Завтра

Позвонил дьяволу и дьявол сказал:

Эй, почему ты звонишь так поздно?

      Страх. Это смешное слово, состоящее всего лишь из пяти букв, успело слиться с ним воедино и стать почти чем-то родным. Чем-то, к чему он всегда возвращался и чем-то, что он всегда пытался подавлять. Но оно всегда было рядом, всегда с ним, в нём, будто не желая покидать его в ни в коем случае. Иногда он зарывался головой в землю, даря ложное ощущение своего ухода, но.. Потом сжигал до пепла, начиная капризно верещать, будто неконтролируемый ребёнок со спичкой и спиртом в руках. Будто напоминая, что он никогда не будет в порядке. И никогда не будет нормальным.       Натаниэль ковырял это ощущение, словно ковырял ранку, чтобы потом отодрать корочку и не дать ей зажить. Он чесал её, будто пытаясь избавиться от зуда, но в итоге рвал кожу, оставляя неаккуратные кровавые полосы — царапины, которые не оставляли шрамов, но которые каждый раз напоминали о себе. Это было он — страх. Верный друг и заклятый враг. Дикая смесь чего-то, что обещало в итоге уничтожить его вместе с мясом и костями. Снова не оставляя ничего. Снова ему. И снова себя.       Может это было жалко, но Натаниэль никогда не был героем и никогда не планировал им стать. Он никогда не закрывал кого-то собственной спиной и никогда не бросал вызов ебанному миру, чтобы спасти чью-то потерянную душу от разрушения. Он точно не был чьим-то спасением и надеждой и не был кем-то, кто был готов воевать со всей планетой, чтобы обрести свободу и подарить её кому-то другому. Натаниэль давно пожал руку судьбе, принимая её правила и играя по ним, забив на борьбу и заняв самую серую позицию из всех. Потому что эта история была не о нём. Потому что он не был кем-то большим какой-то посредственности. И поэтому он не боялся бояться. Но, как оказалось в итоге, боялся потерять.                   Может быть что-то глупое, вроде надежды, заставляло его всё еще существовать и делать попытки плыть против течения, но.. Только плавать он не умел совсем. И он должен был утонуть на самом деле, но что-то всегда тянуло его обратно. Какой-то безобразный свет, который почти ослеплял, выбираясь наружу сквозь мелкие трещины. Будто даже это ему было запрещено. Будто он не имел права тонуть.       Страх. Он честно почти успел забыть, каким он был на ощупь и почти расслабился, но..       Первое — «Кевин сбежал».       И...       Второе — «Рико сломал ему руку».       И...       Третье — треск снова рухнувшего мира.       Натаниэль застыл, смотря на экран мобильника с открытым окошком входящих сообщений. Всего лишь два предложения и Жан практически сразу вышел из сети, будто у него больше не было ни секунды. Это была катастрофа — два предложения, шесть слов, двадцать восемь букв, но вкус пепла опять осел на кончике языка, а затем вместе слюной проник в самые гланды, будто предупреждая о гибели. Потому что пепел в его жизни всегда был предвестником конца. Потому что именно огонь забирал у Натаниэля всё, оставляя после себя только черную пыль и совсем невкусный осадок. И вот. Оно снова произошло. Оно снова случилось. И он снова ничего не мог сделать.       Сглотнув огромный ком и запретив организму поддаваться панике, парень сжал мобильник в руке, норовя вот-вот сломать несчастный предмет. Но Натаниэль уже стоял в центре толпы, слышал чужие голоса и чувствовал тяжесть нового груза, которая обещала раздавить нахер, но разве он не был раздавлен уже давно? Разве можно было переломать что-то, что уже разбивались тысячу раз до этого? Наверное. Наверное да. Потому что, повернувшись назад, увидев снующих в аэропорт людей, он хотел улететь обратно в свое Гнездо. Он должен был быть там, он должен был остаться в своём доме, он должен был остаться с ними.       Лететь обратно с пересадками заняло бы еще несколько часов. С Балтимора до Орландо и затем в Западную Вирджинию и на такси до университета — пешком до Гнезда. Возможно он бы справился с двумя громилами, которых к нему приставили, возможно он успел бы и..       — Добро пожаловать в Балтимор, Младший!       Натаниэль вздрогнул. Это был провал. Снова-снова-снова. Поздно. Он не успел. Парень упрямо развернулся, продумывая план побега до аэропорта, и возможно это слишком отчётливо отразилось на его лице, потому что в следующую секунду крепкой хваткой его потянули обратно так, чтобы он оказался между двумя громилами. Сзади пристроились еще двое, но Натаниэль не успел разглядеть их лица, потому что отвлёкся на неё. Прямо перед ним стояла одна из его ночных кошмаров, уродливо кривя губы в широченной ухмылке, словно впрыскивая в него яд этой эмоцией.       Неконтролируемая паника начала бурлить, обливая все внутренности кипятком, и Натаниэль издал какой-то непонятный звук, чувствуя, как животный рефлекс заработал с ужасающей скоростью, требуя немедленно делать ноги. Но капкан захлопнулся над ним в ту же секунду, когда женщина резким движением потянула его к себе и сжала в крепких объятиях, впиваясь длинными когтями в шею парня. Натаниэль яростно зашипел.       — Тш-ш, щеночек, куда это ты намылился? — прошептала Лола, прижавшись к нему всем телом и потянув к себе так, чтобы её губы слегка касались мочки уха Натаниэля при каждом слове. Он попытался вырваться из хватки, но практически сразу его попытки срезали с корнями. — Ещё одно движение и я отрежу тебе ухо, мелкая дрянь.       Натаниэль подавил приступ тошноты, ощутив на коже холод острого металла и замер, прекрасно понимая, что Малькольм не шутила. Она вообще не умела шутить, Нат усвоил этот урок еще в детстве. Но внутри всё еще что-то кипело и требовало вернуться обратно, чтобы убедиться, что Жан просто его разыгрывал. Ему нужно было убедиться лично, что всё в порядке. Что Кевин всё еще в Гнезде и что Рико... Натаниэлю нужно было увидеть Рико. Натаниэлю нужен был Рико. Немедленно. В эту же секунду. Сейчас.       