Когда становишься корвидом

Когда стоишь перед стеной света, оставив позади все, что когда-то было твоей жизнью, по телу пробегает дрожь. Даниилу было немного не по себе, но решимости ему было не занимать. Тонкий лист бумаги, коим он был для Зенозоика и любого зенос, мог в любой момент быть скомкан и отправлен в топку истории этого мира. Стать пеплом – не так плохо, как умереть от Чумы. Или потеряв что-то важное. А Данил потерял что-то важное. Очень важное. Он сделал вдох и ударил голубоватый туман барьера кулаком. Конечно, кулаком его было не взять. Даже, наверное, динамит бы не справился. Никто бы не справился. А ты-то сам, сможешь? Предплечья, шея и затылок безумно чесались и болели оттого, что их уже расчесали до крови заостряющимися ногтями. Бакалавру пришлось аж свой платок-галстук снять, расстегнуть ворот рубашки и закатать рукава, чтобы стало чуть полегче. Это не было похоже на симптомы Чумы. Ему не было от этого плохо, ему нравилось чувствовать, как что-то под кожей прорастает, беря свое начало в русле его бессознательных намерений, в корнях его бешено бьющегося сердца. «У меня теория есть одна, что химерами не только рождаются, но и становятся». Из ссадин на коже выглядывали чернющие шипы плотной жесткой щетины. И маленькие зачатки перьев. Это были перья, Данил бы их ни с чем не спутал. Средние пальцы чуть удлинились и носить перчатки теперь было невозможно. - Ты хотел бы видеть меня рядом с собой? – спросил его тогда Бакалавр. - Почему нет? Если ты химера, значит по умолчанию зенос. Значит можно тебе и с нами быть. – отозвался Гаруспик. Когда впечатываешь кулак в стену, стена не сломается, а вот кулак твой треснет. Раскрошится, кости войдут в плоть, тебе станет адски больно, ты отдернешь руку и вскрикнешь. Но когда будучи химерой, ты впечатываешь кулак в стену, это стена задает тебе вопрос: «А зачем оно тебе надо, если ты достаточно силен для своих планов? Ты будешь бить стену? Для чего?». И ты знаешь ответ, потому что это в твоей голове, а хозяин в ней ты. Но сейчас, правда, не совсем. Лежа головой на камне в бреду, будучи обдолбанным каким-то мозговышибающим ядом, ты остаешься жив, а потом твои руки обрастают перьями, а левый глаз получает бельмо обострившегося ночного зрения. И тот, кто тебе помог, тот, кто тебя взял с собой, не распотрошив при этом, тоже почему-то получает место на лавке в углу твоей головы. Со словами «я просто спросить» он легко вламывается в твой кабинет, и ты видишь его уверенный взгляд блестящих глаз с разными по размеру зрачками, с татуировками под глазами, видишь его тело, с ног до головы покрытое кровью невесть кого и понимаешь, что почему-то его тебе не хочется выпнуть в конец очереди. Даже вытолкать в двери не хочется. И даже не хочется уткнуть ему в колючий щетинистый подбородок ледяное дуло револьвера. С ним-то все понятно. А с тобой? Хочется спустить курок. Но перед этим уткнуть дуло револьвера в собственный подбородок. Может тогда это вышибет все мысли и оставит только идею? Одну простую идею. Разложенную на кусочки паззлов слов. Расплетенную на ключи. Легкую как черное перо, болезненно чешущуюся колючую и тонкую как сверло в затылке, стремящееся проколоть череп и попасть в мозг, скрыться в розовых складках как маленький жук и вцепиться, никогда не отпускать несчастный проводник разорванного в ключья сознания. - Я хочу найти его. – твой голос тихий, но уверенный. Истина намерений любит тишину. И ветер, и трава, и небо, и гул силового поля никогда не будут громче. - Я найду его. – и твой голос становится громче. Истина полоснула когтем затылок. - Даже если это будет стоит мне моей жизни. Истина облизнула аккуратную дырку в затылке. По телу разлился жар вперемешку с пронзающим морозом. Вдох-выдох. Жар-холод. Мурашки по коже, как шипучий раствор в пробирках, забытых где-то далеко отсюда. - И я знаю, что мне нужно делать. Когда становишься корвидом, твой образ мысли меняется. Ты начинаешь видеть, то чего не видел никогда до этого, чувствовать мир иначе. Перед тобой откроется твоя дорога. Куда она ведет? Она ведет дальше, по лесу, между кустами, деревьями, ручейками и камнями, между грязными телами корвидов, между толстыми стенами Халстедома. На семейную площадь, не принадлежащую более Семье. Лбом ты упираешься в силовое поле, которое теперь перестало быть значимым. Оно стало просто этапом, пунктом в чек-листе твоих куда более значимых планов. Будто затылок продели золотистой сияющей нитью. Поздравляю, ты словил Фокус. - А теперь мне нужен рычаг.