Гиена

Холод, снег, белая пустота. Аккуратно ступая босыми ногами по мягкому и хрустящему снегу, который тут же таял под его тёплыми ступнями и обжигал их холодом, Россия на миг останавливается и осматривается по сторонам, пытаясь найти край этой бесконечной белой пустоты. Лишь только он и мягкий ковёр из снега. Несмотря на то, что на нём сейчас были одеты лишь белая рубашка и слегка поношенные брюки тёмного цвета, ему не особо было холодно. Даже босые ноги не приобрели багровый оттенок из-за переохлаждения. Такое странное место. Где он? А где Рейх? С ним всё в порядке? Он начал очень сильно волноваться, не обнаружив рядом с собой омегу. Вдруг с ним что-то случилось? Уже потеряв какую либо надежду выбраться из этого странного места, Росс вдруг неожиданно для себя замечает серое дерево впереди. Ускорив шаг, он направляется к тому самому дереву, которое уже стало проявлять более чёткие очертания. Кривой и перекошенный ствол, серая и довольно безжизненная кора, а ветви на нём не имели ни единого листочка. Обойдя его со всех сторон и не заметив на дереве ничего необычного, русский удивлённо мотает головой, надеясь обнаружить в дали ещё что-нибудь. Вновь подняв свой взгляд на безжизненное древо, юноша замечает на хрупких ветвях три красных плода яблока. Протянув руку вперёд и сорвав один плод, Росс неторопливо подносит его к себе, рассматривая со всех сторон. Вроде вполне обычное. Красное, крупное и такое сочное на вид. Но вдруг оно начинает резко темнеть в его руках, превращаясь из ярко-красного и свежего яблока в что-то сморщенное и черное. По его ладони тут же стекает дурно пахнущая гниль. С отвращением выкинув плод в сторону, славянин с ещё большим омерзением начинает обтирать свою кисть об снег, пытаясь смыть с неё целую кучу опарышей, что белой субстанцией копошились на ней, проползая через пальцы и падая вниз. Какая мерзость. Взглянув на оставшиеся два плода, Россия с ужасом подмечает, что второе яблоко тоже начинает чернеть и сморщиваться. Какая-то паника нахлынула на него изнутри. Кинув обеспокоенный взгляд в сторону белой дали, будто пытаясь найти то, что может помочь ему сейчас, русский обнаруживает небольших размеров серебряный кувшин, стоявший на плоском камне всего в нескольких метрах от него. Неуверенно подойдя к нему, русский обводит взглядом снег вокруг этого камня и сам кувшин. Всё было окроплено чем-то красным, а из самого сосуда исходил тёплый пар. Взяв его в руки, славянин слабо принюхивается, а после с отвращением морщит нос, стоит аромату железа и смерти проникнуть в его ноздри мелкими частицами. Здесь повсюду кровь. Но Россия ничего не чувствует. Его сердце не бьётся от страха, а душа не изворачивается от чувства того, что он делает что-то неправильное. Ему всё равно. Внутри пустота. Вновь подойдя к умирающему дереву, Росс начинает медленно изливать на его сгнившие корни содержимое кувшина, окрашивая серую гниль красными красками. С замиранием в внутри он наблюдает за тем, как по коре дерева начинают протягиваться кровавые полосы, образовывая собой узор похожий на сосуды. Последний плод становится ещё краснее и крупнее. Республике даже на миг кажется, что оно начинает пульсировать словно сердце. Заметив на белом снегу крупную тень, Россия тут же устремляет свой взор вверх, где встречается со взглядом знакомых ему красных глаз, что как стеклянные бусины смотрели прямо ему в душу. Следом он обращает внимание на слюнявую пасть существа, усеянную тысячами острых иголок, которые, если воткнутся в мягкую тушу, точно вырвут из неё хороший кусок плоти. Песочного цвета шерсть, усеянная тёмными пятнами и такая же тёмная морда. Круглые уши существа были сейчас навострёнными и направленными прямо на русского. Оскалив свои зубы, монстр начинает вальяжно спускаться прямо по стволу древа, словно паук по стене, медленно переставляя свои длинные конечности одну за другой. Картина окружающей обстановки вокруг России тоже начала постепенно меняться. Белое полотно, что заменяло унылое небо, стало разбиваться на сотни мелких осколков и тут же разлетаться в стороны под сильным дуновением ветра. На месте бесконечной белизны появилось серое небо, а за место снежной пустыни стали возрастать разрушенные каменные здания с выбитыми окнами. Потоки ветра несли за собой крупные светло-серые хлопья, которые, осев на тёмных брюках русского, тут же пачкали их. Пепел. Так много пепла. И Росс даже догадывался о том, откуда эти хлопья долетали. Вот передние конечности твари опустились на заснеженную поверхность. Длинные пальцы с острыми когтями на концах тут же сжимают хрустящий снег, а после разжимают его. Вот следом опускаются и длинные ноги существа. Секунда, и вот оно полностью оказывается на земле, стоя на всех четырёх конечностях. Две, три, и оно выпрямляется в полный рост, угрожающе нависая над русским. Согнутые в коленях ноги, сгорбленная спина, виляющий из стороны в сторону пушистый хвост. Лишь голова и хвост были покрыты шерстью, в то время как остальное тело было вполне... Человеческим? Если не считать его невероятный рост, что даже сам Россия лишь с трудом дотягивал до его груди, а так же длинные конечности. Россия делает несколько шагов назад и сразу же останавливается, пока антропоморфный зверь шёл точно на него, неуклюже передвигая своими ногами. Чёрный китель и чёрные брюки делали его визуально ещё стройнее и длиннее. Только сейчас русский заметил, что стопы монстра тоже были вытянутыми и он передвигался буквально на цыпочках. Он не чувствует страха перед ним, не ощущает желания убежать. Славянин стоит на одном месте и с невозмутимым видом ждёт, когда гиена наконец-то подойдёт к нему. Подойдя вплотную к русскому, существо прогибается в спине, наклонив к нему свою морду. Они смотрят друг другу в глаза. Росс ощущает на своём лице обжигающее дыхание. Чувствует, как маленькие капельки слюны попадают на его кожу. Он видит кровавый след, идущий от самого бедра монстра. Он видит боль в красных глазах. Положив свои ладони на мягкую голову зверя, русский начинается нежно оглаживать её и трепать пушистые ушки. Закрывает очи, слушая тяжёлое сопение. Стоит ему вновь открыть глаза, как картина вокруг него резко меняется. Теперь он находится в тёмной комнате, освещённой красным светом благодаря большим окнам с витражом на них, представляющим собой незамысловатые узоры из самых разных оттенков алого. По его обнажённой груди нежно скользят горячие ладони существа, которое находилось прямо за его спиной, слегка царапая кожу острым когтем указательного пальца. Он глубоко выдыхает и выгибается назад, полностью отдаваясь ласкам гиены. Его глаза закрыты, а сам он блуждает своими руками по чужим плечам и мохнатому затылку, желая наконец-то поцеловать его, даже несмотря на звериную морду. Ему всё равно. Русский чувствует, как ему в спину упирается большой круглый живот гиены, чувствует, как внутри чужого чрева что-то пихается. Его белая рубашка и кожа молочного цвета были испачканы алой жидкостью, а в своей руке Россия с силой сжимает окровавленный нож. Существо жадно проводит своим влажным и горячим языком по нежной шее русского, срывая с его уст пошлый стон. Открыв глаза, славянин осматривает перепачканную кровать и свою одежду, а после бросает безэмоциональный взгляд на изрезанные тела, лежавшие