Дело Селвин

Том Марволо Реддл помнил всех. Это могло быть благословлением, но на самом деле это было проклятием. Том Марволо Реддл помнил имена всех, не потому, что хотел этого, а потому, что его мозг имел ужасную тенденцию хранить каждую часть информации, с которой он сталкивался в течение целого дня. Такая невероятная память была терпима только потому, что она подчинялась строгому контролю. С самого начала своей жизни Том Марволо Реддл отбирал людей, от самых важных к менее важным. Первое место в его списке не так давно занимал преподавательский состав Хогвартса, включая директора. Он мысленно рассортировал их от предметов, которые ему нравились больше всего, до тех, которые ассоциировались у него с обычной скукой. Позже, он встретился с людьми из Министерства магии. Он никогда не видел ни одного из них, но предполагал, что это выдающиеся люди, которые заслуживают того, чтобы к ним относились с большим уважением. Товарищи Слизеринцы заняли третье место, начав с декана. Поначалу он не знал, как поступить с другими факультетами, но после нескольких дней наблюдения, пришёл к выводу, что Kогтевранцы, были, безусловно, самыми умными. Том Марволо Реддл добрался до библиотеки, которая была битком набита людьми. Он задавался вопросом, будут ли первокурсники по-прежнему проявлять такое усердие, когда мотивация начнет угасать… Независимо от того, маглы они или волшебники, он уже пришел к выводу, что студенты всех факультетов демонстрировали одинаковое мастерство в искусстве расслабляться. Он прищурился, его глаза осматривали библиотеку в поисках пустого места. Нашел он его рядом с девушкой, чьи волосы были цвета каштана и решительно направился в ее сторону. Он прочистил горло, как только встал рядом с ней. Девушка бросила на него взгляд, ее лицо было измученным, когда он спросил, не будет ли она так любезна освободить ему немного места. Он ожидал, что она усмехнется над тем, как почтительно он обратился к ней, но она просто выдержала его взгляд на некоторое время, прежде чем потянулась за своей сумкой, которая лежала на стуле рядом с ней. Она бросила сумку к своим ногам и вернулась к своей газете. Ее звали Аннабель Селвин, это все, что он знал. *** Старые часы над входной дверью показывали шесть тридцать, и не было слышно ничего, кроме мягкого шелеста переворачиваемых страниц. В комнате царила тишина, погруженная в предельную концентрацию учеников. И все же, когда небо порозовело, а солнце начало отбрасывать свои жгучие оранжевые оттенки на пыльные книжные полки, библиотека опустела, за исключением нескольких студентов. Аннабель торопилась, ее рука быстро двигалась по пергаменту, как будто закат прозвучал похоронным звоном учебного времени. Она бросила острый взгляд на мальчика, сидевшего рядом с ней, раздосадованная его настойчивым взглядом. Она презирала подражателей. Он хмурился, очевидно, не замечая ее гневных взглядов, его пальцы умело играли с пером, которое он держал. — Ты совершила ошибку. Она замолчала, ошеломленная его словами. На секунду Аннабель показалось, что она ослышалась. — Ты написала пять, но нужно четыре. Четыре веточки валерианы. Приподняв брови, она взглянула на якобы неправильный номер, на который он ссылался, наклонив голову. Она нахмурилась, ошеломленная резким контрастом между его обычной почтительностью и внезапной невежливостью. Ее глаза сузились, когда она всерьез подумывала сказать ему, чтобы он не совал нос не в свое дело. Он продолжал, не обращая внимания на ее явное нежелание завязывать с ним разговор. — Три веточки сделали бы зелье слишком слабым. В лучшем случае, это вызвало бы кратковременную дремоту… Пять само по себе не является неправильным, но это придало бы зелью неприятный запах. — О, мне жаль. Ты эксперт по приготовлению зелий? Я уверена, что пять - это точный ответ. Она бросила на него многозначительный взгляд, и он очень медленно покачал головой, как будто она не могла быть права. — Растение валериана имеет специфический запах. Держу пари, что