
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Я смотрел на него, а он на меня.
В моей голове был просто настоящий раздрай. Боже, когда это случилось?
Когда я начал ТАК обращать на него внимание?
Рома, стоял передо мной и зол был, как никогда. За все то время, как мы дружим, он называл меня Сашей только несколько раз, и то, только тогда, когда я реально накосячил.
Но не в этот раз! В этот раз я не накосячил... Я сделал намного хуже!
Я, блядь, влюбился в своего лучшего друга.
Примечания
Это моя первая работа, так что не судите строго:)
Часть 12
10 марта 2025, 09:51
Голова была тяжёлой, будто внутри черепа варилось свинцовое месиво, густое и вязкое, как расплавленный металл. Горло пересохло так, что казалось, будто я глотал песок, да ещё и с битым стеклом в придачу. Каждое движение отзывалось тупой, ноющей болью во всём теле, словно меня всю ночь катали в барабане стиральной машины, выставив на максимальный режим отжима.
Я моргнул, пытаясь сфокусироваться, но веки были невыносимо тяжёлыми, словно на них навесили гири. Глаза резало, в ушах гудело, а язык прилип к нёбу, будто я сутки провёл в пустыне.
С трудом поднявшись, я понял две вещи.
Во-первых, я был у себя дома. Как я сюда добрался? Хуй его знает.
Во-вторых, я был в одежде. Костюм помят так, будто я не просто в нём уснул, а пережил ураган. Рубашка смята, ремень наполовину расстёгнут, ботинки всё ещё на ногах, но один носок куда-то пропал. Может, сбежал первым – умнее меня оказался.
Я поморщился, провёл ладонями по лицу, будто это могло как-то развеять чувство разбитости.
Блядь.
Глаза наткнулись на часы.
Шесть утра.
Шесть, блядь, утра.
Меня сразу накрыло паникой.
Работа.
Я дёрнулся, вскочил, и тут же мир поплыл перед глазами. Голова взорвалась тысячей молотков, печень отправила мне хуеву тучу проклятий, а желудок дал понять, что в любой момент может начать обратный отсчёт.
Но мне было не до этого.
Я схватил телефон, пытаясь сфокусироваться на экране.
Сегодня какое число? Какой день?!
Хуй пойми.
Я бросил телефон на кровать и начал лихорадочно бегать по квартире.
Где носки?! Где, блядь, носки?!
Где галстук?!
Я швырял вещи, рыскал по комоду, заглядывал под кровать, под стул, в шкаф. В какой-то момент вообще забыл, что ищу, но паника уже сделала своё дело. Пальцы дрожали, в висках стучало, во рту – мерзкий вкус вчерашнего виски, смешанного с пеплом и чем-то ещё, что лучше было не анализировать.
И тут в дверной звонок врезались три настойчивых удара.
Я замер.
Кто нахуй?!
Кого, блядь, принесло в такую рань?
Я, всё ещё не совсем соображая, подошёл к двери, откинул цепочку, повернул замок и резко дёрнул ручку.
И замер.
На пороге стоял Ромыч.
Свежий, чистый, в обычных джинсах и футболке, с лёгким запахом мятного одеколона и… выражением лица, которое я вообще не мог расшифровать.
— Саня, ты ебанулся? — вместо приветствия спросил он.
Я моргнул.
— Чего?
Он смерил меня взглядом с ног до головы.
— Ты, блядь, куда собрался?
Я хотел было что-то ответить, но его вопрос сбил меня с толку.
— На работу, — буркнул я, всё ещё не понимая, какого хуя он здесь делает.
Он нахмурился, а потом… усмехнулся.
— В таком виде? — повторил он, медленно осматривая меня с головы до ног, и во взгляде его читалось чистое, неприкрытое сомнение. — Ты, блядь, себя видел?
Я стиснул зубы, с трудом сдерживая желание послать его нахуй.
— Отлично выгляжу, — буркнул я, приглаживая рукой смятую рубашку.
Ромыч усмехнулся, качнул головой.
— Ну да… — Он шагнул вперёд, убрал меня с дороги лёгким движением плеча и, не дожидаясь приглашения, зашёл в квартиру. — Только не говори, что в таком состоянии поедешь на работу?
Я сжал зубы, чувствуя, как раздражение поднимается к горлу вместе с горечью похмелья.
— А тебя ебёт?
Ромыч только фыркнул, захлопнув за собой дверь, будто это была его квартира, а не моя.
Я последовал за ним, с трудом сдерживаясь, чтобы не двинуть кулаком в спину.
— Какого хуя ты вообще здесь, Ромыч?
Он вытащил из холодильника бутылку воды, спокойно отвинтил крышку и сделал глоток. Только после этого поднял на меня взгляд.
— Я спросил у Лёвы, дошёл ли ты вчера до дома. Он сказал, что не в курсе. Пришлось наведаться.
— Вчера это тебя особо не волновало.
— Саня...