Малькольм презрительно фыркнула, по очереди зыркнув на приставленную к нему охрану, а затем снова посмотрела на Натаниэля, широко улыбнувшись.       — Дальше мы справимся сами, — женщина уверенно втиснулась между ним и громилой и приобняла своей рукой локоть Натаниэля, опустив голову ему на плечо. Возможно со стороны это выглядело мило. Так, будто она была матерью, которая пришла встречать своего сына после долгой разлуки, но Натаниэль чувствовал опасную грань. Потому что Лола была бомбой замедленного действия, и он не знал, когда именно она должна была взорваться. — Ромеро? — Малькольм обернулась через плечо, и Натаниэль закрыл глаза, услышав знакомое имя. Он почти простонал от негодования.       Женщина требовательно потянула его за собой, всё еще приобнимая за локоть, и они ускорились, шагая в сторону парковки. Натаниэль даже не успел моргнуть, как его тут же запихнули в машину и закрыли за ним дверь. С другой стороны зашла Малькольм и упала на место рядом с ним, в то время как ее брат Ромеро сел за за руль. Лола радостно хлопнула ладонями.       — Ну чего такой кислый то? Мы ведь правда скучали! А ты разве нет? — Малькольм резко дёрнулась к нему, и Натаниэль не успел среагировать. Она быстрым движением задрала его кисти и зафиксировала металлом к ручке подлокотника. — Меры предосторожности, — подмигнула Лола, мерзко захихикав.       — Необязательно было это делать, я не собирался бежать, — выплюнул Натаниэль, чувствуя закипающую ярость. Он был готов разорвать её на части.       — Ага, конечно, — женщина снова расхохоталась, а затем наклонилась к переднему сиденью, обращаясь к брату. — Ты ему веришь, Ромеро?       Мужчина завёл машину, и они тронулись с места, но Нат всё равно услышал противный хмык.       — Не-а.       — А кто-нибудь из присутствующих верит?       В салоне воцарилась тишина. Ну конечно, кроме них троих никого в транспорте не было. Малькольм очевидно издевалась.       – Видишь, Натаниэль, тебе никто не верит, ай-яй-яй! — Лола придвинулась к нему ближе и прижала к двери, внимательно осмотрев его лицо. Взгляд женщины остановился на левой скуле, и её губы презрительно скривились. — Какой позор, пометили как скотину, — она схватила его за щеку, а затем надавила на цифру длинным ногтем, впиваясь в кожу. Натаниэль попытался вырваться, но женщина залезла к нему на бёдра и снова прижала к спинке кресла, опасно надавив кончиком острого лезвия на вытатуированную цифру. — Он будет недоволен, увидев это. Я ведь могу исправить...       — Сделаешь что-нибудь с ней и тебе придётся иметь дело с Мориямой, — холодно процедил парень, пытаясь не выдавать немую панику. Она бы не посмела, но... Острие ножа рассекло кожу, и он ощутил стекающую по щеке кровь. Натаниэль снова дёрнулся.       — Не пугай меня своим хозяином, щенок! — Лола взвизгнула и снова замахнулась ножом, рассекая уже правую скулу. Немного подумав, женщина стукнула ребром кулака по сидению, чтобы брат обратил на них внимание. — Слышал, Ромеро? У малыша выросли зубки, — Лола злобно оскалилась. — Вот уж не ожидала.       Малькольм неспешно провела длинную дорожку от верхней части его ладони к мякоти большого пальца, разрисовав уродливыми порезами одну кисть, а затем другую. Натаниэль, привыкший к пыткам в Гнезде, лишь сжал губы, не издав не единого звука, но стоило женщине снова кончиком ножа повторить очертания татуировки на его скуле, как парень дернулся.       — Ты правда думаешь, что его метка послужит тебе защитой от нас? Наивный малыш! Не могу же я в конце-концов привести тебя к отцу с этим клеймом. Роми?       Ромеро за рулём закопошился, и в салоне раздался громкий щелчок. Натаниэль нахмурился, прикидывая, что могло издать такой звук, но его мозг отказывался работать. И это было не нужно. Через секунду автомобильный прикуриватель с лязгом выдвинулся из гнезда. Нат резко отпрянул.       — Ты больная сука, — неверяще прошипел он, пытаясь оттолкнуть от себя Лолу, но та лишь сильнее надавила своими бёдрами, плотно зафиксировав парня к сиденью.       Женщина забрала у брата прикуриватель и покрутила его в руках, чтобы через секунду повернуть его к Натаниэлю стороной, где горела красная раскалённая спираль. Малькольм растянула губы в широкой сумасшедшей улыбке.       — Ну, как тебе?       Натаниэль чувствовал, что теряет самообладание. Он подался вперёд и со всей силы заехал своим лбом по морде тупой суки.       — Пошла на хуй.       Женщина ахнула от неожиданности и, схватив его за волосы, наконец прижгла ему скулу. Натаниэль вовремя повернул голову и почувствовал, что ожог прошёлся чуть ниже черной цифры, лишь с легка задев её. И только через несколько секунд боль, взорвавшая лицо и сплавившая челюсть, заставила его бессильно закричать и задёргаться под женщиной. Запах горелой плоти заполнил салон, и Натаниэля замутило. Он ощущал ад на своем лице и такой же ад во всём теле. Когда он снова шарахнулся, Лола продолжала удерживать прикуриватель на месте, но уже спустя долгие секунды всё же убрала, с интересом оценивая проделанную работу. Он больше не кричал, но чувствовал как с каждой секундой ему становилось всё хуже, а желудок вот-вот был готов вывернуться наизнанку.       — Неплохо, — усмехнулась женщина, приподняв его лицо за подбородок, будто только что разглядев парня по-настоящему. — А Младший-то вырос. Держится лучше, чем я думала. — она наклонилась ближе, дыша ему прямо в губы, и Натаниэль снова дернулся и снова слишком поздно вспомнил про нож, из-за чего лезвие рассекло его третий раз: парень наклонился вперёд.       