Разочаровавшийся идеализм

      Было бы несправедливо отрицать, с каким изяществом была выполнена работа мастеров, что обустроили этот дворец. Просторный зал был озарен лишь тусклыми отблесками камина и восходящей луной, хорошо видно через большие окна. За окном шёл снег. Пушистые хлопья медленно опускались, слипаясь в белое ледяное полотно. Оно покрывало всё вокруг. Куда ни глянь — ровная белая пелена. Потрескивал огонь. Его шуршание наполняло зал.       В главном зале разместились все Одиннадцать Предвестников и их Лидер, — Пьеро, — с мрачным видом стоял у окна, пока Арлекино и Капитано докладывали обстановку о выполненных поручениях. Сидели за столом Предвестники, тесно сдвинув стулья, и обменивались мнениями по поводу будущего положения Снежной. Царица сидела на троне с закрытыми глазами и нахмуренным лбом, словно терзаясь головной болью. По левую руку, на один шаг в сторону от трона, смирно стояла Трина, увлеченно читавшая какую-то книгу. Имея прочитанные книги в памяти, она в любой момент могла мысленно открыть любую книгу на любом месте и перечитывать. И она умела слушать. И умела читать. Не книги — они все хороши. Трина умела читать людей. Следы, которые на них оставляли места, звуки, земля, жизненные происшествия.       — Меня терзают большие сомнения, — высказалась в тишине Царица, тихо, исключительно своей помощнице.       Пьеро повернулся вполоборота, поймав в поле зрения общение Архонта и десницы.       Трина закрыла книгу, сделала один шаг вперед и оказалась вровень с троном. Не прошёл мимо нее проявивший интерес к их диалогу Пьеро, её взгляд метнулся в его сторону и задержался на нём.       Лучше всего Трине удавалось смотреть людям в глаза и читать их. Красота в глазах смотрящего. Есть люди, способные открыть множество глаз. Как-то Царица ей сказала: «Глаза — зеркало души».        Получается, что её душа всегда тяжёлая. Холодная. Никто прежде, даже вы, не видели такого взгляда. Иногда может показаться, что это совсем не Трина смотрит из глубины своей души. Таким леденящим холодом пронизывала она атмосферу собою. Как вообще можно смотреть на кого-то этим леденящим взглядом, таким бездушным, таким безразличным, таким мёртвым?       Десница Царицы и Лидер Фатуи работать вместе не могут — обязательно один из них будет перетягивать одеяло внимания на себя, в данном случае это Пьеро. Как правило людям тяжело работать по нескольким причинам: склонность к обману, лицемерие, наличие дурных и ошибочных воззрений, и личный интерес, упорно за него цепляясь и с трудом отпуская. Подобные люди упрямы и склонны к спорам, что характеризует Пьеро. Поспешно делать выводы и упорно защищать свои интересы характеризует Трину. Такие люди размышляют над какой-то проблемой, сформировав некое мнение, закрывая свой ум для любой новой информации или альтернативной точкой зрения.       Ни в коем случае это не ревность и не зависть, но Лидера беспокоит факт того, что Царица делится делами внутри Фатуи и Предвестников с десницей, хотя по регламенту, десница не имеет права разговаривать с Предвестниками, только с Лидером по совместительству в отсутствие Архонта.       — Я слушаю вас, — Трина, широко шагнув вперед, заслонила Царицу от Пьеро, закрывая своим плащом весь обзор. Она затылком чувствовала, что её уже начинают обсуждать, выдвигая несуразные идеи по поводу её поведения. Взгляд в спину, жалящий и наверняка злорадный.       