Свести нельзя разъединять

Carnival of the Animals, R. 125:

Aquarium, by Camille Saint-Saës

      Утренняя суета сбивала с ног даже самого стрессоустойчивого ученика. Она, словно зверек, могла сначала притаиться, подолгу выслеживая жертву, а потом выйти из-за спины и лечь на плечи тяжким грузом, отбивая всякое желание существовать весь оставшийся день. Римус об этом знал не понаслышке.       – Лили, проверь, на месте ли мои ноги, - обратился он к девушке, высвобождая из рук внушительную стопку фолиантов.       Стоило кожаным корешкам прикоснуться к гладкому деревянному столу, по обе стороны окруженному скамьями, в нос ударил запах пыли, пожелтевших бумаг и вся смесь сливалась в нечто необъяснимое: то был аромат библиотеки, тот, к которому бесспорно привыкли когтевранцы и другие заинтересованные в учебе люди, не заметившие, как он впитался в их мантию, залез глубоко под кожу.       Римус с этим давно свыкся, поэтому ни капельки не поморщился в отличие от своей подруги Лили. Та, чуть задержав дыхание, села на скамью напротив друга и по привычке откинула назад рыжие - яркие и выделяющиеся, как огонь в темноте - волосы, обрамляющие лицо с правильными чертами, очаровывающими выражением твердой решимости и уверенности. Если бы Гриффиндор был женщиной, то несомненно Лили Эванс.       – Рими, не утрируй. У нас итак мало времени. Нужно повторить несколько важных тем перед Зельеварением и выписать рецепт зелья, - спохватилась Лили, раскрывая учебники. Кроме них в библиотеке была всего пара тройка человек.       – Больше всех переживаешь, хотя в этом предмете ты ас.       – Скажешь тоже. Надо еще не забыть полистать раздел с ядами. Понадобится, когда этот чертов Поттер вновь решит подкараулить меня, чтобы уломать на поход в Хогсмид, - от раздражения, вызванного воспоминанием о жутко надоедливом, самоуверенном и просто наглом гриффиндорце, Лили с силой перелистнула страницу.       – Милочка, ведем себя спокойно, - раздался за спиной голос мадам Пинс, ревностно следящей за порядком в библиотеке. Недолго понаблюдав, цокая каблуками, она пошла к другим стеллажам.       Римус пригнулся так, чтобы их никто больше не слышал, и продолжил пером выводить заметки на бумаге.       – Чем тебе Джеймс не нравится? Вроде неплохой парень.       – А чем он должен мне нравиться? По напыщенным индюкам я не сохну, - колко, с толикой юмора: в этом была вся Эванс. – Да и друг у него не лучше. Этот Сириус Блэк тот еще экземпляр: хогвартский донжуан, подкатывающий к каждому живому предмету на расстоянии вытянутой руки. Да и волосы у него, светлые…       – Темные, - прервал ее Римус, даже не следя за своей речью, будучи погруженным в рецепт какого-то зелья. – Черные, как уголь в камине.       Рука Лили застыла над страницей, а раздражение, недавно охватившее тело, растворилось в воздухе. В груди поселилось сомнение, точно ли её лучший друг сейчас сидит перед ней, так как истинный Римус Люпин никогда, абсолютно никогда не обращал внимания на людей и уж тем более не запоминал их внешность, ссылаясь на короткую память. Стоило устроить проверку.       – Да-да. Еще короткие такие…       – Они почти касаются плеч, а кончики чуть подкручиваются внутрь. Под солнечными лучами на волосах играются искорки, маленькие, будто звездочки на ночном небе.       Эванс про себя усмехнулась и решилась заглянуть на пергамент своего друга, где отрывочные слова сливались в изображение знакомого мужского профиля. Сомнений не оставалось, ситуация критическая во всех смыслах.       – Рими, мальчик мой, ты влюбился?       Римус, кажется, полностью ушедший в свои мысли и потерявший связь с реальностью, вздрогнул и чуть не упал со скамьи, попутно унося на верную гибель разукрашенный карандашом пергамент и чернильницу. К счастью для всех, особенно мадам Пинс, всё обошлось.       – Что? - недоумение застыло на лице Римуса театральной маской.       – О Мерлин, вокруг столько людей и как тебя мог заинтересовать Сириус-пропади-он-пропадом-Блэк, - нотки голоса Лили дрожали и ясно чувствовалось, что она еле сдерживается, чтобы не отчитать его перед всеми многовековыми томниками, которые, если бы ожили, несомненно ее поддержали.       — Никто меня не заинте… с чего ты взяла, что я влюбился? - недоумение сменилось детской наивностью, той самой, проявляющейся в ситуации, когда дитя уронило горшок с цветами и не желает в этом признаваться.       — Напомни, кто только что восхвалял волосы Блэка? Не удивлюсь, если ты ещё знаешь цвет его глаз.       — Серые. Как осеннее небо перед дождем.       — Это какая стадия потери рассудка?       — Мисс Эванс, не забывайтесь!       Вопрос Лили вышел чересчур громким, и рядом с их столом вновь материализовалась женщина с изящной шляпкой набекрень. Увидев сосредоточившиеся на книгах лица, и решив, что ей всё послышалось, она упорхала к стеллажам.       — Лили, я сам не знаю, как так вышло, - поспешил оправдаться Римус, осознав, как глупо раскрыл себя. Говорил он очень тихо, чтобы их окончательно не выгнали за шкирку. — Ты же знаешь, что я не первый год с ними знаком, мы не плохо ладим и всячески помогаем друг другу. Так вот, в какой-то момент мы с Сириусом стали часто пересекаться взглядами, а потом я начал замечать, что постоянно высматриваю его где бы ни был, слежу за эмоциональной и вместе с тем дерзкой речью, плавным движением рук, манерой поведения. Ей богу, чувствую себя помешанным психопатом.       Речь лилась неконтролируемым потоком. Казалось, он до этого держал в железной клетке свои мысли, и когда выпал случай, захотел выложить всё, невзирая на ограниченное время и огромное количество непрочитанного материала.       — Когда мы сидим на Трансфигурации, я не раз замечал на себе чужие взгляды. Подняв голову, я мог лицезреть довольное лицо Сириуса, и даже иногда допускал мысль, что эта улыбка предназначена мне, но потом я словно падал на землю: за мной сидела красивая слизеринка с плутовскими глазами. Конечно же он смотрел на неё, - последние слова застряли в горле.       — Если из-за любви к этому недоноску ты будешь страдать, следующие дни он будет лежать в лазарете у мадам Помфри с отравлением.       — Лили, ну он же такой…прелестный. Он как книга, которую хочется прочесть, изучить вдоль и поперек, насладиться всеми страницами и отпечатать в памяти.       — Просто скажи, что хочешь его.       — О Мерлин, нет! Я не это имел ввиду.       — Мистер Люпин, кажется вы хотите составить компанию мисс Эванс в уборке всей библиотеки, - донеслось откуда-то сверху уже более угрожающе.       — А я с почестью могу предоставить свое место Блэку, - Лили злорадно улыбнулась, совершенно позабыв о Зельеварении.       Как бы ей не было стыдно за эти слова, главное - эффект, который она произвела на друга. Тот покраснел, хлопнул учебником, причем сильнее желаемого и со скрупулезностью сложил фолианты в одну ровную стопку так, чтобы уголок касался уголка, а на обложке не осталось следов и заломов. Лили не могла догнать, как настолько помешанный на идеальности человек мог заинтересоваться прохиндеем вроде Блэка, для которого правила не писаны. Как ей однажды сказали, любовь - это шутка, и она смеётся, хотя на самом деле юмора не догнала.       — И почему тебя не отправили к слизеринцам? - Римус закатил глаза, пародируя ее же манеру поведения.       — Кто-то же должен зарабатывать Гриффиндору очки, которые Джеймс Поттер и Сириус Блэк успешно теряют.       И Римус отчего-то улыбнулся. Его забавляло то, как Эванс отчаянно глумилась над Поттером, бранилась при любом удобном случае, не замечая, как этот человек начинает все чаще и чаще мелькать в ее рассказах. Однажды в гостиной она даже отметила, что ей не нравятся его очки и без них он выглядел бы куда лучше.       Интересно получается. Как же часто люди думают о своих врагах? Или о тех, о ком им остаётся лишь мечтать.