Кровь медленно стекала по его лицу, обжигая губы и капая с подбородка вниз, на их ноги. Он чувствовал отвратительный и знакомый вкус металла при каждом вдохе.       Лола снова схватила его за волосы и сильно дёрнула, заставив приподнять голову. Свободной рукой женщина стиснула Натаниэлю горло и вжала затылок парня в подголовник.       — Считай ты труп, — бессильно хмыкнул парень, больше не пытаясь вырваться из хватки. Он знал, что Морияма ей этого не простят, если останутся шрамы. Даже Тэцудзи не трогал его лицо, прекрасно зная, что портить товар перед показом публике, было очень сомнительно. И Натаниэль не понимал: Лола реально была тупой идиоткой, которая не понимала очевидных вещей, срывая на нем злобу или у неё было какое-то особое разрешение? По крайне мере женщина не тронула его татуировку, хотя это почти никак не объясняло ситуацию в целом. Впрочем, ему не позволили слишком долго думать. Женщина с размаху ударила его по обожжённому лицу, вызвав ещё один болезненный стон.       Натаниэль чувствовал, как ободрал себе запястья о жёсткий металл, но не мог заставить себя остановиться, когда Малькольм начала закатывать ему рукава. Он снова почувствовал жар от прикуривателя где-то на уровне щеки, но женщина лишь прошлась ногтем по его голым предплечьям, слегка царапнув. Она хмыкнула.       — Здесь никто не заметит, если ты их закроешь...       — Нет, — Натаниэль покачал головой. — Лола, не надо..       — А ты попробуй меня остановить!       Время для парня замерло. Он чувствовал, как женщина жгла и кромсала его предплечья, но больше не кричал. У него не осталось сил. Только слезы безостановочно текли по щекам и ниже, разъедая кожу, словно кислота и... И всё. Больше ничего. И перед тем как потерять сознание, Натаниэль словно сквозь воду услышал ее шёпот:       — С днём рождения, малыш!

***

      Прошло ровно четыре дня с того момента, как он перешёл порог своего когда-то дома и пытался как-то здесь существовать. У него отобрали сумку со всеми личными вещами и телефоном в первый же день, еще до того, как он очнулся после длительных пыток от Малькольм. И Натаниэль чувствовал себя подавлено из-за того, что не мог связаться с Жаном и убедиться, что его сообщение было лишь идиотской шуткой. И все его мысли в эти дни были только об этом. Но с другой стороны, Натаниэль нашел в этом для себя плюс — благодаря этим самым мыслям у него просто не оставалось времени на животный страх перед отцом. Хотя в первый день ему было не то чтобы очень легко, но потом он привык.       Каждый день проходил одинаково и был новым испытанием для него: ранние пробуждения, тренировки с Лолой, на которых она старательно рассекала ему кожу, походу надеясь полностью его добить, ужин в компании отца, а затем снова тренировки, но уже под наблюдением Мясника.       Натаниэль смирился с тем, что с каждым днем на его теле оставалось все меньше нетронутой и чистой кожи. Особенно было больно, когда женщина била его по ожогам, которые не успевали заживать между спаррингами, и Натаниэль ощущал усталость и вместе с этим закипающую злость, которая готова была вылиться наружу огромной волной кипятка.       Он хотел бы сжечь этот дом вместе со всеми до тла и свалить отсюда, чтобы избавиться от зябкого ощущения. Потому что это правда был ад. Будто Натан отыгрывался на нем за все эти годы, что они не виделись. А ведь он когда-то обещал.       Но это было не всё. Все эти знакомые стены служили для парня одним большим и жестоким триггером. Он вспоминал себя еще ребёнком, который верил, что всё будет хорошо. Который надеялся, что всё плохое закончится утром, стоит ему вскочить с кровати. Который радовался первым друзьям и возможности играть в Экси, что позволяло ему спрятаться от того кошмара, который преследовал парня в родовом особняке. А ведь это было так чертовски давно. Целую вечность назад, не меньше. А теперь он снова шагал по тем же коридорам, но уже без страха перед монстрами, которые прятались по углам. Теперь не было и страха перед неизвестностью в будущем, потому что оно уже предопределено. Ровно до того дня, как его тело поместят в гроб, чтобы потом закопать в земле и забыть. И может быть это было не так уж и плохо.       Натаниэля вели в подвальное помещение, в котором обычно проходили их с Лолой спарринги. Так же как и целую вечность назад, когда отец велел женщине научить его управляться с холодным оружием. Что тогда, что сейчас тренировки проходили одинаково кошмарно, но у взрослого Натаниэля определённо было больше шансов.       Он на секунду остановился перед дверью, но идущий позади Димаччио открыл её и бесцеремонно толкнул Натаниэля внутрь. Натан Веснински уже сидел на огромном кресле в углу и лениво крутил нож в руках, пока Малькольм стояла рядом и о чем-то щебетала, выглядя при этом по-собачьи восторженно. Нат скривился. Он давно знал, что эти светящиеся глаза женщины были не только о её преданности Мяснику. Лола пускала слюни по его отцу и никогда этого не скрывала, бросаясь этим фактом прямо ему в лицо еще в детстве. А маленький Натаниэль чувствовал лишь отвращение от этих слов, особенно в те моменты, когда Лола невольно сравнивала его с Веснински-старшим. Но сейчас он слишком хорошо знал, как подобные слабости можно было обернуть против человека, заставляя давиться. Потому что это было знакомо. И потому что он знал насколько больно бывает в итоге. И сейчас... Сейчас у Натаниэля был шанс отыграться. Если он всё сделает правильно... А он, чёрт возьми, сделает.       