на полу. Ухмыльнувшись, Россия протягивает руку к серебряному блюдцу, что стояло на прикроватной тумбочке, и берёт с него вырезанное сердце, продолжающее пульсировать и сокращать правый и левый желудочек, а они в свою очередь стимулировали камеры, из которых в ту же секунду изливались остатки крови. Без каких либо раздумий Росс протягивает столь лакомое угощение своему личному монстру, о котором он теперь должен заботиться несмотря ни на что. Принюхавшись, гиена тут же начинает поедать ещё живой орган прямо с ладоней русского и издавать при этом довольное урчание... ... Разлепив уставшие глаза, Россия вновь видит привычную обстановку покоев Рейха. За окном было ещё темно и лишь белый свет луны освещал помещение и самого спящего немца. Повернувшись к нему лицом, славянин начинает аккуратно оглаживать его умиротворённое лицо, про себя подмечая, что даже спящий Рейх был очень красив. Он с интересом изучает его черты лица, его обнажённое, не укрытое одеялом тело, его округлённый животик. Он очень беспокоится за него. Боится. И этот страх и беспокойство сводят его с ума как альфу. Теперь он должен сделать всё, чтобы защитить свою омегу и ребёнка. Сделать всё... *** — Я слегка поправился, — говорит Третий, осматривая себя в зеркале со всех сторон, — Теперь моё тело не такое подтянутое, — он хватает пальцами небольшие складочки на своих боках и слегка оттягивает их. — Это естественный процесс, — отвечает Россия, с интересом рассматривая немца со спины. Его округлённая фигура невероятно нравилась русскому и он искренне не понимал, почему Рейх так переживает из-за этого. — Тебе сейчас свойственно набирать вес, — продолжает он, развалившись на незастеленной кровати. Вот что-что, а грудь и попа немца заметно стали больше. Но разве это плохо? Ему безумно нравилось то, что Третий, без какого-либо стеснения, мог спокойно ходить при нём абсолютно обнажённым, давая ему возможность лучше изучить его. — Знаю, — с лёгкой грустью выдыхает он, оглаживая свой живот, — Пока беременность ещё не сильно заметна, мне нужно будет успеть доделать все свои дела и передать часть своих полномочий Берлину. Хочу родить в спокойной обстановке. — Как долго собираешься скрывать то, что ты омега и ждёшь ребёнка?— интересуется альфа, лениво потянувшись и перевернувшись на другой бок. — Не так долго, как хотелось бы, — задумчиво протянул немец, устремив свой пустой взгляд куда-то в сторону,— Я не собираюсь скрывать свой живот, а в последующем и ребёнка. Просто мне хочется на время позабыть обо всех своих заботах и нормально втянуться в столь необычный процесс для себя. Я думаю, что мне удалось убедить достаточное количество людей в том, что я мощная и великая страна, несмотря на своё омежье происхождение. — Интересно, каким теперь будет будущее у нас? — Я думал, что ты уже определился со своим будущим в тот момент, когда решил переспать со мной, — горько усмехнувшись, Рейх, опустив голову, вновь начинает рассматривать и нежно оглаживать свой живот. Сейчас он носил своё будущее у себя под сердцем. Выращивал своё продолжение, которое вскоре должно будет занять его место. Грустно, но такова судьба. — Я не это имел ввиду, — виновато отвечает Россия, поняв, что слегка задел омегу своими словами, — Ты ведь... — прикусив нижнюю губу, он невольно отводит взгляд в сторону, не зная, что сейчас лучше сказать, — Неужто тебе хочется создать со мной полноценную семью?

****

Сейчас Россия чувствовал себя самым настоящим грешником, предателем родины и просто душевным уродом в одном флаконе, но эти мысли не могли нарушить волшебство момента, который произойдёт с ним всего через несколько минут. В его мыслях крутились ассоциации с тем, что с точно такой же осторожностью и незаметностью он сбегал с последних уроков, а после, как настоящий партизан, ещё долгое время прятался на заброшках, дабы не вызывать подозрения у отца своим ранним приходом. Его волосы были аккуратно уложенными специальным гелем, который он стащил у Рейха в ванной, решив, что тот не будет против. Костюм, сшитый специально под заказ, неприятно давил в районе подмышек и плеч, но это было вполне терпимо, хоть и вызывало лёгкий дискомфорт. Белая рубашка была отпарена и идеально выглажена, а тёмно-серый жилет хорошо подчёркивал его фигуру. Ко всему этому прилагался ещё и пиджак, но Росс предпочёл оставить его, решив, что во всех этих слоях одежды ему станет душно и он попросту потеряет сознание. Ему и так достаточно волнений на сегодня. Кожаные туфли раздражающе скрипели на ровном каменном полу, поэтому он решил идти быстрее, чтобы поскорее добраться до нужного места и больше не слышать этот неприятный для ушей звук. Но как же он ошибся в своих мыслях. Чем быстрее становился его шаг, тем больше звуки из под его подошв походили на кряканье старой больной утки, которая болела воспалением лёгких и при этом её грудная клетка была пробита насквозь. Его шаги эхом отражались от бетонных стен, разрезая собой гробовую тишину этого святого места. Распахнув большие деревянные двери, Росс на миг останавливается и устремляет взволнованный и одновременно влюблённый взгляд на стоявшего впереди Рейха, который, услышав щелчок и скрип дверей, обернулся в его сторону и мило улыбнулся, сжимая в руках белого голубя. Яркое солнце, что проникало в зал сквозь витражные окна, нежно касалось своими лучами его белого лица, его персиковых губ, его чёрных волос. Вместо привычной военной формы на нём сейчас был надет белоснежный костюм с пышными рюшками на груди и рукавах, а также утягивающий корсет цветом слоновьей кости, украшенный золотистыми узорами и жемчугом. Нижняя часть смокинга была довольно удлинённой, из-за чего она доставала практически до самых колен Третьего. Он был похож на самого настоящего лебедя, что горделиво плыл в одиночестве по серой воде мрачной и беспросветной жизни. Россия даже не сразу замечает рядом стоявшего священника, который неловко потирал пальцами большую ветхую книгу, одновременно поглядывая то на него, то на нациста своими затуманенными от старости глазами. Выпрямившись в спине и подняв свой подбородок чуть выше, русский делает первый шаг вперёд, спускаясь на следующую ступеньку. Он невольно оглядывается по сторонам, поражаясь красоте и внутреннему убранству этого помещения. По обе стороны от него находились выстроенные в ряд тёмные пустующие скамейки, которые смотрели прямиком на священный алтарь. Белая стена по правую сторону от него была расписана большой картиной, изображающей рождение Христа, а также светлыми ликами ангелов, что смотрели с небес на младенца в руках его святой матери с чуть прискорбным взглядом. По крайней мере России так показалось, что смотрели они с прискорбием. Две бетонные статуи ангелов, что скромно, слегка опустив голову, смотрели на прихожан со своих законных мест возле ступенек лестницы, висевшие деревянные распятия и иконы с изображением девы Марии. Всё это настолько поразило русского, который рос в довольно атеистичной семье не смотря на то, что его дед — Российская Империя был православной страной. Встав напротив Рейха, Россия поднимает на него свои глаза и тут же замечает обворожительную и очень нежную улыбку. Нацист, кажется, сейчас был искренне рад. Да и сам республика тоже. Было волнительно и волшебно одновременно, ведь