По ту сторону

      — Распишитесь, — слышит Микаса. Поднимает взгляд и видит незнакомого мужчину, который протягивает ей какую-то тонкую книгу. Догадывается, что это свидетельство о браке. Понимает, что нужно, но руки не слушаются, отказываются двигаться. Закусывает губу, тяжело вздыхает, протягивает ладонь. Документ, на удивление Аккерман, не дают ей в руки, а просто подносят ещё ближе. Дают перо, а Микаса смотрит перед собой и словно ничего не видит. На автомате ставит подпись, копируя её у Леви. На автомате окунает безымянный палец в штемпель, в котором находится краска для печатей и прикладывает его к бумаге, около своей подписи.       Где-то в стороне раздаются радостные вопли гостей, что решили поздравить молодую пару. Такие аплодисменты, из-за которых было трудно услышать даже самого себя, но Микаса словно не слышит ничего. Сидит и смотрит в одну точку, понимает, что выполнила своё обещание, которое когда-то дала матери Эрена, а значит можно... Что? Что она теперь будет делать? Не знает, но явно не то, что ей хочется. Придется теперь жить по указке где-то там, в Сине, и исполнять роль примерной жены...       Микаса приходит в себя только когда Ханджи подходит ближе, жестом намекая, что нужно встать. Девушка осматривается и понимает, что перегородку, что стояла между женской половиной зала и мужской, убрали. Встаёт и неуверенным шагом идёт к тому месту, где стояла перегородка и останавливается, сквозь алую вуаль наблюдая, как Леви делает все тоже самое и останавливается около неё. Смотрит прямо в глаза, прожигает своим взглядом, заставляя Микасу опустить голову вниз и не смотреть на него. У неё уже просто нет сил. Может, завтра она и будет с ним ругаться, спорить, показывать свой характер, но не сегодня. Сейчас..у неё уже просто нет сил.       К молодожёнам подходит слуга, держа в руках небольшой поднос, на котором располагались их обручальные кольца. Леви первый берёт кольцо супруги, понимая, что её слишком долго дожидаться, а после протягивает руку, ожидая, когда Микаса положит в неё свою ладонь. Аккерман не торопит, терпеливо ждёт. Понимает, что, возможно, ей нужно время, что, конечно же, навряд ли.       Несколько мгновений и кольцо надето на тоненький безымянный палец Микасы, собственно, как и кольцо Леви. Все снова начинают хлопать, поздравлять, только вот на лицах молодых супругов нет и тени улыбки или радости. Молчат, взгляды уводят, ждут когда это представление наконец закончится и… И что? Что будет потом? Счастливой семейной жизни точно не будет — это понимают они оба. Но Леви, в отличие от Микасы, привык решать проблемы по мере их поступления. Понимает, что из-за его службы нормально жить то они не смогут — мужчине придется маневрировать между штабом разведки и домом — а это, в их случае, к лучшему. В конце концов, власти от него требовали жениться, что он, собственно и сделал, а остальное — не его проблемы.       — Можете скрепить свой союз поцелуем, — глаза девушки расширяются, она поднимает взгляд и смотрит прямо на Леви. Хочет возмутиться, но резко приходит осознание, что поцелуй — это самая меньшая часть того, что ждёт её этой ночью, так что нет смысла как-то отказываться. В конце концов, теперь Леви её муж, а значит он имеет все права на неё саму и всё её тело, а она и слова против не может сказать.       Мужчина внимательно следит за реакцией жены и понимает, что та не против. Смирилась видимо. Аккерман делает шаг вперед, поднимает вуаль и смотрит в заплаканное лицо — на щеках видны почти высохшие солёные дорожки — и красные глаза. Леви смотрит на жену и, кажется в первые, не понимает что делать.. Для всех — это настоящая свадьба, счастливое мероприятие, соединение двух сердец, образование семьи. Некоторые может и догадываются, что брак фиктивный, но молчат. Но для них, Леви и Микасы, это мучение, пытка, наказание..       Всё, что угодно, но только не счастье.       Кажется, что это просто. Поцеловать девушку, свою жену. Но Леви почему-то не может. Не сейчас, когда на него смотрят с отчаянием. Она уже сдалась, поняла, что нет смысла сопротивляться. Смирилась. Леви к этому не привык. Смешно, наверное, но ему хочется увидеть взгляд полный ненависти, но только не этот.       Она сломалась, — приходит осознание, от которого ладони невольно сжали ткань палантина. Тяжело вздыхает, понимает, что из-за него. Но разве Леви виноват? Он тоже жертва, его тоже заставили. Он тоже не хотел этого брака. Но почему все выглядит так, словно Леви злодей, который разрушил ее жизнь?       А самое ужасное, что и сам Аккерман так думает.       Думает, что нужно было отказываться до последнего, не соглашаться, найти другой выход из этой ситуации, лишь бы...       Лишь бы не видеть её слёзы.       — Целуй уже.... — говорит тихо, чтобы услышал только он.              И он целует. Прижимается губами к её лбу и закрывает глаза. Слышит позади недовольный шепот. Гости явно ожидали чего-то большего, чем целомудренный поцелуй в лоб, но это их проблемы. Он не будет устраивать представление, хватит с них уже.       Аккерман отстраняется от супруги и смотрит на неё. Задерживает взгляд всего на несколько мгновений, чтобы понять, что с ней все хорошо, а после, передав жену Ханджи, уходит. Подходит к гостям и принимает от тех радостные поздравления. Старается натянуто улыбнуться Одиту и через силу обнимает того в ответ, благородит за то, что мужчина нашёл для него время и приехал в такой важный для Леви день, а сам думает, как ему сдержаться и не пойти переодеваться, так как от советника неприятно пахнет алкоголем и потом.       Будь его воля, он бы всех послал и выгнал. Ненавидит их. Всем сердцем и всей душой, но должен казаться доброжелательным. Появляется странная мысль, что вскоре получает подтверждение.       Вся его жизнь — сплошное представление в угоду Короля.