Натан наконец в упор посмотрел на парня, пригвождая к месту. Он что-то сказал Лоле, и та ухмыльнулась, начав двигаться в его сторону. Димаччио, не выронив ни слова, встал за спиной Мясника, уставившись в одну точку пустым взглядом. А Натаниэль.. Он медленно сглотнул, перебирая в голове маленький план мести, и ощутил холод металла на коже предплечья. Это успокоило.       Малькольм приступила к делу без слов, делая выпад вперёд, но Натаниэль был быстрее, увернувшись от удара и убежав в другой конец помещения. Сейчас ему нужно было использовать это преимущество в скорости, чтобы одержать маленькую победу. И чтобы потом одержать победу покрупнее. Он не пытался делать какие-то серьёзные удары, чтобы потратить на это бесполезное дело всю энергию, потому что не то чтобы умел хорошо драться. Но он умел убегать и умел быть ловким.       Натаниэль уворачивался, стараясь не подпускать Лолу слишком близко, но ее удары были точными и техничными, брошенные, чтобы точно попасть в цель. Нож рассекал воздух слишком близко, грозя впиться в его сонную артерию, но парень знал, что у женщины не было цели его убить, потому что у неё не было ни какого блядского права. Он мысленно улыбнулся. Ведь это не значило, что такой цели не было у него.       Догонялки по подвалу утомили их обоих, но Лола всё еще улыбалась, будто была уверена в его поражении, и Натаниэль понял, что пора. Он остановился на секунду, испустив фальшивый усталый вздох, и этого было достаточно, чтобы женщина ударила его в спину и повалила на пол лицом вниз. Парень сразу перевернулся, и Малькольм навалилась сверху, оседлав его бёдра и замахнувшись для нового удара. И у него была ровно секунда.       — Скучал, — прошептал Натаниэль и медленно растянул губы в мягкой улыбке, заставив женщину застыть. Она непонятливо уставилась на него, а парень воспользовался моментом, аккуратно расположив свои руки ей на бока и заёрзав под ней. — Ты спрашивала тогда, скучал ли я, — ещё тише прошептал он, заставив женщину невольно наклониться вперёд. — Так вот, да, пиздецки.       Она приоткрыла губы, ошарашенно глядя ему в глаза, и этого было достаточно, чтобы Натаниэль со всей силы ударил её по боковой части шеи. Парень знал, что это не заставит женщину потерять сознание, но мгновенной дезориентации и головокружения было достаточно, чтобы он повалил её на пол, поменявшись местами и за секунду всадил вилку, которую всё это время старательно прятал под кофтой, точно в глазное яблоко.       В комнате раздался безумный визг Малькольм, но Натаниэль проигнорировал это, медленно доставая предмет обратно. Он заворожено смотрел, как внутриглазная жидкость безобразно вытекала через рану и ему не было жаль. Ни на секунду. Это был первый раз, когда Натаниэль умышленно причинил кому-то вред, искренне желая принести как можно больше боли и наверное он должен был что-то почувствовать. Сломаться. Но немного подумав, парень пришел к выводу, что ничего не изменилось. Он остался всё тем же Натаниэлем, а сердце билось так же, как и прежде. Подумаешь.       Его утащили от Лолы и оттолкнули в сторону, но он перестал слышать всех вокруг. Димаччио и ещё кто-то закружились над женщиной, но Натан Веснински всё так же сидел на своём месте, словно не лишился секунды назад своей самой верной сторонницы. Мясник внимательно смотрел ему в глаза, будто понял, что на самом деле сделал парень. Будто видел насквозь, как он использовал больную и сучью любовь Малькольм против неё самой же. И будто видел своего сына впервые. А Натаниэль смотрел в ответ, первый раз за всю жизнь не ощущая страха. И впервые чувствуя, что он на самом деле победил.

***

      Натаниэль выпрыгнул из такси, даже не удосужившись попрощаться с водителем, потому что чем ближе он был к Эвермору, тем сильнее дрожали его руки в предвкушении. Он не уделил внимание веренице одинаковых черных машин, которые были припаркованы у стадиона, проигнорировал любопытные взгляды охранников и быстро ввёл пароль трясущимися пальцами.       Парень толкнул ворота и побежал дальше по уже знакомой лестнице вниз, не обращая внимания на тьму, от которой почти отвык во время выходных, на замысловатые тени на стенах из-за красной подсветки на потолке, которые в обычные дни казались жутковатыми, но сейчас ему было абсолютно плевать. Ему нужно было увидеть его. Как можно скорее.       Натаниэль снова ввёл пароль уже на другой двери и прошагал дальше, лишь скользя взглядом по пустым одинаковым комнатам с низкими потолками. Сейчас Вороны скорее всего сидели в комнате отдыха, возможно кто-то проводил дополнительное время на корте, чтобы отточить навыки до идеала, но Натаниэль не стал проверять, а сразу направился в Чёрное крыло, в котором и находилась общая комната Дэя и Рико в то время, как его с Жаном была расположена в Красном.       Он знал, где именно находится их комната, но даже без этого любой бы догадался сразу: только самая дальная дверь была закрыта в то время, как остальные были открыты на распашку. Нат оказался перед ней за считанные секунды и дернул за ручку, даже не постучав, но дверь не поддалась. Он сделал это снова, потом снова и снова, пока это действие не приняло какой-то истерический характер. Он дёргал за ручку, будто надеясь, что еще секунда и из комнаты выглянет недовольный и злой Рико и врежет ему в нос или же откроет Кевин, кидая на него хмурые взгляды, но чертова дверь не поддавалась даже спустя пять минут.       Натаниэль треснул дерево кулаком, потеряв всякую надежду. Но... Да, их не было в комнате, но это не значило, что их нет совсем.       