Царица долго вертела перстень на большом пальце. На камне этого перста просматривался узор Глаза Бога, узор явно был выполнен в ручную мастером. Она долго вертела его в пальцах, рассматривая его со всех ракурсов, размышляла вслух:       — Со следующей недели я объявлю охоту на Сердца Богов. Начнем с востока. Отправится туда Синьора. Давно не видела Барбатоса. Интересно какой он сейчас?       То что у Царицы есть план восстания на Селестию, ходит среди совета и Предвестников давно. В вечных спорах Архонта и Небесного порядка, Трина по возможности старалась придерживаться нейтралитета и не высказывать своего мнения. Порядок приходит и уходят, а Архонт остается. Но иногда истинный нрав Трины прорывался наружу и могла высказать что-то в духе: «Я никогда не присоединюсь к движению против войны. Позовите меня, когда появится движение за мир». Естественно, подобные слова выводили Царицу. Но быстро отходила. Потом переживала. Сама говорила, что её главный враг– это ее язык. Она быстро вспыхивала и быстро успокаивалась.       — Потом Ли Юэ, навестим Моракса. И отправится туда Тарталья, — Архонт, закусив ноготь, разглядывала стол, за которым сидели Предвестники и чувствовала, как в её душе поднимается волна отвращения к ситуации, — Ты хотя бы видела его? Сидишь вечно в своих книгах, — она аккуратно указательным и большим пальцем схватилась за корку книгу и повернула к себе лицевой стороной, чтобы посмотреть название. Женщина закатила глаза и переключила свои мысли на план.       Одиннадцатый Предвестник — Тарталья.       Как раз таки для восстания против Небесного порядка открыли место в отряды Предвестников. Неожиданно в Фатуи парнишку привел мэр Снежной, он же Пятый Предвестник, — Пульчинелла, — с его слов было сказано, что парень побывал в Бездне. Мэр был впечатлён боевыми умениями и был крайне заинтересован его натурой, стягивающей вокруг себя неприятности и наслаждающейся этим Аякс, как выяснилось позже его имя, начал свой путь с самых низов в службе Фатуи. Неудержимая жажда битвы была полностью удовлетворена служением.       Как ребенок может выжить в Бездне?       Трина слышала эту историю сотню раз, но все сотни раз считала эту историю выдуманной сказкой для детей из приюта Арлекины. Пока что юному Предвестнику нечем похвастаться из личных побед, поэтому про него, кроме легенды, ничего не слышно, а такие Трине совершенно не интересны.       Трина молниеносно перевела взгляд в зал, также молниеносно пробежалась по всем лицам присутствующих и остановилась на одном. Как будто магнитом он притягивал её взгляд, словно сам воздух вокруг него был ярче, чем во всей остальном зале. На самом краю стола ближе ко входу сидел тот самый Одиннадцатый Предвестник. И снова этот взгляд. Взгляд, от которого кровь перестает циркулировать по жилам. Взгляд хищника, взгляд кобры. Из-за чего у неё такой взгляд?       Тарталья сидел за столом, сложив руки накрест на груди, уткнувшись в меховой красный шарф, не крепко, но спал сладко, чутко, готовый сорваться с места в любой бой. Но в какой-то момент он проснулся и повернул голову туда, откуда на него смотрели эти горящие ледяным светом глаза. Натянул самодовольную улыбку, тоже смотрел на неё с интересом, чуть дольше чем это позволяли рамки приличия, задержав на ней свой пристальный взгляд.