Я скрестил руки на груди, стиснув зубы.
— Ну, дошёл. Видишь? Жив-здоров. И теперь я опаздываю.
— И ты правда думаешь, что в таком виде пойдёшь?
— А с хуя ли нет?
Он ухмыльнулся, качнул головой.
— Саня, ты хоть в зеркало смотрелся? Ты, блядь, больше похож на чувака, которого отпиздили в подворотне, чем на офисного сотрудника.
Я сцепил челюсти.
— Отъебись.
— Серьёзно, ты даже ботинки не снял, а уже пытаешься найти галстук.
Я вздохнул, прикрыв глаза, и провёл ладонями по лицу. Голова трещала, а желание выбить ему зубы росло с каждой секундой.
— Тебе-то что за дело?
Он ответил не сразу. Слишком долго молчал, слишком долго просто смотрел.
— Да просто ты ведёшь себя как идиот, — выдал он наконец.
Я усмехнулся.
— Это говорит человек, который вчера выдал мне концерт на тему блядства.
Ромыч напрягся.
— Саня, не начинай.
— Ох, прости, — я склонил голову набок. — Неправильно выразился. Как ты меня вчера назвал? Шлюха?
Он скрипнул зубами, но не ответил.
— Ты приходишь ко мне с утра, читаешь мне морали, втираешь, что я выгляжу, как помойка, но при этом тебе до сих пор не хватает яиц сказать правду.
Он сжал кулаки, но остался на месте.
— Я уже сказал правду.
— Нет, Ромыч. Ты сказал её часть.
Он молчал.
Я шагнул ближе.
— Ты сказал, что не хотел, чтобы Джордж ко мне лез. Окей. Но почему?
Он посмотрел мне прямо в глаза.
— Потому что он тебе не нужен.
— А кто нужен, Ромыч?
Он моргнул.
И этого короткого мгновения хватило.
Я его прижал.
Прижал к грани, за которую он так боится ступить.
— Давай, скажи мне, кого ты считаешь для меня подходящим.
Я чувствовал его дыхание, видел, как его грудь медленно поднимается и опускается.
Он мог сказать что угодно.
Но он выбрал молчание.
— Чёрт с тобой, — выдохнул я, отступая.
Ромыч не шелохнулся.
Просто стоял и молчал.
— Уходи.
Он не двинулся.
— Я серьёзно, Ромыч. Уходи.
Он сделал вдох. Медленный, глубокий.
— Тебе нужно переодеться, — сказал он ровно.
Я сжал зубы, глядя на него.
— Мне нужно, чтобы ты ушёл, — повторил я медленно, но он даже не дёрнулся.
— В таком виде я тебя за руль не отпущу, — спокойно, без тени сомнения ответил он.
Я выдохнул, сдерживая рвущуюся наружу злость.
— Ты мне не мать, Ромыч, — сквозь зубы процедил я.
Он скрестил руки на груди, продолжая сверлить меня взглядом. Я видел, как по напряжённым предплечьям вздулись жилы, а челюсть ходила ходуном — будто он насильно удерживал слова, которые не стоило выпускать наружу.
— Да мне вообще похуй, Саня. Хочешь сдохнуть где-то в кювете — пожалуйста. Но не на моей совести.
Я прищурился.
— О, теперь у тебя, оказывается, есть совесть?
Он качнул головой, усмехнулся без капли веселья.
— Ты вообще слышишь себя?
— Охуительно слышу.
Мы стояли друг напротив друга, напряжение между нами натянулось, как оголённый провод под током.
— Слушай, закажу я такси, — сказал я резко. — Мне не нужна нянька.
— Не похоже, — усмехнулся он, кивая на мой разъёбанный вид.
Я сжал кулаки, с трудом подавляя желание развернуться и просто вышвырнуть его за дверь.
— Ромыч, я сейчас тебя реально…
— Что? — Он сделал шаг ближе. — Въебёшь мне?
Я промолчал, глядя на него снизу вверх. Сердце глухо стучало в ушах, отдавалось в висках тупым гулом.
Он ухмыльнулся.
— Тогда давай.
Челюсти стиснулись так, что скулы заныли.
— Блядь, ты меня заебал, — выдохнул я, обойдя его и сдернув с вешалки куртку. — Ладно, раз ты у нас такой заботливый, довези меня.
Он чуть приподнял брови, словно не ожидал, что я сдамся так быстро.
Но я не сдавался. Я просто хотел выйти из этой ёбанной квартиры, потому что воздух в ней стал слишком тяжёлым, слишком густым, слишком пропитанным им.
Я быстро переоделся и рванул к выходу, даже не смотря на него, но услышал, как он двинулся следом.
Минуту спустя мы уже сидели в его машине.
Я плюхнулся на пассажирское сиденье, голова гудела так, будто внутри засела бригада молотобойцев и методично выносила мне мозги. В висках стучало, во рту стоял мерзкий привкус вчерашнего алкоголя, а желудок скрутило так, что, казалось, стоит машине дёрнуться чуть резче — меня просто вывернет на коврики.