сегодня они венчаются, соединяя свои души воедино перед взором небес. — Вижу, что все собрались, — чуть взволнованным голосом начинает служитель Бога, — Думаю, мы можем начинать. Итак, сегодня мы собрались здесь для того, чтобы связать узами брака два любящих сердца и представить их пред взором небес. Но Россия не смотрел на него и не особо вслушивался в слова, предпочитая смотреть лишь на немца, который, кажется, тоже был сосредоточен только на нём. Было безумно страшно. Ещё немного и назад пути не будет. Ещё минута, две, три, и он с Рейхом станут законными супругами, а их судьбы окончательно переплетутся. Пугала дальнейшая жизнь и неизведанность, что черным мраком укутала дорогу жизни. Он мог бы отказаться от всей этой затеи, но... Третий ждёт от него ребёнка, они спят вместе и испытывают друг к другу довольно нежные и трепетные чувства. Теперь дорога домой окончательно закрыта для советской республики. Даже подумать страшно о том, что сделает с ним отец после того, как всё узнает. — Ты готов? — шёпотом спрашивает его Рейх, невинно улыбнувшись, — Сегодня ты ещё красивее, чем обычно. — Ты тоже... Ещё более прекрасен, — взволнованно отвечает славянин, чувствуя, как его щёки начинают постепенно наливаться густой краской, — Я готов к этому моменту, Рейх. Обернувшись к священнику, нацист слабо кивает ему головой, а после, посадив голубя в золотую клетку ко второй белоснежной птице, вновь устремляет всё своё внимание на Россию, взяв его руки в свои. Нарисовав рукой в воздухе большой крест, который полностью зацепил собой пару, мужчина тут же преподносит им большой золотой стакан, до краёв наполненный вином, и даёт им в руки. — Сейчас вы должны произнести священный обет и клятву любви, чтобы небеса смогли объединить ваши души, — произносит он, беря в руки длинную ленту алого цвета, — Я объединю ваши плоти друг с другом, а ваши души соединит Господь, что наблюдает сейчас за нами. — Просто повторяй за мной, солнце, — шепчет Третий, понимая, что русский навряд ли знает слова обета, — Этой рукой я развею все твои горести. Чаша твоя да не опустеет, ибо я стану твоим вином. — Этой рукой я развею все твои горести. Чаша твоя да не опустеет, ибо я стану твоим вином. Опустив взгляд на золотой бокал, Россия невольно заглатывает слюну и опускает голову чуть ниже, пытаясь разглядеть в красной жидкости своё отражение, пока священник обматывал красную ленту вокруг его рук и рук Рейха. Странно, но похожий бокал не раз мелькал в его кошмарах. Что это? Наваждение? — Этой свечой я буду освещать тебе путь во тьме. — Этой свечой я буду освещать тебе путь во тьме, — чем сильнее сплеталась лента, тем быстрее начиналось биться сердце в груди и тем чаще его голову начали посещать различные мысли. Как теперь они будут жить? Этот вопрос не давал славянину покоя. Не совершает ли он сейчас самую огромную ошибку в своей жизни? Нет! Твердо отвечает Россия сам себе. Это не ошибка. Он и Рейх ждут общего ребёнка, а значит и участие в дальнейшем воспитании они будут принимать вдвоём. А как он сможет воспитывать ребёнка, если даже не является законным супругом своего возлюбленного? — Поцелуй, — неожиданно произносит Третий, чем заставляет русского вернуться в реальность и устремить на него непонимающий взгляд, — Можешь поцеловать меня, — повторяет он, заметив чуть отстранённое состояние республики. Сжав губы в смущённой улыбке, Росс начала бросает свой взгляд на священнослужителя, а после и на самого Рейха, что смотрел на него с нескрываемым ожиданием. Вот всё и завершилось. Теперь они узаконили свои отношения. Прикрыв глаза, он делает неуверенный шаг вперёд и, обхватив рукой немца за шею, нежно и невинно целует в губы, чувствуя сильное смущение из-за того, что всё это время за ними наблюдал слегка шокированный служитель Бога, на которого небеса решили в этот день обрушить слишком много потрясений и испытаний. Узнать, что его страна на самом деле омега, которая решила связать себя священными узами с вражеской республикой. Золотые кольца на их пальцах горели огненным пламенем, стоило им лишь поднять руки вверх и направить их в сторону уходящего алого солнца. Белые птицы, сжатые в их руках, обеспокоенно курлыкали и мотали своими маленькими головками в разные стороны. Два голубя, которые уже тоже создали пару между собой. Стоит им отпустить их, как птицы тут же взмывают ввысь, громко хлопая своими крыльями, и скрываются среди крыш высоких зданий, где они наконец-то смогут создать своё гнездо и обзавестись птенцами....

****

Не особо церемонясь с дверью, Россия буквально выламывает её с ноги и тяжело вваливается внутрь, держа на руках теперь уже своего законного супруга. Сильные руки обвивали его шею, пока сам нацист покрывал горячими поцелуями висок и щеку. Дойдя до обеденного стола, славянин одним резким движением руки сметает с него все стоявшие предметы, включая посуду, которая вдребезги разбилась об пол, и усаживает на деревянную поверхность свою омегу. Стараясь не отстраняться от него слишком далеко, русский пристраивается меж его ног и, обвив своей рукой немца за талию, прижимает его к своему телу. Ногти цеплялись за мелкие торчащие ниточки, петельки и мелкий жемчуг, которым был усеян корсет, скрывающий небольшой животик омеги. Вслед за нежными поглаживаниями по пояснице следует предупреждающий лёгкий поцелуй в губы, потом ещё один и ещё, пока нежная и невинная прелюдия не превращается в мокрый и страстный поцелуй с использованием языка. Прикрыв глаза от удовольствия, Росс начинает медленно обследовать языком губки, а после и ротик своего любимого, наслаждаясь его вкусом и запахом. Он стал более раскрепощённым и менее стеснительным, чем раньше. Теперь он больше не краснел от поцелуев и интимных игр, которые устраивал ему Третий, а иногда он и вовсе сам брал инициативу в свои руки, чувствуя, что внутренняя гиена нациста полностью приняла его. Наспех расстегнув корсет и отшвырнув его в сторону, Россия на миг останавливается и осматривает внешний вид нациста, убеждаясь, что с ним и с животом всё в порядке. Аккуратно уложив омегу на стол, он тут же забирается на него следом, не обращая внимания на угрожающий скрип дерева, которое было готово треснуть и проломиться в любую минуту. Нависнув над омегой, молодой альфа начинает нежно обследовать своими губами его щёки, сладкие уста и белую шейку, украшенную белой лентой. Не стесняясь своих желаний и более не сдерживая себя, он начинает рвать белую рубашку на омежьем теле, постепенно обнажая плечи, а после грудь и чуть кругловатый живот. Выкинув ненужные тряпки на пол, Россия вновь приступает к изучению столь желанного тела, что лежало прямо под ним. Постепенно опускаясь всё ниже, уделяя особое внимание каждому участнику тела. В помещении было слегка прохладно, от чего розовые соски быстро затвердели, делая и без того опухшую грудь от беременности ещё более заметной. Облизнув языком твёрдую бусинку и аккуратно прикусив её своими зубками, а после и полностью обхватив губками, республика начинает играть с ней более активно, свободной рукой мучая вторую грудь. — Пойдём в комнату и продолжим нашу брачную ночь там, — произносит Третий, прикусывая нижнюю губу. Сейчас его грудь стала более чувствительной, а то, что с ней вытворял русский — было просто волшебно. Они не отправились до особняка после венчания. Нет. Рейх заранее позаботился обо всё этим и поэтому снял небольшой домик на двое суток, решив, что это событие они явно отметят в постели. Он уже не раз брал этот дом, который был довольно меньше его особняка, но зато был очень уютным и атмосферным со всеми удобствами и маленьким камином на первом этаже. Да и кровать здесь была очень удобной и мягкой. Он уже не раз в этом убеждался, проводя жаркие ночи с альфами. — Хочу попробовать сделать это на кухне. — Что сделать?