***

      Неожиданно небольшой холодок пробрал девушку до мурашек, заставляя ту немного встряхнуть голову, чтобы те прошли. Она медленно переводит взгляд и смотрит на Леви, что оставил новоиспечённую супругу одну за их столом, общаясь то с военными, то с дворянам. Леви держался гордо перед аристократами, понимая и показывая всем, что он стоит выше их, но одновременно с этим как-то по простому общался с вышестоящими. Нет, он не пытался подлизаться, глупо так думать. Просто... Просто Микаса смотрела на него и видела двух разных людей: один надменно общается с господами, а другой безразлично общается с начальством, иногда закатывая глаза на шутки Ханджи и подколы Эрвина. Так бывает? Похоже, что да. Хотя, кто такая Микаса, чтобы судить о Леви? Тем более, если обратить внимание и на других военных, то можно понять, что так почти все общаются с аристократами. Может быть это не Леви такой, а все военные? Может они просто не переносят на дух вельмож? Скорее всего так и есть.       — Твоя супруга не сводит с тебя глаз, — говорит Пиксис, что увидел как за ними наблюдают, глазами указывая на стол молодожёнов. Аккерман переводит взгляд туда, куда ему указали и видит девушку, которая быстро отвернула голову. Вероятно, заметив, что муж смотрит на нее. К её счастью, к ней подошли гости и стали поздравлять. До этого она их упорно игнорировала, даже не смотрела на них, а сейчас они стали её спасением. Девушка поднялась со своего места и приветливо улыбнулась им, принимая подарки и благодаря.       Леви же усмехнулся. Было крайне забавно за ней наблюдать. Ещё час назад сидела неподвижно как статуя и ревела, а сейчас, видимо, пришла в себя. Тяжело вздыхает и немного качает головой, понимая, что ему с ней придётся ой как трудно и не одну гору проблем Микаса ему принесёт, но что уж с этим поделать?       — Леви... — как-то неуверенно протянула Ханджи, — Ты сейчас улыбнулся?       — Очкастая, ты перепила.       — Но ты улыбнулся! Посмотрел на Микасу и улыбнулся! — стоит на своём, не желая слушать друга.       — Нет, все, уйди от меня, — он ведь и вправду не улыбался, а усмехнулся. Это разные вещи. Абсолютно.       — Эрвин! — дальше Аккерман не слушал, решил продолжить разговор с главнокомандующим гарнизона.

***

      — А невеста ничего, — довольно проговорила девушка, заливисто смеясь, — Знаешь, я бы с огромным удовольствием попробовала её на вкус, — она подходит к мужчине и внимательно наблюдает за его реакцией. Тот лишь тяжело вздохнул и покачал головой.       — Эра, хватит, ведешь себя как ребёнок.       — Братик, ну а что мне здесь ещё делать? — невинным голосом переспросила девушка, — Эта свадьба больше похожа на поминки, а невеста вообще словно статуя: сидит и молчит, не обращает внимание ни на кого, а эти милые военные...       — Хватит, не желаю слушать о твоих похождениях, — перебил он её, отдавая мимо проходящему официанту пустой бакал, — Ты не забыла зачем мы сюда пришли? Решила нарушить приказ отца?       — Что ты, Эрхан, — притворно-сладким голосом проговорила Эра, старясь не показывать, что ей не понравилось то, как с ней начал разговаривать брат, — Я просьбы своего отца всегда исполняю, ведь я люблю его безмерно, точно также как и он меня, — давит на больное, прекрасно зная, какие отношения между братом и отцом. Хотя никаких отношений и нет. Глава семьи старается не замечать своего незаконно рождённого сына, а тот исправно делает то, что требуется от него, как от сына.       Эрхану, можно сказать, повезло. Именно так считает Эра. Ему повезло родиться с членом между ног, вместо дырки; ему повезло, что их покойный дедушка, Эдгар Айдаро, принял его в семью, сделав младшим наследником; повезло, что их старший брат умер пять лет назад; повезло стать будущим наследником их семьи, когда все, абсолютно все его не признавали. А Эра...       А Эра тоже хочет быть наследницей и она уверена, что это её законное право, ведь это она следующая наследница после старшего брата, это она родилась в браке, она. Она, а не Эрхан, так почему все достаётся ему, а ей только остаётся ждать, когда к её братцу придут какие-нибудь дворяне и посватают её? А она уверена, что это будут самые бедные дворяне, которые довольно сильно провинились перед Королём. Уверена, потому что отношения между ними... Никакие? Они ненавидят друг друга, постоянно пытаются поддеть друг друга или подставить перед отцом. На людях не обращают внимания друг на друга, но если нужно, как сейчас, строят из себя любящих брата и сестру. Делают это ради семьи, которая прослыла тем, что все Айдаро — змеи, которые друг за друга убьют и бровью не поведут. Так и было, на самом деле. До появления Итана.       — Если бы любил, — говорит юноша, подходя ближе к сестре и приобнимая ту за талию, — Сделал бы тебя наследницей.       — Я ею и являюсь, — говорит гордо, смотря прямо в глаза брата, — Если бы дедушка не назначил тебя вторым наследником, то сейчас я бы была будущим нашей семьи.       — Как жаль, что этим будущим являюсь я, — улыбается и аккуратно поправляет чёлку сестры, заметив, что та лезет Эре в глаза, — И только я буду решать твою судьбу, так что я бы придержал язык на твоём месте, ведь одно моё слово — и всю жизнь проведешь моя полы в моей уборной, — улыбается, замечая, что девушка занервничала, — А теперь иди к ней, — указывает на Микасу, — И найди на её теле знак. Как именно ты это сделаешь — меня не волнует. И если это не она... Помниться мне, это твои люди дали на неё наводку, так что вся ответственность на тебе...       — Ненавижу тебя, — проговаривает тихо, чтобы никто кроме них не услышал, а после отходит в сторону — направляется к столу молодожёнов, стараясь вернуть улыбку на своё лицо. Ненавидит. Он забрал у неё всё. Абсолютно всё, а сейчас ещё и смеет с ней играть.       Ненавидит.