***

       Тренировочный полигон не впечатлял. Пустое поле с деревянными и каменными приспособлениями. Никаких тебе полос препятствий или ещё чего-нибудь подобного, так милого сердце Тартальи. На таком поле ощущается опасность и предвкушение. Окружающая среда коварна и опасна, а тренировки жестоки. Тем не менее те, кто тренируются, целеустремленны и привержены своим тренировкам, доводя себя до предела, чтобы развить свои боевые навыки и научиться выживать в неумолимой среде.        Мысли Тартальи были всецело заняты предстоящим делом. Он снова и снова продумывал план предстоящих действий, что его может ждать в путешествии: если кто-то причинил зло, не мсти. Сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо тебя проплывает труп твоего врага. Картина развивается на его глазах, раскрываясь как сюрприз в прогрессе. Именно это даёт ему чувство полной свободы, и по этой причине он не в состоянии формировать план или делать эскиз заранее.        На поле кто-то тренироваться. Порыв ветра пробежал по открытой шее, и Тарталья вздрогнул. Не от холода, а от ощущения силы. Сила созидания льда того человека была удивительной — раскалённая магма от несчастного огненного слайма под толстым слоем льда. Она создавала раз за разом глыбы и с той же лёгкостью разрушал.       Ничто не разжигало в Тарталье пламя соперничества так сильно, как вероятность того, что конкурент будет сильнее его, чем он. В его светлых глазах царил неизвестный никому мир. Сила, исходившая от только его взгляда, завораживала. Он, сам не понимая почему, внушал себе эти слова и верил. В сердце загорелось пламя. Ради того, чтобы стать сильнее, он бы готов вытерпеть любую боль. Жизнь — неутомимая жажда насыщения, а мир — арена, где сталкиваются все те, кто, стремясь к насыщению, преследует друг друга, охотится друг за другом, поедает друг друга; арена, где льется кровь, где царит жестокость, слепая случайность и хаос без начала и конца.       «Думаю, житель деревни не будет против маленькой тренировки» —подумал Тарталья только о себе, подумал гибельно для себя, потому что забыл о назначении души и предначертал ей в мечте своей всеконечное порабощение телу. Он снял с себя пальто и набросил на лежавший рядом камень. Пальто было длинное и тяжелое.        Он создал два своих водных клинка и выставил одну ногу вперед, встал в привычную стойку — на полусогнутых ногах, она был готов сделать рывок в любую секунду:        — Товарищ, вы не против если я присоединюсь к вашей тренировке?        Не успев договорить, перед его носом оказалось острие меча, держала его неожиданно для обоих Тринита. Лицо её было злое, а глаза смотрели нехорошо, с прищуром. Тарталья мгновенно облился потом снаружи и похолодел внутри.       Поле пустело. Пришла пурга, и пурга была настолько сильной, что Трина и Тарталья не могли в полной мере разглядеть друг друга, только снег. На поле было спокойно, светло из-за снега. Снег шел то медленно, кружась, то с рвением царапал щеки. Глядя на небо, казалось, что снег сыпется прямо от звезд.       Трина не могла сказать, что была рада его приходу, но никаких эмоций кроме легкого смущения не выражала, что нельзя было сказать про Предвестника:       — Как же томительно мне было, предвкушая нашу первую встречу, — он почему-то улыбнулся, хотя глаза оставались серьёзным. — Рад нашему знакомству!       — Не отвечу тебе взаимностью.       Тарталья встал в боевую стойку, намереваясь встретить противника клинками. Трина последовала его примеру. Они разошлись по разные стороны. Какое-то время они просто стояли без движений, пока разом не бросились в атаку, словно по сигналу, понятному только им. Зазвенела сталь о сталь. Стороннему наблюдателю было бы практически невозможно наблюдать за движениями мастеров боя.       Трина сглатывала, когда перед ней раскрывался в бою Предвестник, страх охватывал её с той же скоростью, с которой она пыталась его подавить. Она знала, что эта битва может оказаться провальной в её жизни перед Царицей.       