— игриво интересуется немец, полностью отдаваясь во власть своему альфе. Только с ним, в эти особенные моменты, он мог стать другим и полностью насладиться этим. — Сейчас покажу, — недолго думая, альфа слазит со стола и приступает к расстёгиванию ремня и ширинки на брюках нациста. Небрежно стянув с его бёдер мешающиеся брюки и припустив до самых колен, Россия сразу же опускается перед ним на колени, не дав Рейху опомниться и осознать ситуацию. Поцелуй. Ещё поцелуй. Росс покрывает внутреннюю часть бедра немца жадными поцелуями, постепенно поднимаясь вверх к влажному и нежному месту на теле арийца. Третий весьма разогрелся от всех этих ласк и омежий орган полностью его выдавал. Не особо выдающийся в размерах член омеги сейчас был полностью готовым к дальнейшим ласкам со стороны альфы, о чём свидетельствовала прозрачная смазка, что крупными каплями стекала по нежному и чуть пульсирующему стволу от самой розовой головки, которая, кажется, даже приобрела некий чуть аловатый оттенок от подступившей к ней горячей крови. Высунув кончик языка, Россия не спеша, словно дразня себя и свою омегу, проводит им по влажному стволу члена, начиная от самых яичек, постепенно поднимаясь всё выше к манящей головке. Кисловатый и одновременно сладкий привкус ощущался на корне его языка. Это феромон, который проник в его полость вместе со слизаной смазкой. Обхватив губами головку члена, русский постепенно опускает голову вниз, полностью вбирая орган в свой ротик. Сжав своими пальцами бёдра нациста до белых следов на коже, он начинает более активно набирать темп и при этом стараясь заглотить как можно глубже. Прикрыв глаза, славянин опускает свою голову максимально низко, от чего его нос и лоб полностью упираются в лобок немца. Омежий член, несмотря на свои невыдающиеся размеры, доходит до самого горла Росса, от чего тот слегка давится, но всё же продолжает свои движения. — Да, малыш, — выгнувшись в спине и схватив правой рукой русского за белокурые волосы, он начинает ещё глубже насаживать его голову, не обращая внимания на то, что нос славянина утыкался прямо ему в лобок, — Чёрт... Да, да... Согнув ноги в коленях и поставив их на плечи русского, Рейх слабо прикусывает зубами свой указательный палец, пока его глаза были устремлены на своего любовника. Его щёки были алыми, но из-за слабого освещения этого не было видно. Россия старался делать свои движения головой медленными и максимально глубокими, чтобы доставить Третьему невероятные ощущения и чтобы тот так быстро кончил. Пухловатые губки славянина слегка сжимали член, а его язык сладко скользил по стволу и прижимал к нёбу, образовывая вакуум. — Россия, пойдём в спальню. Я хочу кое-что попробовать. — Что именно? — спрашивает Россия, отрываясь от члена, но продолжая ласкать его рукой. — Узнаешь.... ... Рейх аккуратно проводит кисточкой по груди русского, оставляя на молочной коже зелёную полоску. Его заворожённый взгляд уставлен лишь на эти блестящие от влаги полоски и чёрточки. Ещё штрих. Его рука с лёгкостью смешивает зелёную краску с голубой, а после и с синей. Вот начинает вырисовываться пейзаж. Заметив, что по животу скатывается цветная капелька, немец тут же ловит её пальцем и размазывает по плоскому животику. Он опускает голову, а после нежно касается своими губами его рёбер. — Рейх, — тихо зовёт его Росс. Стоит немцу устремить на него взгляд, как республика сразу целует его в губы, а после начинает опускаться ниже к шее. — Нарисуй на мне что-нибудь, — прикусив нижнюю губу, немец отодвигается назад от славянина и полностью раскрывает своё тело. Раздвинув бёдра в стороны, он медленно проводит указательным пальцем по своей коже, начиная с колена и поднимаясь всё выше, — Представь, что я твоё полотно. Окунув кисть в стеклянную баночку с синей краской, Россия наклоняется к колену омеги и невесомо касается его своими губами, а после ставит первую точку влажным концом кисточки. Он чувствует, как немец слабо вздрагивает от прохладной влаги, видит, как его кожа покрывается мурашками. Надавив на кисть чуть сильнее, русский делает небольшой полукруг, а после вновь поднимается вверх и тем сам продолжает узор, делая его более ветвистым. Спираль, треугольник, небольшие штрихи, и вот бедро Третьего покрывается своеобразным узором. Пусть республика и не выдавался особыми художественными особенностями, это сейчас было не так важно. Измазав волосяной конец своего творческого инструмента уже в оранжевой краске, альфа приступает уже непосредственно к животу своей омеги, не обращая внимания на то, что вся простынь под ними уже давно была измазана самыми различными цветами. Он с особым трепетом обводит пупок, вырисовывая от него пышные ветвистые лучи, что растягивались практически по всему выпуклому животику. Заметив, что по груди альфы скатывается голубая капля, Рейх тут же ловит её пальцем и слегка размазывает. Посмотрев на перепачканный палец, омега начинает растирать краску ещё больше, а после преподносит свою руку к лицу России и аккуратно проводит подушечками пальцев по его щеке, оставляя после себя цветные полосы. Их глаза устремлены друг на друга, а губы растягиваются в нежной улыбке. Третий берёт со столика банку с красной краской и окунает туда свои пальцы, а после кладёт их на грудь русского. Краска тут же растекается и алыми каплями устремляется вниз. Недолго думая, он выливает немного краски на себя и на своего, теперь уже, супруга, не обращая внимания на его удивлённый взгляд и недовольные возгласы. — Размажь её по всему моему телу. — шепчет он, водя пальцем по своим ключицам чуть выше растекающегося алого пятна. Проведя языком по розовым губам, Россия кладёт свои ладони ему на грудь и начинает неторопливо водить ими, окрашивая грудную клетку, ключицы и плечи немца красными цветами под его довольные стоны и возбуждающие изгибы телом. — Да, — тихий стон с уст немца. Вновь взяв алую склянку, Третий окончательно выливает всё содержимое на белую макушку республики. Так сладко и сексуально она растекалась по его лицу и вискам, крупными каплями капая прямо на простынь. Схватив его за перепачканые волосы и страстно поцеловав в губы, Рейх чуть грубо толкает республику на кровать, заставляя лечь, а после забирается на него верхом, нависая всего в нескольких сантиметрах от красного, во всех смыслах, лица. — Я так хочу тебя.

