животворящее табельное оружие

Тоф чувствовала это кончиками своих пальцев. Кожа, на этот раз живая. Не резиновая. Она могла даже поклясться, что здорового цвета. Не мёртвая. Она трогала Зуко; его живот. Она ожидала встретить каменную напряженность его мышц, но Зуко был расслаблен. Рядом с ней. Его тело не отталкивало её. Тепло. Хм. Ого! Это длилось недолго, потому что он поднял руку и неуверенно замер, не зная, что делать. Видимо, он хотел оттолкнуть её, но передумал. Тоф мгновенно протрезвела. Зачем Лорду Огня какая-то низкоранговая полицейская? Кровь застыла в ее жилах, и горячий стыд пламенем поднялся вверх, к её лицу. Зуко склонился над ней, как хищник над куском мяса. Его дыхание щекотало её шею. Зуко не знал и не догадывался до того момента, как Тоф коснулась его. Это было просветлением, рухнувшим на него, как оползень на чье-то соломенное жилище; он ощущал, как его дух прогибается и трескается от тяжелой безысходности и шока. Это было сюрпризом, и он не мог определить, каким. Это было одним из тех мгновений, когда ему нужно было отстраниться и уйти в себя, чтобы разобраться в том, какое решение будет правильным, но он не мог отстраниться от Тоф: он боялся увидеть боль в её глазах. Она уже выглядела больной и уставшей. Он никогда не видел её так. Тоф всегда казалась ему чем-то фригидным и асексуальным. Она не говорила с ним о своей личной жизни. Руки Тоф были сильными, с грязью под короткими ногтями, и ее лицо и одежда были лишены украшений, и она была строгая (она стала строгая), серая и холодная, как гранит. Конечно, Тоф всё ещё была его другом. Подругой. Тоф была сильным человеком, и ему тяжело и неприятно было видеть её слабость. Он не хотел видеть Тоф слабой. Её рука, кротко забравшаяся под полу его верхней одежды, была слабостью. Зуко был уверен, что Тоф не сделала бы этого, не будь она так пьяна, неудовлетворена, и раздражена. Они ведь были друзья, так? Это было неправильно. Он редко видел, как Тоф теряет самообладание. Он впервые видел, как Тоф делает что-то сексуальное. Тоф всегда держала себя в руках. Теперь эта рука была… А почему бы и нет, Зуко? Чего? Почему бы и нет? И не говори, что маленькая влюбленность Тоф десять лет назад не заставляла тебя надуться от гордости. Если тебе нравилось ее внимание тогда, то почему не сейчас? Почему бы тебе просто не насладиться моментом? Вы оба -- работающие люди. Вы знаете, как происходят такие вещи. Тоф – мой друг. Люди просто не делают такие вещи с друзьями. Взрослые друзья помогают друг другу. Особенно, когда некоторые чувства остались… незавершенными. Это так? Чувства Тоф были незавершенными? Это что-то, что она несла в себе? Минутное помутнение? Фрустрация? Она не выпила так много, чтобы бросаться на первого встречного, как бы сильно ей ни хотелось переспать с кем-то. Ей всего лишь нужен был предлог. Пара глотков для храбрости. Ты сам это видел: она знает, что делает. Тоф не делает вещей просто так. Тоф не делает вещей просто так. А она вообще хочет этого? Почему ты сразу думаешь о ебле? Она просто дотронулась тебя. Его нос касается шеи Тоф. Ничем не пахнет. Конечно, ничем не пахнет. Скажи спасибо, что не пахнет тем трупом на улице. Тоф не будет обмазываться лавандовым маслом, чтобы угодить тебе. Она практичная, ты забыл? Ей просто нужно расслабиться. Внимание Лорда Огня – высшая похвала, которую ты можешь ей дать. Она никому не расскажет об этом. Его руки проскальзывают под её, прижимая к себе, словно он собирался её поднять. Зуко хочет почувствовать её тело. Оно было худым и поджарым. Легкие пластины на её броне шумят, как хвост гремучей змеи. Ох, Агни, это слишком много для него. Почему они оба замолчали? Они реально будут этим заниматься? Ты можешь, если ты хочешь. … «Мы взрослые люди, Тоф». Её рука на его колене была приглашением. Только глупец стал бы его игнорировать. Монстр в нем победно оскалил зубы. Тоф чувствует, как Зуко прижимает ее к себе, и с силой напрягает свои мышцы, чтобы перестать дрожать; ее рука хватается за пояс его одежды. Когда она касается его кожи вновь, то чувствует тонкие мягкие волоски на его животе, и ниже. Когда она думала о нём в юности, она никогда не фантазировала об этой детали. Сейчас всё было по-другому. Они оба были взрослыми и достаточно опытными, чтобы не называть это ошибкой и убиваться после, но она все равно заметила, что ей страшно. С каждым разом, когда ее губы неловко касаются его кожи, Зуко удивляется все меньше. Это становится привычным. На Тоф нет макияжа, и она не оставляет на нем позорных следов. Тоф не кусает и не облизывает его, и он бы думал, что она равнодушна, если бы не чувствовал ее дрожь своим телом. Она так отчаянно пытается это скрыть. Вес ее тела прекрасно лежит на его бедрах; Тоф ложится в его объятия, как правильный кусочек