Тарталья расхаживал словно лев по клетке, размахивая в воздухе клинками, казалось, эти движения выполнялись специально, чтобы показать рельеф его мышц и мощь. Девушка закрыла глаза, пытаясь собраться с духом. «Это твой не первый бой с Предвестниками, — сказала она себе, — Может быть, ты и не победишь, но ты должна доблестно бороться с честью». Тарталья пошел вновь в атаку первый.       Предвестник был быстрее, чем она могла предположить: он не хрупкий парень, не должен был в состоянии двигаться столь стремительно, он оказался рядом, прежде чем Трина успела среагировать. Всё, что она могла сделать, — это уклониться, подняв столб снега, уходя с пути оппонента.       Тарталья снова поднял клинки, и девушка отпрянула, почувствовав, как её накрыло воздушным порывом, когда он прошёл мимо:       — Ну же, сражайся, покажи мне всю мощь десницы Царицы! — зашипел он ей в ухо, — Тебе не нравится? А мне, кажется, очень здорово получается!       Он рубанул сверху вниз, словно мясник, орудующий своим ножом, и, когда она развернулась и заблокировала его удар, от металлического звона завибрировали и её руки. Она не думала, что он мог быть настолько сильным.       Трина сделала несколько шагов в сторону, но её противник продолжал следовать за ней с удручающей неизбежностью. Она заставила себя сфокусироваться на деле; не сводила глаз с оппонента и пыталась вспомнить свои тренировки, продумывая всевозможные варианты дальнейшего развития событий, попыталась ударить, а затем провернула запястье, чтобы переместить меч в положение для защиты. Но Тарталья лишь хитро смотрел на нее хищными безжалостными глазами и блаженно урчал, когда её клинок сделал небольшой надрез на его предплечье. Он улыбнулся, будто это ему даже понравилось.       — Ух ты, первая кровь, — он прижал ладонью выступившую кровь. — Неожиданно.       Он наступал снова и снова, заставляя Трину уклоняться и защищаться, и она понимала, что не сможет пойти на него в атаку лоб в лоб. Девушка почувствовала, как земля уходит из-под её правой ноги, ощущение пустоты возникло там, где должна была находиться твёрдая почва. Она посмотрела вниз и увидела, как снег утекает в какую-то яму. На мгновение её нога повисла над пустотой, и она отпрянула наперевес со своим мечом, пытаясь удержать равновесие.       В том, как её оппонент отражал её удары, было даже нечто пренебрежительное. На мгновение Трина решила, что она проиграет, потому что не нашла способа полностью увернуться от острия меча. Она ощутила резкий удар металла по металлу. Но это лишь замедлило клинок противника, поскольку он впился в её плащ, она прижалась к нему в упор, чувствуя его лихорадочное биение сердца, и ударила ногой в живот:       — Кажется, ты забываешь с кем ты сейчас сражаешься.       — Кажется, это ты до сих пор не поняла, кто перед тобою.       Чистый высокий звон стали разносился по всему подтаявшему зимнему лесу. Два скрещенных в противостоянии клинка высекали искры. Тарталья и сам не мог понять, каким образом согласился на этот поединок. Быть может, все дело в постоянных подколках Предвестников? Люби своих врагов. Это лучший способ действовать им на нервы.       Однако, как бы там ни было, Предвестник сейчас дрался с десницей Царицы на мечах, и сражение вряд ли можно было назвать тренировочным. Оба разошлись не на шутку… Девушка резко подсела, рассыпав каштановые волосы по плечам, и, метнувшись вперед, сделала очередной плавный выпад в сторону противника. Тарталье ничего другого не оставалось, кроме как отступить назад, уходя от ее атаки. И если уж говорить начистоту, последние пару минут, а точнее — с самого начала сражения, он только и делал, что шел в атаку на Трину, сейчас же они поменялись ролями — она выучила его действия.       «А она хороша, — подумал Тарталья, уклонившись от очередной атаки. — В кои-то веки мне достался достойный соперник. Пожалуй, десница по праву десница — она талантливее меня на клинках». Тем не менее, даже если он так говорил, прежде всего злился на самого себя. Сомнений в способностях Трины больше нет, но до настоящего момента Тарталья тоже считал себя неплохим мечником. Позорно проиграть, даже не постаравшись атаковать в ответ.       Дождавшись следующего выпада девушки, он быстро скользнул вперед и взмахнул прямым лезвием копья точно по горизонтали, целясь ей чуть ниже груди. Именно эта точка, как ему казалось, сейчас труднее всего защитить. Но он ошибся. Трина с невероятной ловкостью, одним небрежным взмахом кисти перенаправила движение собственного оружия по плавной изящной траектории, в результате отбив опасный удар.       «Дзинннь!» — раздался чистый звук соударяющихся клинков в ушах, и пальцы юноши пронзила острая боль. «Вот опять!» — пронеслась в сознании вопль бессилия.       Тарталье снова пришлось отступить, иначе копье просто выбило бы из рук. Боль, подобно разряду молнии поражавшая его руку при каждом новом столкновении, не давала сконцентрироваться на движениях противника. Причиной служили покалеченные во время прошлых тренировок пальцы. После того как Скарамучча чуть не сломал ему их, у него просто не было возможности обездвижить их и зафиксировать в правильном положении, как это делалось во время заживления переломов.       — А ты точно достоит носить звания Предвестника? — Трина ещё минуту покрутила меч в руках, разглядывая, как блестит его лезвие. Снова ей ледяной взгляд, полный презрения, впивался в Тарталью, — Казалось бы, человек из Бездны должен быть монстром, а не мальчиком из деревушки, который до сих пор не смог оппонента на лопатки не положить.       Он заскрипел зубами. Слышать оскорбления было не очень приятно, тем более учитывая факт, что в них существовала толика справедливости и общий смысл жизнь. У него была возможность замотать поврежденное плечо, но почему-то не спешил этим. Возможно, нынешнее состояние являлось прямым примером прошлых ошибок, и он не желал забывать. Существовал и шанс того, что причинённая его тогда боль ранила юного Тарталью сильнее, чем могло показаться на первый взгляд. В конце концов, он человек. Его взгляд пугал — и завораживал, как завораживает краса и мощь оскалившегося на лесной поляне матерого гривастого волка.       — Как я могу убить столь милую девушку? — тихо, но яростно прошептал он, сильнее сжав клинок. Костяшки правой руки неприятно хрустнули, отдаваясь новой болью. Тарталья уже не обращал внимание на подобные пустяки, встал в боевую стойку. «Мой разум и скорость реагирования все еще при мне, а значит остается возможность собственное физическое тело», — решительно заявил он, ехидно улыбнувшись и подмигнув ей.       Та явно не ожидала от него такой яростной атаки, после прошлых ленивых движений. Но даже так, она бы не стала бы мечницей, если бы сумела вовремя отреагировать на столь откровенный и бесхитростный выпад. Трина тут же подставила под удар лезвие меча. Тарталья тут же подставил под удар лезвие изогнутого клинка, по которому побежал иней и соприкоснувшись с его водными клинками, заморозил клинок, приготовился отбросить его, чтобы затем, не теряя мгновения, контратаковать…       Однако она явно просчиталась. Выпад Тартальи не был таким уж бесхитростным. В самый последний момент, когда меч девушки должен был столкнуться с лезвием противника, юноша забрал всю вложенную в удар силу обратно. Задача, надо заметить, нелегкая, при такой-то скорости. Мечи сшиблись без всяких проблем, замороженный клинок Трины свободно отбросил прямой меч Тартальи. Именно этого он добивался. Оставив правую руку пролететь к себе за спину, и изо всех сил оттолкнувшись той же ногой, юноша вытянул свободную руку, ринувшись вперед. Его меч пронесся в нескольких сантиметрах от её виска.       Тарталья вложил в удар достаточно сил. Его ладонь врезалась в правое плечо девушки, отбросив ее. Резко потеряв равновесие, Трина едва не полетела на спину, и только в самый последний момент отвела ногу назад, ударившись коленом о землю, тем самым избежав падения.       