Яд корней лотоса в мутной воде

Некоторое время Лань Ванцзы растерянно стоял на крыльце, не зная, что ему делать дальше. Вэй Усянь уехал, и даже его машины уже и след простыл. Стоять босиком на мраморе, в одной только футболке и штанах было холодно, но Второй нефрит до поры, до времени этого холода не замечал, пока к нему не вышел вежливый дворецкий и не поинтересовался, все ли у уважаемого второго молодого господина хорошо. Ничего хорошего не было, Лань Ванцзы чувствовал абсолютный раздрай и опустошенность, в голове завывал осенний ветер, срывая с деревьев последние листья, хоть на дворе и стремительно нарождалась весна. Тем не менее он вежливо кивнул и позволил увлечь себя в дом. Деваться ему пока было некуда. Не хотелось возвращаться в разореную комнату Вэй Усяня, но шататься по чужому особняку, чтобы нарваться на новые неприятности, хотелось ещё меньше. Выбрав из двух зол, он поднялся на второй этаж, нехотя толкнул дверь и увидел на кровати свой аккуратно разложенный костюм, который у него отобрали ещё в доках. На полу стояли вычищенные до зеркального блеска ботинки. Обнаружив свою одежду, Лань Ванцзы принялся поспешно переодеваться, и, застегнув последнюю пуговицу, ощутил прилив уверенности, словно родная, знакомая одежда облекла его, подобно броне и помогла вернуть хоть часть контроля над своей абсолютно запутанной разом жизнью. Вопреки грязной слякоти на душе, Второй нефрит вновь почувствовал голод. Размышляя, будет ли уместно попросить дворецкого принести хотя бы чаю, он взял с тумбочки свой телефон и с досадой понял, что тот разрядился. Поискав глазами зарядку и, конечно, не найдя её, он поджал губы, чувствуя необходимость все же выйти из комнаты и отыскать Цзян Чэна или хоть кого-нибудь, кто скажет ему, что делать дальше. Мог ли он вернуться домой? Вдруг остро захотелось оказаться в своей маленькой квартирке, съесть размороженный готовый обед и лечь спать, чтобы наутро пойти в больницу, как ни в чем не бывало. Чтобы его жизнь вновь стала скучной и совершенно обыкновенной, без гангстеров, изуродованных трупов и неразрешимых конфликтов от которых взрывалась голова и ныло сердце. Но это было малодушное желание. Скрепя сердце, он положил бесполезный теперь телефон в карман пиджака, пригладил волосы и вышел из комнаты. Он уже начал приблизительно ориентироваться в доме. Тот не сильно отличался планировкой от родового гнезда Ланей, только отделка была выполнена в другом стиле и мебель стояла более помпезная. Дядя наверняка назвал бы подобную показную роскошь признаком дурновкусия, но особняк принадлежал Цзиням. Иного от них трудно было ожидать. Он снова шёл на приглушенный звук голосов, которые доносились из столовой, но Цзян Чэна там не оказалось. За столом обедал молодой Цзинь со своей невестой, которая деликатно, но с плохо скрываемым чувством, старалась поухаживать за ним. Ощутив крайнюю степень неловкости, Лань Ванцзы слегка покраснел и пробормотал извинения, стремясь побыстрее уйти, но Цзян Яньли неожиданно предложила ему остаться и пообедать вместе. Бросив вопросительный взгляд за Цзинь Цзысюаня и получив в ответ лёгкий кивок, он согласился. Все же есть и правда хотелось сильнее, чем демонстрировать безупречное воспитание. Меню в особняке было в основном западное. В этом не было ничего удивительного, Цзини всегда тяготели к Штатам больше, чем родной стране, и вот уже два поколения семьи получали образование в университетах Лиги Плюща. Лань Ванцзы не стал привередничать и съел, что дали. В конце концов, рыба есть рыба, а в лежавшей горкой выпечке