чижики и ко.

было дело ещё до того, как мальчишки сдружились. саша щиголев то и дело задирал «странного» нелюдимого новенького. ни то со скуки, ни то ради реакции, или, возможно, за неимением других социальных навыков проявлял свой к нему интерес. первые потуги к сближению стали наблюдаться, когда они втроём... почему втроём? потому что во время этого кипиша на перемене саня траекторию удара не рассчитал и зарядил учебником шурке точно по голове, за что был сбит с ног и наказан мокрой вонючей тряпкой прямо в лицо. пацаны катались черным комом по полу, собирая всю пыль. докатались до того, что сбили с ног завуча. взрослые решили пренебречь мерами «коллективной ответственности» и наказать не только одного щиголева. тем не менее, все стоящие в коридоре единогласно указали на него, как на зачинщика. у кабинета, сидя на корточках и уперев ладони в лицо, он чуть ли не скулил: – мне от матери влетит... мишка его понимал, ему тоже «влетало», но чаще всего от отца. узнав знакомые нотки в голосе, горшенев, добрая душа, решил от такой участи спасти хотя бы его. шура стоял чуть поодаль, скрестил руки на груди и вперил тяжёлый взгляд на окно, что ловило яркие переливы весеннего солнца. «чего разнылся? никого по головке не погладят!» пустяк пустяковый, но шурик все равно так злился, на них – понятное дело, на себя – за то, что купился на провокацию. а была ли она? выяснять не было ни малейшего желания. растрёпанным пыльным чижонком саша щиголев предстал перед ним. в глазах такая вселенская печаль, что сердце у шуры жалостливо кольнуло. – можешь ударить, – он похлопал рукой по затылку. – соблазн велик, но нахуя? горшенев, до этого притихший, подавил смешок. – так это из-за меня всё. – что всё? – шура разыгрывал спектакль, усиленно прикидываясь дураком, дабы снова лицезреть этот щенячий взгляд. – саш, – улыбку скрыть не получилось, – то, что мы сейчас стоим здесь... – мы можем постоять там, у окна, можем вообще сейчас взять и свалить. что нас держит? тяжёлая дверь с серединой из мутного, словно (словно ли?) грязного, стекла со скрипом отворилась. – балунов, горшенев, щиголев, заходим. все вместе. балу передразнил скрипучий голосок местной «мымры ивановны» и манерно дёрнул рукой, поправляя заученным жестом невидимые очки в видимой издалека коричневой роговой оправе. ей богу, они скоро в кошмарах сниться начнут. миша с сашей еле держались, чтобы не расхохотаться. «мымра ивановна», в миру мария иннокентьевна, окинула презрительно веселую троицу и принялась записывать что-то в старенькую записную книжку, видавшую, кажется, еще отца советов. миша рассматривал носки ботинок. в глаза глядеть жутко. «вдруг ещё заколдует, ведьма», – подумал он. саша жевал щеку и нервно теребил уголок пиджака, голос резко пропал, сглотнуть пересохшим горлом было непосильной задачей. шурик тоже особо не светился, но и взгляда не отводил. не виноват он, чего ему стыдиться? – ну и что мы будем с вами делать? позорище, а как же честь пионерии? – а не отвечать на провокации это тоже по-пионерски? – шура не унимался, – как там было? пионер поступает по совести и чести? мне было совестно, и я честно заехал обидчику по лицу! «обидчик» рядом с ним растянул рот буквой «о», миша тоже в удивлении выпучил глазищи свои, из-за чего они стали совсем круглыми. «вот это шурик даёт! ничего не боится!», – пронеслось, кажется, у обоих в мыслях. боится, и ещё как, только получше некоторых умеет это скрыть под маской не знающего границ нахальства. – александр, уймитесь, с товарищами своими так разговаривайте. имейте уважение!! – они? они мне не товарищи, – фыркнул шура. ладонь не соответствовала своим размерам – с виду маленькая, с гулким грохотом ударила по старому столу. шура всё-таки замолчал, но продолжал сверлить женщину потемневшим взглядом. «выпавший» из разворачивающейся сценки, горшенев дёрнул плечом и приосанился, как и саша, стоявший рядом. – с балуновым все предельно ясно. вы, щиголев, как-то сможете найти объяснение своему поведению? - неестественно тонкая нарисованная бровь изогнулась причудливо, напоминая больше червяка. миша с шурой переглянулись, поймав