Странный незнакомец

После всего сказанного Джоном Лололошка ночью ещё долго ворочался в постели. Он думал — о том, как двойник жил всё это время, скрывая свои мысли и чувства столько лет, проводя столько времени в одиночестве. Мироходец думал о том, как Харрису удалось не сойти с ума, но одновременно парень понимал, что глубоко в душе Джон всё ещё не отпустил те ситуации, когда в спину вонзили нож, который ты же и доверил человеку. Лололошка восхищался и одновременно жалел старшего, тому пришлось столько пережить, и всё ради того, чтобы он стал тем, кем является сейчас.

***

Солнце неприятно светит прямо в лицо, призывая проснуться и начать новый день. Шатен отворачивается от слепящего яркого неба, пытается спрятаться, побыть ещё немного в тёплой и желанной кровати, но подсознательно понимает, что нужно уже вставать. День обещал быть интересным, ведь именно сегодня Джон должен был вернуть ему память. Лололошка не знал как именно, что тот будет делать, и вернутся ли воспоминания все сразу, однако это было не важно. Сонливость быстро сменилась на бодрость в предвкушении дня, и того, когда напишет Джон. Прошлым вечером перед восходом двойник сказал, что сам свяжется, и тогда они должны будут отправиться в другой мир, туда, где находится его лаборатория. Лололошка не знал как, куда именно, но знал точно, что теперь Джону можно доверять. Парень потягивается в кровати, разминает мышцы после крепкого сна и невольно замечает, что сегодня ему ничего не снилось, удивляясь этому и одновременно радуясь. Сосед по комнате спал в силу выходного, да и за окном было раннее утро. Лололошка отправляется в ванную, берёт с собой привычную толстовку и чёрные брюки вместе с шарфом. В блоке все ещё спали, как и половина университета. Раньше мироходец любил рано вставать, но расставание подкосило парня, и тогда физически не получалось заставить себя. Сейчас же когда-то привычная лёгкая бодрость кипела в теле от радостного предвкушения дня, он легко мог позволить себе вставать пораньше. Лололошка в припрыжку идёт в ванную, с улыбкой запирает дверь и кладёт вещи на тумбу. Он смотрит в зеркало на свои растрёпанные волосы, на собственное лицо, безумно похожее на лицо Джона, до сих пор не в состоянии привыкнуть к пугающей схожести. Однако теперь шатен не грустит, когда смотрит на отражение, он не избегает его, наоборот, не прочь лишний раз повертеться у зеркала и вспомнить свою гениальную копию, от чего даже гордость берёт. Лололошка смотрит на открытую шею, замечает слабое-слабое розовое пятно и пускает смешок, ловля себя на мысли, что Джон всё-таки не удержался. В итоге младший решает не медлить, снимает спальную футболку, открывая вид на собственное тело, невольно вспоминая такое же, но другое. Лололошка вспоминает вчерашнюю ситуацию, прокручивает в голове каждую деталь с ощущениями и понимает, что ему было безумно мало, а Джону наверняка тем более, однако старается отбросить подобные мысли, отворачиваясь от зеркала. Скинув с себя все вещи, мироходец настраивает воду в душе, полностью вставая под струи воды, когда температура полностью устраивала. Вода приятно расслабляет, заставляя прикрыть глаза и ни о чём не думать, да чуть ли не уснуть. Тёплая вода стекает по собственному телу, очерчивая каждый сантиметр и омывая, но Лололошка тянется за шампунем, думая о том, что если продолжит в том же духе, тогда вообще не вылезет из душа и выключает воду. Шампунь приятно пахнет и пенится, уже создавая мягкость волос, однако много времени это не заняло, из-за чего шатен снова включает душ, смывает приятно пахнущую жидкость, а затем наносит гель для душа.