И сейчас он воспользовался замешательством девушки, атаковав быстрым ударом сверху-вниз. Лезвие его меча беззвучно устремилось к ее правому плечу. Тарталья намеренно не целился в голову. Во-первых, то был лишь тренировочная дуэль. А во-вторых он понимал, что инстинктивно человек в первую очередь защищает голову и туловище. В-третьих, она десница Царицы. Существовал шанс того, что удар не достигнет цели.       Из положения стойки на колене Трина не имела возможности уклониться вправо или влево, как и назад. Ее меч к тому времени закончил свое движение и теперь смотрел острием в сторону, осыпаясь на мелкие крупицы льда. Чтобы перенаправить его для блокирования удара понадобилось бы несколько долгих мгновений… но девушка вновь доказала свое мастерство неожиданным приемом. Вместо движения в сторону или назад, она ринулась вперед, как ранее это сделал сам Тарталья. Рукоять ее меча врезался прямо в руку Предвестника чуть выше кисти, одновременно с этим маневром Трина поднималась на ноги. Решительная улыбка играла на ее губах, а голубые глаза с ноткой превосходства смотрели прямо в лицо противнику.       Следующую секунду Предвестник почувствовал тупой удар в руку, и его вместе с клинком подбросило вверх. То оказалась дерзкая и точная атака, которую он не смог предугадать. Лишь чудом юноша смог не выронить оружие. Он попытался снова направить его сверху вниз, однако маневр занял слишком много времени…       Трина с силой рубанула по горизонтали, метя не в самого юношу, а в клинок в его руке. Столкновение лезвий под прямым углом в любом случае привело бы к отклонению изначальной траектории меча противника, но девушка била с прямым намерением выбить его из рук. Руку юноши пронзили тысячи иголок, а рукоять просто вырвало из пальцев. Выронив оружие, Тарталья упал на колени. Лицо исказилось от подступившей боли, а зубы заскрежетали, гася вырывающийся крик. Удар ногой в грудь и он повалился на снег. Мгновение и Трина села на него верхом, когда он шлепнулся на землю, прижав его всей своей силой, занесла ледяной меч над головой.       Снег, словно пудра, облепили его волосы и ресницы юноши; нос и щеки раскраснелись от мороза. Тарталья раскинул руки, с восторгом запрокинула голову, подставляя лицо снегу. Пар валил из его рта, мускулы играли под плотно обтянутой рубашкой. Каждое движение приносило боль, но несмотря на это, он улыбался: это были те ощущения, которые он любил. Он стал глубоко дышать, но предательская дрожь в руках не утихала. Смерзшиеся комья снега падали с Трины наземь. На её лице полосы грязи, волосы влажные от пота и растрепанные. Она усмехнулась, а его руки скользят вверх по ее рукам, обхватывают плечи, будто прирастая к ним:       — Либо ты наносишь удар, либо я убиваю тебя.       Лезвие меча остановилось в миллиметре от лица Тартальи. Казалось, что руки Трины держат неведомая сила. Со стороны могло показаться, что она борется с каким-то невидимым противником. А может, этот противник — она и есть? Она смотрела на него сверху вниз, и его глаза были совсем не злыми, серыми и счастливыми. Сквозь разорванный плащ десницы были видны белые брюки, белая тонкая рубашка.       — Меня зовут Тринита, можно просто Трина! — довольно громко представилась она, сделала небольшой поклон и произнесла свое имя и замолчала, словно, не зная, что делать дальше, но меч она все еще крепко держала в руках, будто бы готова в любой момент нанести удар.       В этот момент в ответ рассмеялся Тарталья. Рассмеялся… ей в лицо! Это было похоже на смех мальчишки, не взрослого человека, такой звонкий и чистый:       — Аякс.       