он узнал булочки с лотосом. Вероятно, Цзян Яньли собственноручно их приготовила. Некоторое время за столом просто ели. Чувство неловкости сохранялось между ними, повиснув тяжёлым грузом. Лань Ванцзы и Цзинь Цзысюань не были друзьями, хоть и вращались приблизительно в одном круге. О чем вести светскую беседу, Второй нефрит, привыкший к отшельничеству, не очень понимал, потому лишь выразил Цзинь Цзысюаню соболезнования по поводу сегодняшнего инцидента. - Ничего, - буркнул тот, мрачно разделывая свой стейк на тонкие волокна. - Не в первый раз и не в последний. Когда у твоего отца столько побочных сыновей, подобные трудности неизбежны, хоть всем и так понятно, кто унаследует семейный бизнес. - Конечно, - вежливо ответил Лань Ванцзы, в глубине души поражаясь такого рода самоуверенности. Цзинь Гуаншань и вправду имел много побочных детей, и лишь одного законного, но не делал между ними большого различия, словно ему доставляло удовольствие наблюдать, как его дети борются за его внимание и власть, точно пауки в банке. Изредка он скидывал то одному, то другому какие-то крошки, и борьба возобновлялась с новой силой. Но Цзинь Цзисюань пытался вести себя так, словно был выше всего этого. Возможно до поры, до времени ему и вправду это удавалось благодаря матери, но Лань Ванцзы помнил уготованный для него исход, рассказанный Вэй Усянем. Помнил и не сомневался, что угроза нависла над Цзинь Цзысюанем совсем нешуточная, и относиться к ней легкомысленно не стоило. Впрочем, возможно дело было не в легкомыслии, а в попытке удержать лицо и сохранить остатки гордости. Цзян Яньли на слова жениха лишь улыбнулась с пониманием во взгляде. Очевидно, его напыщенность скорее её забавляла. Имея столько лет дело с такими непростыми личностями, как её братья, она выработала в себе снисходительность к чужим порокам и слабостям. В конце концов надменность Цзинь Цзысюаня была не хуже взрывной жестокости Цзян Чэна и капризного инфантилизма Вэй Усяня. При мысли о нем в душе снова все свернулось в болезненный ком, приправленный острым чувством вины. Он прекрасно понимал, что всё испортил, причинил Вэй Ину сильную боль, которой всеми силами хотел избежать, но у него ничего не получилось. Если судьба и в самом деле сделала его предохранителем в их отношениях, то явно где-то ошиблась, потому что Лань Ванцзы ощущал теперь лишь тяжкий груз на плечах и гложащее чувство беспомощности. Он бросил на Цзян Яньли неуверенный, сконфуженный взгляд и получил в ответ ободряющую улыбку. Стала бы она так улыбаться, если бы знала, что он рассорил её братьев, заставив одного из них сбежать из убежища в полный опасностей мир? Но Лань Ванцзы так ничего и не решился сказать, чтобы окончательно не портить атмосферу, да и вмешивать Цзинь Цзысюаня в свою запутанную личную жизнь в его планы не входило. - Брат позаботится о твоей безопасности, - сказала она между тем, ласково касаясь плеча жениха. - Очень на это надеюсь, - пробурчал Цзинь Цзысюань не слишком довольно. - Мне нужно поговорить с Цзян Чэном, - вспомнил Лань Ванцзы. - Где я могу его найти? Цзинь Цзысюань бросил на него удивлённый, напряжённый взгляд. - Не думал, что вы с Цзян Ваньинем близко знакомы. Второй нефрит глянул в ответ непонимающе. "Цзян... Ваньинь?" Медленно его начало затапливать понимание, а следом горячий, обжигающий, всеобъемлющий стыд. Доселе он и не думал, что обращался не вежливым, а родовым именем. Вбитое годами воспитание, а ещё больше - личные чувства, заставили его испытать стеснение на грани паники. "И никто ведь не исправил! Даже