***

Бодрость после душа освежала, давала нужную энергию на предстоящий важный день, заставляя сиять от предвкушения. Настроение было более чем хорошее, хотелось танцевать, петь, включив музыку на всё общежитие, но Лололошка обходится только наушниками и излюбленным плейлистом, специально включая альбом повеселее. Музыка в наушниках приятно звучит, отдавая соответствующим ритмом в ушах, пока достаёт ингредиенты из холодильника, хочет подогреть кашу в микроволновке, заодно поджарив яйцо. Гул микроволновки не слышится из-за музыки, в то время Лололошка разбивает яйцо о сковороду, тихо напевая игравший трек, а затем подсаливая начинавшую жариться еду. Не проходит и много времени, как завтрак почти готов. Оставалось переложить яйцо со сковороды в тарелку, и готово! Мироходец так и делает, ставя еду на небольшой стол перед телевизором, стоящий в гостиной. Собственноручно приготовленная еда быстро уплетается, приятно отдаваясь на языке. Завтрак не то чтобы сытный, но и есть особо тяжелую еду утром Лололошка не хотел, лишь потом запил всё заваренным горячим чаем с печеньем с шоколадной крошкой. После завтрака бодрости только прибавилось, а шатен не знал куда себя деть. Ещё раз проверив чаты и убедившись, что Джон не написал, Лололошка решил выйти на улицу и прогуляться около общежития, да пообщаться с теми, кто тоже не спал в раннее бодрящее утро.

***

Время проходит незаметно, безумно быстро, а на часах уже пробило десять утра. Мироходец успел выполнить задания фриланса, не долго погулять с Жаклин, когда случайно встретились возле статуи, и по прибытию в общежитие заняться спортом. Обыденная когда-то рутина вновь успела стать чем-то привычным, а слабая усталость приятно обволакивала мышцы. Желанная кровать и холодная подушка пускали в приятные объятия. Усталость оставалась где-то в прошлом, пока тело отдыхало. Хотелось уже завернуться в одеяло и доспать сегодняшнее утро, однако на телефон приходит сообщение, громко звенящее где-то в кармане для сонного шатена. Лололошка подымается на локтях, достаёт телефон и понимает, что это написал Джон на другой телефон, тот, который он же когда-то подарил. Мироходец принимает положение сидя и достаёт другой гаджет, открывая менеджер с заветным сообщением. — Ну что, готов? Хотя это риторический вопрос, не отвечай. Если ты в общежитии, тогда выходи на улицу, я жду рядом со статуей, а если нет, тогда это не мои проблемы. Поторапливайся. По сообщению было видно, что Джон явно не в настроении, а вести светские беседы и долго ждать никто не собирался. Лололошка лишь ставит реакцию на сообщение, показывая, что он услышал его. Мироходец подымается с постели, вновь захватывая тёплую одежду и быстро спускаясь вниз в надежде, что Джон так не шутит, и сейчас он действительно стоит на месте, которое указал. Надежда на то, что слова были не ложью где-то ярко-ярко горели в душе пламенем. Отчасти Лололошка боялся вновь ощутить на себе обман, вновь почувствовать ту сладкую ложь, которой кормил его Харрис долгое время. Сердце бьется быстро, предвкушение где-то кипело внутри, заставляя чуть ли не падать с лестницы и бежать вниз. Шарф развивается на бегу, а холод улицы резко встречает контрастом температур, однако Лололошка не чувствует этого — он бежит так быстро, что дыхание сбивается. Навязчивое желание держит на коротком поводке до последнего, до того самого момента, пока не виднеется знакомая белая фигура в плаще с оранжевым шарфом и с точно такими же очками. Джон что-то печатает в телефоне, не видит рядом стоящего запыхавшегося парня, лишь тихо ругается и только тогда замечает. — О-о, ты пришёл, быстро! Молодец. — прячет телефон в карман плаща и подходит