****

С каждой неделей живот нациста становился всё более заметным, а вместе с его малышом рос также и неимоверный аппетит. Рейх стал есть заметно больше, чем раньше, и от этого лишний жирок стал откладываться более активно на его бёдрах и боках. Он злился, а России очень нравились заметные округлости. Из-за того, что из набухших грудей стало выделяться первое молозиво, немцу пришлось надевать специальное бельё, что полностью приковало его грудную клетку и давало довольно неприятные ощущения. Когда скрывать живот стало намного труднее, Третий понял, что на этом его полноправное правление на время прекратилось. Официально передав часть своих полномочий Берлину, который пообещал помогать и поддерживать его до конца, нацист смог спокойно осесть у себя дома и готовиться к предстоящим родам и воспитанию своего ребёнка, которого он уже начинал понемногу чувствовать. Рейх решил пока не сообщать столь резонансную новость публике, поэтому об его омежьем происхождении и беременности по-прежнему знало небольшое количество лиц. Находясь дома, немец некоторое время всё ещё пытался прятать свой беременный животик от глаз своих слуг, но и так продолжаться долго тоже не могло, поэтому... Однажды он вышел во двор только в одних брюках и белой рубашке, что полностью обтягивала всё его тело и очень хорошо делала акцент на круглом животе фюрера. Даже свой парфюм, перебивающий его естественный запах, он не стал наносить, поэтому альфы сразу почувствовали что-то неладное, а омеги... Омеги лишь сначала удивлённо смотрели на своего хозяина, а после стали злобно перешёптываться друг с другом и с презрением кивать головой в его сторону. Естественно, чтобы их не услышали. — Интересно, и кто на него только взобрался? Проходя мимо прачечной, Россия стал невольным свидетелем разговора, который заставил его почувствовать лёгкий укол в сердце. Нахмурив брови, он заметно сбавил шаг, а после и вовсе остановился возле тонкой ширмы, где, собственно, и сидели болтливые омеги. — Я думал, что он просто больной садист, так он ещё и истеричная сука. Настоящая сучка. — Ходит тут теперь со своим животом, что аж тошно. Что же у него родится? Я сначала думал, что он просто разжирел, а он, оказывается, своего наёбыша кормит, — отзывается второй омега. Пальцы русского с такой силой сжимаются в кулаки, что можно было услышать хруст его костяшек. Сердце начинает биться сильнее, а лицо краснеет от подступающей злости. — Интересно, а его города с ним добровольно спят? Или же он их заставляет? — Он спит с городами? — По крайней мере Берлин не раз оставался здесь на ночь. А я то всё думал, что это они так липнут друг к другу. Не выдержав, Россия резко врывается в прачечную и одаривает трёх сидевших омег гневным взглядом. Один из них был тем самым, что плакался ему в плечо, когда немец был к нему сильно придирчив. — Россия? Ты чего так резко влетел? — с непониманием спрашивает второй парень. Однако республика издаёт лишь угрожающее утробное рычание и выбрасывает в воздух мощный шлейф из феромонов, заставляя всех присутствующих вмиг престетать галдеть и посмотреть на него со страхом в глазах. — Ещё раз услышу что-то подобное про Рейха и его ребёнка, я вам лично потом головы сверну, а ваш длинный язык приготовлю ему на обед, — его голос был холодным как металл, а глаза полыхали адским огнём. — Россия... — Я всё сказал, — резко перебил он и ударил кулаком по круглому столу, за которым и сели омеги, из-за чего он жалостно задрожал. Теперь он не был похож на того худого и запуганного мальчишку, которого забрали из дома, держали в странном месте и всячески издевались. Нет. Он заметно окреп и, даже, кажется подрос. Выйдя из тесной комнаты, он, держась за свои плечи, быстрым шагом направился по коридору, идя в сторону лестницы. Внутри всё распирало от гнева и обиды. Нет, он бы не исполнил своих угроз, просто решил чуть припугнуть их. Войдя в их с Рейхом спальню, русский видит лишь опечаленного немца, что с грустью смотрел куда-то в окно. — Рейх? — спрашивает он, подходя ближе к нему. — Надеюсь, что я смогу избавиться от них до рождения ребёнка, — безэмоциональным голосом начинает Третий, сложив руки на груди, — Они будут опасны для него. Подойдя к окну, Россия бросает взгляд на лежавшего на земле альфу, который болезненно извивался и кашлялся кровью, а неподалёку от него стояли люди в форме СС и с нескрываемым отвращением смотрели на него. Третий решил подстраховаться, поэтому пригласил к себе на временное проживание четверых своих солдат, которые бы следили за порядком, если вдруг ему станет плохо из-за беременности. И видимо не зря. Рабочие альфы, почувствовав в нём самую настоящую омегу, решили отдаться своему инстинкту, который не позволял им подчиняться омеге. — Животные, — шипит он, — Так задевает, что над ними стоит омега. И как мне дальше справляться? — Российская Империя тоже был омегой, — чуть приобняв Рейха за талию и прижав его к своему телу, Россия решает хоть немного, но поддержать его, — Но тем не менее его многие уважали, любили и даже побаивались. А всё почему? Потому что он был очень целеустремлённым, строгим, мудрым и очень хорошим правителем. — И тоже долгое время скрывал свою омежью сторону, — усмехается немец, — Но всё равно спасибо. Рейх резко вздрагивает и слегка наклоняется вперёд, прикрыв живот руками. — Что случилось? — Россия обеспокоенно осматривает его, а после берёт за руку и пытается поднять. — Ребёнок... Толкается. С нежностью посмотрев на альфу, немец лишь слабо улыбается и запрокидывает свою руку ему на шею, чтобы тот довёл его до кресла. — Хочешь потрогать? — спрашивает он, усаживаясь поудобнее в своём кресле. — Конечно. Подойдя вплотную к омеге и встав перед ним на колени, Россия сначала аккуратно дотрагивается ладонью до животика своего любимого, а после, слегка приподняв ткань рубашки вверх, кладёт на него свою голову, прислонившись прямо ухом и прикрыв глаза, чтобы полностью сконцентрироваться и насладиться процессом. Сейчас он слышал лишь слабое урчание внутри немца и ощущал еле заметную вибрацию от лёгкого спазма, но... Вот что-то пихнулось ему в щеку, а потом ещё раз. — Ой, — со смехом произносит русский, отстраняясь от своей омеги. — Почувствовал? — Да, — усевшись на полу и поджав свои ноги, Россия на миг призадумался, не зная, как лучше задать вопрос, — Рейх... А как мы назовём его? — Я думаю назвать Германией. — Германией? — Да. В честь моих предков, территория которых досталась мне и которая в будущем достанется ему, — задумчтво отвечает нацист, оглаживаяя указательным пальцем свой живот, —Ты хотел назвать как-то иначе? — Нет, просто так спросил. А имя —Германия очень красиво звучит, — Россия слабо улыбается, но тут же отводит взгляд в сторону. Заметив чуть опечаленное и одновременно задумчивое выражение лица своего любимого русского, Третий вопросительно наклоняет голову в бок и наконец-то решает спросить. — Думаешь о том, что будет дальше? Россия лишь тяжело вздыхает. С одной стороны он понимал, что всё это неправильно, и он фактически предал свою семью, своего отца, но с другой стороны... Он ведь теперь крепко привязан к омеге и их ребёнку. Теперь он должен защищать Рейха и... И Германию, который сейчас лишь толкается в животе омеги. — Как думаешь, кто у нас родится и на кого он больше будет похож? — Мне бы хотелось омежку, и чтобы она была похожа на тебя, Россия. — Наверное, омежке лучше быть похожей на тебя. — Лучше не надо,— ухмыльнувшись, Рейх вновь переводит взгляд на окно. Так трепетно и тепло на душе. Почему только сейчас он осознал счастье, которого ему так долго не хватало? Почему только с Россией ему так хорошо? Может потому, что он – его альфа? — Россия, а яблоня цветёт. Уже давно не видел её в цветах.