пазла. Он никогда бы не подумал, что это возможно; он игнорировал её, как человека, который мог бы ему понравиться. Всю жизнь. Теперь ему стыдно. Тоф стонет ему в губы, когда ее рука находит волосы на его затылке. Зуко никогда в своей жизни не должен был слышать этот звук. Неправильно. Ему стыдно за то, что он испуганно вздрагивает, услышав это. Но Тоф не реагирует: она слишком занята тем, что трогает его лицо, его шею, его волосы. Зуко вспоминает, что она не знает, как он выглядит. Тоф никогда не смотрела в его глаза, и никогда не посмотрит в них. Такую жизнь ты хочешь? Эта мысль растворяется, как сахар в чае, когда он ощущает, что его штаны стягивают вниз. Тоф даже не обременяет себя тем, чтобы полностью снять их; они падают, повиснув на его лодыжках. Она слишком занята другим. Она грубовата и неотёсана, и в ней нет той элегантной мягкости, к которой он привык; она требует. Как будто она работает даже сейчас, целуя и обнимая его. Как будто это стоит у нее в протоколе, что ей необходимо исследовать каждый участок его тела, и ощутить каждую морщинку на его лице. Каждую царапину на его плечах. Он никогда не ощущал себя таким пассивным, как с Тоф. За ней сложно было угнаться. Он понимал, что она была огорчена чем-то и, видимо, переполнена эмоциями, поэтому старался не пугать её, отвечая слишком резко. Всё равно, это было чертовски приятно. Чертовски приятно знать, что она всегда хотела этого. Спустя столько лет она всё ещё считает тебя привлекательным. Спустя столько лет он наконец-то нашёл меня привлекательной. Тоф ощущает себя камнем, который распадается на песчинки: наконец-то она сделает воспоминание из взрослой жизни. Наконец-то она может оставить свои истерзанные фантазии в покое. Пусть это будет один раз; пусть это будет её премией за хорошую работу. «Это – твоя премия за хорошую работу», он говорит это ей на ухо. Они оба знают, что она ничего за сегодня не сделала. Тоф улыбается. - Зуко дергается, когда что-то холодное касается его руки. Щёлк. Он хмурится и пытается отодвинуть её с себя: даже в униформе, Тоф очень легкая. Она поддается ему, но когда он пытается выпрямить руки, то понимает, что не может. Тонкий металл скромного серого наручника блестел в тусклом свете, как дешёвый браслет. Тоф приковала его к ручке стула. Зуко мог бы его расплавить, но… Она с неожиданной проворностью опять проскальзывает между его рук, на колени; ее нос утыкается ему в шею, и он чувствует, как она пытается прикусить его кожу, и как ее рука заново заползает под его одежду. «Что это значит? Эй, Тоф…» Зуко замолкает, потому что ему внезапно становиться стыдно. Он позволил этому зайти так далеко. Он не хотел казаться неженкой и отказать ей сейчас. Он обещал ей подарок от Лорда Огня. «Ты часто думала об этом, да, Тоф?» Он ожидал, что Тоф разозлится и начнет оправдываться и плеваться ядом, как Май, и он вновь окажется в доминирующей позиции, но она никак не отреагировала; она занималась своим делом, как будто его тут вообще не было. Её рука почти по-девственному неумело копошиться в его штанах, пока Тоф не находит его член на ощупь, и она сжимает его намного сильнее, чем он хотел бы. Тоф целует его скулу, так же коротко и почти по-мужски, как он делал это со своими любовницами сам. Зуко хочется злиться, потому что он знает, что Тоф делает, и она делает очень демонстративно: она использует его тело, чтобы угомонить жар внутри себя. Её руки не стесняются трогать, обхватывать, сжимать его, и она удовлетворенно вздыхает каждый раз, когда касается того его кусочка, который еще не успела исследовать. Она молчит, потому что для нее Зуко нет в этой комнате: есть ее фантазия, его член, и Лорд Огня, прикованный к стулу низкоранговой полицейской. Зуко не может злиться. Он невольно понимает, что его тревога переросла в трепетное ожидание. Внутренности в его животе крутятся и извиваются, как молодые угри в бочке с засолом, и в его рту очень сухо. То, что она делала с ним, возбуждало его, и он не мог от этого скрыться. Зуко думает о том, что его возбуждает не столько Тоф, сколько ее откровенная пошлость; он считает это нездоровым, но, когда тянется, чтобы помочь ей снять часть униформы, она откидывает его руку назад. Слишком сильно. «Нечестно». «А?» Тоф указывает на свои глаза. «Нечестно. Ты тоже не будешь меня видеть». Он смотрит, как она почти повседневно снимает свои штаны; ее белье такое же невзрачное и серьезное, как и униформа. Когда Тоф седлает его, на секунду в его груди вырастает серьезная паника; она настолько узкая, что он волнуется, не девственница ли она. Но Тоф садится на него до конца, даже не моргнув, и она не выглядит так, словно ей больно. Она облегченно вздыхает, как будто села отдохнуть после долгого рабочего дня. Будто они делают что-то стандартно структурированное