***

      Голова болит, — думает Микаса и поправляет вуаль, что была прикреплена к её волосам. Ткань тяжёлая из-за узоров, вышитых золотом, но снять платок Аккерман не могла. Почему? Не знает, но Анна сказала, что так не принято, что невеста должна провести всё празднество в нём. Глупость, тем более необоснованная, но Микаса не спорит, не осталось сил на это.       — Я хочу выйти, — обращается к Анне, что стояла рядом.       — Госпожа... Если вы уйдёте, то гости могут неправильно понять...       — Я не ухожу, я хочу выйти. Мне душно и плохо, — такое ощущение, что её сейчас стошнит, — Если нельзя на улицу, то давай уйдем в ту комнату, где меня красили.       — Я... я уточню это у Господина Леви, подождите пожалуйста, — неуверенно говорит служанка и уходит, а Микаса чувствует, что ей словно дышать стало легче без постоянной слежки, которую вела девушка. Серьезно, такое ощущение, что она не на своей собственной свадьбе, а под конвоем. Это напрягает, давит на плечи, не даёт расслабиться, а Микаса и так не может прийти в себя. Она выжата как лимон, эмоционально и физически, ей нужно отдохнуть, но только как? Здесь, сидя словно кукла, выставленная на показ, где каждый гость может подойти к ней и повнимательнее осмотреть оценивающим взглядом, а после обсуждать какая она никудышная с другими людьми, что присутствуют тут?       — Микаса! — девушка оборачивается и видит друзей, что направляются к ней. Улыбка появилась сама по себе, а настроение резко поднялось. Аккерман встаёт и подходит к ним ближе. Крепко обнимает Армина, что шёл впереди всех и прячет лицо в его плече. Чувствует, что наконец находится в безопасности, словно вернулась в детство... Только вот в детстве все было наоборот, там она являлась островком комфорта для Армина и Эрена. Но, наверное, это нормально? Скорее всего так и должно было произойти. Тётушка Карла всегда говорила, что стоит Эрену повзрослеть, как защищать его больше не придется, наоборот, он будет её оберегать. Жаль, что этого не случилось...       — Это настолько мило, что меня сейчас стошнит, — говорит Имир, отворачивая голову немного в сторону. Остальные лишь посмеялись, понимая, что девушка это говорит лишь для того, чтобы развеять тишину, которую до этого никто не мог нарушить. Все просто не знали, что сказать и нужно ли вообще что-то говорить? Было бы лучше, наверное, тактично умолчать, поздравить и уйти, как и сделали остальные гости, но они так не могли. Да, теперь они на разных уровнях социальной лестницы: обычные военные, новобранцы, которым не по чину общаться с ней, супругой капитана Леви, но они же друзья. Они провели вместе три года, их судьба свела после разрушения стены. Они стали семьёй, заменили друг другу братьев и сестер, а теперь должны стать чужими людьми? Да хоть на расстрел отправьте всю их десятку, они не откажутся от Микасы и продолжат с ней общение. Как, ещё не знают, но обязательно придумают. Они умудрялись инструктора обманывать на протяжении всех трёх лет, а значит им всё под силу.       Девушка отстраняется, натягивает улыбку и смотрит на друзей. Радуется, что пришли почти все: кроме Энни, которая уже уехала в Стохесс на службу — Армин, Саша, Конни, Жан, Криста, Имир и... Эрен.       Микаса старалась не обращать на него внимание, словно его тут нет. Разговаривала с девочками, что все время хвалили её наряд; с мальчиками, что неумело делали комплименты; а после Имир стала обсуждать дворян, говорила их интонациями, передразнивая, а еще позже стала с Конни изображать одну супружескую пару, что вели себя слишком высокомерно. Делали они это все, чтобы рассмешить Микасу, ведь видели, что Аккерман плохо морально, и у них это получилось. Девушка засмеялась в голос и долго ещё не могла успокоиться. Гости удивлено смотрели на неё, думая, что она явно с ума сошла, но кому было до этого дело?       — Вот... — неуверенно говорит Жан, протягивая Микасе небольшую коробку, — Конечно, они не сравнятся с украшениями, что подарили тебе, но все же... — девушка нервно косится в сторону, смотря на гору подарков, что надарили аристократы, понимая, что один простой подарок Жана ей дороже и важнее, чем все дорогие одеяния и драгоценности.       — Жан... Не стоило, правда... — улыбается кроткой улыбкой и открывает шкатулку. Видит большие позолоченные кольца-серьги с свисающими элементами. Красивые. Правда красивые и Микаса обязательно будет их носить, а если нет, то хранить. Подходит к нему и коротко обнимает, говорит тихое «спасибо». Кирштейн удивлённо смотрит на макушку подруги, ведь она до этого никогда не была настолько тактильной, особенно по отношению к нему, но молчит, обнимает в ответ, а после отходит в сторону, уступая место остальным. Каждый из них подарил, пусть и скромные, но ценные вещи: кто-то простые платья, кто-то бижутерию. То, на что хватило денег.       — Микаса, — слышит она голос Эрена. Видимо, ему надоело стоять в стороне, решил подойти и поговорить. Хотя, лучше бы он этого не делал. Девушка только позволила себе забыться, перестать волноваться. Сердце перестало ныть, как все в миг разрушилось и улыбка исчезла.       Девушка нервно облизнула губы, хотела сделать вид, что не услышала, но зачем? Он ведь все равно не отстанет, лучше сразу ответить, сейчас. Когда есть ещё возможность расставить все точки над «и».       — Что? — ребята отошли в сторону, давая возможность им поговорить наедине. Они понимали, что этим двоим нужно поговорить. Именно поговорить, а не поругаться. Разобраться в этой ситуации, и, если это возможно, помириться и забыть обиды. А также, чтобы, в случае чего, не попасть под горячую руку.       Они стоят друг на против друга, почти рядом, но на расстоянии.       — Как всегда, — думает Аккерман, смотря на шкатулку, что дал Армин, но не успел даже поздравить из-за Эрена, — Всегда он в далеке от меня... Стоило раньше это понять, чтобы не было так больно...       — Ты... красивая, — говорит, потому что не знает, что ещё сказать. Ничего в голову больше не приходит, кроме как задобрить комплиментами, так как знает, что девушка на него ещё обижена. И он не врёт. Она правда очень красивая.       Очень красивая.       — Дорогая одежда и драгоценности сделают красивым кого угодно, — говорит отстраненно и понимает, что не хочет с ним общаться. Эрен словно в миг стал чужим человеком для неё. А может так было всегда? Да, с чего она вообще взяла, что они стали семьёй? Он просто помог ей тогда, просто позволил пожить с его семьёй. Просто пожалел.       Просто.       — Да, может быть и так... Только вот, в твоём случае, они только подчеркивают твою красоту.       — Что ты хочешь? — не желает слушать этот бред дальше, поэтому переходит сразу к делу.       — Микаса, понимаешь я... Я совершил ошибку и понял это только сейчас. Я дурак, идиот... Обзывай как хочешь, можешь даже покричать, ударить, я не против, только... Давай уйдём?       — Что? — спрашивает, так как не верит своим ушам.       — Я понял, что ты мне дороже... Всего. Сбежим за стены, там мы сможем прожить, моя сила титана нас защитит, а еду на первое время и все необходимое я приготовил... Наверное, неожиданно, да? — неловко улыбается и чешет затылок, — Я просил Армина поговорить с тобой пока ты была наверху, но, видимо, он не сказал... А потом пришёл и сообщил, что мне не нужно идти на церемонию... Не давал пойти, представляешь? Я...       — Сказал, — перебивает, так как нет сил слушать его, — Он сказал... Я хотела сделать вид, что ничего не было, но... Неужели у тебя не хватило храбрости прийти и самому мне предложить побег? — смотрит на юношу и ожидает ответа, но он молчит. Думает, что сказать, но не успевает, Микаса продолжает, — Чего ты ожидал? Что я соглашусь и выбегу из спальни, перебью всю охрану, схвачу тебя за руку и сбегу? И куда? За стены? Туда где огромное количество титанов, которые только и хотят, что съесть меня?       — Микаса, ты не понимаешь...       — Что я не понимаю?! — подходит ближе и смотрит прямо в глаза, — Сбежали бы мы, по-твоему мнению, сейчас, сегодня, когда тут почти вся элита военных сил?! Ладно, сделаем вид, что сбежали, что смогли сбежать от Леви, но полагаться на твою силу, надеясь выжить? Ты не можешь контролировать своего титана толком, но предлагаешь мне жить за стеной? Чтобы потом я нас двоих спасала?!       — Это лучше, чем быть инкубатором! — переходит на крик, но его не слышно из-за музыки: играет живой оркестр, — Я сглупил, когда согласился, но я испугался! А сейчас я смогу позаботиться о тебе!       — Ты издеваешься, да? — по лицу девушки начинают течь слёзы. Она устала. От всего устала. Хочет умереть и все. Все бы закончилось.       — Я не издеваюсь, — выражение его лица сменяется, видя слёзы приёмной сестры. Он понимает, что снова переходит чёрту, — Почему ты сказала «нет»? Почему запретила мне приходить на церемонию?       — Потому что я дала слово тётушке, — отвечает Микаса после нескольких минут молчания, — Я поклялась, что защищу тебя любой ценой и я это сделала... Я не могла нарушить клятву,— подносит руку к лицу и вытирает слезы.       — Ты выполнила обещание, а сейчас ты можешь... — он делает шаг к ней, желая убрать челку, что лезла ей в глаза, в сторону, но Микаса отходит. Не позволяет к себе прикоснуться и обнимает себя. Смотрит в пол и шмыгает носом, — Микаса?..       — Я ведь говорила, что нужно уйти, говорила задолго до свадьбы... Почему ты очнулся только сейчас?... Почему? — плачет и прячет лицо, не позволяет смотреть на себя в таком жалком виде.       — О чем ты? Давай руку, мы сейчас уйдём и будем счастливы...       — Я дала клятву, Эрен, — говорит Микаса, поворачиваясь к парню спиной, — Я поклялась, что всю жизнь проведу с ним... Я не уйду...       — Микаса... Ты шутишь? — сжимает кулаки, так как понял, что... что ничего не выйдет так, как он хотел, — Какая клятва?! Ты сама говорила, что умрёшь, но не выйдешь за него!       — Но я вышла! — поворачивается к нему и подходит, — Из-за тебя! Это ты меня заставил! Ты! А я... А я дала клятву богу, Эрен... Брачные узы — самые священные, какие только есть. Я не могу нарушить их... — закусывает губу. Да, не может. Никогда не сможет. Может этот брак без любви, может этот брак всего лишь способ заполучения титана Эрена для разведки, но не для Микасы. Она дала слово, а значит будет держать его всю жизнь. Проведёт с Леви всю жизнь, в богатстве и в бедности, в горе и в радости, в здравии и в болезни. Не хочет, но должна.       Должна.       — Это все из-за тебя... — поднимает взгляд и смотрит заплаканными глазами в его, — Это ты меня собственноручно убил... — Эрен молчит. Не знает, что сказать. Не ожидал этого. Думал, что подойдёт, скажет, что хочет быть с ней и все будет как раньше. Что уйдут и будут жить счастливо. Но что-то пошло не так. Но что именно и когда? — Этот свадебный наряд, что ты видишь на мне, что подчеркивает мою красоту — стал для меня саваном... — хочет перебить девушку, сказать, чтобы она замолчала, но не может — в горле словно ком образовался — Церемония проведения моей свадьбы — церемония моих похорон. Этот роскошный праздник на самом деле — мои поминки, а карета, в которой я поеду в его дом... Мой гроб... А... А его постель, в которой он сегодня... — продолжить не может, не хочет, — Моя могила... Ты убил меня, Эрен... Из-за тебя... Все из-за тебя...       — Микаса... — хочет подойти и обнять, прикоснуться, но она не даёт. Отходит и вновь утирает лицо от слёз. Эрен лишь сжимает кулаки. Не нравится ему. Ничего не нравится. Хочет повысить голос, накричать, обидеть, но понимает, что делать этого не стоит. Гости, наверное, и так что-то не то думают, смотря на невесту, которая стоит вся в слезах, но возможно списывают это на то, что девушке предстоит разлука с братом.       — Я умерла для тебя, Эрен. У тебя больше нет... Сестры... Уйди, не хочу тебя видеть... Давай сделаем вид, что мы чужие друг для друга?       — Да что ты такое несёшь?! — сквозь зубы говорит Йегер и идёт к ней, желает показать силу. Силу перед ней, ведь знает, что стоит ему только захотеть, как она выполнит любое его желание.       — Сделаешь ещё хоть шаг и я прикажу схватить тебя, — делает несколько шагов назад, боится. Но чего? Появилось чувство, что за ней следят и в любой момент могут напасть.       — Уже приказы раздаёшь? — останавливается, потому что знает, что она это сделает.       — К хорошему быстро привыкаешь...        — Хорошо, будь по-твоему, — выдыхает, так как приходит понимание, что Микаса не сможет. Она слишком сильно зависит от него, чтобы взять и отказаться. Максимум — пару дней и прибежит как миленькая, — Теперь мы чужие, нас ничего не связывает, — договаривает и уходит, оставляя девушку одну. Микаса хватается за край стола, ноги подкосились, ещё бы чуть-чуть и упала. Быстро дышит, сама не верит, что отказала Эрену.       — Микаса, — слышит голос Армина и оборачивается. Юноша подходит и берёт за руку подругу, не давая той упасть, — Вы... поссорились?       — Нет, — отвечает немного подумав. Армин уже было обрадовался, но Микаса продолжает, — Чтобы поссориться, мы должны были бы помириться, а этого не было.       — Всё стало только хуже?.. — смотрит на заплаканное лицо подруги, гадая, что мог такого наговорить Эрен.       — Нет, — просто отвечает Аккерман, — Закончилось то, что не должно было начинаться, — и правда. В тот день она должна была стать рабыней, но Эрен обманул судьбу. Их знакомство — ошибка, а её влюбленность — ещё большая, — А где ребята?       — Скоро придут, — улыбается широко, — Они сильно переживали за тебя, несколько дней ничего не кушали, даже Саша, представляешь?       — Нет, мне такое даже во сне не снилось, — улыбается искренне, — Что в шкатулке? — хочет перевести тему и хоть на какое-то время забыть об Эрене. Хоть на несколько минут, но забыть.       Арлерт молчит некоторое время, а после отвечает, забирая из рук Аккерман коробочку и открывая её.       — Браслеты... Но они... Они... — не знает как их описать. Они не золотые, не позолоченные, не серебренные. Всего лишь — сталь, что не ржавеет, правда красивая сталь. Небольшие кружочки разных размеров, что соединены между собой. Дарить такое девушке, которая с ног до головы стоит в золоте...       Микаса молчит, смотрит на украшения, словно что-то обдумывает. Где-то в стороне слышит голос Анны, что сообщает: вернуться в комнату и выйти на балкон — можно, но уже и не нужно. После того, как она прогнала Эрена — стало лучше. По крайней мере на душе. Приходит понимание, что это нужно было сделать давно, а не сейчас, но лучше поздно, чем никогда.       Девушка переводит взгляд на свои руки, на которых сверкают разные браслеты: стеклянные, золотые, с драгоценными камнями и без. Смотрит несколько мгновений, а после начинает снимать их, передавая удивленной Анне украшения, а после надевает на себя подарок Армина.       — М-микаса? Ты что делаешь?! — пораженно спрашивает юноша, наблюдая за этой картиной.       — Твой подарок мне дороже всех богатств мира, Армин, — не врёт, говорит правду и улыбается, — Я всегда их буду носить. Всегда, никогда не сниму.       — Н-но это ножные браслеты. Их носят на ногах.       — Мои браслеты и мне решать, как и где их носить — говорит Аккерман, после неловкой паузы, вызывая смех у Арлерта.       — Твоя правда, — замолкает, а после крепко обнимает, — Почему ты запретила Эрену быть на церемонии? — спрашивает тихо, точнее шепчет, чтобы никто посторонний не услышал. Девушка молчит некоторое время, а после неуверенно отвечает:       — Потому что я бы согласилась... — не уточняет на что именно.       — Что ты имеешь...       — Микаса! — оба оборачиваются и видят Ханнеса, что неловко улыбался. Стоял в далеке, не решаясь подойти ближе, но, заметив, как дети улыбнулись ему, подошёл и крепко обнял двоих. Отпускает не сразу, видно, что не хочет, но все же отходит на два шага назад и улыбается. Все молчат, не знают с чего начать. Арлерту и Аккерман хочется узнать, что ему наговорили об этом представлении со свадьбой, чтобы понять, что сказать и как. Стоит ли упоминать, что в этом виноват Эрен? Или стоит об этом умолчать? Хотя, как?       — Я оставлю вас, — говорит Армин и уходит. Понимает, что если рассказать и нужно, то это должна сделать Микаса, ведь эта история связанна с ней и сейчас он лишний. Потом, когда Ханнес узнает обо всём, он проведёт всё оставшееся время с ними, но не сейчас.       — Ты очень красивая, Микаса, — говорит мужчина, улыбаясь, — Твоя мама была бы рада, — говорит и не уточняет, какая именно мать: родная или приёмная. Возможно обе.       — Спасибо, — слышит эту фразу второй раз, но почему-то только сейчас на душе стало тепло. Может, это из-за того, что человек говорит от чистого сердца, а не чтобы подлизаться? — Вы пришли одни?       — Да если бы, — раздражённо проворчал солдат, — Сынок нерадивый напился, жена его в одну из комнат завела, пытается привести в чувства. Говорил же не пить, да кто бы меня только слушал... Хотя, в его оправдание могу сказать, что ты заставила нас долго ждать и вся молодежь не выдержала, начала пить.       — Я... Я не специально, — специально, но не для того, чтобы споить половину гостей, а чтобы позлить Леви.       — Этого стоило ожидать, ты же девушка. Любая девушка хочет быть самой красивой в день своей свадьбы, — молчит , а после продолжает, — Свадьба ведь одна, раз и навсегда. Господин Аккерман сказал, что эта свадьба не по любви, но... Влюбится он в тебя быстро. Очень быстро.       — С чего бы ему в меня влюбляться?... — усмехается, — Скорее мы прибьем друг друга сразу же.       — Без ссор ни один брак — не брак, без этого нельзя, — соглашается мужчина, — Это мои мысли, не подумай ничего. Я бы на его месте сразу же влюбился как только увидел в этом платье — заканчивает говорить и неуверенно протягивает свой подарок, что обернут газетой, — Поздравляю, Микаса.       — Ханнес, не стоило, — правда не стоило, видеть его сегодня — самое лучшее, что могло произойти в этот день. Снимает обёртку и видит... свадебный палантин. Без золотой вышивки, как у нее, без драгоценных камней. Обычный синий свадебный палантин, что потрепан временен.       — Знаешь... Твоя свадьба... Она проходит по традициям столицы, но у нас есть один обычай... Невеста снимает платок мужа с головы и надевает платок отца — это означает, что даже если семейная жизнь не сложится, она имеет право вернуться в свой дом... а ещё это означает защиту... Такие платки передаются от матери к дочери... или это другой обычай?... — мужчина останавливает рассказ, пытаясь вспомнить, — В любом случае, это платок моей жены... У нас сын, который жениться не собирается пока что, а ты...Он ужасный, не стоит его носить, иначе светские дамы тебя засмеют, просто... Храни его, хорошо?       Микаса молчит, а после осматривается: гости наблюдают за ней и мужчиной. Тех привлек к себе ещё разговор с Эреном, который, по их мнению, был слишком долгим, а сейчас, видя свадебный платок в руках девушки — страшно представить, что они себе надумали.       Кидает мимолётный взгляд на Леви, думает о чём-то, а после, приняв решение, тянет руку к голове, доставая из небольшого пучка — что получилось сделать с её длинной волос — шпильки, к которым был прикреплен алый палантин.       — Микаса, ты что делаешь? — удивлённо спросил мужчина, смотря за действиями девушками.       Но Аккерман не слушает ни его, ни Анну, что пыталась её остановить. Скинула платок с головы, не обращая внимания, что все гости начали шептаться, обсуждая действия новобрачной. Стоит и смотрит на Ханнеса, мысленно прося, чтобы тот накинул синий палантин ей на голову. Ей плевать. Плевать на мнение дворян, на то, что она, возможно, позорила своего мужа, плевать на всё, абсолютно на всё. Это её свадьба. Пусть и не желанная, но её. Это её день и хоть одна вещь, хоть одна, должна быть такой, какой она хочет. А Микаса хочет, чтобы палантин на её голове был подарком Ханнеса. Человека, благодаря которому она выжила в тот день, пять лет назад.       — Надень, — мужчина неуверенно разворачивает платок и накидывает девушке на голову. Улыбается нежно и думает, что Микаса совсем выросла. Наклоняется и по отцовски целует в лоб, обнимает крепко и шепчет на ухо, что желает счастья.       — Как это трогательно... Я сейчас расплачусь, — говорит Ханджи, со стороны наблюдая за этой картиной. Утирает лицо платком, а после смотрит на Леви. Мужчина общается с Эрвином, наверняка обсуждая рабочие моменты. Женщина тяжело вздыхает и подходит к ним.       — Что? — говорит почти сразу, зная, что та явно пришла не мило с ним побеседовать, хочет выбесить наверное.       — Уже все подарили подарки Микасе...       — Рад за неё, — перебивает.       — Кроме тебя, — с упрёком продолжает Зое. Аккерман лениво вздыхает и кивком головы просит слугу принести шкатулку.       — Я сделаю это и ты от меня отъебёшься, — берёт в руки небольшой ларец и открывает его. Внимательно смотрит на фамильные драгоценности и поджимает губы, доставая украшения. Король, в дань традиции, дал ему всего два браслета, чтобы Леви подарил их супруге, а остальные ценности семьи Аккерман оставил у себя, в королевской сокровищнице. Почему так? Леви не знал, он вообще мало чего знает о своей семье, только то, что ему рассказал Государь. Не знает, что из этого правда, а что нет, да и не интересно ему... Наверное.       Интересно и он хочет узнать все, только никогда в этом не признается.       — Не забудь поцеловать руку, — напоминает она мужчине, когда он направляется к жене.       Останавливается около Микасы и Ханнеса, смотрит безразличным взглядом. Те словно чувствуют на себе этот взор и отстраняются друг от друга. Стоят молча, не знают, что сказать. В груди Микасы появляется страх за мужчину: вдруг Леви не понравились эти переодевания с платками и теперь он накажет его?       — Береги её, — говорит Ханнес, улыбаясь, а после уходит, уступая место Аккерману. Тот незаметно кивает головой, давая понять, что его слова, которые он говорил ранее — правда. Подходит к ней и смотрит, думает о чём-то своём, а Микаса хочет провалиться, только бы не чувствовать его взгляд на себе. Гости вновь наблюдают за ними, только сейчас уже более заинтересованно, почти молча, чтобы услышать разговор новобрачных.       — Сними браслеты, — говорит Леви спустя минуту молчания.       — Не сниму, — отвечает резко, с вызовом смотря на мужчину.       На мужа.       — Аккерман, давай без представления? — устало вздыхает, и показывает той браслеты — свой подарок, — Сними эти побрякушки и дай мне надеть на тебя украшение.       — Для меня эти «побрякушки» дороже и важнее всех твоих богатств, — отвечает резко, смотря прямо в глаза. Мужчина закатывает глаза. Возможно, если бы они были одни, то поссорились бы, но сейчас устраивать представление для дворян он точно не будет. Подходит ближе и берёт за руку, отодвигает подарок Армина и начинает надевать фамильные браслеты. Старается делать это аккуратно, чтобы девушке не было больно.