Он побежал в сторону кухни, умоляя судьбу пойти ему навстречу хоть раз и, запыхавшись, дернул дверь за ручку слишком сильно, сразу оказавшись под десятками удивлённых взглядов. Он прошагал в самый центр, игнорируя всех, и пытаясь выцепить в толпе лица с знакомыми цифрами на скулах. Но их не было. Был только он сам и ещё толпа сидящих за столом Воронов, которые начали шептаться, указывая на его лицо. За столом, на которой неделю назад, которые теперь казались вечностью, он сидел, чувствуя грубые, но горячие касания и дикую концентрацию вишни, которая должна была его убить. Но сейчас запах вишни исчез так, будто его тут не было никогда. А стены комнаты были так спокойны, будто не они были свидетелями их неправильного шепота, дыхания на двоих, сигаретного дыма и шоколадного кекса. Их поцелуя, который должен был стать концом всего, но стал началом чего-то еще более больного, чем за тысячу дней до этого. Как-будто ничего не было. Как-будто это всё-таки оказалась его сном, галлюцинацей, которую он выдумал для себя, чтобы тянуться наверх. Сука, нет, ну пожалуйста.                    Некоторые Вороны вскочили с места и уже во всю начали что-то обсуждать, тыкая в него пальцами. Возможно они обращались к нему, задавали какие-то вопросы, но он застрял, уставившись на электронные часы. Натаниэль дёрнулся и сделал несколько шагов назад, шепча что-то себе под нос. В комнате стало тихо.       Корт. Они могли быть на корте. Конечно, они должны были быть там, всегда были. И он уже повернулся в сторону двери, чтобы выскочить из кухни и побежать в сторону стадиона, как в проходе столкнулся с кем-то довольно высоким и, подняв взгляд, он уткнулся на вытатуированную тройку на чужой щеке и выдохнул.       — Жан.. Жан... — Натаниэль схватил его за плечи и уставился ему в глаза, пытаясь найти ответы на все свои вопросы. Но тот смотрел так же поражено, будто увидел призрака.       — Натаниэль... Боже, что с твоим лицом?! — Моро в ужасе обвел его взглядом, а затем опустился ниже, и глаза парня расширились сильнее, когда тот заметил его голые предплечья, с задранными рукавами. — Блять, Натаниэль, что... Кто это... Господи!       За спиной снова раздалось копошение и в комнате вновь стало шумно. Некоторые подошли ближе, пытаясь высмотреть его выкромсанное тело и издавая удивлённые вздохи. Это было иронично на самом деле, будто они в первый раз видели человека в таком состоянии. Или может их так напугали идеально круглые следы от ожогов, он не знал, но это всё еще было лицемерно, потому что иногда они с Жаном буквально ползли до своих комнат из-за слишком сильных травм и им всем было абсолютно похуй.       — Автомобильный прикуриватель, — на автомате и совсем бесстрастно пояснил Натаниэль, заметив взгляд Жана на его ожоги. Моро в ужасе уставился на него, а затем вновь прошёлся взглядом по лицу, который тоже был не в лучшем состоянии. Ожог прямо под татуировкой и десятки мелких, но довольно глубоких порезов на щеках. Но в целом, ничего страшного. Татуировка всё еще была почти цела. Почти. Не считая диагонального пореза, который рассекал её на две части. Но ничего, оно затянется. — Жан, Жан, мне нужно на корт, там Рико и Кевин. Они там. Точно. Они..       — Их нет, — тихо и как-то обречённо отрезал француз. На его лице появилась какая-то странная эмоция, но Натаниэль застыл сразу после услышанного. — Я имею в виду, что их нет в Гнезде. Как только ты уехал, Кевин сбежал, а потом через пару часов исчезли и Рико с Хозяином. Никто из них так и не появился здесь за эту неделю.       Натаниэль даже не обратил внимание на то, что Жан перешёл на французский, потому «их нет». Потому что это значило, что неделю назад Моро вовсе не шутил. Это значило, что судьба срать хотела на его просьбы и срать хотела на всё. Потому что Рико сломал Кевину руку. И потому что Рико исчез с тренером на целую неделю. Они, блять, никогда не покидали Гнездо на такое долгое время. Рико, блять, никогда не ломал Кевину руку. И, сука, Кевин никогда не отходил от Рико дольше чем на полчаса. Это всё было идиотской шуткой. Это всё должно было стать в итоге каким-то дешевым розыгрышем, но почему тогда Жан не выглядел, как человек, который шутил? Почему он всё ещё оставался таким серьёзным, будто это правда значило что-то? Что-то пиздецки хуевое.       Натаниэль сглотнул что-то безумно огромное в горле и вышел из кухни, не зная точно, куда идти дальше. Он всю неделю ждал этого гребанного дня, чтобы увидеть его тьму и успокоиться — это всегда помогало. Но в итоге он наткнулся лишь на пустоту. Не было ничего. И именно сейчас он наконец понял, насколько сильно устало его тело, и устал он сам после самых кошмарных выходных в его жизни.       Натаниэль почувствовал весь вес груза, который давил на него и который сейчас точно должен был раздавить. Он думал, что атмосфера в Гнезде просто не могла быть более траурной, чем есть на самом деле, но сейчас... Оно будто погасло полностью. Эвермор лишился своего хозяина и очевидно тосковал, бросая ужасные тени на стены, будто таким образом показывал свое недовольство и требовал вернуть замку Короля обратно. Натаниэль понимал её больше всех, тоскуя так же сильно. Чувствуя всё то же самое, что и темные стены замка. Полностью разделяя траур. Он тоже хотел вернуть его. Обратно. Себе.       Когда парень наконец вышел из транса, он поднял взгляд и понял, что оказался на корте. Это было даже слишком банально. И это показывало то, насколько сильно он был Вороном на самом деле, хоть и пытался мысленно разделить себя от всех. Вздохнув, он пошёл в раздевалку за формой и снаряжением, чтобы выпустить всё то, что скопилось внутри и угрожало выплеснуться другим способом, но он не хотел другим, пока был этот.       