Нерешенный конфликт и недопонимания приводят к еще большим конфликтам, а гордые люди не любят смотреть вверх. Нужно разговаривать, чтобы не было недопониманий. И не надо боятся подойти к нему первой, даже если возникла ссора. Не надо идти на поводу у своей гордости. Даже если у двух сущностей общее начало, между ними обязательно появятся различия. И, проявившись однажды, эти различия будут увеличиваться, шаг за шагом приближаясь все ближе и ближе. А когда ты это поймешь, то уже успеешь забыть о том, что когда-то было общее начало. Глубокая тишина и великое спокойствие, сторожившие сад, пробудили в истерзанной душе Трины нестерпимую жажду спокойствия, такой же тишины. Но едва Аякс впервые улыбнулся ей, с его лица, казалось, слетела маска, и оно вдруг стало поразительно прекрасным, и она впервые от неожиданности засмущалась.       Что-то неожиданно ударило или попало по голове Трины. Бдыщ!       Еще раз по шее. Легко и чем-то деревянным. Бдыщ!       — Не убивай моего брата! Эй, ты! Уходи!              Тарталья так резко поменялся в лице, и Трина заметила его бледность на долю секунды. На неё махал детским деревянным мечом маленький мальчик, точно Тарталья, только маленький, такой же голубоглазый и рыженький. На голове у него шапка танкиста, полностью прикрывали ушки. Малыш кричал на нее, но она не слышала. В ушах барабанил снег. Лицо малыша превратилось в кляксу, сплошное бежевое пятно. Этот малыш кричал громче всех, яростно подпрыгивал, замахивался на игрушкой на десницу.       — Тевкр, все хорошо! Я живой! Все хорошо! — неожиданно под Триной подскочил Тарталья. Он развел руки в сторону, показывая на себя руками, что он жив и здоров. Глупая и слегка обеспокоенная улыбка застыла и его лице.       Маленькая копия Предвестника моментально прекратил замахиваться на девушку, но не понимающе смотрел на брата:       — А что вы тогда здесь делаете? И почему над твоей головой меч?       Детские вопросы просто страшны: покамест эти золотые головки, с кудрями и с невинностью, в первом детстве, порхают перед тобой и смотрят на тебя с их светлым смехом и светлыми глазками, — то точно ангелы или прелестные птички; а потом… а потом случается, что лучше бы они не вырастали совсем.       Тарталья прилепил взгляд к Трине, не понимая, зачем она пялится на него, вместо того, чтобы придумать ответ.       — Тевкр, мы просто тре…       — Смотри, это не настоящий меч, он ледяной и хрупкий, мы… — неожиданно Трина поднесла к мальчику действительно замороженный меч, который он любого прикосновения мог разбиваться и осыпаться. Она очень аккуратно и тихо, что для неё самой было неожиданно, продолжила, —… мы просто репетировали особую сценку, чтобы поймать злодея с твоим… с твоим старшим братом.       Тевкр недоверчиво смотрел на Трину, но меч его заинтересовал больше всего — он аккуратно поднес пальчики к мечу, как меч ожидаемо со слов рассыпался на маленькие кусочки льда.       — Хорошо. Извините меня.       Мальчик хотел заплакать, но раздумал, увидев серьезное лицо брата, отвел свои хитроватые глаза и виновато улыбнулся.       — Тевкр, это Тринита, она помощница Царицы, она мой... друг, — Чайлд встал на ноги и отряхнулся от грязи и снега.        Удивление мальчика было вызвано совсем не тем, что он давно не видел своего брата, а этими самыми весёлыми бесенятами в его собственных глазах:       — Помощница Царицы? Как круто! А вы, получается, вместе работаете, да?       Тарталья бросил на свою «подругу» саркастический взгляд, прежде чем ответить:       — Да, а еще эта гордая девица со мною поедет в далекое путешествие в Ли Юэ!       Тарталья быстро перехватил внимание брата на себя, покружил его, вызвав приступ довольного визга. Он тепло посмотрел на неё, а она пристально поглядела на него.       Услышав слова своего «друга», Трина странно на него посмотрела, но на ее лице было не столько презрение или страх, скорее недоумение, взгляд, наподобие того, который устремляют на идиотов. От него ей, как не странно, стало чуток теплее на душе. Он не так уж и плох, как она думала про Одиннадцатого Предвестника, по крайне мере, она осознала свою очередную ошибку гордости. Признаваться в своих недостатках, когда нас упрекают в них, — это скромность, открывать их своим друзьям — простодушие, доверчивость, выставлять же их перед всеми — гордость.