Рыжий

дайте мне треуголку я вишневую косточку выстрелю волку прямо в лоб

Если бы тогда, в темноте сквера у новой съемной, Серый не решил повернуться на раздающийся свист, возможно, ничего бы и не произошло. Но он повернулся — и трое, учуяв добычу, двинулись к нему — и произошло. — Че, куда спешим? Когда Олег видит его первый раз, сразу ясно — пидор. Начало ноября — лужи морозит первым льдом, а он поправляет волосы из своего свитера — уебанского цвета, в серости двора бесит еще больше. Вадик хмыкает с предвкушением — заебись, цель найдена. На этажном балконе продувает — Олег уворачивается от ветра прикуривая, но потом все-таки еще раз — смотрит на удаляющуюся фигуру — и чувствует, как Вадик ловит его внимательный взгляд. В темноте сквера, как и вблизи — все такой же рыжий, смотрит прямо и так — надменно что ли? словом, как сука. — Есть че? — Может, что и есть. Ты дурак? — думает Олег быстро и смотрит в глаза — в отблесках дальних фонарей видно только общее — готовность к обороне. Готовность становится действием — у Вадика от перцовки еще час не проходит кашель — вот же сука. Олег гонит того до самой станции почти, через всю улицу — бежит, как в последний раз. Но ловит случайно — и так приятно. Через несколько дней Серый в лифте почти нажимает на свой пятый, двери почти щелкают, когда вдруг кто-то жмет второй раз на кнопку — распахиваются. Это лицо Серый запомнил хорошо, бежал за ним до станции — а хуй тебе, в детском доме номер пятьдесят семь и не на такие дистанции гоняли. В лифте стоят в тишине — Серый напрягается поначалу, но потом кажется — да че он мне здесь сделает? Как только двери захлопываются со звоном, кажется, уже при поглядывании на грозное лицо — блять да че только ни сделает. Лифт стоит без нажатого этажа. — Тебе какой? Вот это джентльменство. Голос у него низкий, грубый, но не такой, как там — на углу первый раз. — Восьмой. Олег нажимает молча — Серый смотрит на грязные, чернеющие ногти, весь узор кожи выступает от забившейся пыли — костяшки сбитые, но подзажившие. Блять, вот бы он сейчас до него доебался — как хотелось хоть немного повода, чтобы плюнуть тому в его мерзкое небритое лицо. Но он странно молчал. По ощущению где-то на шестом он тянется в карман куртки, и Серый ловит движение мгновенно, чуть отступая по инерции. — Че ссышь, рапунцель? — ухмыляется тот, и крутит колесико зажигалки — подносит к восьмой кнопке — пластик плавится и чуть дымит. Серый улыбается в шарф — от него пасет бензином, он его что, пьет? Через несколько секунд лифт тормозит, чуть вздергиваясь, Серый тревожно выходит — оставлять этого ебанутого за спиной неприятно. Зато как приятно кинуть улыбчивое: — Долбаеб. Олег почти выпрыгивает, но двери щелкают, не давая шанса — рыжая падла заворачивает к лестнице и уже стучит подошвой — наебал, сучонок. Олег хочет разозлиться, даже думает сначала тормознуть этажом ниже — успеет еще поймать, а потом как-то резко — да пусть. Даже как будто весело — тощий, стремный, а такой борзый, что это даже вкусно — хочется его еще и еще дразнить, гнать ради забавы. Олегу нравится за ним побегать. Олегу нравится за ним побегать — когда в темноте арки через неделю Серый замирает, задыхаясь, перед закрытыми воротами — блять! — Волков замедляется, чувствуя, что загнал дичь первым — и она его. Что с рыжим делать, Олег не представлял — вот-вот нагонит Вадик с пацанами, и надо будет дать результат — не пиздеть же с ним здесь. Но как-то само получается: — И хули? Только время потратили. — А че ты все за мной бегаешь? — рыжий неожиданно подался вперед, наступая, и от такого напора Олега почувствовал, что почти шагнул назад, но все-таки остался — парень стоял теперь так близко, что можно было видеть еще полупрозрачный пар от наступающего вечернего мороза из его рта. Он дышит ему в лицо несколько секунд, а потом улыбается по-гнидски так, что Олега снова пробивает злость.  — Понравился? Вадик забегает через секунду, разводит руками довольно: — Ну и че ты? Мы ж к тебе по-человечески, а ты опять — ни себе, ни людям? Рыжий ухмыляется и как будто даже не боится: — Иди на хуй. И псину свою со спермотоксикозом забирай. Как красная тряпка — ты че там тявкаешь сука — Олег тормозит, только когда Вадик тянет за рукав куртки — порвал весной, синтепон так и лезет на локте — рыжий отбивался до последнего, баллончик улетел — Вадик выбил ногой быстро и метко, стоило повалить тощего на землю — волосы возятся в луже, когда густая кровь вдруг течет из чужого носа — отрезвляет, хотя Олег его лица и не касался даже. — Хорош, — Вадик тащит все еще — дыхание сбилось, во рту пересохло. — Че-то так не по-джентельменски к нашему спонсору. Я повторяю вопрос — может, нашлось, че искалось? Рыжий молчит, поднимаясь — грязные волосы пачкают лицо, вытирает кровь рукавом своей пидорской куртки, размазывает только еще больше. У него дрожит рука — и Олег смотрит на эти костлявые пальцы — да прекрати ты блять трястись не беси меня еще больше — давление подскакивает, становится так жарко. Олег отходит — пацаны быстро завершают процесс — без удовольствия, ведь все шоу пропустили и ни в чем не поучаствовали — трясут кусок тряпки, сумку, над асфальтом — налички никакой, только всякая хуета — тетради, альбомы, карандаши, помада, блять, или что это? — словом, бабское дерьмо. Парни выскакивают быстро и разочарованно — еще пара раз и интерес к залетевшей пташке совсем угаснет — возни дохера, профит — близится к нулю. Олег идет последний и оборачивается быстро — смотрит, как рыжий собирает все обратно и — блять. Ну. И как-то режет, короче. Как-то странно — ночью Олег валяется на продавленном диване без сна, хотя вставать через четыре часа. Рыжий никак не идет из головы — он сопротивлялся нещадно, по-зверски впился Олегу в руку, вон — под желтым светом в ванной видно разодранную кожу, сука. Это, конечно, даже не ущерб — но… как-то все равно задевает. От такого сопротивления чувство появляется мерзкое — одновременно ярость сплетается с таким отвращением к себе — когда тот утирает кровь из-под носа и с губ своей трясущейся рукой — щемит пиздецки. Олег прокручивает несколько раз эту руку в голове — и вблизи — жилистая и костлявая и ногти крашенные, и чуть дальше — узкая ладонь, белая, даже бледнее его лица. Понравился? — пошел нахуй, сука. Волков зло отворачивается к стене — че он за херню несет? Пусть вякнет еще раз — он ему язык вырвет. Еще раз не случается, но вырвать язык ему хочется — Олег задерживается на смене, глаза закрываются на ходу — во дворе тишина, даже окна уже не горят — у подъезда тачка светит подсветкой. Олегу похуй, чья эта мазда, мало ли заезжающих, но, когда взгляд падает случайно на лобовое, Олегу вообще не похуй, оказывается. Там рыжий сидит на пассажирском с… с каким-то мужиком. Сосался только что. Олег от шока даже тормозит, но потом пробегает быстро к двери — даже стыдно — че ты ныкаешься? хули тебе будет? хоть в оба глаза обсмотрись. На этажный балкон все-таки выходит — ниче не видно. А че ты там увидеть хотел? — спрашивает что-то внутри ядовито, зло. Олег от накатившей на себя злости бьет дверью балкона — та шатается, скрипит несмазанными петлями, сори, соседи. Олег не видит больше рыжего несколько дней, потом — неделю, начинает казаться — может, тот свалил от потенциальной травмы подальше, что в общем-то не в его характере как будто. Зато вполне в его — курить на десятом на общем балконе в 02:51. Олег сюда приходит типа за медитацией — смотреть в даль панелек и думать о своей проебанной жизни, у него окна на ссаные гаражи, и виднеющуюся вдали шумящую железку станции — и так тошно, а здесь — ну, простор. И обычно здесь не было ни души. Хотя вроде у рыжих ее тоже нет, так что считается за ноль. От скрипа двери тот оборачивается мгновенно. В секунду между статикой худой спины в той самой пидорской куртке и взмахом его волос — Олег бегло думает — бля ну не может же снова он. Но — он. Как-то несвойственно кольнуло в пальцах, но Олег двинулся уверенно.  — Ты че, следишь за мной? — Да. А че — пусть стреманется. Стоят в тишине. Серый замирает, как птичка на жердочке, занимая минимум пространства — обнимает сам себя за плечо. Олег смотрит снова на эти тонкие пальцы — в темноте ночи словно узкие белые стебли. Рыжий докуривает как-то нервно, тушит — блестит огонек, и спускает вниз — разок отлетает искорка. Когда дверь уже скрипит финалом ночной встречи, вырывается как-то само: — Стой, — в груди нелепо клокочет, последний раз и не вспомнить как когда — даже сравнить не с чем. И че ты ему скажешь — просто давай еще постоим? Ты ебанутый? — Че? — тот поворачивается медленно, но добавляет резко, ядовито, — у меня нихуя нет. Я иду спать. Прошу, отъебись. — Олег молчит, пораженный простым ощущением — вот такая у тебя цена, Волков — ты просто функция. Злость скребется внутри — а ты че, дружить собрался? Олег не уверен, что умеет. Рыжий принимает молчание за согласие и толкает плечом дверь, выходя на площадку, разносится уже эхом. — Понимаю, неприкольно, наверно, отпинывать и без того дохлую отбивную. Олег выходит следом через секунду, лифт уже открывается — освещает жаром света худую фигуру. — Меня Олег зовут. Рыжий оборачивается удивленно, не заходя. — И? Волков не знает, как это — стесняться собственного имени, но именно это и происходит. И вообще, что за жест такой — собрался с пидором мириться на мизинцах? дружбу водить? У того в глазах, кажется, те же мысли — лифт захлопывается, и обоих поглощает тьма тусклой лампочки. — А тебя как зовут? Но он только отворачивается — жмет снова на кнопку вызова, заходит под свет подпаленной. Олег смотрит, как заколдованный — что за ебаная ночь, сейчас бы уйти да и все. Но он стоит. — Сережа, — проговаривает быстро рыжий, и бац — скрывается за хлопнувшими дверями, как в магическом хлопке — как в «Гарри Поттере», короче, от пыли. И весь он блять… — приворожил что ли? Сережа — Олег катает имя в уме, замирает, надеясь выслушать, на каком там, внизу, остановился лифт — у него знакомых Сереж больше нет. Это, наверно, зря — думает Олег, засыпая. Это, наверно, хуево кончится. Это только начало — выяснится через несколько дней. Когда Олег идет в выходной с тренировки — картина вполне знакомая, пацаны заигрывают филигранно — обходят жертву со всех сторон, и эта жертва — рыжий — усиленно думает Олег, он просто тупо, блять, рыжий. Нет у него никакого имени. Морозит пальцы, под тусклыми фонарями Сережа — не получается по-другому — выглядит как и всегда — борзо и незапуганно, но Олег чувствует это — прошу, отъебись. На него Сережа кидает взгляд злобно-ехидный, скалится, завидев знакомого теперь за чужими спинами, и Олегу от этого взгляда тошно, как будто — вот оно, твое знакомство — не стоит нихуя. — Хорош, — Волков дергает Леху за плечо. — Че? — Леха оборачивается резко и пораженно. Леха, видимо, жалуется на неудавшийся налет Вадику — тот сидит у Олега в гараже, сначала смехуечки, потом говорит — надо к смотрящему на девятку, а потом так — между делом: — А че там за дела с нашим новеньким? Особый статус? Олег продолжает крутить детали, бросает совсем неважно: — С каким новеньким? Вадик наклоняется ближе и скалится: — С твоим. Олег видит краем глаза, как перед лицом маячит зубочистка, поблескивают зубы, и поднимает голову резко, смотрит прямо в глаза — такие светлые и мутные, как будто уже и неживые. — А тебя ебет? Это с одной стороны — зря, с другой — поставит на место, а то подохуел в последние месяцы — пусть не думает, что Олег уступает. Только лишь разрешает молчанием. — Меня-то нет, а ты — поаккуратнее, — он поднимается, поправляет куртку, смотрится мельком в забрызганное узкое зеркало на стене, — а то — с кем поведешься, все дела. Ты ебанутый — думает Олег, рассматривает грязные, мерзкие ладони. Невозможно объяснить себе, что изменилось с этими неделями — но что-то явно не так. Руки уже не те, и удар уже не тот. И даже — блять просто цирк — на этажный Олег ходит теперь через день часа в два ночи. Но Сережа снова словно исчезает — на каждую тачку у подъезда Олег косится с интересом. Ты ебанутый — думает Олег. Отвлекись, найди телку, поищи работу получше, возьми еще работы в гараж, побегай снова утром, помеси разваливающимися кроссами дерьмо и листву. Но это не помогает — а что поможет, Олег просто не ебет. На балконе ночью холодно — пора перестать выходить в шортах, блять, зима через день. Олег чиркает зажигалкой лениво, смотрит на рыжий огонь — и вдруг — ясно. Все вокруг совсем другое, и это рыжий виноват. И надо выяснить, что не так с этой ведьмой. Серый поднимается на балкон первого декабря — посмотреть утром на заваленный снегом двор — красиво, написать бы. Фоткает быстро. Облокачивается на широкий бетон — вместо перил. И вдруг — черным маркером, под конец почти закончившимся, прям там, где минуту назад лежал его локоть в новом пуховике, стоящем как половина за съем — рыжий здесь 07.12.21 02.00 Нихуя себе — думает Серый, еле сдерживая смех, этот придурок че, реально в 2003 живет, или когда там «Бригаду» снимали? Не то чтобы его эго достигло таких размеров, что любой рыжий — это сразу же о нем, но все-таки странное совпадение взволновало. Серый смотрит в календарь — седьмое это вторник. Как когда они тут встретились единственный раз. Это тоже совпадение? Бля, придется задержаться. Олег думает весь день — нахуй он это сделал? Очевидно же, что рыжий не придет — Сережу себе Олег запретил, эта ебаная ё так сглаживала все, что даже разозлиться на это имя было невозможно — а если придет, то что он ему скажет — я бы за тобой сталкерил, но чувствую, что это нездоровая хуйня, съеби с района, продыху от тебя нет? Он его видел-то последний раз не вспомнить, в какой день. Надо замазать там все нахуй, мало ли, кто еще соберется погулять до последнего — хотя даже соседи на общий почти не ходили. Ночью светит по бетону фонариком, как и вчера — ищет собственные каракули, а находит правее фиолетовым фломастером что ли? — свидание? @sssrzm Серый сомневается недолго, а потом — да кто будет читать это говно? Тем более в телеге фоток нет — и выводит буквы. Поиграем, латентный ты наш? И он — боже — Серый еле сдерживает расползающуюся улыбку от висящего сообщения — в тот же вечер. Вот ты поплыл. Олег. 23:46 че хотел? Серый от предвкушения ерзает в постели — на фотке профиля нихера не видно, но убогую куртку, из которой в арке синтепон валился, помнит четко. Даже если его отпиздят потом, он должен получить максимум — и улыбается все-таки. 23:46 А ты, Олег? Олег хочет заблочить его нахуй и все — что-то ненормальное происходит, он не должен в полночь на кухне сидеть и переписываться с каким-то пидором-соседом, когда картошка стынет. 23:50 поговорить 23:51 Читаю внимательно Олег закрыл глаза, представляя себя на том балконе — что бы он сказал этому Сереже? Покурим? 23:52 го покурим? 23:52 Спасибо, откажусь Баллончика нет Это вдруг колет Олега куда-то в ребра — он смотрит долго на это сообщение, и о себе все становится прозрачным — ты вот такой. Думал, что пиздатый, интересный собеседник для пацана с крашенными ногтями? Нет — ты вот такой. От тебя баллончики носят и ссут покурить. Злость поднимается откуда-то из солнечного сплетения — не надо было тогда Леху тормозить, а то че-то быстро хорошее забывается в этой рыжей башке. 23:55 просто попиздим без суеты 23:55 Ууу без суеты? А слово пацана даешь? От такого издевательства Олег не знает, что и ответить — оставляет сообщение прочитанными, натягивает обратно спортивки, и улыбка непроизвольно скользит. Без суеты так без суеты — баллончик Серый, конечно, берет. На балкон заходит осторожно. Так и случается — Олег смотрит на острый профиль, пока Сережа прикуривает. И молчит. Это как будто бы должно выглядеть уебищно до дури — он несколько недель назад его отпинал в арке, по животу заехал даже — а теперь пишет, зовет на вот это вот все — примирительные перекуры. Но Сережа этот не зассал снова — реально пришел. И было в этой отчаянности что-то такое… привлекающее. Серый взгляд расценил по-своему. — Ну, рассказывай, — поворачивается на Олега, щурясь от налетающего снега, волосы