Натаниэль даже не понял, как он переоделся и как снова оказался на корте. Парень потерялся во времени, начав наматывать круги по стадиону, а потом вверх-вниз по трибунам и снова по стадиону. Он бегал без передышки, выбросив всё из головы и, боже, как же он на самом деле скучал по этим ощущениям. Натаниэль всегда чувствовал свободу, когда бежал и сейчас он снова ощущал это. И на какое-то время ему удалось забыть про всё.       Так продолжалось до тех пор, пока Нат не услышал спокойные шаги за спиной. Жан смотрел на него озадаченно и хмуро, но будто понимал что-то. Сейчас Натаниэль не был готов к задушевным беседам и не мог сказать точно, будет ли готов вообще когда-нибудь. Но увидев француза, ему стало немного легче. Потому что он успел привыкнуть к нему за всё это время. И судя во всему, Жан ощущал то же самое.       Моро притащил контейнер с мячами на поле и стал застёгивать ремешки шлема. Натаниэль подошёл ближе, делая то же самое. Им не нужно было говорить на самом деле. Сейчас оба понимали друг друга без всяких слов, и это было то, что нужно.       — Я хочу попробовать себя на позиции нападающего, — вдруг выпалил Натаниэль, забрав свою клюшку. Жан уставился на него нечитаемым взглядом, а затем, через пару секунд, кивнул, принимая вызов.       А потом они потеряли счет во времени, бегая по полю с невыносимой скоростью, ударяясь клюшками и телами друг о друга, выкрикивая грубые ругательства и забивая в ворота. Их недоигра была довольно жестокой и непривычной, но это было именно то, что нужно им обоим. Каждый из них выплёскивал весь яд, скопившийся за все последние годы в Гнезде. Все жёсткие удары клюшками были об этом: об обидах, злости, поддержке, примирении и в конце-концов принятии.       Парни обсуждали всё подряд, выбивая друг у друга мяч. Жан рассказывал о тренерах, которые заменяли на время Тэцудзи, об обстановке в Гнезде, а Натаниэль делился впечатлениями о выходных в кругу семьи. Так и прошли три часа, пока они оба не выдохлись и не упали на паркет, игнорируя стекающий литрами пот. Они были выжаты полностью. И это не было плохо.       Когда приняв душ, они направились в свои комнаты, а затем легли на свои кровати, Натаниэль услышал тихий и хриплый голос Моро.       — Без тебя тут было кошмарно, — прошептал парень, и Веснински сонно улыбнулся.       — Я тоже скучал, — так же на французском ответил тот, чувствуя, как засыпает окончательно.

***

      «Ты бесполезен».       Абсолютная тишина. Такая родная и наверное самая долгожданная. Абсолютное ничто. Такое ненавистное и одновременно правильное. И сам он — самое блядское противоречие.       Был ли он всё ещё жив? Продолжало ли его тело до сих пор существовать, или это была всего лишь его вырвавшаяся на свободу душонка? В таком случае, вряд ли. У него души не было. Не могло быть. Потому что у него, блять, не было ничего, на самом деле. Ничего из того, что он мог трепетно хранить от внешнего мира, скрывая, чтобы не потерять и чтобы не лишиться. Люди называли это чем-то типа скелетов в шкафу. Хотя вряд ли это было оно. Скелеты в шкафу всегда значили что-то неприятное и ужасное. Парень бы засмеялся, если бы мог. Не-а. Потому что он сам был одним сплошным скелетом. И обязательно в шкафу, да, точно. Он помнил. Он никогда не забывал. Потому что он вырезал это на себе, чтобы наверняка. Чтобы точно.       «Ты бесполезен».       Он бы ни за что не признался, что это всё еще задевало. Потому что реально задевало. Потому что «ты никто». Потому что «докажи, что ты чего-то стоишь». Потому что он думал, что доказал. Потому что в итоге он ошибся.       «Ты всё испортил».       Парень сделал усилие, чтобы слегка пошевелить пальцами и слабо выдохнул, когда смог. Значит всё еще жив, значит всё еще существовал. В это было не очень просто поверить — он всё еще помнил, как перестал контролировать собственное дыхание, когда ощутил в горле желчь с металлом. Не то чтобы его пугала кровь, но когда безостановочно харкаешь алой жидкостью на кафель и практически не можешь дышать, боязнь чего-то последнее о чем ты думаешь. Но он в принципе не знал о чём думают нормальные люди, когда находятся на волоске от смерти. Нормальные. Он точно не был нормальным. И точно не собирался об этом жалеть. Потому что у него правда не было чего-то, что начиналось на «д» и заканчивалась на «уша». А если бы и была, то она точно должна была распухнуть от многочисленных гематом и сбежать нахер от его внутренней желчи. Но он бы не отпустил и изуродовал бы её еще сильнее, чтобы повеселиться. Потому что мог.       Потому что...       — Рико, зачем ты это сделал?       Испуганный голос тринадцатилетнего Кевина, с ужасом смотрящего на раздавленного цыплёнка, чьи внутренности вытекли на холодный бетон.       — Потому что могу.       Потому что да. Потому что он правда мог. Потому что ему никогда не было жаль. И потому, что ебал он в рот жалость по отношению к себе.       Рико попытался сжать ладонь в кулак, чтобы убедиться, что он не превратился в бесполезный кусок дерьма и всё еще мог держать клюшку в руках, но беспомощно захрипел, когда не вышло. Он почти запаниковал. Почти взвыл от досады из-за своей никчёмности. Если он даже на это не способен, то..       