он". И эта мысль наравне с болью пронзила его внезапным острым удовольствием. Лань Ванцзы почувствовал, как загорелись щеки и кончики ушей. - Нет, - проговорил он, уткнувшись взглядом в стол, чтобы скрыть это. - Мы познакомились недавно волей случая. - Да, я слышал про тех девушек, - кивнул Цзинь Цзысюань. - Наверное, для врача тяжело терять пациентов. - Тяжело терять их так и понимать, что их жизни никого не волнуют, - возразил Лань Ванцзы, благодарный за то, что тот не стал продолжать скользскую тему. - А-Чэну не все равно, - возразила Цзян Яньли с нежностью в голосе. Цзинь Цзысюань бросил на неё быстрый взгляд и скомканно пробормотал: - Да, верно, - очевидно, понимая, что его невеста не знает всех кровавых подробностей о кончине Вэнь Чао. Они снова помолчали. Второй нефрит почувствовал, что пора уйти. - Так где я могу найти Цзян Ваньиня? - спросил он. - Третья дверь дальше по коридору, - подсказала Цзян Яньли. Лань Ванцзы благодарно кивнул. - Тогда я откланяюсь. Он промокнул губы салфеткой и поднялся, слегка кивнул и вышел из столовой. На миг его охватила смесь сложных чувств из страха, стыда, влечения и отторжения, и все это лишь по отношению к одному человеку, но Лань Ванцзы отмел их, как несущественные. Им стоило поговорить, объясниться, даже если все это приведёт к окончательной катастрофе. Он постучал в коричневую лакированную дверь с золоченой ручкой. Некоторое время по ту сторону царила тишина, затем раздались шаги и дверь резко распахнулась. Цзян Чэн в одной майке и джинсах недовольно посмотрел на возмутителя спокойствия, но наткнувшись взглядом на Лань Ванцзы на миг словно опешил, и его недовольство ощутимо улетучилось, будто волна, разбившаяся о скалу. - А, это ты... - буркнул он, разворачивать и заходя вглубь комнаты. Лань Ванцзы последовал за ним. - Вэй Усянь уехал, - сказал он. Цзян Чэн нахмурился, обхватив себя руками. - Знаю, - произнес он, бросая на Лань Ванцзы быстрый взгляд. - Самовлюбленный кретин. - У него была на то причина, - одновременно виновато и укоризненно возразил тот. Ему вовсе не хотелось, чтобы братья ссорились, тем более из-за него. - Знаю, - ещё угрюмее повторил Цзян Чэн, стрельнув ещё одним обжигающий взглядом. - И сдалось тебе... Он не договорил, но Лань Ванцзы и не нужно было. "Сдалось тебе все испортить". - Прости, - Лань Ванцзы отвёл глаза. Он извинялся не за поцелуй, а за то, что создал проблему, хотя наоборот хотел всех помирить. - Ты сможешь его защитить? - Защитить Вэй Ина? Ты о чем вообще?! - экспрессивно воскликнул Цзян Чэн. - Неужели ты думаешь, что ему нужна защита? Если кто и опасен для него, так это только он сам. Слова Цзян Чэна, признаться, пронзили Лань Ванцзы насквозь, но, размышляя трезво, он должен был раньше понять, что Вэй Ин не беспомощен. Что он сильный и умный человек, который умеет постоять за себя. Просто это Лань Ванцзы хотелось его защитить, этого требовала возложенная на него миссия, этого желал он сам. - Ты зачем пришел-то? - вернул его в реальность голос Цзян Чэна. Лань Ванцзы удивлённо моргнул. Он и сам забыл уже, зачем решил зайти, помимо основной причины своего беспокойства. Ладонь скользнула по карману пиджака, где лежал разряженный телефон. - Я хотел спросить, когда смогу вернуться домой, или хотя бы позвонить. - Звони, - равнодушно отозвался Цзян Чэн, поворачиваясь к нему спиной, словно за окном было нечто невероятно интересное. Интереснее, чем его собеседник. - Вроде, телефон у тебя не отбирали. - Он разряжен. Хотелось подойти, схватить его за плечо и развернуть к себе, чтобы не смел