ближе с привычной улыбкой, но точно так же язвительно продолжает: — Ты пробежал марафон? Запыхавшийся такой… Ладно, сейчас это не важно, лучше давай поговорим о более важных вещах. Улыбка сама невольно появляется на лице, а вздох облегчения тихо звучит вместе с отдышкой. Желание обняться мимолетно, но шатен старается не обращать на него внимание, всё-таки сейчас Джон был серьёзен. Разговор касался обещания, данного ещё месяц назад, если не больше. Мироходец лишь может следить за движущейся фигурой из стороны в сторону влюблёнными глазами. — Очевидные вещи объясню сейчас, потому что в будущем снова задевать их я не буду. Прослушаешь — не моя проблема. — Останавливаясь, Джон убирает очки на макушку и смотрит в ответ пристально небрежным взглядом, словно пытается что-то сказать им, но понять, что именно — у Лололошки не получается. — Когда мы переместимся, не пугайся, это мир, в котором я живу, там иногда может погода барахлить… Но это не важно. Как будем на месте, я проведу тебя в лабораторию, и ты ляжешь на диван, я введу тебе кое-что, и мы начнём сеанс психотерапии, они нужны, чтобы вернуть тебе воспоминания. Сеансов может понадобиться несколько, но это не проблема, я подготовлен. Джон с улыбкой отходит назад, смотрит на часы, и, не давая возможности даже задать вопрос, вновь поднимает взгляд и перебивает мироходца, только хотевшего возмутиться. — Была одна такая фраза… С её помощью ты можешь перемещаться вслед за другими. Как же там было… Просеко? Косеко? Не помню, в общем, вспоминай! Двойник с язвительной улыбкой исчезает в золотых искрах, оставляя Лололошку одного наедине с вопросами. Взгляд лишь бесцельно сверлит место исчезнувшего Джона, а в голове так и крутятся шестерёнки, дабы вспомнить. Голова невольно гудит вместе с чем-то, что так и крутилось на языке. Заветная фраза вместе с собственным страхом быть вновь брошенным где-то стучит на отголосках сознаниях, кричит о себе, но вспомнить не получается. — Как же там было. — По инерции тихо шепчет мироходец, перебирает возможные варианты и наконец вспоминает, закрывая глаза и произнося заветную фразу: — Консеко! Странное чувство после перемещения накрывает так же быстро, как и проходит, а Лололошка чувствует, как воздух вокруг поменялся равносильно погоде. Прохлада царила в местной атмосфере, обволакивая каждый сантиметр тела. Младший открывает глаза и видит перед собой недовольного Джона. — Ну наконец-то! Я уже думал, ты там застрял. Экскурсия потом, не стой как истукан! — Лололошка чувствует, как его хватают за руку и ведут куда-то в сторону, он лишь мельком успевает увидеть огромный двухэтажный белый дом, сделанный вперемешку с современным стилем и обычным. Неподалеку от него стоял небольшой подземный спуск, куда его и вел Джон, что-то тихо бурча. — Ещё бы три года возился… Двойник останавливается у входа в подземный спуск, выходящий немного наверх, напоминающий прямоугольник. Он достаёт ключ-карту из кармана и отворяет дверь, похожую на спуск в подвал, заставляя напрячься, однако встречает только уложенная белой плиткой лестница и вновь согревающая тёплая рука. — Мы идём в ту самую лабораторию? — Тихо спрашивает Лололошка, и не дожидаясь ответа, вновь спрашивает: — Ты не хочешь даже закрыть спуск? — Во-первых, да, мы идём в ту самую лабораторию. Во-вторых, не бойся, я ещё успею её закрыть, когда ты будешь спать. Сердце стучало от волнения, выпрыгивая из груди. Слова Джона были двусмысленны, они вновь и вновь проигрывались в сознании, но мысленно Лололошка знал, что старший не причинит ему вреда, но что если? Вчерашние слова не были похожи на фальш, но даже несмотря на это, волнение всё равно охватывало почти каждую часть