***

      Эра стоит в стороне и внимательно наблюдает за четой Аккерман. Видит, как мужчина отодвигает ножной браслет в сторону и надевает красивый золотой двойной браслет с бриллиантами и свисающими элементами. Проделывает всё тоже самое со второй рукой.       — Она, — говорит сама себе девушка, видя на запястье Микасы символ их семьи, — Это она, — улыбка появляется на лице. Понимает, что нужно сообщить Эрхану и уходит незаметно.

***

      — Отпусти, — говорит Микаса, после того, как Леви надел оба браслета, но он не слушает её. Стоит и держит за руку, думая, стоит ли делать то, что просила Ханджи? Вероятность того, что она пошутила и сказала поцеловать руку Микасе только чтобы посмеяться над ним — очень высока.       — Леви! Леви-и-и! — слышит со стороны и поворачивает голову, видит Зое, что жестами показывает, чтобы он поцеловал руку жене. Мужчина в ответ зыркает глазами, показывая, что не будет этого делать. Ханджи замахивается, желая того ударить, но успокаивает себя. Вновь показывает тому на руку, намекая на поцелуй.       Аккерман тяжело вздыхает, понимая, что лучше все же пойти на поводу у Очкастой, иначе, если он этого не сделает, та будет докучать долгое время, а Леви этого не хочется. Подносит ладонь Микасы к своему лицу и немного наклоняется, прикасаясь губами к её коже. Отстраняется через пару секунд и видит удивленное лицо жены. Хочет объяснить зачем это сделал, но молчит. Скажет, но не сейчас, потом, когда не будет посторонних глаз, что внимательно следят за их действами.       Потом.

***

      Вечер.       — Это что такое? — раздражённо спрашивает Леви, смотря на паланкин, в котором должна быть невеста. Только вот вместо этих носилок должна была быть обычная карета.       Банкет закончился, почти все гости разъехались, остались только несколько знатных семей и военные, и это только для того, чтобы проводить молодожёнов. Обычно те провожают супружескую пару до спальни, но так как чете Аккерман предстоит путь в столицу государства — Митру — они обходятся таким способом.       Микаса стоит рядом с Леви, словно кукла, молчит и взгляда не поднимает. Устала уже, день сумасшедший, хочется лечь и заснуть самым крепким сном, но предстоит долгая дорога. Очень долгая.       Девушка обнимает себя за плечи, пытаясь согреться. Погода испортилась и началась сильная снежная метель. Рада, что перед тем, как надеть теплую накидку укрылась алым платком, что сменила на подарок Ханнеса, ведь так пусть и не много, но все же теплее.       — Где карета? — спрашивает он у Зое, что нервно улыбнулась. Мужчина сразу понял, что это её затея, явно желает ещё немного поиздеваться над Аккерманом.       — Я просто подумала, что паланкин больше подойдёт к этой церемонии.       — Какой ещё церемонии? — тяжело вздыхает. Столько же традиции идиотских. Это не свадьба, а представление на потеху Ханджи. И женщина этого даже не скрывает, — До тебя не доходит, что нам уже нужно быть в Митре? С этим корытом мы доберёмся до столицы только через несколько дней при условии, что его согласится кто-то нести на себе безостановочно. Очкастая, на улице — лютый мороз. Какой идиот понесёт её?       — Леви, не будь букой, — улыбается мило, пытается смягчить, — Церемония проводов невесты, это всего лишь условность. Пусть паланкин понесут друзья Микасы. Выйдете из Троста и Микаса пересядет в карету. Тем более наши лошади очень быстры. Два часа и вы уже будете в тепле.       — Нет, — отрезает мужчина и даёт указание своим подчиненным, чтобы те привезли карету.       — Ну почему?! — обиженно спросила Ханджи, наблюдая, как паланкин уносят.       — Ты хотя бы раз в жизни подумай головой, — раздраженно проговорил Леви, — За два часа она окаменеет в твоём паланкине. Я уже молчу о тех, кому придётся его нести.       Девушка хочет возразить, сказать, что это не так, но не может: дует сильный ветер, очень сильный, что аж дышать становится трудно. Кидает взгляд на Микасу, понимает, что припираться нет времени: ещё чуть-чуть и она застынет в этом платье. Ладно он и его отряд — они в специальной одежде, что не пропускает холод, но Микаса... Служанка, накинула на неё несколько слоёв теплых дорожных накидок, но это не сильно помогает, все равно мёрзнет.       — Будь по вашему, — сдаётся и отходит в сторону, наблюдая как к Микасе подходят её друзья и прощаются с ней. Долго не тянут: обещают, что будут писать письма и отправляют в только что приехавшую карету. Леви кивает Эрвину и взбирается на своего коня. Точно также поступает и его отряд. Бьют лошадей по бокам, заставляя тех идти вперед, за ними следует и карета.       Они отправляются в путь, в дом Леви Аккермана, в котором наконец-то появится хозяйка.