***

Soldier, Poet, King -

The Oh Hellos. Альбом Dear Wormwood

      — Бродяга, ещё одно слово про Лунатика, и ты спишь в гостиной.       То, с какой интонацией это было произнесено, нисколько не наводило ужаса на Сириуса. Напротив, ему казалось, что с минуты на минуту друг разразится рокочущим смехом и согнется пополам, не в силах совладать с телом, но ничего подобного не произошло, что не могло не насторожить.       Будто ожидая подвоха, Сириус, удобно расположившись на собственной кровати так, что одна нога свисала с краю и покачивалась как маятник, продолжил наблюдать за Джеймсом, вступившем в неравный бой с галстуком. Его лицо пылало от гнева и как-то даже сливалось с оранжево-красным убранством всей спальни, если не дополняло его.       – Сохатый, открой окно, душно стало, - с явной просачивающейся иронией в голосе отметил Сириус и получил в ответ взгляд, который, он готов поспорить, возжелал испепелить его, а потом развеять прах по ветру.       – Блять, - вместе с руганью Джеймс выкинул в сторону несчастный галстук, отлетевший куда-то в дальний угол, обделенный солнечным светом. – Творение дьявола!       – А вот у Римуса галстук всегда так аккуратно завязан. Как представлю, что он своими тонкими изящными пальцами перебирает полоску ткани, стараясь расположить ее на шее максимально ровно, точно по центру… А потом рубашечку свою накрахмаленную надевает. И хмурится небось, когда пылинку видит, - мечтательно, устремив взор на высокий золотистый потолок, говорит Блэк, словно не замечая чужих вздохов.       В конце концов Джеймс смирился и с провальной попыткой завязать галстук, и с меланхоличным настроением Сириуса, на которого, как на котов, повлиял приход весны. Причем ее присутствие ощущалось везде: она растворяла в воздухе клубы снега, разливала свои во́ды по только проснувшейся ото сна земле, разгоняла враждебные тучи и открывала дорогу теплому свету, озаряющему коридоры Хогвартса. В такие моменты хотелось жить, даже не так, ты чувствовал себя живым, неким новорожденным птенцом, только познающим мир вокруг, следящим за каждым движением меняющейся природы; будто кто-то стянул с тебя пушистое одеяло, в недрах которого не хватало воздуха и солнечных лучей, ударяющих в голову.       К слову, видимо один из таких лучей здорово пришиб Блэка.       – И обо всех друзьях ты так на досуге думаешь?       – Только когда прекращаю вспоминать Римуса. То есть, дай-ка подумать, - Сириус перекатился в сторону и лег на живот, подперев кулаком подбородок. – Никогда.       – Не размышлял о том, чтобы просто подойти и признаться ему?       Для наглядности Джеймс изобразил на пальцах двух существ с огромными ртами и приблизил их друг к другу, имитируя разговор. Небольшая сценка походила на мини-спектакли, создаваемые при помощи старые носков и пары черных бусинок, служивших глазами.       – Напомни мне, чем закончились твои попытки добиться Эванс? - зная, как она его отвергла, Сириус невольно представил, как «кукла» Джеймса, находившаяся правее, ударяет другую и бессильно падает под громкое «5 очков Гриффиндору».       – Лили еще будет моей, вот увидишь, недоносок. Мы поженимся и родим ребенка. Мальчика. Ух, первым делом надо будет научить его завязывать чёртовы галстуки, - прозвучало как крик души.       На миг в комнате повисла тишина, которой они могли наслаждаться лишь во время трапезы, пока все остальные (кроме Питера, видевшего десятый сон) заполняли желудки жирным сочным мясом и сладостью на десерт. Друзья переглянулись, и в глазах напротив Джеймс увидел дурное предзнаменование. И вперёд по новой.       — Сохатый, как ты считаешь, какие парни нравятся Римусу? - Сириус сейчас походил на любознательного ребенка, впервые познающего тонкости любви и влюбленности, а не умелого вертихвоста.       — Погодь-погодь, а откуда такая уверенность, что ему нравятся парни, позволь поинтересоваться?       — Так сколько мы с ним дружим, он ни разу не заглядывался на девушек. Нет, конечно, может у него настолько высокие требования, что ни одна живая душа под нее не подходит, но в любом случае это подозрительно, не находишь?       — И глазом не моргну, если увижу у тебя однажды деревянную доску с пригвозденными фотографиями и соединяющими их красными нитками.       — У тебя, небось, такая же есть, - подколол он Поттера, отмечая зацветшую на его губах улыбку.       — Это не важно.       — Ох Джеймс! Однажды я разорву себе грудную клетку. Знал бы ты, как у меня внутри все сжимается в маленький тонкий узел, стоит мне лицезреть этого Римуса-крохотный-клубок-уюта-Люпина. Блять, блять, блять, - Сириус зарылся головой в подушку, точно пытаясь отогнать непрошеные мысли, но всё было тщетно: они уже проникли в самую глубь и стали его частью.       Тем временем одинокий солнечный луч скользил по комнате и касался взлохмаченной черноволосой шевелюры, неся весеннее благословение, а в воздухе витал аромат чего-то нового, неизведанного и интригующего, будто все те проблемы, переживания и напасти остались в последнем холодном вечере зимы и освободили сердце для молодой цветущей весны. Никто не гадал, что им принесет эта весна, полностью отдавшись во власть неторопливого течения жизни.       Никто, кроме Сириуса и Джеймса. Этим двоим предстояло самим направить течение в нужное русло. И они уже примерно придумали как.       — Слушай, а пойдем после занятий в Хогсмид? - Блэк хитро прищурился.       — Зачем это?       — Ты видел вообще, какой Лунатик в последнее время задумчивый? Куплю ему шоколад, а заодно и пропуск в сердце.       С каким бы воодушевлением и гордостью Блэк это не произнес, предвкушая свой звездный час, Поттер прекрасно знал, что стоит ему заговорить с Римусом, он превращается в беззащитного зверька с огромными глазами-пуговицами.       Влюбленные - самые странные люди, чьи действия не поддаются никакой логике.