In the shadow of Christmas candles.

Сяо нашарил рукой несколько смятый плотный лист бумаги под подушкой и улыбнулся. В комнате было темно — хоть глаз выколи — но Сяо и не нужно было смотреть на изображение, чтобы в мельчайших деталях представить лицо, которое оттуда так мило улыбается. В башню гриффиндорец вернулся, когда свет уже был погашен, а над кроватями соседей по комнате раздавалось мирное сопение. Можно было бы вытащить фото и пристально вглядеться в отливающие золотом глаза, как он делал много раз до этого, пока никто не не мог наблюдать за ним, но ночь, чёртова ночь, рано опустившиеся сумерки… Оставалось только прикрыть глаза, восстанавливая картинку в голове, обнять подушку руками крепче, лёжа на животе, зажать меж губ кусочек наволочки, чтобы не дай бог не произнести ни звука. Тогда обычного касания бумаги не просто хватало, оно ощущалось чем-то волшебным, как ожидание праздника. Сяо замечал за собой иногда желание вскрикнуть, завыть, издать непонятный и совершенно не поддающийся описанию и даже пониманию полустон, бросить что-то вроде «скучал, зайка?» или «эй, солнышко!», обращаясь к этому фото. Наверное это было несколько забавно — гриффиндорец, славящийся своим твёрдым характером, жёсткостью и сильным авторитетом, относящийся ко всем с холодком и избегающий проявлений дружбы от всех подряд сейчас растекался лужицей неловкости, заливался краской, тихонечко подвывал и напрягал от возбуждения все мышцы тела разом — только касаясь рукой смятого листка, бережно хранимого под подушкой. Фотографии были редкостью. В школе достать фото, да ещё и не своё, было почти так же просто, как и отыскать вход в подземелья Салазара Слизерина, где по повериям обитал василиск, и перепавшее ему сокровище гриффиндорец хранил как зеницу ока. Фото было не волшебное — сделанное на обыкновенный маггловский фотоаппарат, привезённый одним из учеников — и Сяо успел утвердиться в мысли, что неволшебное фото — подарок судьбы вдвойне. Ведь на тех снимках, что делали волшебники, люди оживали и… могли уйти с фотографий, куда им вздумается. Это породило бы ворох душевных терзаний в сердце темноволосого: вдруг с запечатлённым на фото Итэром что-нибудь случится? Вдруг кто-то в Хогвартсе узнает, что у Сяо под подушкой спрятана эта фотография? Вдруг Итэру-с-картинки не понравится Сяо и он уйдёт навсегда? Это бы окончательно разбило его и так не совсем целое сердце. Раскалываться на кусочки, крошится и осыпаться песком оно начало в тот момент, когда они впервые взялись за руки. Ладошки светловолосого пуффендуйца были немного потные — и это всё, что Сяо запомнил за весь тот насыщенный день, когда… да, он действительно не помнит. Для него это день, когда он узнал, что ладони тогда ещё не старосты маленькие, обманчиво хрупкие и очень эмоциональные. Чему они тогда радовались вместе? Сяо не скажет, что он бесчестных и некрасивых поступков не совершал — он себя не оправдывает, но и не винит тоже. И фотография потому — украдена у Колина Криви со второго курса, который своим новогодним подарком от родителей — камерой — очень гордился и выпрашивал у известных ему старшекурсников фотки с автографами. Занятный пацан. Сяо помнит, как увидел его в углу гостиной плачущим, и по доброте душевной решил утешить — но напоролся на то, чего не ожидал. Фотография Итэра, уговорить которого позировать на камеру было довольно проблематично, которая была одной из самых ценных в коллекции, была безвозвратно потеряна, и Сяо даже ощутил укол вины и подкатывающий к горлу стыд. Это ведь он, совершенно случайно проходя мимо оставленного по растерянности в библиотеке фотоальбома, пролистал страницы и почти нисколько не колебалась выудил такую желанную фотографию. Ладно, на самом деле ему нисколько не стыдно. Сяо зажмурился, утыкаясь лбом в подушку. Надо бы было поспать, только вот что-то всё не выходит, далеко не первый день что-то мешает. Первый шаг к решению проблемы — её осознание, как понял гриффиндорец из книг, а потому легко и быстро признал, что проблемы со сном у него есть. Откуда — один чёрт ведает. И если не заснуть, то наверное хочется в моменте чего-то другого. Сяо хочется поцеловать Итэра и закрыться пальцами в его волосы. Мысли подобного рода пугали бы, если бы не стали привычкой. На уроке трансфигурации Макгонагал пересаживает учеников — и староста пуффендуя оказывается прямо перед Сяо. Будто дразнит. Вот он — протяни руку, и достанешь. Но нельзя. Что о них подумают, и что подумает о таком откровенно интимном жесте сам