Рико распахнул глаза и практически сразу закрыл обратно из-за непривычного света. Не то чтобы его было много, но ему было с чем сравнить, поэтому парень поморщился, жалея, что не может закрыть лицо ладонями. Он всё еще не мог пошевелиться, но мог открыть глаза и рассмотреть незнакомое помещение ровно настолько, насколько позволяло его положение. А позволяло оно не много. Белые стены, белый потолок и отвратительно голубые шторы, которые, слава богу, были задернуты и защищали комнату от солнечных лучей. Морияма, изо всех сил игнорируя боль, чуть повернул голову в сторону и наткнулся на штатив для капельницы. Не трудно было догадаться, что он лежал на больничной койке, но было трудно поверить, что не в Гнезде. Он прикрыл веки, вспоминая некоторые отрывки предыдущих дней. Или предыдущей недели? Рико не помнил, сколько прошло времени со дня, когда пылающий от ярости Хозяин запихнул его в машину, а затем грубо втащил в свой дом. Последний раз Рико был у дяди лет... тринадцать назад? Или что-то вроде. Должно быть Хозяин и правда был ужасно зол, раз уж притащил его в такую глушь. Обычно ему было достаточно своего кабинета или подвала Эвермора. Обычно. Возможно на этот раз Рико по-настоящему облажался.       Последний раз он видел Хозяина таким пиздецки яростным восемь лет назад, когда совершил самую грубую ошибку в своей жизни. Когда позволил себе чувствовать. Когда позволил себе поверить в то, что он был нормальным. Потому что в итоге, как оказалось, нихера.       Когда Тэцудзи решил, что его детский организм больше не выдержит ударов и когда на нем абсолютно не осталось живого места, он привёл маленького Рико в тёмную и слишком тесную комнату, в которой не было ничего кроме стула в центре и довольно большой плазмы на стене напротив. Мужчина абсолютно ничего не объяснил, когда усадил его на чертовски неудобный стул и приказал не двигаться. Маленький Морияма еле держался на ногах, чувствуя ужасную слабость и ломоту в теле, но он подчинился, не смея жаловаться. Дядя наклонился к нему и прошептал, слабо усмехнувшись и указав на телевизор.       — Сейчас я включу поучительный и полезный фильм, а ты будешь смотреть и не посмеешь отвести взгляд ни на секунду, — Моряима предупреждающе приподнял лицо мальчишки за подбородок и, убедившись, что его внимательно слушают, продолжил. — Иначе, я обещаю, ты больше никогда не увидишь Кевина. Ты понял?       Рико испуганно распахнул глаза и активно закивал, послушно глядя на дядю. Нет-нет-нет. Он не был готов терять его. Точно нет! Никто бы не посмел забрать и его тоже. Сердце мальчишки предательски сжалось от одной лишь мысли, что он снова останется один. Он чувствовал предательский ком в горле.       — Я выйду, — дядя сделал пару шагов назад и этого было достаточно, чтобы оказаться у двери, потому что комната была чертовски маленькой и узкой. И было так же чертовски темно. Но он был готов терпеть всё что угодно. Во-первых, потому что заслужил. Во-вторых, потому что ни за что не лишился бы еще одного человека в своей жизни. Потому что их итак было всего лишь двое. Было. Теперь был только один Кевин. — Смотри, там есть камера, за тобой будут наблюдать. Отведёшь взгляд и можешь забыть о мальчишке Кейли.       Рико проследил за его взглядом и убедился, что дядя не блефовал — в темноте мигала красная точка.       Мальчишка снова закивал, а потом услышал хлопок двери. Он остался совсем один. Ему было страшно, но ничего, он потерпит! Подумаешь фильм. Это было не так ужасно.       А потом телевизор включился, и мальчик дёрнулся от неожиданности. Он уставился на экран, стараясь даже не моргать. И в начале не было понятно ничего из происходящего: на экране показали трех взрослых мужчин, которые стояли около какой-то деревянной доски, балки или что-то вроде этого.       Мальчишка нахмурился, внимательно следя за происходящим и нахмурился еще сильнее, когда двое из них начали рвать одежду на третьем, который умолял прекратить. Рико с каждой секундой напрягался сильнее, всё еще не отводя взгляд от плазмы, которая была слишком близко к его лицу. Не слушая просьбы несчастного человека, который не переставал умолять прекратить, те двоя приковали его к балке и прочно завязали тому руки и ноги. Внезапно на грудь и живот мученика поставили клетки с огромными и и слишком громкими... крысами.       Маленький Рико схватился за подлокотники стула и впился в дерево ногтями, чувствуя накатившуюся тошноту и желание немедленно выблевать скромный ужин в унитаз. Крысы начали пищать еще громче, и он хотел закрыть уши, чтобы не слышать. И закрыть глаза, чтобы не видеть. Но мальчишка продолжал послушно смотреть на раздетого догола мужика и на грызунов, которые скорее всего царапали ему живот и грудь, потому что клетки не имели дна. Но самое страшное начало происходить дальше. Один из мужчин начал ставить на вершину клетки раскалённые угли и уже через секунду Рико понял зачем. Голодные крысы начали пищать громче и забегали по клетке, чтобы потом...       Мальчик начал трястись. Он сжал губы, что не закричать и впился ногтями в щёки, царапая. Потому что крысы начали прогрызать путь во плоть жертвы, который начал дико орать, дёргаясь, но недостаточно, чтобы освободиться. Кровь брызнула из образовавшейся на животе дырки, но крыса не переставала грызть дальше, вызывая дикие вопли у парня, пока двое стояли и смотрели на это совсем-совсем бесстрастно.       Рико пробила крупная дрожь, и он почувствовал, как щиплет царапины из-за соли, стекающей из его глаз. Он задыхался и чувствовал, что еще немного и не выдержит, выблюет все внутренности прямо здесь, потеряет сознание. Но он смотрел, мысленно умоляя прекратить этот ужас, потому что правда был на грани. Потому что слезы не переставали течь из глаз и потому что он не был готов к такому.       Плазма была достаточно близко, чтобы он разглядел всё в мельчайших подробностях, и он разглядел. Запомнил, сука, на всю жизнь.       И мальчишка не знал точно, сколько прошло времени, когда телевизор наконец погас. В ту же секунду Рико упал на колени и выблевал всё, что было в организме. Он рыдал, захлёбывался и потом снова блевал и так по кругу пока от него ничего не осталось. Пока он не высох полностью.       