***

      Глубокая ночь царит на улице, когда они наконец приезжают. Леви спешивается и выдыхает. Добрались быстро, очень быстро, всего за три часа, но и лошади и его люди промёрзли. Стоило остаться в Тросте на ночь, а уже утром отправиться в путь, но не получилось, Одит не отпускал Леви до последнего, объясняя это тем, что давно не видел «лучшего» друга.       Обходит карету, подходя к двери и открывает её. Смотрит на Микасу, что явно недавно проснулась. Протягивает руку, молча говоря, что они уже приехали домой и пора выходить.       В их дом.       Девушка отказывается от помощи и наступает на первую ступень кареты.       — Упадёшь, — предупреждает Леви. Упасть ведь правда может: снег, что выпал на карету, пока они ехали, замёрз и стал льдом.       И падает. Нога соскальзывает и девушка падает на мужа, инстинктивно крепко хватая того за плечи. Мужчина раздражённо вздыхает, понимая, что возможно его никогда эта женщина слушать не станет. А ведь хочет как лучше, но выходит как всегда.       — Сказал же, упадёшь, — говорит с упрёком, а после крепко хватает жену за талию, поднимает над землёй и разворачивается вместе с ней. Микаса хватается крепче, не понимает, что происходит, но вскоре чувствует под ногами землю и ослабляет хватку, отходя от мужчины. Смотрит на него, но Леви сразу же идёт вперёд, что-то говорит Гюнтеру о том, чтобы тот позаботился о лошадях, а остальные могут идти в дом. Хватает полы платья и идёт следом за всеми, по пути осматривая сад особняка: все дорожки вычищены от снега, перед домом, рядом с лестницей, что ведёт к главному входу, стоит трёх уровневый фонтан, что сейчас не работает, но в нём красиво лежит снег.       Неуверенно поднимается по лестнице — потому что не удобно делать это в платье. Все вдруг останавливаются, словно чего-то ждут и Аккерман понимает: нужно подойти к Леви. Подходит к нему и только после этого мужчина начинает идти.       — Добро пожаловать, Господин Леви, — слышится женский голос, только стоило им войти в дом. Осматривается и видит кучу людей, что низко кланяются, — Добро пожаловать, Госпожа Микаса, — говорит женщина, обращаясь к ней, — Меня зовут Мадам Со, я старшая горничная или же домоправительница. По всем вопросам можете обращаться ко мне, я буду помогать вам первое время, — спросить с чем именно ей придётся помогать не успевает, Мадам Со начинает вести разговор с Леви, спрашивая у того желают ли они поесть. Тот соглашается и велит подготовить комнаты для членов его отряда и предоставить тем всё необходимое.       — Госпожа, что вы бы хотели? — спрашивает слуга, но девушка говорит, что не голодна и правда: ей кусок в горло не лезет от мысли, что ещё несколько мгновений и они с Леви останутся наедине в его спальне, где он...       — Тогда, прошу вас, — указывает на дорожку, что выложена лепестками роз. По телу словно разряд тока проходит, но Микаса не противится, послушно идёт по тропе, до белых костяшек сжимая кулаки.       Страшно.

***

      Микаса стоит по среди комнаты, словно кукла, с которой делают всё, что только захотят: переодевают, моют, наряжают.       Как только девушка вошла в комнату, служанки начали снимать с неё свадебный наряд и украшения, отправляя в купальню, где та согрелась. Помогли привести себя в порядок и натёрли ароматными маслами, сейчас же нарядили в белоснежную шёлковую ночную сорочку на бретельках и сверху накинули халат из такой же ткани. Волосы расчесали и отросшие пряди аккуратно уложили на плечи.       Аккерман судорожно вздыхает и оглядывает комнату Леви: спальня в алых тонах, как и кровать, что стояла по левую руку от Микасы. Балдахин, постельное белье — кроме белой простыни — подушки — красные, даже небольшой стул-диванчик. Ковёр, на котором стоит девушка — тоже. Чуть по одаль есть небольшое полукруглое помещение, что скрывалось под алыми занавесками. Наверное, там рабочее место, а может и нет. Хочет посмотреть назад, увидеть что-нибудь ещё, лишь бы не думать о том, что сейчас здесь должно будет произойти, но не успевает.       Леви заходит в комнату, кидая взгляд на прислугу, молча приказывая покинуть его спальню. Те слушаются, низко склоняют головы и выходят, а Микаса чувствует, что сердце сейчас остановится. Смотрит в пол и делает вид, что её здесь нет, слышит как мужчина проходит вперед и останавливается у небольшого столика, на котором стоит два графина: с вином и водой, пара бокалов и закуски. Слышит, как тот начинает расстегивать пиджак и кидает его на кресло, что стояло рядом со столиком. Девушка закрывает глаза и тяжело вздыхает: одна ночь и всё. Всего одна ночь и возможно у неё получится забеременеть с первого раза. Возможно.       Она надеется на это.       Мужчина подходит к ней и наклоняется. Берёт что-то с кровати и молчит. Микаса всё же решает повернуться, не желая думать о том, что пожалеет об этом и видит обнаженного по пояс Леви, что держит в руках простынь, на которой есть капли крови.       — Что это?...       — Это? — переспрашивает, указывая на ткань в руках. Поворачивается к жене всем корпусом и та видит, как на левом плече у того течёт кровь, — Твоя невинность.       — Что? — не понимает о чём идёт речь.       — Аккерман, — называет по фамилии и подходит ближе, — Мне сказали жениться, а не спать с тобой. Давай кое-что проясним сейчас, хорошо? — ждёт ответа, но понимает, что лучше сразу продолжить, — Ты не моя жена. Ты никогда ею не станешь. Я никогда не лягу в постель с тобой как муж с женой. Ты меня не возбуждаешь как женщина, мала ещё для этого, — девушка пораженно смотрит на Леви, не понимая, что тот говорит. Не возбуждает? Слишком мала? Что это значит? — Для всех остальных мы — счастливая семейная пара, но в этом доме всем известно наше настоящее отношение друг к другу. Ясно? На публике мы вместе, здесь — чужие друг другу люди.       — Ч-что ты... — договорить не успевает, Леви хватает Микасу на предплечье.       — Аккерман, ради всего святого, ты же не идиотка. От этого все в плюсе, твой титан жив, ты все ещё хранишь ему верность, а от меня наконец отъёбываются власти, — сжимает её руки слишком сильно, из-за чего той становится больно, — А сейчас давай поспим, — откидывает её в сторону, кидает на пол подушку и покрывало ей, а сам ложится на кровать.       Микаса стоит по среди комнаты словно в трансе. Ничего не понимает, ничего. Не этого ожидала, но разве произошедшее сейчас, не лучшее из того, что вообще могло бы быть? Тяжело вздыхает и медленно оседает на пол, сидит несколько минут, непрерывно смотря в никуда, а после решает, что нужно хоть немного поспать, ведь за окном начинает светать. Кладёт подушку под голову и укрывается покрывалом, почти сразу проваливаясь в сон, а Леви...       Леви думает, как самому не нарушить то, что только что сказал жене.       Своей жене.