****

Лето медленно приближалось к середине своего жаркого сезона. Яблоня постепенно облетела, потеряв свои белые листья, а на месте цветов образовались зелёные плоды. Ещё чуть-чуть, и Рейх сможет испробовать красные плоды с этого древа и поделиться ими со своим возлюбленным, который и оживил яблоню своей заботой. Живот Рейха стал ещё круглее и больше, но вместе с ростом и развитием плода ухудшилось состояние и самого немца. Его нередко мучали боли внизу живота, доставали утренние отёки и тошнота со рвотой. Аппетит полностью пропал, а еда оказалась просто отвратительной на вкус, но он всё равно продолжал насильно впихивать в себя пищу, понимая, что ребёнка внутри него кормить нужно. Кожа стала ещё более бледной и сухой, а на лице стали появляться красные воспаления. Всё так ужасно. Третьему иной раз даже в зеркало не хотелось на себя смотреть, понимая, в каком отвратительном состоянии он сейчас находится, а ему, как стране завоевателю, этого попросту не положено. Затвердевшие соски неприятно ныли от соприкосновения с бельём, но и без него нацисту теперь проводить свой день было просто невозможно, ведь из чувствительных грудей теперь не редко могла потечь бледно-прозрачная жидкость и полностью намочить его одежду. А перспектива постоянно ходить с двумя мокрыми пятнами в области грудной клетки ему не очень импонировала. Нервно стуча карандашом по деревянной поверхности стола, Рейх с раздражением читал не очень радостную весть, написанную на листе бумаги. В лагере, в котором он и нашёл Россию, произошла какая-то путаница с документацией, да и сами начальники там очень сильно оплошали. Нужно, чтобы кто-то приехал туда и разобрался со всей сложившейся ситуацией. Сначала Третий хотел отправить туда Берлин, но увидев, что и с основной задачей у того много проблем, немец всё же принял решение поехать самому. Да и за пределы дома он довольно далеко не выезжал, а так хоть подышит свежим воздухом и людей увидит. До родов оставалось ещё недели две, поэтому он вполне успевал съездить туда и обратно, а после подготовиться к предстоящей операции... ... Часы показывали пять утра, но солнечные лучи уже вовсю освещали лазурное небо, придавая ему оранжевые и розовые оттенки. Глаза России непроизвольно закрывались, но он старался всячески взбодрить себя, чтобы случайно не уснуть. Пейзажи за окном мелькали цветными пятнами, от чего он даже не успевал толком насладиться загородной местностью. Узнав, что Рейх собирается в небольшую поездку, русский тут же вызвался ехать вместе с ним, волнуясь, что немцу или ребёнку станет плохо от такого "путешествия". Да и инстинкт альфы защищать свою беременную омегу и всегда быть рядом с ней не дал бы ему жить нормально столько недель. Он бы точно с ума сошёл бы. Опустив глаза на свои колени, он, нежно улыбнувшись, аккуратно проводит ладонью по волосам спящего немца, что так удобно устроился на его коленках, положив под голову свой плащ. Задняя часть автомобиля была отделена тёмной ширмой, поэтому Рейх не боялся чуть понежиться и расслабиться. Но, собственно, чего ему было бояться? Люди, которые вплотную работали вместе с ним уже знали про то, что он омега, про беременность и про то, что скорее всего этот ребёнок от пленённой советской республики. Уж не зря он всё время крутится рядом с фюрером. Оглаживая указательным пальцем его щеку, Россия переводит взгляд чуть ниже по телу нациста и останавливается на животе, часть которого выглядывала из-под белой рубашки и кителя. Он тихо ухмыляется, вспомнив, как ещё несколько часов назад Рейх с злобой пытался натянуть на себя вещи, которые он специально заказал на два размера больше. А потом ещё долго ругался себе под нос, смотря на своё зеркало в отражении и на то, как живот очень заметно выделялся, не смотря на все попытки спрятать его под толстым слоем одежды. — Где мы едем? — сквозь сон спрашивает Рейх, отвлекая русского от раздумий и просмотра местных пейзажей. — Где-то возле леса, — отвечает он и вновь переводит взгляд на окно, вглядываясь в густые хвойные деревья, растущие вдоль дороги. — Не узнаёшь места? — Нет, — неуверенно отвечает Россия. А разве должен он их узнать? — Уже столько времени прошло. Впервые ты побывал на этой дороге, когда я тебя вёз к себе с того лагеря. А ведь действительно, было в этих местах что-то знакомое. Они едут в тот лагерь, куда он попал после того, как его схватили немцы? Но зачем? Ещё он помнил о том, что поездка была очень долгой и изнурительной. Возможно так ему казалось из-за того, что ехал он в душном кузове на твёрдом полу. — Сколько нам ещё ехать? — интересуется Россия, продолжая накручивать чёрные волосы немца себе на палец. — Завтра к вечеру мы должны доехать. — Мы будем ехать всю ночь? Без остановки? — Ну почему без остановки? Там, впереди, должен быть не большой отель, где мы и остановимся чтобы отдохнуть. Выдохнув и прислонившись лицом к холодному стеклу, Россия вновь всматривается в лесную полосу, надеясь обнаружить там что-нибудь интересное. Заметив тёмную тень, что промелькнула среди стволов елей с бешеной скоростью, он тут же навостряет своё внимание и выпрямляется в спине. Секунда, две, и вот вновь тень. Прищурившись, юноша пытается разглядеть это неизвестное существо более тщательно, но оно перемещалось так быстро. Тут ему удаётся разглядеть невероятные размеры животного, а после и ветвистые рога — Олень! Да не один, а с семейством... ... Как и обещал Рейх, уже через несколько часов они действительно остановились возле деревянного трёхэтажного здания. Выйдя из автомобиля, русский тут же осматривается по сторонам, про себя подмечая, что помимо этого убитого здания здесь были ещё и другие дома, что располагалась по другую сторону дороги, ближе к лесу. Хозяин отеля был весьма удивлён такому неожиданному визиту Великого фюрера, но ещё больше все присутствующие были удивлены огромному животу немца и его омежьему запаху. Что ж... Теперь то новости точно распространятся по всей территории Третьего Рейха со скоростью воробья. — Мой фюрер, уж не думал о том, что Вы на самом деле — омега, — Рихтер — хозяин отеля, отвёл взгляд в сторону, пока провожал дорогих гостей до их комнат. — А тебя это смущает? — всё с тем же безразличным холодом интересуется нацист, искоса посмотрев на альфу. — Нет, не смущает. Вы очень хороший руководитель, мой фюрер. Но почему вы раньше об этом не рассказали? — Чтобы враги не прознали, — Рейх, безусловно, соврал, но только вот другим об этом знать вовсе не обязательно. ... Расположившись в номере и немного отдохнув, Третий и Россия всё же решили спуститься вниз и что-нибудь перекусить. Сегодня вечером им вновь предстояла долгая дорога, поэтому нужно было как следует подготовиться. Своему водителю нацист позволил хорошенько отоспаться, но особо не расслабляться, ведь он нужен был ему в трезвом уме. — Видел какие тучи на небе? — спрашивает республика, кивнув головой в сторону окна, за которым стало заметно темнее, — Уверен, что нам нужно именно сегодня ехать? — Ничего страшного не случится, — положив в рот кусочек жареной сосиски и запив её сладким чаем, Рейх вновь поднимает свой взгляд на русского, — Аддлер хороший водитель. Он меня и не в таких условиях возил, поэтому я полностью доверяю ему. К тому же, я не хочу тратить своё драгоценное время на поездки. Малыш уже совсем скоро должен появиться на свет. — Зачем вообще тебе нужно было ехать? — Потому что я — Страна, Россия, — немцу казалось, что это вполне очевидная вещь, поэтому не нуждалась в разъяснении, но увидев чуть опечаленный взгляд республики, он всё же смягчается, — Однажды ты это тоже поймёшь. Быть страной намного ответственнее и тяжелее, чем республикой, что находится под контролем страны. Она тебя кормит, она за тебя решает вопросы, она за тебя живёт. — Но... — Это так. Ладно, не будем об этом, а то ребёнок начинает пинаться, — улыбнувшись, Рейх берёт Россию за руку и слегка проводит по ней указательным пальцем. Он ещё больше улыбается, стоит посмотреть на блестящие кольца на их пальцах. ... Вновь этот тесный салон, вновь эти сиденья и вновь этот звук двигателя. Приняв полулежачее положение Россия попытался заснуть, чтобы хоть как-то скоротать время, но сверкающая молния и последующий раскат грома