война

у алика приходы после афгана. он вскакивает ровно в пять двадцать, бьется в руках, задыхается криком. он вырывается, голову запрокидывает и не может дышать. он умоляет не трогать его, просит убить себя. нет алик умоляет убить себя первую совместную ночь он воет в ладонь, захлебываясь слезами и слюной. отрубившись через день, просыпается с криком, скатывается с кровати на пол, голову руками закрывает. алик бьется головой о ладонь вместо стены, рот беспомощно открывает. — я не могу, не могу, не могу… отталкивает с криком, пистолет с пола протягивает, на колени становясь. — убей меня, пожалуйста, я прошу, убей, нажми на ебаный курок, пристрели, блять, убей, пожалуйста, командир-волче-давидыч-олег-олеж-родной-любимый-волков-суканенавижутебя. бережно челюсть его расцеплять, чтобы зубы не раскрошил; ладонь подставлять под голову, чтобы не разбил; проверять, чтобы пистолет заряжен не был, чтобы не убил себя; к себе ласково прижимать, чтобы жил поцеловать в лоб, разглаживая напряжение. беспокойно дышит, мечется, руку хватает. погладить костяшки сбитые, успокаивая. алик всхлипывает, сжимает ладонь, тянет к себе. — не надо, пожалуйста! ноют у него раны, хорошо хоть, что швы не расходятся. фантомно болят у него отрубленные пальцы, хотя, было бы чему болеть. — тише, мой хороший, все хорошо, я с тобой, это я, ты дома. дома после афгана нет алик вздрагивает, глаза раскрывает. — ты живой, — удивленно тянет. улыбнуться, к себе на колени переложить. сжимает футболку, выдыхает резко. в афгане все было в разы проще вадик — вечная война внутри — ржет и советует уехать в чечню, раз в петербурге не живется. не понимает, что алику нельзя на войну. тут пятьдесят на пятьдесят: либо его разъебет еще сильнее, либо восстановит. вадик неодобрительно косится на порванный конверт с контрактом, чуть ли пальцем у виска не крутит. знает, что такой же: с установкой, что на войне честнее, без войны нельзя никак. в обычной жизни тяжело, нереально. не научил никто, как жить мирно. виновато бросить: — я останусь тут, он не переживет. мальчик с поломанной психикой не выдержит, сломается, не переживет вад кивает, встает из-за стола. потемневше смотрит в глаза, внутрь. — ну, пока? — руку протягивает. оттолкнуть ладонь, обнять крепко, силу чувствуя. выживет и справится и без помощи, не в первый раз же. гладит по спине, прижимает к себе. — не прощаемся, командир, — отстраняется, хлопает по плечу, выходя. сморгнуть слезы, вдыхая глубоко. разберется сам. помощь нужна не ему. алик целует нержавейку смертника перед сном, прижимается к рукам, ища защиты. алик учится закрывать глаза, доверять и протягивать руки. алик все еще боится спать, по привычке прячет ладони, блюет от вида крови. однажды ее было слишком дохуя под конец первой чеченской алик умеет доверять спину, смеяться и контролировать дыхание. дышать на двоих стало привычным и правильным, необходимым и обязательным. похоронка приходит под конец первой чеченской. вадику было бы тридцать.