Итэр? Они ведь даже не дружат. На следующем уроке светловолосый снова занимает парту перед Сяо — и последний всё больше убеждается, что судьба над ним стебётся. К концу заклинаний это становится просто невыносимо — сосредоточиться на уроке не получается, всё внимание притягивает светлая макушка с небрежно собранной косой. На трансфигурации Итэр чувствует, как его косички легко-легко, будто боязливо касаются. Он не оборачивается — не хочет спугнуть. Несмотря на то, что касания лёгкие, пуффендуец слишком чувствительный, чтобы их не заметить. То и дело тянущие кожу головы волосинки — это чертовски приятно, и хочется, чтобы это продлилось чуть дольше. Когда это Сяо, Итэр совсем не против того, чтобы его волос касались, несмотря на то, что обычно как только кто-то трогает волосы, он шипит и даже иногда делает выговор, ведь мыть эту длину — такая мука! Но сейчас Итэр хочет, чтобы он продолжил, и занимает место перед гриффиндорцем на следующем совместном уроке. Вылетев из кабинета со звонком, Сяо почти что учащённо дышит, а сердце бьётся явно через раз. За несколько минут до конца урока, когда Сяо находит в себе силы отлепиться от чужих волос, к нему вдруг подплывает по воздуху записка — Сяо наблюдает палочку в руке Итэра под столом и давится воздухом. Развернув, он читает: «Эй, продолжай, мне нравится», — и он слишком смущён, чтобы продолжить или просто посметь распустить свои неугомонные руки ещё раз. Желание скрыться внезапно перестанет быть подвластным разуму, и Сяо спасается от чувств бегством. Но его догоняют. В сетке пустынных пока что коридоров, куда ещё не успели высыпать юные волшебники, легко затеряться, и именно это является целью Сяо. А Итэр знает, где его искать — в заброшенном туалете для девочек на третьем этаже, который уже давно является местом уединения. Теперь для двоих. Итэр догоняет — видит, как захлопывается дверь — и поспешно направляется внутрь. Гриффиндорец стоит, оперевшись на раковину. Светловолосый не ошибся. Разговор между двумя длинный и очень смущающий, но пережить его всё же стоит, хотя бы потому, что в награду… Сяо берёт лицо Итэра в свои ладони, но всё ещё колеблется. — Ты точно этого хочешь? — пуффендуец кивает и согласно мычит, а на лице отражается предвкушение и ещё что-то такое… будто он в лотерею выиграл. Гриффиндорец осторожно тянет к себе, их губы прижимаются к друг другу. По телам проходится электрический ток, и они так и стоят, не двигаясь, потому что совершенно себе не представляют, что делать дальше. Целовать кого-то впервые… так необычно. Итэр пробует взять на себя инициативу, чуть приоткрывает, потом закрывает губы, исследует чужие, удаляется случайно носом о нос Сяо, усмехается, не отрываясь — боится отстраняться, потому что может не решиться на такое второй раз и позорно сбежать. Сяо наконец отмирает и старается помочь ему. Аккуратно, чтобы не сделать неприятно, подаётся навстречу, просто трётся своими губами о чужие — неловко, несуразно, но всё ещё приятно. Итэр приноравливается и ускоряется. Сяо запускает меж чужих губ язык, а руки спускаются на талию и чувствуют, как вибрирует, дрожит мелко-мелко тело в объятиях. Проводит по верхней губе, потом по нижней, а светловолосый вдруг напирает и прорывается в чужой рот глубже, ударяясь зубами. Ни на миллиметр не отстраняясь шепчет «прости» и продолжает — так, что у Сяо ноги подкашиваются. Тот уже цепляется за чужую спину как за последнее, что связывает с реальностью. Потому что не может так быть, просто не бывает. Итэр несколько отстраняется, разрывая поцелуй — и ниточка слюны переливается в красных закатных лучах, подглядывающих из окна — смотрит в застекленевшие глаза, шепчет обеспокоенно: — Что такое? Сяо только начинает плакать. Слёзы из его глаз — крупные, тёплые, и Итэр сцеловывает их, не давая пролиться на землю. Сяо в совершеннейшей прострации — даже не дышит. Итэр сам распускает свою косу, позволяя золотистым волосам водопадом упасть на плечи, берёт руки темноволосого своими и запускает себе в волосы, а лбом прижимается к чужому лбу. — Ну же, — его голос как тягучий густой плавленый сыр, — Что с тобой? Я сделал что-то не так? — руки Сяо всё ещё в руках Итэра, и последний начинает поглаживать чужие запястья большими пальцами в попытке успокоить. — Я… — всхлип, — Я просто… — Сяо не хочет показаться плаксой и слабаком, но не может. Уже нет, — Это же… не сон? — Не сон, — Итэр улыбается ласково, а затем затягивает во второй в жизни обоих поцелуй, во вкусе которого совсем не чувствуется соли.