моментально будили его. Да, действительно, уже через два часа после того, как они вновь тронулись, на землю опустилась непроглядная стена проливного ливня. Мало того, что ничего не было видно из-за дождя, так ещё и стемнело быстро, погружая округу в темноту. Фары автомобиля, хоть и слабо, но помогали, но этого всё равно было недостаточно для хорошей видимости на дороге. Рейх был вполне спокойным и скучающим взглядом смотрел вперёд на дорогу, прислонившись виском к стеклу. Вот горящие окна домов постепенно исчезли из виду, оставляя место очередной лесополосе, в конце которой должен был находиться тот лагерь. Стало ещё темнее. Молния изредка освещала дорогу и деревья, среди которых мелькала мелкая живность. Повертевшись из стороны в сторону в поисках удобной позы, Россия всё же бросает идею проспать всю поездку и вновь принимает сидячее положение. — Сколько времени? — спрашивает он у Рейха. — Одиннадцать, — коротко отвечает немец. Русский замечает слабое напряжение в его лице, но решает не спрашивать в чём дело. Вновь повернувшись к окну, Россия на миг замирает, а его сердце уходит в пятки. Единственное, что он успел заметить перед сильнейшим ударом, так это то, как огромная тень несётся прямо на них. Оглушительный шлепок, визг шин об асфальт, звон стекла и вновь удар, а дальше... Дальше яркие фигуры перед глазами и временная темнота. Он не чувствовал лица. Не чувствовал рук. Он не понимал, где вообще находится. Так хотелось поспать ещё чуть-чуть, но раздражающие глухие удары и шум дождя заставили его открыть свои глаза. Россия мельком осмотрелся и на миг зажмурился. Голова неприятно болела, а в ушах звенело, словно ему в голову поместили будильник который невозможно было выключить. Прислонившись ладонями к своему лицу и почувствовав что-то липкое и тёплое, русский тут же отдёргивает их и устремляет свой взгляд. Молния. Под белым светом, что на несколько секунд осветил округу, юноша замечает красную жидкость на своих руках. Кровь? Только сейчас он вспоминает и про Рейха. Резко обернувшись, он с ужасом видит его неподвижное тело. Пододвинувшись к нему, русский начинает истерично трясти его за плечи и шлёпать по лицу, пытаясь привести в чувства. По виску немца тоже стекала струйка алой крови. Сдерживая слёзы, Россия хватает его и, крепко приобняв, вытаскивает из автомобиля. — Рейх! — всхлип. Уложив его на мокрую землю, Россия моментально кладёт свою голову ему на грудь, пытаясь расслышать биение сердца. Не слышно, — Рейх!— уже чуть ли не крича, повторяет он, пытаясь привести любимого в чувства,— Рееейх. Чёрное небо в очередной раз пронзает серебряная стрела, осветив своим бледным светом белое лицо омеги. Кровь постепенно смылась вместе с дождём и теперь на его виске отчётливо виднелась рваная рана. Тук. Тук. Тук. Вновь удар чего-то тяжёлого об железный каркас машины, но только на сей раз было отчётливо слышно ещё и жуткое хрипение. Устремив взгляд в ту сторону, откуда и доносились эти звуки, Россия замечает крупную тушу оленя, который был ещё жив, но не мог оправиться после удара, поэтому и бился копытом об капот. — Россия, — тихо шепчет пришедший в себя немец. — Рейх?! Рейх, — по щекам русского потекли слёзы, а его губы растянулись в нескрываемой улыбке, — Я так боялся, что потерял тебя, — он аккуратно проводит пальцем вокруг раны, от чего немец болезненно прошипел и отвернул голову, — Как ты? — Нормально, только, — он на миг замолкает и слегка приподнимает голову, — Чёрт! — прорычал нацист, стоило ему разглядеть автомобиль, — Блядь! Россия, помоги мне подняться. Встав на ноги, Рейх, чуть пошатываясь и придерживаясь за живот, подходит к автомобилю и заглядывает на водительское сиденье. Аддлер сидел неподвижно, его голова была опущена вниз, а глаза широко раскрыты. Опустив взгляд чуть ниже, нацист замечает, как изо рта водителя стекала тонкая струйка крови. — Чёрт, Аддлер. Стиснув зубы, Третий отворачивается, но тут его внимание привлекает лежавший на земле олень. Животное было ещё живым, но было понятно, что оно получило очень тяжёлые травмы. Переломанные лапы, сломанный рог, разорванное бедро, а если ещё и прислушаться к его сбивчивому и очень тяжёлому дыханию, то можно было понять, что помимо всего этого у него были сломаны ещё и рёбра. — Эй, малыш, ну как же ты так? — тихо спрашивает нацист, подходя к оленю. — Рейх, — Россия хотел его остановить, так как это было весьма опасным, но нацист ловко пресёк его своим взглядом и вновь обернулся к рогатому. — Почему выскочил? Испугался чего-то? — присев рядом с животным, немец протягивает руку вперёд, желая успокоить несчастного зверя, но тот недовольно мотнул головой, — Тссс, не бойся. Ты напуган. Тебе очень больно, — встав на колени, омега пододвинулся ещё ближе, не сводя своих глаз с карего глаза оленя, — Но позволь мне помочь тебе. Положив руку ему на морду, Рейх аккуратно провел ей по мягкой шерсти, поднимаясь всё выше. Невероятно, но рогатый, кажется, успокоился и даже забыл о боли. Немец продолжал нежно оглаживать его голову и шею. — Ты такой молодец. Только сейчас Россия заметил очень печальный взгляд немца и то, с какой скорбью он успокаивал оленя, который чуть не убил их. На миг ему даже показалось, что Третий плачет. А может это дождь? — Прости нас, малыш. Очень больно? Сейчас я постараюсь облегчить твои страдания. Послышался тяжёлый скрежет металла. Олень, почуяв неладное, резко дёрнулся, однако нацист ловко перехватил его рукой и вновь уложил на землю, отвернув его голову от себя. — Не бойся. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Щелчок. Поняв, что именно хочет сделать нацист, Россия тут же отворачивается, крепко зажмурившись. Выстрел. Грохот донёсся по всему лесу, заставив спящих птиц слететь с деревьев и улететь в более безопасное место. — Зачем? — спрашивает Русский, смотря на бездыханное тело зверя. — Он бы не выжил, а так я хоть избавил его от мучений, — убрав пистолет в кобуру, немец вновь оборачивается к русскому, — Пойдём. Тут где-то должен быть перевалочный пункт. Переночуем в нём, а уже с утра пойдём обратно до отеля. Нужно сообщить о том, чтобы потом прибыли сюда и забрали тело Аддлера... ... Ночь оказалась очень тяжёлой и бессонной. Россия каждый раз вздрагивал, стоило ему погрузиться в лёгкую дремоту. Каждый раз ему вновь и вновь виделась та авария, тело Аддлера и переломанный олень. Проснувшись рано утром и не обнаружив русского рядом, Рейх быстро осмотрелся, а после прислушался, пытаясь определить местоположение альфы. Однако в стареньком, чуть покосившемся от времени домике не было признака какого-либо присутствия республики. Солнце уже стало подниматься, а значит, что их уже ждала долгая дорога назад. Внизу живота неприятно ныло и тянуло. Поднявшись с лавки, нацист тут же болезненно вскрикивает и падает на колени, схватившись за живот. Сильная боль резанула внизу живота. Стиснув зубы, он пытается встать на ноги, но сильный удар внутри живота вновь заставляет его согнуться. По ногам тут же потекло что-то горячее. Посмотрев вниз, он с ужасом обнаруживает растекающуюся прозрачную лужу, которая по запаху явно не походила на мочу. — Только не сейчас. Ощутив сильный стресс и переживание, организм Третьего решил, что сейчас самое время избавиться от лишнего организма внутри него, спровоцировав преждевременные роды. Взяв себя в руки, Рейху всё же удаётся подняться и дойти до прихожей. Натянув сапоги на ноги и накинув на себя свой плащ, омега тут же выходит на улицу, желая поскорее найти славянина. — Россия, — однако русского нигде не было, — Где же ты? — нацист в спешке обошёл вокруг дома, не обращая внимания на то, что тёплая жидкость по-прежнему продолжала стекать по его ногам, намочив ткань тёмных брюк, — Россия. Давящая боль постепенно нарастала. Рейх чувствовал, как его начинает распирать изнутри и. Ноги потихоньку отказывали из-за того, что тазовые кости стали расходиться, готовя проход для ребёнка. Болезненно прорычав и упав на землю, омега, укусив себя за палец, попытался сделать глубокий вдох и на время успокоиться. Он надеялся, что таким образом ему удастся оттянуть процесс до того момента, пока они не доберутся до населённого пункта. Надежда на то, что ему проведут операцию и напрямую достанут