тела, стучало где-то в сознании, пока Джон не обернулся и не сказал пару успокаивающих фраз, ударяя локтем куда-то в бок. — Да не бойся ты! Не убью я тебя, ты мне нужен ещё, и мы почти пришли, сам всё увидишь. Внизу встречали массивные двери с ключ-картой, на что Джон вновь тянется в карман плаща за другой. Одобрительный звук слышится от двери, когда Харрис приложил карту, но затем ещё один, а Джон немного наклоняется. Сетчатку глаза сканируют, а Лололошка удивляется таким технологиям для простого входа в лабораторию, из-за чего волнение накрыло новой водной. В случае чего — он ни за что не сможет выбраться. От двери вновь слышится одобрительный звук, а старший довольно оборачивается, хватая холодную руку в свою — горячую и наполненную теплом, от чего тревога немного отходит на задний план. Впереди открытой двери темнота, однако стоит Джону включить свет, как тёмное помещение приобретает яркий белый цвет. По бокам были столешницы, напоминающие кухонные, а над ними шкафчики. Везде лежали колбы, шприцы, химические принадлежности и крупная тетрадка на столе, что выделялась из массы хаоса. Лололошка всегда понимал понятие «творческий беспорядок», но понять «учёный беспорядок " ему никогда не удавалось, да и вряд ли такое словосочетание вообще существует. Сомнения о безопасности этого места отпали, но внимание привлекла белая дверь прямо в комнате, перед которой стояла огромная столешница с разными принадлежностями. Зайдя в помещение, слева стоял кремовый диван, на котором лежал халат и оранжевый шарф, справа же рабочее место с компьютером на нём, а рядом вещи на подобии принтера, банки печенья и, судя по всему, пустая кружка кофе. — Ну что, красотка, присаживайся на диван, а я по ходу дела буду всё объяснять. Джон отпускает руку и отходит к раковине помыть руки, затем куда-то к главной столешнице, напоминающей остров среди бесчисленного количества хлама и научных вещей. Двойник открывает заранее приготовленные перчатки, затем шприц, и снимает колбу с какого-то химического прибора, соединенного с другими, параллельно начиная рассказ. — Ради твоего же успокоения, так и быть, я расскажу, что за препарат я тебе введу. — Говорит Джон и «сливает» лишнее с набранного шприца, пока Лололошка всё же садится на диван. — Эта вакцина что-то вроде смеси успокоительного и снотворного, но различие только в том, что от этой смеси ты не умрёшь, она только углубит твоё погружение в сознание. Заканчивая возиться со шприцом, Джон берёт спирт с кусочком ваты, дабы избежать инфекции, и подходит к Мироходцу, странно улыбаясь, словно за этой улыбкой самые ужасные последствия, но Лололошка верил Джону, по крайней мере хотел верить. — В других случаях это может быть опасно, но ты же работаешь с профессионалом своего дела! Всё пройдёт по плану, не сомневайся и ложись. Собственное сердце стучит где-то внутри, волнение накрывало всё больше несмотря на слова Джона, но Лололошка ложится, отворачивается от чужого лица, но укол не следует. — Нет… Так дело не пойдёт. — Говорит Харрис и выдыхает тяжелый воздух, что скопился в лёгких, словно тяжёлый груз. Он садится рядом, снимает одну перчатку и говорит тихим голосом, нежным и убаюкивающим, но не теряющим строгости. — Ло, посмотри на меня. — Ладонь, что без перчатки ложится на торс парня, скрытый под слоем одежды, гладит и старается успокоить, пока чужой взгляд всё так же не ложится на него. — Всё будет хорошо, я не съем тебя во время сеанса и не убью, ещё со встречи у дерева я заручился за то, чтобы помочь тебе. Ты правда думаешь, что я так просто всё оставлю? — Задаёт вопрос Джон и наклоняет голову бок. Ответ не следует, двойник лишь наклоняется и целует в краешек