и привычное. Он уже говорил, что это первый раз, как он видит, как Тоф делает что-то развязное? Он думает об этом, и границой взрослого поведения, который он ожидал от неё, была бы брань. До этого дня. То, как Тоф скользит на нём, и как ее руки обхватывает его шею, и как она кусает губы, чтобы быть тихой, похоже на один из тех снов, который приходит совершенно неожиданно, и после которого, проснувшись, очень стыдно и все хочется забыть, потому что это неправильно – представлять друзей детства в такой обстановке. Только это было не сном, и Зуко видел это своими глазами. И он вспоминает, что хотя он видел это своими глазами, Тоф только чувствовала это. Он ощущает, как его член с энтузиазмом дернулся внутри неё, и ему становиться по-настоящему стыдно. Ему интересно, как она чувствует это, как она знает, что делать, и как ей не противно, потому что есть шанс, что Зуко настоящий урод. Это горячо. Ее взгляд почему-то опущен вниз, и то, как она снимает фуражку, чтобы отбросить ее в сторону, выглядит очень трогательно. Ты ебёшь Тоф Зуко пересиливает желание дернуться. Ты ебёшь Тоф, свою подругу детства. Она пришла к тебе по работе, а ты ебёшь её. Используешь свой статус. Хочешь ребенка от неё? Дворняжку, похожую на тебя? Зуко пытается схватить Тоф и замедлить её; ему кажется, его мозг сейчас расплавиться и вытечет через ухо. Она была влажной, узкой, и совершенно неподатливой; он не мог думать и наслаждаться ей одновременно. Его член почти болел от того, как она не меняла ни ритм, ни свое положение. Она кладёт свою голову ему на плечо, потому что ей надоело сидеть прямо, и он ощущает, как что-то вспархивает в его груди, и сжимает его сердце, и это было одно из тех чувств, которые он испытывал, когда Май впервые поцеловала его. Тоф могла быть такой милой. «…такой милой». Зуко не понимает, что говорит, потому что она впервые так близко, что он почти может ощущать ее грудь напротив его. Между ними лишь несколько пластин тонкого серого металла. Я скоро кончу Его дыхание перехватывает так, что он почти кашляет; он ощущает, как Тоф чуть сильнее прижимается к нему, и как её губы находят нежную кожу на его висках, там, где начинали расти его волосы. Его рука дергается, чтобы тронуть ее в ответ, но твёрдый метал врезается в его кожу грубым напоминанием о своем положении. Тоф облизывает свои губы, а потом целует его. Она делает это почти невинно, и сразу отстраняется. Её губы холодные и потрескавшиеся. Она чувствует, как бедра Зуко вздрагивают под ней, и знает, что он не может больше терпеть; она наклоняется вперед, и его член практически выскальзывает из нее, но наконец-то касается нужного места, и так приятно трётся о верхнюю стенку ее влагалища. Она волновалась, что не сможет кончить, раннее не уверенная в том, подходят они друг другу или нет, но чем обрывистее и горячее становилось дыхание мужчины у её уха, тем скорее и неотвратимее она приближалась к своему оргазму. Правильным решением было оседлать его, потому что Тоф точно не смогла бы просто лежать под ним и надеяться на лучшее. Ей нравилось контролировать процесс. Она представляла это много раз до этого, но, когда она кончает, она не кричит и не плачет от радости; она чувствует, как ее тело блаженно расслабляется, и как последние волны дрожи покидают ее, растворяясь на кончиках пальцев. Зуко все еще твердый и горячий внутри нее, и ее стенки приятно сжимаются вокруг него, так неожиданно сильно, что ей кажется, что он поморщился от боли. У Тоф не было плана по поводу того, кончит он в неё или нет. Он продержался достаточно долго, чтобы она кончила первой, поэтому она решила, что он не хотел бы этого; она осторожно слезает с его колен и поспешно натягивает свои штаны обратно, спотыкаясь и запутываясь в грязной ткани. По влажным звукам сзади она догадывается, что Зуко трогает себя своей свободной рукой. Она ощущает, как остатки возбуждения лениво всколыхнулись где-то в ее животе, как волна, подгоняемая слабым ветром. Тоф отбрасывает это чувство. Зуко шипит сквозь зубы, кончая; она слышит, как где-то за стеной из блаженной ваты шелестит полотенце, на котором стояло рисовое вино. Она слышит, как шелковая ткань скользит по его коже. «Зуко», она находит свою фуражку наощупь за креслом. Она так давно не называла его по имени. «…» «…» «…Было хорошо», она коротко кивает так, будто Зуко был новичком в её отряде. Он не знает, что сказать, поэтому разводит руками. Потом вспоминает, что Тоф не может этого видеть. «Ага… Хорошо». Тоф забирает наручники и уходит, потому что для нее осталась пара незаконченных дел, касающихся осмотра тела. Между ними нет хрупкого напряжения, непонимания или неловкости, и Зуко кажется, что он видел, как она мечтательно улыбнулась во все зубы, поворачиваясь к нему спиной. Кто бы мог подумать.