ребёнка из его живота вмиг исправились. Придётся рожать самостоятельно, но пусть это будет в цивильных условиях. — Рейх?! — спрашивает ошарашенный Россия, подбегая к лежавшему немцу, — Рейх, что случилось? — Ребёнок... Он решил появиться на свет. — Уже? Так, я помогу тебе подняться, — перекинув руку арийца через свою шею, Россия аккуратно поднимает его на ноги и доводит до дома. Уложив его на лавку, республика начинает блуждать взволнованным взглядом по разным углам дома, пытаясь найти хоть что-то, что могло помочь сейчас. — Что делать? — спрашивает он. — Я не хочу рожать его здесь, но видимо я не смогу дотерпеть а-а-а-а-а, — Рейх вскрикивает и тут же прикрывает рот рукой. — Я приготовлю воду. Собрав все мысли в одну кучу, Россия вспомнил о том, как уже принимал участие в отёле коровы. Было неприятное и довольно трудное зрелище, но тогда он был ребёнком. Он помнил о том, что новорожденный рождаются в специальном секрете, поэтому их обязательно нужно мыть. — Хотя, нет, подожди, — подойдя к покрасневшему нацисту, Россия стал наспех растёгивать его рубашку, а после стягивать штаны вместе с бельём, — Пока попробуй расслабиться. Прими удобную позу, а я сейчас подойду. — Россия... — Просто расслабься. Перевернувшись на бок и положив руку под голову, Рейх стал с ужасом ожидать скорые схватки. Боль всё усиливалась, но он старался сдерживать себя, чтобы не закричать. Он не должен показать свою слабость даже перед Россией. Он надеялся на то, что сможет перетерпеть боль и быстро разродиться. Было холодно. Пока Россия наполнял небольшой бак водой, а после ещё некоторое время искал кипятильник, Третий понял, что схватки стали постепенно нарастать. Казалось, будто в него запихали раскалённый кол, а после ещё покрутили по часовой стрелке, вгоняя глубже в нутро. Низ живота невыносимо ныл, болела поясница и таз. Было терпимо, но временами накатывала такая боль, что хотелось кричать. — Рейх, я здесь, я рядом, — сев рядом с немцем, Россия стал с волнением смотреть на него. Он внимательно рассматривал его лицо, его часто вздымающуюся грудь, его животик. Только сейчас он заметил те самые растяжки, о которых ему говорил омега. Надо же, и как только он их заметил? Вот лично для России они казались не такими уж и заметными. Почувствовав очередную волну, Рейх резко перевернулся на живот и встал на колени. Зашипев, он попытался начать тужиться, но от этого становилось лишь хуже. Мышцы вокруг анала ныли и слегка пощипывали. Очередной пинок внутри и... Нацист уже полностью наплевал на то, как он сейчас выглядит и насколько сильно кричит. Он чувствовал, как плод растягивал вход в матку, постепенно разрывая его. Или так ему только казалось? Всё тело дрожало. Его бросало то в жар, то в холод. — А-а-а-а-а, блядь. Третий с такой силой сжал руку русского, что было слышно то, как прохрустели хрящи. — Сделать тебе массаж? — Нет, — яростно вскрикивает нацист, — Лучше помоги мне поскорее всё это закончииа-а-а-а, — последнее слово ему не даёт договорить очередной приступ боли. По его щекам потекли слёзы, — Как больно. Россия стал ободряюще поглаживать его по ноге, бедру, ягодице. Тут его пальцы резко входят в анал немца, заставив того вздрогнуть и рефлекторно сжать мышцы. — Ты что делаешь? — Я хочу понять, как далеко находится головка. Просто расслабься. Издав последний истошный стон, Рейх на миг замолкает и обессиленно падает на твёрдую поверхность. Всё его лицо, всё его тело были потными и липкими. У него закончились силы. Закончились именно на том моменте, когда стала появляться головка его малыша. Режущая боль охватила мышцы его живота, горло щипало и болело от изнурительных криков. Слабость. Такая сильная слабость окутала его тело. Его безэмоциональный взгляд был направлен вперёд. Он не обращал внимания даже на Россию. Решив, что немцу сейчас действительно стоит отдохнуть, Россия вновь поднялся со своего места и направился проверить воду. Остыла. Вновь включил кипятильник. Только сейчас русский заметил, что за окном уже давным давно ночь. Холод. Было жутко холодно. Рейх чувствовал, как его руки и ноги стали постепенно замерзать. Чувствовал, как его веки тяжело закрываются. Видел, как в тёмном углу мелькнула какая-то тень, постепенно превращаясь в когтистые лапы. Она пришла...Пришла для того, чтобы забрать две жизни.... — Ну уж нет, — тихо прошипел арийц. Перевернувшись на спину и схватившись за края лавки, он делает глубокий вдох и.... — А-а-а-а-а, — очередная болезненная попытка. Пальцы стёрлись до крови, а ногти ободрались до самого мяса. Выгнувшись, нацист пытается тужиться ещё более интенсивно. И вот он чувствует, как что-то большое и скользкое наконец-то проскальзывает. Россия напряжённо следил за процессом. Следил за тем, чтобы ребёнок не выпал. Вновь глубокий вдох. В глазах темнеет. Становится труднее дышать, но... Рейх вновь обессилено падает, но громкий визг заставляет его удержаться в сознании. Неужели всё? Неужели всё это закончилось? Неужели их ребёнок наконец-то смог родиться? Повернул голову в бок, он увидел, как Росс бережно держал маленький красный комок на руках и с огромной нежностью смотрел на него. — Рейх, нужно чтобы он полежал на тебе. Третий чувствует, как на его груди становится тяжело и тепло одновременно. Германия, несмотря на то, что только что родился, уже вовсю двигался и тактильно изучал мир. — Германия, — шепчет он, накрыв ладонью своего малыша, — Я так тебя видеть. .... Россия заботливо отмыл ребёнка от слизи и завернул в рубашку Рейха, так как других чистых тряпок он не нашёл, а одежда немца была более-менее подходящей. Во-первых, на ней были его бактерии, которые максимально близко подходили и для самого Германии, а во-вторых, на ней был родной запах. Спустя час после родов к груди омеги подступило уже настоящее молоко и поэтому он решил попробовать накормить малыша. За окном уже начинало рассветать. И только сейчас альфа обратил внимание уже на то, что его омега по-прежнему продолжал истекать кровью. — Рейх, у тебя кровь не перестаёт идти, — говорит он, садясь рядом с ним. — Знаю, — чуть устало отвечает он, продолжая держать ребёнка возле своей груди. — Может плацента осталась? Нужно её вытащить. — Нет. Не в этом дело. Внизу живота продолжало болеть, а от любого движения боль лишь усиливалась. Кажется, что та опухоль всё же лопнула. Не выдержала напряжения. — Россия, — вдруг начинает он, с болью посмотрев в его глаза, — Я болен... И эта беременность лишь приблизила меня к смерти. — Чт-что? — Когда я узнал о своей болезни, то загорелся идеей оставить после себя наследника, которому перейдут все мои земли. — Ты всё знал? Знал, но не сказал мне? — Тссс, не разбуди его. Да, я знал. Я не хотел, чтобы ты страдал. — Думаешь, что теперь я не буду страдать? Ты в своём уме? — в глазах стало так тяжело. Прикрыв их, Россия тут же почувствовал, как из них потекли горькие слёзы. — Эй, помнишь, что я обещал заставить тебя плакать? — он аккуратно проводит пальцем по влажным дорожкам, — И вот ты плачешь, — он слабо улыбается, однако улыбка быстро сползает с его лица, — Прости... Хотел пошутить. Мне так жаль, что не смог побыть с вами ещё чуть-чуть. Если бы Германия родился через кесарево, то, возможно, я, бы протянул ещё несколько месяцев. А теперь.... Мне холодно. — Рейх, подожди, я тебя сейчас укрою. — Не нужно... Лучше возьми Германию. Взяв спящего сына и прижав его к своей груди, Россия вновь переводит взгляд на Рейха, что выглядел совсем плохо. Его лицо приобрело сероватый оттенок, а вокруг глаз появились тёмные мешки. — Россия, — прошептал он и положил свою ладонь ему на щеку, — Прости меня. Рука медленно падает вниз, а его глаза навсегда застывают в одном положении...

****

— Берлин, — кричит Кёнигсберг, позвав своего друга на улицу. — Чего тебе? — чуть недовольным голосом спрашивает столица, однако краем глаза увидев упавшее дерево, он тут же оборачивается в ту стороную, — Оно сгнило изнутри. Яблоня, что росла во дворе Рейха, не выдержала погодных условий и переломилась пополам, открыв огромную тайну для окружающих. Пусть с виду древо и казалось живым, внутри оно медленно умирало, отдавая свои последние соки и жизненные силы на то, чтобы её плоды смогли налиться. — Яблоки поспели. Невероятно.