отгораживаться, игнорировать. Толкнуть назад, подсадить на широкий подоконник, снова ощутить ладонью мягкость его волос и странную колкость подбритого затылка. Поцеловать, чтобы вытянуть из той скорлупы, в которую он старательно пытался спрятаться... В этот миг Цзян Чэн, словно почуяв его тайные намерения, вдруг обернулся и, обжигая настороженным, пронзительным взглядом, точно дикий зверь, обошел его по дуге и двинулся к тумбочке у кровати. Взял с нее зарядное устройство и кинул его Лань Ванцзы, хрипло буркнув: - Другого нет. Тот машинально поймал спутанный провод, пригвожденный его недоверием и вместе с этим - подобной отзывчивостью. Словно их намертво связала невидимая нить, которая с каждым днем становилась все толще. С трудом сглотнув, - рот стал таким сухим, - Лань Ванцзы так же хрипло ответил: - Спасибо. А потом поймал его за руку и притянул к себе, уже слабо понимая, что делает, подчиняясь ведущей его чужой воле, так плотно засевшей в голове, заполнившей целиком плотным туманом, сквозь который доводам разума не суждено было пробиться. Это было не то ослепляющее своей порочностью желание, хотя оно тоже теплилось где-то на периферии. Нет, это было нечто другое, куда более глубокое и болезненное. Желание обрести свою целостность после стольких испытаний последних дней, растескавших его душу. Подарить целостность другому человеку, так сильно в ней нуждавшемуся. Успокоить, утешить, дать смысл существованию. Чтобы стена между ними рухнула, и они бы, наконец, сонастроились друг с другом, как им суждено. И если Цзян Чэн вздумает сейчас вырваться из его объятий, снова начнет сопротивляться и прятаться за грязной руганью, то Лань Ванцзы его просто свяжет несчастным проводом и будет прижимать к себе, пока не смирится, не обмякнет, не покорится неизбежному. Но Цзян Чэн не сопротивлялся, хоть и не обнял в ответ. Точно так же было немногим раньше с поцелуем. Прав был Вэй Усянь: если бы Цзян Чэн не хотел, то не позволил бы ни обнимать, ни целовать, ни даже смотреть в свою сторону. Но он хотел, хотел столь давно, явно и отчаянно, и столько времени запрещал себе это, что сейчас лишь стоял, напряженный, как струна, так скрученный изнутри борьбой с самим собой, что Лань Ванцзы стало больно. Он крепче прижал его к себе, провел ладонью по закаменевшей спине, по волосам, молчаливо уговаривая. "Все будет хорошо. Мир не рухнет, если ты позволишь себе... Позволишь мне... Если впустишь меня, то мы сможем объединиться. Так проще будет вернуть Вэй Усяня, и тогда... Неужели ты не видишь, что это выход для нас всех? Без жертв, без крови, без слез. Без сожалений". Он продолжал медленно, неспешно гладить Цзян Чэна, с радостным предвкушением чувствуя, как тот постепенно расслабляется, поддается под напором так давно сдерживаемых потребностей в понимании, в тепле, в соучастии. Как опускает голову, утыкаясь лбом ему в плечо. Их дыхание успокаивалось в унисон, и на короткое мгновение Лань Ванцзы подумал было, что победил, но Цзян Чэн все же отстранился. На его щеках цвели красные пятна, но взгляд оставался пустым. - Я же предупреждал, - произнес он хрипло, с укоризной, но слишком мягко доя себя прежнего. - Я говорил, что не стоит этого делать. Пустота его взгляда была бархатная, Лань Ванцзы наклонил голову и уткнулся лбом в его лоб, молчаливо возражая. Он должен был рассказать все Цзян Чэну, пока сейфовая дверь в его сердце приоткрыта, словно в смутной надежде, что Лань Ванцзы даст ему повод впустить его внутрь. Он должен был объяснить все так же, как Вэй Усяню, и Цзян Чэн, в отличие