разносятся ветром — те подлетают целыми прядями, грязные. — На че спорили? От насмехающейся интонации Волков по инерции хочет как всегда — в ебыч. Но в этот — щурящийся, в коротком всколыхе огня — веснушчатый, почему-то уже не получается. — По поводу? — Ну, не знаю, как там у вас, гетеро-четких — будешь на отсос разводить? Или прям на «трахнуть» ставили? Олег так опешил, что замер с сигаретой в руке. — Бля, ты гонишь что ли? Но рыжий отвернулся, пожав плечами — зашуршала куртка. — Видал уже таких. Олег не хотел поначалу, но резануло как бритвой по перепонкам — когда схватил Сережу за грудки, почувствовал, как быстро прошипела ткань — тот прожег и так разъебанный рукав бычком. Вблизи и тьме глаза были черные, проваливающиеся. Только волосы рыжели в слабом отсвете из окна этажа. Он вдруг высунул язык, как будто дразня как в детстве — Олег отошел. Что за ебень творится? — Жалко, тебе тогда Леха не въебал. Серый пожал плечами, улыбнувшись. — Сам въеби — что за внутренние барьеры? После этого — все. Олегу так стыдно, что вся ночь проходит мучительно — хуево от всего — от лица этого ублюдочного, ухмыляющегося, от этого блестящего языка, от того как — блять, как там накалилось все за секунду, на этом балконе, и вообще — неужели Олег похож, блять, на пидора? Он просто впутался в хуйню, дав слабину один раз, все из-за той жалкой тощей руки. А теперь на — убегает с балкона, как погнанный пес, давит в груди. В 7:50 еще хуже: Ты мне понравился 08:30 нахуй ты это пишешь 08:31 Делюсь секретом, чтобы все честно Олега весь день потом грызет только одна мысль — что он за секрет этому Сереже слил? Они же даже не поговорили толком — это он про что? Про то, что Олег тут на бабки на гомоеблю спорит? Дебил. Вечером знакомая тачка у подъезда — и Олега разъебывает, так размазывает — ночью пишет бухой, просто надо обсудить конкретный вопрос, просто разобраться. 01:45 че за ел на мазде тут 01:52 Папуля 01:52 ну ты пиздор 01:53 Пьяные обычно бывшим пишут, а не будущим Так до января — Олег сначала себе говорит — раз в день глянуть, когда был в сети и все. Потом — с утра до вечера: мемы, песни, книги, истории, как разбил нос, врезавшись в стекло балкона и как на концерт лез через заднюю площадку стадиона. А еще Олег, оказывается, когда-то Гюго читал, забыл как звали. Олег пишет — перестает со своим «рыжий», еще не умеет в «сережа» — и так боится, блять, каждый день. Может, это он его разводит? В лифте сталкиваются неожиданно — Серый как раз добивает «.и, кстати, гарри поттер — хуета». — Привет. Олег стоит в новой куртке — черной, конечно. Серый смотрит внимательно, улыбается: — Привет, Олег. Как раз писал тебе, что Гарри Поттер второсортная литература. — Еще бы. Тебя-то точно в Слизерин бы отправили, — Олег говорит, теряясь к концу предложения — смотрит на бледные следы веснушек, даже на веках несколько. Светлые ресницы вдруг взмахивают — рассеивают наваждение. Блять. Едут в тишине, Серый чувствует взгляд затылком и улыбается. Выбегает из подъезда первый, но прежде, на самой границе еще: — Приходи, как-нибудь. Покажешь своего избранного. И убегает в январский снег. Олег смотрит на убегающую фигуру — тот натягивает шапку на ходу, со смешным помпоном. На районе нормально — тихо. Новенький на девятке — это событие, все заняты этим и своими мелкими бессмысленными мутками — но Вадик палит жестко уже несколько недель. Олег отказывается, отбивается, из общего ритма выпадает — пацаны смеются — че, старость — не радость? Олегу двадцать два вот-вот. Олегу вот-вот двадцать два — и Олег смотрит на себя в зеркало — Олег, ты пиздец страшный. Казалось, никогда еще не приходило такого осознания. И никогда еще не было вот этого вот — блять, а лосьон где? У тебя его нет, идиот. Покупает самый симпатичный на вид и дезик тоже новый — крутит крышки прям в магазине, мерчендайзер косится, раскладывая мыло. Олег внутри уже понимает все — но снаружи не знает, как подступиться. Сережа не пишет больше про избранного и про вот эти вот — приходикакнибудь. А