друг друга на общей мысли. вздохнув, она продолжила: – не видать вам даже тройки по моему предмету, и это меньшее из зол. саша молча кивнул. ну и ладно, сдалась ему эта география. – большее же... – стук ручки о стол начинал раздражать всех присутствующих. – ваши родители, честные рабочие люди, и вы, молодой человек, являетесь «лицом» вашей семьи. вам должно быть совестливо. в любом случае, будете перед ними будете объясняться сами. маме вашей... – не надо маме, – пискнул щиголев, заметно побледневший. ноль внимания. –... мы уже сообщили об инциденте, – выцветшие зелёные глаза «зацепили» всех троих, – вы не радуйтесь. ваши родители также в курсе. была не была. миша шмыгнул носом и шумно выдохнул. отец уже узнал – всё равно век воли не видать, как и, впрочем, целой задницы. невелика потеря. – все они врут, марьиннокеньтевна, это я начал, понимаете, да? – не покрывайте его, михаил, вам же хуже. шура вытаращился на него, а саша вздрогнул – будто холодом обдало. «что ты творишь?! с ума сошел?». сошел. ну и ладно. – я первый его толкнул, вот саня... саша мне и ответил. неубедительно. – да, так и было, – шура тоже решил вмешаться. балунова перебила трель звонка. в воцарившейся уже после тишине от стен отражалось эхом противное «тук. тук. тук.» ветки березы под окном о грязную стеклину. бу-бух. глаза закатились, а саша тяжёлым мешком свалился на пол. шура тут же оказался рядом, успев юркнуть рукой под затылок. – что случилось? – михаил, не стойте столбом, откройте окно, и дверь тоже! учительница приподнялась из-за стола. – на этом сегодня и закончим. – ему нужно было грохнуться в обморок, чтоб вы наконец от нас отстали? – едко заметил шура. оттянув воротник рубашки, он расслабил галстук, завязанный уж как-то слишком туго, а мишка, в свою очередь, принялся обмахивать тетрадью своего так называемого врага, обидчика, недружественного элемента, и вообще. только вот и обиды никакой, как оказалось, нет – поцапались и ладно, с кем не бывает. снизу донеслось сдавленное мычание. – а? саша недоуменно вылупился на мальчишек, проморгался – думал, мерещится. балунов и горшенев стояли по обе стороны от него и лупили на сашу не менее удивлённо. он был что угодно на свете отдать за то, что слышал, как над ухом облегчённо выдохнули. – ё-моё, сань, и напугал! – миха приподнял его и помог встать на ноги. – с позволения, прерву вас, молодые люди. звук закатывающихся шуриных глаз надо было слышать. открывший уже рот, дабы снова съязвить, он был прерван сашкой, что с намеком тянул за рукав – не надо. – от моего урока вы освобождены. идите в медпункт и домой, продолжим завтра. миша выпрямился по струнке, только вот честь не отдал и на том спасибо, шура её такой чести не удостоил. спешно попрощавшись и успешно забыв про медпункт, ребята со всех ног помчались на улицу. – с меня мороженое! – да ладно, я сам себе возьму, – миша почесал затылок. – не, погодь, я ведь извиниться хотел. – опять?! за что... – горшенев непонимающе вытаращился, – ты должен вообще извиняться, ё-моё? говорили же уже об этом. – это я драку начал, и из-за меня мы здесь оказались, – одна песня. сжеванная щека, кажется, начала кровить. – а передо мной извиниться? ещё раз,– шура прищурился, сделал акцент на последней фразе, – я тут вообще сбоку-припёку! – прости, саш, – щиголев глаза отпустил, пристыженный. – ладно, – пора уже сменить гнев на милость, – для друзей шура, или шурик. да и не хочу путаницы, раз у нас два саши в компании. – в компании? в какой компании. – в компании, миш, в нашей с вами компании, – шура его передразнил. мишка в ответ высунул язык и состроил гримасу. – ловко ты это, сань, придумал, очень правдоподобно! я ведь реально поверил, что ты без сознания грохнулся, и, понимаешь, думал, всё - хана, – миша провел пальцем по горлу. – да сплюнь ты, мих, не хана. мне на самом деле плохо стало. страшно, что мать узнает. у неё характер... тяжёлый. все трое понимающе выдохнули. миша, неожиданно для всех, да и себя самого, сгреб обоих сашек медвежьей (ха!) хваткой и притянул к себе, светясь чуть ли не ярче полуденного солнца. – ну что, друзья? – это мы ещё посмотрим.