губ, свободной рукой гладит щёку, нежно улыбаясь, словно показывая, что в процедуре нет ничего страшного, а все переживания зря. Лололошка успокаивается, сердце больше не стучит в сумасшедшем ритме, касания успокаивают, а Джон вновь надевает перчатку, смазывая будущее место укола спиртом. Старший наконец вводит препарат, место укола неприятно щиплет, заставляя скривить лицо и отвернуться в надежде, что двойник уже введёт до конца и всё закончится. Джон выводит иглу из тела и накрывает ватой, строго проговаривая слова: — Подействует через пару минут, как почувствуешь сонливость — сразу говори мне. Харрис снимает голубые перчатки, выкидывает их вместе со шприцом куда-то в мусорку рядом с островком и обратно садится на диван, поглаживая руку мироходца, наблюдая, как веки того постепенно опускаются. — Я, кажется. — Сонливым голосом говорит Лололошка, однако его перебивает более энергичный и серьёзный. — Сосредоточься на моём голосе. Как только я до считаю до пяти — ты заснёшь. — Джон говорит спокойно, но с нотами строгости, пока сверлит взглядом засыпающего шатена и начинает отчёт. — Один… Два… Три… Четыре… Пять. С трудом слышит Лололошка последнюю цифру на отголосках сознания, проваливаясь в глубокий сон.

***

Темно. Воспоминания так и плещут перед глазами, словно обрывки когда-то испытанных чувств, напоминающих радужную картину, однако всплывают и грустные моменты. Лололошка видит, как какого-то безволосого мужчину со шрамом на лице разрывают в клочья мерзкие твари. К окровавленному телу подбегает девушка в зелёной одежде с разными золотыми наручами и серёжками. Слёзы её льются горько, стекая по щекам вместе с наступающим шоком всех окружающих. Лололошка видит, как в пустыне с другими людьми проходит сквозь песок, на собственных плечах тяжёлый рюкзак, а рядом идёт верблюд. Груз давит на плечи, практически вжимая в бескрайнюю пустыню, но все идут дальше: худощавый парень, девушка рядом с ним, еще одна, но уже одетая в дорогие одеяния с синими волосами, и ещё один парень. Все выглядели помято, оно и было понятно, почему. Те бежали от чего-то, однако понять от чего именно — не удавалось от слова совсем, голова лишь трещала по швам, слово намекая, мол, рано тебе ещё знать, шепча слова запрета. Воспоминания уже не создают какофонию из неясных эмоций и когда-то испытанных чувств, вполне ясные образы становились всё четчё, однако в один момент всё пропадает, пред ним предстаёт лишь он сам, точно такая же копия в голубом шарфе, только выглядела она неряшливо. Шарф был немного порван в некоторых местах, как и некоторые элементы одежды, волосы были растрёпаны, создавая уставший вид. Копия вызывала жуткий дискомфорт, словно это какой-нибудь парадокс, въевшийся в его голову. — А ты уверен, что хочешь помнить? — Спокойным голосом раздаётся где-то в далеке от стоящей копии. Голос в точности такой же, пугая до глубины души и съедая всю бывалую уверенность из-за слов Джона. Лололошка хотел проснуться, но почему-то спросил, что имеет в виду его двойник, стоящий рядом, но тот молчал, лишь смотрел пустым взглядом, холодным и пронзающим до глубины души. В ответ он только начал подходить медленными и странными шагами, а Лололошка наоборот — отстраняться и пытаться сохранить дистанцию. — Нет! Не подходи! — Испуганно кричит Мироходец, старается избежать не желательного контакта, но всё это бесполезно. Копия, ускоряясь, летит на него с огромной скоростью, врезаясь в шатена и пропадая, а сам Лололошка просыпается, с трудом восстанавливая дыхание. Сердце стучит невозможно быстро, голова идёт кругом, пока Джон где-то на отголосках сознания желает доброго утра и шутит, спрашивает, что тот вспомнил, но