В ту ночь за ним так никто и не пришёл. В ту ночь он так и остался один, в каморке без единого источника света, лежа в своей блевотине и не переставая дико трястись.       Потому что в свои одиннадцать он не был готов к этому, как оказалось. Возможно дядя был прав насчёт него, он на самом деле был чертовски жалким и слабым. Но он обещал, что исправится. Обязательно. В конце-концов, он смог отвоевать для себя Кевина. И это значило, что он не останется один. Это значило, что возможно, несмотря ни на что, он справится.       Рико моргнул, выныривая из детских воспоминаний и не чувствуя абсолютно ничего по этому поводу. Он попытался сосредоточиться на недавних событиях.       Парень отчётливо помнил тот день. Конечно же он помнил. Холодный голос Тэцудзи и его жёсткое: «КПРЭ думает, что ты не даёшь Кевину раскрыться». А потом ужас на лице Дэя и закипающий гнев внутри себя. Кевин, который был с ним с самого начала. Кевин, с которым они делили жизнь на двоих. И Кевин, который в итоге стал угрозой. Потому что...       — Позор. Тебя определённо стоит спустить в самый низ, раз уж ты забыл своё место и предназначение, — грубая хватка на подбородке и снова губы, скривившиеся в отвращении. —Тебя уделали, как слабого щенка, — а потом что-то, что звучало как ебаный приговор. — Ты правда думаешь, что ему нужен такой бесполезный сопляк?       Ему. Хозяину никогда не нужно было уточнять, кому именно. Потому что это было то, ради чего Рико боролся. Чтобы он заметил. Чтобы отец лорд Кенго увидел в нём что-то достойное.       А Кевин... Кевин стал угрозой. Кевин собирался разбить всё то, что он строил всю свою жизнь. И... Рико вспомнил, что происходит с теми, кто угрожает Мориямам. Если существовала угроза, значит её нужно было устранить, и он всего лишь сделал то, что нужно. Но походу делать этого не стоило. И походу ему было поебать.       Кевин... Да, это определённо станет катастрофой для Дэя, но он не уйдёт. Хозяин говорил, что он сбежал, и чувствуя адскую боль от очередных ударов, Рико мысленно улыбался. Кевин бы никогда не ушел и не оставил бы его. Конечно же он не собирался верить в эту чушь.       Рико снова попытался шевельнуть рукой и снова потерпел неудачу. Это сильно раздражало, и он сжимал зубы, ненавидя себя за беспомощность. Мысли лихорадочно крутились в голове, снова кидая отрывки предыдущих дней, и Рико сжал челюсть, жалея, что не может стереть всё дерьмо из башки. Он снова сомкнул веки, игнорируя внутренние ощущения никчёмной слабости.       Живот, колени, бёдра, грудь, а потом по второму, третьему, десятому кругу и дальше. Он уже не понимал чем именно его били: обычно дядя предпочитал трость, но на этот раз не побрезговал наносить удари ногами и временами задействовал даже руки. Возможно Рико кричал даже просил, нет, умолял прекратить, но это были неконтролируемые вспышки. Если бы мог, он зашил бы себе рот, чтобы отвратительно жалкие слова не вырывались из горла, прося прекратить. Он ведь знал, что это было бесполезно. Это была уже заезженная пластинка, давно пройденный урок. Но к сожалению парень не был сотворен из железа, чтобы терпеть всё молча. К сожалению, он кричал так же, как и все.       — Бесполезный кусок дерьма, — Хозяин грубо поднял его, держа за воротник кофты и прошипел ему это в лицо. — Ты походу не совсем понимаешь, что творишь, гребанный сопляк!       Рико молчал. Он чувствовал лишь то, как чертовски устал.       — В этой пустой коробке, — он несколько раз грубо ткнул указательным пальцем парню в висок, — должно было остаться хоть что-то, чтобы ты не забывал своё место. Походу я был слишком гуманным по отношению к тебе, но я покажу тебе твое место, чтобы ты вспомнил для чего вообще существуешь. Потому что ты забыл, что только благодаря мне, ты хоть что-то из себя представляешь.       А потом снова удары. И снова угрозы.       — Ты забыл, что единственное, что волнует твоего отца, это только то, что ты отлично справляешься на поле, — он потянул его ближе, — но я могу сделать так, что ты больше никогда не выйдешь на корт.       Рико почти задохнулся, потому что правда испугался. Потому что с таким же успехом Хозяин мог выстрелить ему в голову и бросить гнить в какую-нибудь свалку. Потому что он знал, что без клюшки в руках он не будет стоит хоть чего-то. Не то чтобы он всё еще был ребёнком и искренне верил, что его примут в семью, но он и не просил этого. Хотя бы одна встреча. Хотя бы один одобрительный кивок и тогда бы это значило, что всё не зря. Это значило бы, что оно того стоило. Ну пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.       Рико снова потерял сознание, а потом он очнулся и всё повторилось вновь. Чертов замкнутый круг, но ему всё еще не было жаль. Ни за себя, ни за то, что он сделал. Но он чертовски устал и в какой-то момент просто заткнулся, смирившись. Рико поверил в то, что возможно этим вечером он умрёт. И это не было катастрофой или чем-то другим. Это был просто факт. Как дважды два. Трава зелёная, небо голубое, Рико сегодня умрёт (насчёт неба и травы он не был до конца уверен, потому что, если честно, уже не помнил точно).       Он уже ничего не чувствовал, когда прикрыл веки, уверенный, что больше их никогда не откроет. И он точно не чувствовал, как застыл его дядя, когда тот слабо прохрипел, перед тем, как обмякнул в его руках и бессильно упал на пол.       — Аб... Абр..ам... Потому что...       «Ты бесполезен». А потом...       Потом небо вместо глаз и огонь вместо волос. И...       «Ты нужен мне, Рико».       Нужен-нужен-нужен.