потом: 23:32 Занят? Приходи Но помни У меня ножи Не буянь 87 Серый уже стоит у двери, когда еще только набирает — конечно, Олег придет. И, конечно, блять, как-то стремно — но что-то было в нем такое, что никак не вязалось с напускной опасностью. Серый сначала говорит себе — бля, у тебя синдром спасенного, забей, твой принц не джентльмен, он харкает прямо в подъезде. Но дни идут — и все не как прежде, все чуть лучше. Серый смотрит с окна кухни, как Олег идет до гаражей, по средам, обычно часов в восемь, его — второй слева в дальнем ряду. От Олега пахнет странно и весело — он как потерянная деталька, такой же звенящий, такой же ускользающий — Сережа еще там, в арке через два двора чувствует его это — янетакой в злых глазах. Да такой ты. Может даже, как я — вот такой даже. Конечно, Олег пришел. — Ты ешь Лейс с крабом? Олег снимает ботинки — прошел пять этажей, а сердце бьется, как будто бежал кросс. — Я все ем. Когда Гарри Поттер гоняет дракона по арене — Серый косится на гостя. Олег сидит так близко, что чувствуется какой-то новый запах, что-то терпкое, в редких встречах в лифте такого не было. Боже, это что, одеколон какой-то? Серый чуть двигается, сбивает бедром шатко установленную пачку чипсов — между ними, как разделительная полоса. Да нахуй ее. Олег чувствует, что Сережа не смотрит на битый экран ноута — только на него, двигается ближе в полутьме, почти дышит в щеку, жмется плечом — это пиздец, Олега ведет. Он чуть отодвигается, как вдруг — тонкие пальцы цепко хватают за руку. — Я тебе не нравлюсь? Серый смотрит непроницаемо — между ожиданием ответа и торжеством от его предзнания — огонек пляшет в глазах. — Че за вопросы? — Олег чувствует, как мгновенно лицо заливает жаром — блять, да такого со школы не бывало. О пальцах на своей руке думать не хочется, но не получается. — Зачем ты пришел? Гарри Поттера смотреть? Олег быстро вдыхает, хули он тут пасует перед каким-то Сережей рыжим. — А ты зачем позвал? — Хотел тебя поцеловать. Тишина длится недолго. Сережа целует резко — шелестит пачка, хрустят падающие и ломающиеся чипсы — хватает Олега за шею, от чувства чуть прохладных пальцев кроет. Олег замирает, словно оттаивает несколько секунд, а потом — пиздец. Серый залезает на бедра быстро — во рту сладкий вкус химозного несуществующего краба, горчащая слюна, табачный привкус, горячее дыхание — зубы сталкиваются. Олег кладет руки на чужую спину случайно, как будто на автомате, как будто всегда так, когда парень запрыгивает на тебя. Волосы лезут в рот — Сережа вдруг стонет между касаниями, впивается зубами в нижнюю губу — Олег сжимает бока через толстую ткань кофты. Кровь шумит в ушах — это охуительно. И это невозможно. Нападает такое желание — напряжение возрастает — в животе щекотно. Сережа толкается языком глубже — сначала лижет на пробу по небу, дразнит олегов язык скользящим касанием, а потом — блять, Олега как будто трахают в поцелуе. И это вдруг ударяет по мозгам. Тело скидывает одним движением. — Блять, ты… — смотреть на рыжего было ошибкой — у того рот блестит, припухли губы, даже на подбородке как будто отливает свежей слюной. — Ты охуел? — Да, от того, как ты целуешься. — Улыбается. — Такой охуенный язык. Олегу хочется провалиться от стыда — он только что возбудился на этот поцелуй. На парня. Просто… блять, да он со сколькими только не пересосался — но никогда еще вот так, ему что, пятнадцать? — Уйдешь? — Сережа вытирает рот так — так по-актерски, пересмотрел порнухи или натренировался — так, что Олегу хочется впиться в него снова. Досматривают — первые десять минут после в тишине, потом — Серый раскачивает медленно диалог, и вот вроде — уже слушает теорию про большую игру Дамблдора. Олег засыпает в своей квартире, на своем диване — сам уже не свой. Другой чей-то. Когда в среду стучат в дверь гаража, разносится металлический гул, Олег стягивает перчатки зло — блять, ну, как же Вадик заебал. Но, когда замок сдвигается со скрипом: — Ты ваще страх потерял? Сережа стоит, улыбаясь, весь в снегу.