ты не найдешь никого, кто согласился бы выпить зелье с таким ужасным запахом. Четыре веточки придадут нужное состояние дремоты, оставаясь при этом полностью пригодными для питья. Его тон был недвусмысленным, и он казался очень довольным собой. Аннабель захотелось стереть это самодовольное выражение с лица этого парня, но она была леди, и ее родители воспитали ее правильно. Девушка встала и, собрав все презрение, какое только смогла найти в своей душе, бросила на него убийственный взгляд. — Что ж, я полагаю, мы достаточно скоро узнаем правду, Том Реддл. *** — Снотворное зелье вызывает внезапный и временный сон... Взгляд Аннабель Сибил Селвин остановился на дедушкиных часах, расположенных за письменным столом. Она подавила зевок. Еще несколько минут, и ей разрешат покинуть подземелье. Конечно, ей не нужно было снотворное, чтобы упасть в объятия Морфея, какой измученной она была… Каждый вечер в течение недели она допоздна засиживалась, чтобы перепроверить то, что темноволосый мальчик рассказал ей в библиотеке. Она искала в каждой книге, которая у нее была, но ее расследование оказалось бесплодным, за исключением основного правила, которое, казалось, управляло искусством приготовления зелий. После нескольких часов исследований она решила оставить свой ответ без изменений, и когда она сдавала свое задание несколько дней назад, она просто прокомментировала свою работу с обновлением относительно ее новых соображений. Она резко была выведена из оцепенения, когда услышала, как Профессор произносит ее имя. Мужчина, стоящий на возвышении, поправил свой пиджак, прежде чем наклонился вперед, потянувшись за стопкой пергаментов на своем столе. Он облизнул верхнюю губу, когда перевернул пару страниц, отбрасывая первые экземпляры на деревянную мебель. — Мисс Селвин, сколько веточек валерианы нужно для снотворного? Она нервно прикусила губу и разгладила складки своей плиссированной юбки ладонью. — Пять, сэр. Волшебник одарил ее снисходительной улыбкой. — Мистер Реддл, сколько веточек валерианы необходимо для такого зелья? — Четыре, профессор. Уголком глаза Аннабель видела его лицо. Она видела, как он плотно сжал губы в попытке, по ее мнению, подавить победоносную улыбку. Этот высокомерный придурок… Она вспомнила презрительный взгляд, которым он одарил ее несколько недель назад, после того, как ее имя было названо сразу после его, когда Распределяющая Шляпа прокричала “Когтевран” в Большом зале. — И почему это, мистер Реддл? — Это изменит запах напитка. — Верно. Ее щеки горели от стыда, и она могла слышать смешки за спиной, воскрешающие сокрушительные воспоминания о ее первом дне в Хогвартсе. Мальчик взглянул на нее с притворным безразличием. Он заметил, как сжалась ее челюсть, как она, казалось, была на грани слез. Он предположил, что она гордилась, и это напомнило ему о церемонии распределения, о том, как она высоко держала подбородок. Тогда он не понимал, из-за чего весь этот сыр-бор, пока пятый курс не намекнул в виде растущей потери чистокровных другими факультетами. Профессор жестом руки заставил комнату замолчать. — Я услышал вас, но мистер Реддл действительно прав. Профессор понимающе подмигнул слизеринцу. — Пока… Мисс Селвин написала кое-что, над чем стоит поразмыслить… Мисс, вы не возражаете, если я прочитаю отрывок из вашего домашнего задания классу? Глаза Аннабель расширились. Неужели, он собирался унизить ее? Она мужественно покачала головой, ее руки незаметно вцепились в стол перед ней. — Точно так же, как сахар нейтрализует кислинку, часто возможно использование других ингредиентов для приготовления плохо приготовленного зелья... В зале воцарилась тишина. — Какой ингредиент вы бы использовали, чтобы устранить передозировку валерианы, мисс Селвин? — Лаванда, профессор? Мужчина на помосте бросил на нее любопытный взгляд, и его губы раздвинулись в теплой, жизнерадостной улыбке, он кивнул. И вот так Том Марволо Реддл узнал еще кое-что об Аннабель Селвин. Она была хороша в исправлении вещей.