Лололошка игнорирует. Обретённые воспоминания вновь прокручиваются, словно кино на плёнке, они начинают приобретать логическую цепочку, а не бессвязные шумные образы. Лололошка вспомнил ту самую Окетру, про которую ворчал Джон, вспомнил того самого парня, что виделся ему ещё до встречи с Джоном, Абди. Вспомнил ещё ту девушку в бассейне, что привиделась ему вместо Шэрон, Дана. Образы когда-то знакомых людей мелькали в голове всё больше, давая море пищи для размышлений, слова Харриса про Миср и огни уже не кажутся пьяным бредом, всё приобретает смысл, однако его одёргивает Джон, вырывая из толщи мыслей и размышления. — Я к кому обращаюсь! Я понимаю, только что ты вспомнил много чего о себе… Но не забывай, что я — это тоже ты, а ты — это я, не думаешь, что твоё альтер эго тоже заслуживает знать? Лололошка смотрит растерянно, будто впервые видит Джона, но сразу приходит в себя, понимая, что так будет действительно честно, однако сказать что либо не дают, старший по глазам видит, что Лололошка считает точно так же. — Тогда, раз возражений нет, предлагаю подняться в мои скромные владения! Пошли. Джон потягивается, неизвестно было, сколько Мироходец пролежал в отключке, неизвестно, бормотал ли он что-то во сне, но Джон понимает его даже без слов, сразу говорит всё самое нужное, вновь давая свой отпечаток пальца и глаза, пока дверь не открывается, а он не выключает свет и идёт по тёмной лестнице, которую освещала пара настенных ламп. — Смотри, не упади. Кстати! Знаешь, сколько ты спал? Два часа! Хоть и это норма для тебя, но для любого другого человека — определённо нет. Я буду следить за каждым нашим сеансом, а потом расспрашивать что тебе снилось, затем проводить небольшое медобследование твоего организма, и как повлиял на тебя сеанс психически, ментально и физически. Джон ключом-картой открывает выход из лаборатории, продолжая говорить, чем занимался, пока тот спал, рассказывая про какую-то игру и вновь возвращаясь к теме здоровья младшего, умиляя этим Лололошку. Мироходцу нравилась мысль о том, что Джон, как никак, но волновался за него, переживал насчёт здоровья и ментальных факторов, с улыбкой слушая, как Харрис увлечённо рассказывал какие-то сложные термины психологии. Джон отпирает входную дверь, состоящую из трёх замков. Приглашает внутрь большого зала. Тона светлые, мраморный пол и светлый интерьер поражал с каждой секундой, захватывая дыхание. Сразу правее стоял кремовый диван вместе с прозрачным столиком и стоящим огромным телевизором на тумбе. Лололошка проходит вперёд и видит левее большую кухню в светлых тонах и современном стиле. На столешнице лежал тостер, кофемашина, микроволновка и холодильник. Рядом был стол-островок для большего удобства, а поблизости средний стол для обедов и четыре стула вокруг него. Огромное панорамное окно с видом на задний двор вместе с городом поражали до глубины души, стол был прямо у него, а стулья в разброс. Возле кухни было две двери, но что за ними — Лололошка не знал, он лишь удивлялся размерам чужого имущества. Сразу около небольшой прихожей была лестница, ведущая на второй этаж с балконом и снова куда-то ведущими дверями. — Все основные комнаты находятся на втором этаже, тут лишь ванная, соединенная с туалетом, ну и моя библиотека. Джон, не дожидаясь младшего, поднимается на второй этаж, тот лишь хвостом бежит следом, боясь потерять двойника в этом огромном доме. — Джон… Откуда у тебя такой дом? Я удивляюсь тебе с каждой нашей встрече. — Фокусники не раскрывают своих секретов, слышал? Может, когда-нибудь и расскажу, но это длинная история даже для меня. Харрис открывает первую дверь от лестницы, приглашая внутрь Лололошку. Сразу