Тишина в салоне была густой, почти ощутимой.
Я сидел, уставившись в лобовое стекло, не в силах даже посмотреть в его сторону. Меня мутило — не только от похмелья, но и от злости, от усталости, от этого ебучего ощущения, что я сейчас снова потеряю контроль.
Ромыч молчал.
Он даже не включил музыку, не сделал ни одного лишнего движения.
Просто завёл мотор, и мы поехали.
Я закрыл глаза, пытаясь отсечься от реальности, но мир слишком громко напоминал о себе. Каждый вдох отдавался тошнотой, каждый шорох в машине казался гулким эхом в черепе.
— Чё ты так напился-то? — его голос прозвучал ровно, но я услышал в нём напряжение.
Я медленно повернул голову, даже не скрывая презрения.
— Тебя ебёт?
Он стиснул зубы, пальцы на руле чуть крепче сжались.
— А если бы тебя нашли где-нибудь в канаве?
Я скривился, голова взорвалась новым приступом боли.
— С хуя ли я должен тебе отчитываться? — прошипел я.
Он усмехнулся — коротко, без тени веселья.
— Не должен.
И всё.
Никаких пояснений, никаких нравоучений.
Просто констатация факта.
Я сжал пальцы на коленях, чтобы не сорваться. Потому что сорваться на него — это как бить по стене голыми руками. Бесполезно. Только себе хуже сделаешь.
Мы ехали молча.
Я пытался удержаться в реальности, не упасть в эту ебучую пропасть под названием "раздолбанное похмельное сознание", но с каждой секундой чувствовал, как реальность ускользает.
Мне было плохо.
Физически.
Ментально.
Вообще, блядь, на всех уровнях.
Но хуже всего было другое.
Я чувствовал его.
Каждое движение.
Каждый выдох.
Каждую хуйнину, которая творилась в его голове, но никогда не озвучивалась.
Я знал, что он чувствовал меня так же.
И это бесило.
Меня мутило.
Руки дрожали.
Холодный пот выступил на лбу, но я сжал зубы и просто терпел.
— Саня.
Я вздрогнул, не ожидая, что он заговорит.
— Чего? — голос сорвался, осипший, как у мертвеца.
— Ты бледный как труп.
Я фыркнул.
— Комплименты оставь для своих баб.
Он ничего не ответил.
Просто повернул руль и свернул с дороги.
Я моргнул.
— Какого хуя? — я с трудом поднял голову, смотря на него затуманенным взглядом.
— Тебе хуёво, — сказал он, паркуясь у какого-то киоска. — Сиди тут.
Я даже не нашёлся, что ответить. Просто тупо смотрел, как он выходит из машины, захлопывает дверь и уходит.
Остался в тишине.
Положил голову на приборную панель.
Закрыл глаза.
Чёрт… Как же хуёво.
Я не знал, сколько прошло времени — минута, две, десять?
Но потом хлопнула дверь, и в салоне снова появился он.
— Пей, — коротко бросил он, суя мне в руку холодную бутылку воды.
Я посмотрел на него снизу вверх.
— Я не…
— Пей, блядь.
Я сглотнул.
И подчинился.
Глоток. Второй. Вода стекала в горло, обжигая ледяной свежестью, и я не заметил, как осушил почти полбутылки.
Ромыч молча забрал у меня её, кинул на заднее сиденье и завёл мотор.
— Поехали.
Я не спорил.
Просто снова уставился в окно.
Молча.
Сердце билось неровно.
Он ничего не говорил.
И мне не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, что он слишком напряжён.
Эта чёртова тишина между нами была слишком насыщенной.
Слишком заполненной чем-то важным, но мы оба делали вид, что этого не существовало.
Машина плавно остановилась.
Я моргнул.
Офис.
Мы уже приехали.
Я не сразу осознал это.
Голова всё ещё была тяжёлой, мысли плелись вялой, безразличной чередой.
Я потянулся к дверной ручке.
— Саня.
Я замер.
Но не посмотрел на него.
— Что?
Он задержал дыхание. Я слышал, как он колебался.
Но потом просто сказал:
— Ничего.
Я кивнул, резко распахнул дверь и вывалился наружу.
Щёки горели.
Грудь сдавливало.
Я сделал шаг. Второй. Но в последний момент не сдержался.
Хлопнул дверью так, что машина даже вздрогнула. И ушёл, не оглянувшись.
Но я чувствовал его взгляд.
Тяжёлый, прожигающий затылок, тянущий обратно, будто крюк, вонзённый под рёбра. Чувствовал, как он что-то хотел сказать, но снова проглотил слова, зажав их стиснутыми зубами. Чувствовал, как его пальцы напряглись на руле, как в груди у него клокотало то, что он не мог — или не хотел — выплеснуть наружу.
И хуже всего было то, что я знал: это не конец.