А ещё то, что она и не думала в эти моменты о том, как выглядят эти их в прямом смысле столкновения со стороны. Положение жертвы её не особо устраивало, хоть она мало что могла с ним поделать в тот момент. Однако попытаться стоило, и Хюррем произнесла ответ, что должен был быть твёрдым, хоть и получился совсем противоположным тому. — Как будто я того не знала…       Её шею терзал огонь. Его дыхание было огнём. Она невольно вдыхала его резкий своей непривычностью запах. — Вы так многого ещё не знаете…