от брата знавший, что будущее многовариантно, должен был ему поверить. "В конце концов он сказал, что не хочет умирать, а так ему не придется этого делать. И не придется разрушать мечту Вэй Усяня, - подумал Лань Ванцы с отчаянной надеждой. - Все будет даже лучше... " - Послушай, - начал было он, не отстраняясь и не размыкая рук, но тут, как выстрел, грянул телефонный звонок. Цзян Чэн крупно вздрогнул, точно проснулся, скинул одним рывком с себя чужие руки. Взгляд его вновь сделался цепким и холодным. С нарастающим разочарованием Лань Ванцзы наблюдал, как он отходит в подоконнику, поднося к уху телефон, и приоткрывшаяся было между ними дверь с грохотом захлопывается, запираясь еще на пару замков. Он почти возненавидел человека, которому вздумалось позвонить и все испортить, и в ярости уставился на телефон, словно мог испепелить его взглядом. Цзян Чэн некоторое время молчал, только слушал, на лице его блуждало странное выражение. Голос на той стороне был нервным и громким. Наконец, устав от чужого крика, он оторвал телефон от уха и неожиданно протянул его Лань Ванцзы. - Твой брат, - сказал он с недоброй усмешкой. Лань Ванцзы, опешив, схватил трубку. Лань Сичэнь, не подозревавший очевидно о смене собеседника, продолжал разоряться: - .. Я говорил, что это плохо кончится! Я доверил вам самое дорогое, а вы!.. - Брат, - не выдержав, перебил его Второй нефрит. В трубке на миг повисла тишина. Затем Лань Сичэнь дрожащим от волнения голосом произнёс: - Ванцзы?.. - Да. В отличие от брата он был совершенно спокоен. - Ванцзы, как ты?!. Я!.. - Я в порядке. Удивительно, как сильно за несколько дней изменилось его представление о порядке. Оказывается раньше оно включало в себя столько ненужных вещей, когда можно было обойтись всего лишь самыми простыми понятиями: он жив, живы и относительно здоровы те, кто ему дорог, а все остальное не так уж важно. Он поучаствовал в кровавой расправе, совершил двойное убийство, рассорился с одним своим возлюбленным и не успел достучаться до другого, и все это меркло на фоне перспектив лишиться их навсегда, окончательно и бесповоротно. И пока они все были живы, все еще можно было исправить, а значит Лань Ванцзы был в порядке. - Почему ты не брал трубку! - возмущенно воскликнул Лань Сичэнь. - Телефон разрядился, - объяснил Лань Ванцзы. И, подумав, добавил: - Прости. - Возвращайся домой, - спустя короткую паузу велел Первый нефрит. - Речь идет о твоей безопасности! В этот момент в душе Лань Ванцзы впервые зашевелилось беспокойство. - Что-то случилось, брат? - ... Дома поговорим, - нехотя ответил Лань Сичэнь, и Второй нефрит внезапно догадался, что он не хочет, чтобы Цзян Чэн его слышал. Это странно уязвило его. Он глянул на застывшего со скрещенными на груди руками Цзян Чэна и твердо сказал, чтобы все его слышали: - Брат хочет, чтобы я вернулся домой. Тот лишь пожал плечами. - Разумное решение. Как уже говорил: не держу. И сделал жест рукой в сторону двери. Лань Ванцзы прикусил изнутри щеку от нахлынувшей обиды. В самом деле, Цзян Чэн так говорил, но как же это было жестоко! - Я не поеду, если ты не хочешь, - все же с прежней твердостью произнес Второй нефрит, глядя ему в глаза. На миг внутри Цзян Чэна что-то дрогнуло от этих слов, это Лань Ванцзы отчетливо уловил, и короткая вспышка ликования озарила его сердце. Но тут этот невыносимый упрямец отвернулся с этой своей усмешкой и повторил: - Не держу. Телефон только верни. Только теперь Лань Ванцзы вспомнил, что Сичэнь их слышит, и осознал, что на той стороне трубки царит потрясенная тишина.