встречает огромная постель, расположенная на некой возвышенности. Кровать слева расположена к окну изголовьем, а правее входа в комнату стеллаж с книгами. Рядом стоит комод с лежащим на нём планшете, кучей зарядок и ночнике в виде зайца. Джон в комоде берёт блокнот и ручку с него, довольно ложится на постель, выдыхая стон удовольствия. — Наконец-то! Родная кровать… Поздно засыпать и рано просыпаться — худшее, что придумало человечество… — Джон расставляет руки в разные стороны и нежится, пока Лололошка аккуратно подходит рядом и садится. Харрис что-то бурчит о том, что надо собраться, и удобнее укладывается на кровати, расставляя бёдра в разные стороны и приглашая лечь на него. — Ну же, давай. — Вновь по-нежному говорит старший, младший же тает от такого тона, мягкого и спокойного, такого, от которого хочется лишь тактильности и ничего больше. Лололошка улыбается в ответ, укладывается спиной на чужое тело, чувствуя, как волосы стали приятно перебирать, а мироходец окончательно расслабился. Шатен говорит тихо, рассказывает каждую деталь и наблюдение, каждую мелочь из сна в виде воспоминаний, говорит, что чувствовал в тот или иной момент, иногда ощущая, как рука на макушке пропадала, когда Джон что-то записывал. На душе было невозможно тепло, некий комфорт чувствовался, когда Лололошка наконец решил рассказать, что у него на душе. Иногда сердце билось в волнении, а он говорил тревожно, тогда Джон нежно успокаивал, гладил, мягко касался, вызывая массу удовольствия и спокойствия. Часы за разговорами летят незаметно, они поменяли позу, Лололошка обвил тело двойника, утыкаясь в чужую шею и закинув на того ногу, иногда отодвигаясь, дабы посмотреть в ответ. Теперь Джон что-то говорил, рассказывал, как тоже когда-то потерял память, а Мироходец смеялся с формулировки чужих мыслей.

Оба до безумия любили друг друга, сейчас они были не готовы расставаться даже на минуту, оба не могли дышать без друг друга. Пьяная любовь промыла голову обоим, они желали быть вместе каждый раз при трудностях или радостях, всегда. Расставание подкосило их, те не хотели вновь испытывать что-то подобное, не хотели жить эту жизнь, если у них не будет друг друга.

Лололошка чувствует, как собственное сердце стучит быстро. Желание поцеловать, сказать, как он любит свою альтернативу сильно — оно росло всё больше. Мироходец вырывается из тёплых объятий, улыбается хитро, садится на чужие бёдра под непонимающий взгляд. Он кладёт ладонь на щёку и говорит, как любит его безумно и жарко, говорит, как любит его бесконечные рассказы, как любит его харизму и вечные подколы, как тает от его касаний и сходит с ума, говорит, как любит, когда тот нежно поддерживает в трудные минуты, заикаясь и про то, как любит, когда руки того душат до звёзд перед глазами, а сам смотрит влюблённо, в самую душу, находя милым то, как Джон покраснел, растерянно смотря на Лололошку. — Ты сегодня встал не с той ноги?.. — Пытается отшутиться, но на деле чувствует, как жар к лицу подходил всё больше, скапливаясь смущением где-то в груди, опускаясь всё ниже, пока верхний как на зло ёрзает. — Нет, это чистая правда. — Лукаво произносит шатен почти в самые губы, ощущая хватку на собственных бёдрах, дразня всё сильнее. Расстояния между ними не остаётся, Джон целует жадно, ненасытно и со всей страстью, безумной любовью где-то в душе, сжимая чужие бёдра, ощущая, как верхний старается расстегнуть пуговицы, но руки путаются вместе с крутившим возбуждением внизу. Оба отстраняются, смотрят влюблённо и с затуманенным желанием большего, тяжело дышат, но Джон всё-таки прерывает молчание, хриплым голосом проговаривая желанные слова для младшего: — Я тоже тебя люблю.