Volcano

      Пыль, от струшенного только что Джисоном покрывала, попадает в нос и он громко чихает, никак не прикрывая рот или стараясь сдержать свой убийственный "апчхуй!". Минхо всё равно нет. Придёт как обычно под ночь, закроется у себя и даже не поздоровается. Джисон мог бы ругать его про себя, вспоминая все дрянные словечки, подслушанные у моряков, но…       Они мало разговаривают, мало пересекаются и мало видят друг друга. Все попытки Джисона поболтать пресекаются на корню и в конце концов, он сдался. Минхо негласно позволил остаться тут и Джисон будет его слушаться.       Всё, что у него сейчас было — это мысли об уборке и вылазке в город, чтобы поболтать с Сынмином и помочь ему, чем сможет.       — Какой чистенький, какой хорошенький, какой красивенький, — Джисон вертится в дверном косяке, с которого снял палкой паутину и натёр до блеска. Касаясь пальцами холодного дерева, чувствует, как древесина ощутимо теплеет.       Лечебница казалась бесконечной: чем больше Джисон убирал, тем чаще находил что-то новое. Два дня назад через внутренний вход попал в комнату полную различных полок с баночками и снадобьями. Напротив забитой доверху стены расположилась не менее вместительная полка со свитками и книгами. Джисон на уборку той комнаты потратил много дней, аккуратно обтирая каждый крошечный и хрупкий сосуд. Теперь туда было приятно заходить и смотреть, как солнце, пробравшееся через открытую дверь, отбивалось от стекла зайчиками на стены.       За уборкой день проходит быстро. Вот уже солнце село и всё вновь погрузилось в холод и тишину. Уже привычную, но всё же.       Забрав одеяла, которые проветривались на внутреннем дворике, Джисон сложил их в недавно убранной комнате, негласно дав ей название «кладовой для стиранной одежды» и переместился на кухню готовить ужин.       Иногда Минхо кушал то, что Джисон готовил, иногда нет, но всё же он всегда готовил на двоих. Сам-то он может только отраву из водорослей варить — их в застойном пруду жевать не пережёвывать.       Приготовленный рис с жареными соленьями и курицей остывает. Только когда Джисон прячет всё по горшкам, тогда уходит спать к себе.       Этой ночью Минхо не стал есть.       Следующим утром Джисон пошёл в город: закончился рис, приправы и в общем-то всё съестное.       Размахивая тряпичной сумкой, как всегда напевал песню им же и придуманную, как снова услышал детский смех. Остановившись и набрав в лёгкие как можно больше воздуха, он громко закричал:       — Не забирайтесь так далеко от дома! Родители волнуются!       Неделю назад в городке пропали два мальчика. Одному было пять лет, второму шесть. Их так и не нашли, хотя многие жители до сих пор обыскивают каждый уголок, каждую улочку и лес.       — Ещё один пропал. Вчера ночью не вернулся домой.       Джисон застывает на пороге магазина. Сынмин остро всё это переживал. Вот и сейчас упавшие с полок книги, так и лежат не поднятые, а товар, который рассматривали покупатели и по каким-то причинам не взяли, тоже не убран и пылится на прилавке.       — Может, нужно и по домам искать? — Джисон садится с ним на широкий диван, обтянутый зелёным бархатом, и протягивает тёплую рисовую булочку.       — Думаешь, это кто-то из своих? — Сынмин забирает булку, но не кусает, просто рассматривает её.       — У нас в городе моряки часто воровали девушек и детей, так что, кто как не люди? — Сынмин усмехается и откусывает булку.       Возвращаясь домой поздней ночью, так как вызвался добровольцем и искал вместе со всеми детей, Джисон снова услышал детский смех.       — Ах, вы мелкие…       Оставив сумку у дерева, сошёл с тропы и побежал на смех, намереваясь надрать непослушным детям не только уши, но и жопу, хорошенько. Однако, чем глубже Джисон забирался в тёмный лес, тем голоса детей становились страннее. Они будто бы рассеивались и переносились по воздуху, как светлячки. То близко, у самого уха, то далеко, словно за тысячу вёрст.       — Детишки? — Джисон позвал, добравшись до того места, где деревья густо сплетались между собой, но войти внутрь не решался. Кожа покрылась мурашками, а сердце зашлось в бешенном ритме.       — Есть тут кто-нибудь? Я могу отвести вас домой, если выйдете.       Переминаясь с ноги на ногу, Джисон всматривался в черноту, а она, казалось, в него. Он простоял так довольно долго, выкрикивая и выпрашивая детей вернуться. Но в тот момент, когда из-за деревьев в густом тумане то ли выползла, то ли вылетела горбатая и мохнатая фигура, окутанная чёрной дымкой, Джисон понял почему они не могут найти детей.       Сломя голову, он побежал обратно, вопя на весь лес:       — Минхо! Минхо!       Он был так напуган, что заметил не сразу – фигура за ним не гналась. Она развернулась и снова скрылась за деревьями. Но это мало успокаивало. Джисон продолжил бежать, схватил по пути брошенную сумку и вылетел на поляну лечебницы, сгибаясь от того, как же сильно обожгло от бега и страха лёгкие.       — Чего вопишь?       — Минхо? — Джисон поднимает голову, проводя взглядом снизу вверх и натыкаясь на нахмуренные брови и, как всегда, неприветливое выражение лица.       — Нет, кот в сапогах. Так чего ты орёшь?       — Ты услышал? — Джисон отступает на шаг, так как практически впечатался в мужчину, грудь ходит ходуном, но он думает сейчас совсем не об этом.       — Тебя попробуй не услышать.       — И ты пошёл меня спасать? — Джисон прижал сумку к груди, заламывая брови. Всё же, Минхо очень добрый чел… кто он там вообще? Ах, это не важно. Важно то, что он снова пришёл, откликнулся и…       — Я пошёл тебя заткнуть.       — …       С этими словами он оборачивается уходить, но Джисон хватает его за холодное запястье, чем вызывает недовольный взгляд из-под чёрных бровей.       — В городе пропадают дети. Может, ты знаешь что-то об этом?       — А тебе зачем знать? — Минхо выворачивает запястье, заводя его за спину.       — Потому что… — Джисон трёт лоб, не зная, как начать и с чего. После того, что случилось минутами ранее, всё происходящее не кажется уж таким простым. — В общем, сначала я думал это кто-то из своих. Поэтому, когда мы ходили искать ребят, я внимательно ко всем присматривался. Самым подозрительным из всех был Сынмин. Он не выходит из своего магазина. Но, по слухам, никто не видел, чтобы он вообще когда-либо выходил. А так как он мой единственный друг я не стал слишком его подозревать. Да и родители пропавших детей живут очень далеко, подозрения снимаются.       — Ты тоже ходил искать детей? — Джисон кивает. — Должно быть в списке подозреваемых я занимаю почётное первое место?       — Ты? — Джисон искренне удивляется.       А ведь действительно! Где всё это время был Минхо? Чем он занимается, когда уходит из дома? Джисон ведь не знает о нём совершенно ничего. Но даже так, он не подозревал его. И даже не потому, что он его спас, а потому что этому есть логическое объяснение.       Минхо, судя по запущенности лечебницы и самой её старинной конструкции живёт тут довольно-таки давно. Дети стали пропадать всего неделю назад. Если бы он действительно занимался этим или был причастен, то слухов в этом городе было бы полно, как и пропавших детей, а их нет.       Кроме одной истории. Местные часто вспоминали бедняжку Соль А. Девочке было пять лет, она ушла в лес и не вернулась. Соль А была дочерью известного купца и крупного землевладельца, но запомнился её случай именно тем, что никто не ходил её искать. Слугам господин приказал не выходить в город и не упоминать пропавшую девочку, но, как видно, помнят о ней до сих пор.       Это было очень давно. Местные жители помнят о Соль А по рассказам их родителей. Некоторые даже думали, что это дух девочки пробудился и зовёт детей погулять, а поймав — не отпускает.       — Нет, это не ты. Но. С момента пропажи я часто слышал, как в лесу смеялись дети. Я думал, это правда дети, настоящие. Пытался их отыскать, но так и не смог. А сегодня! Вот прям пару минут назад, я пошёл за голосами и увидел огромное чудище, волосатое и страшное, именно оттуда доносился смех. Я испугался, конечно, но думаю, мне стоит вернуться. Может, дети ещё живы? И если я пойду туда днём, то смогу их вытащить?       Минхо всё время смотрел на Джисона с нечитаемым выражением лица, после отвернулся, продолжив путь к дому. Джисон подстроился под боком.       — Они мертвы.       — Что?       — Мертвы, говорю.       — Откуда ты знаешь? — от шока, Джисон чуть не роняет сумку. Минхо дойдя до крыльца, отбрасывает полы халата и садится.       — Тот, кого ты видел — дух леса. Он просыпается раз в 100 лет и пожирает детей.       Джисон стоит напротив, переваривая информацию, которая никак не желает усваиваться.       — Разве дух леса не должен помогать? — Джисон сжимает кулаки, чтобы руки не дрожали так сильно.       — Он не смотритель, Джисон, он тот, кого люди тут погубили. Одна из сотен погубленных душ. Ему незачем кому-то помогать. — Последнее он добавляет с лёгкой улыбкой, никак не подходящей теме разговора.       — Ты знаешь, как его успокоить?       — Раз он проснулся, стоит ему позволить наесться вдоволь и снова уснуть.       Получалось логично, даже просто. Но от одной мысли, что ещё пострадает неизвестное количество детей кулаки Джисона сжимаются сильнее. Должен же быть способ успокоить это чудовище.       — Есть какой-то иной путь? Я могу ему, не знаю, готовить, например? Или есть способ его убить? Если ты знаешь, скажи. Помоги, их родители очень горюют.       У Джисона тоже сердце сжимается, когда он видит слезы на лицах матерей. Так ведь не должно быть. Дети ни в чём не виноваты. Играя, они забрели в лес и так звонко и беззаботно смеялись… теперь этот смех будет преследовать Джисона по ночам.       — Я не помогаю людям.       — Но мне ты помог!       — И я об этом сожалею.       — Отлично! Здорово! Я всё сделаю сам!       Похоже, Минхо вовсе не человек. Джисон бы понял его, если бы он отказывался помогать взрослым, но дети чем перед ним провинились?       Зайдя в дом, двери которого подрагивали, видя злого парня, и не пытались даже преграждать путь, Джисон добрался до своей комнатки. Достал из-под подушки мешочек с золотыми цепочками, бросил всё это дело в сумку с едой и уже собирался выходить, но в последний момент заглядывает в комнату с лекарственными средствами и берет самую вонючую баночку с какой-то непонятной надписью на непонятном языке.       — Ты куда?       — Тебе какое дело? Сладких снов! — высоко вскинув голову, Джисон переступил черту поляны леса, оставляя Минхо на крыльце.       Минхо определённо знал, что это за чудовище, знал, как его успокоить. Наверное, знал и то, как оно появилось, но из-за своей гордыни сидел в доме и ничего не делал. Ну и пусть сидит. Джисон справится сам.       Вздохнув ещё раз, понимает так же и то, что никакого права заставлять его помогать тоже не имеет. Он же… не человек, да? Может, ему запрещено кем-то там вмешиваться в дела людей? А вдруг, его тоже когда-то давным-давно погубили люди? Что тогда?       От этих мыслей начинает болеть голова.       Дойдя до того поворота, откуда бежал сломя голову, Джисон решительно последовал по вытоптанной им траве обратно. С каждым шагом становилось всё холоднее и темнее, но Джисон больше не ощущал такого страха, наконец понимая причины.       У переплетённых деревьев прищурился. Нашёл слева большое гнездо с просветом. Через него, попал на ещё более тёмную сторону леса, где тут же стал слышен детский смех.       Передвигаясь исключительно на звук, вскоре темнота расступилась и перед взором раскинулся зелёный луг, подсвечиваемый луной и звёздами. Джисон не знал где он и как отсюда выбраться, но это по сути и не важно. Если он сумеет договориться с чудовищем, то сделает в своей жизни хотя бы одно заслуживающее человечности дело.       А если нет, так нет. Сожалеть всё равно не о чём.       Под ногой что-то хрустнуло. Опустив взгляд, Джисон прищуривается и видит лопнувшего пополам деревянного медведя.       — Это моё! Моё! Моё!       В ту же секунду Джисона обступают три маленьких мальчика, тельца которых просвечиваются и, казалось, сделаны из табачного дыма.       — Извините, я случайно, я…       Мальчишки расступились, за их спинами стояла совсем крошечная маленькая девочка и тихо-тихо плакала. Её волосы были такими длинными, что практически касались земли, а ручки такими маленькими, что даже не закрывали глазниц.       — Что ты наделал!       — Плохой, плохой дядя!       — Соль А, не плачь, когда мы поженимся я тебе много таких игрушек куплю!       Девочка стала плакать ещё громче.       Прокашлявшись, Джисон сел и попытался дотронуться до неё, но рука прошла сквозь.       — Я правда не хотел. Соль А, ты такая красавица, не плачь.       Девочка показала свои огромные, прелестные глазёнки, моргая так, что слёзы виноградинками скатились вниз.       — Правда?       — Конечно! — Джисон радостно закивал. Если привести этих детей в лечебницу, там уже можно будет обдумать, что с ними делать. Но как это сделать? И Соль А… это же не та пропавшая девочка много лет назад?       Как только Джисон поднялся и обернулся, готовясь рассказать детям свой план, которого нет, все слова застряли в горле.       Перед ним на две головы выше стояло то самое чудовище с перекошенным, бугристым лицом. Оно, горбатое, в рваных одеждах, окутанное чёрной дымкой, не позволяло Джисону сдвинуться с места. Разглядеть глаз было невозможно по двум причинам. Первая: Джисон потупил взгляд в пол и стал бить поклоны. Вторая: лицо чудовище всё чёрное и в наростах, да в таком количестве, что практически весь вид — это сплошные бугорки да впадины.       — Господин, чу... — Джисон осекся. — Господин! Пожалуйста, не трогайте больше детей! Если вы голодны, я могу вам помочь! Если вам нужны деньги или золото, или самые вкусные блюда, тоже скажите и я достану, но не трогайте детей!       Пролепетав на одном дыхании, Джисон поднял взгляд, стараясь показать серьёзность намерений и то, что он его не боится. Чудовище смотрело на него в ответ молча из-под спрятанных глазниц. Никто ничего не говорил довольно долгое время и не шевелился, даже дети, казалось застыли. А когда лицо чудовища исказилось подобием улыбки, оголяя чёрные, сгнившие зубы, а руки потянулись к плечам Джисона, он не дрогнул, но непроизвольно сжался.       — Воль.       От голоса, чудовище тут же уменьшилось в размерах и отскочило в сторону. За ним, упираясь плечом об ствол дерева стоял Минхо со скучающим видом.       — Я его не трогал, не трогал! Ты сказал, я не трогал! Я правда не трогал!       Теперь чудовище доставало Джисону до пупка. Дети, засмеявшись, окружили его и стали дёргать за чёрную шубку.       — Пытаешься меня обмануть? — Минхо приподнял бровь, от чего чудовище чуть ли не в истерике забилось.       — Нет! Я никогда его не трогал! Никогда!       Минхо оттолкнулся от ствола и подошёл к Джисону, ноги которого будто приросли к земле и, если бы он попытался шелохнуться наверняка не смог бы.       — Ты пришёл. — Но смог выдохнуть, слегка улыбнувшись.       — Ты умён, как всегда. — Огрызнувшись, Минхо оглядел детей. Те продолжали играть с чудовищем, а оно жалобно смотрело на Минхо снизу вверх.       — Мы можем что-то сделать с ними? — почувствовал себя в разы лучше от того, что Минхо рядом, Джисон потянул его за рукав халата, понижая голос.       — Я уже говорил тебе, они мертвы.       — А он всё ещё голоден? — Минхо пристально посмотрел на чудовище, спрашивая:       — Ты не пробовал их кровь, Воль?       — Нет! Нет! Никогда!       — Хорошо. Тогда прощайся с детьми, скоро ты уснёшь.       Так как Джисон держался за халат, отходя от кучки детей, Минхо потянул Джисона за собой. Они остановились чуть поодаль, Минхо сложил руки на груди, тем самым сбрасывая ладонь Джисона.       — Что значит "уснёшь"? Как?       — Потом увидишь. Ещё вопросы? — Минхо спросил язвительно, не собираясь отвечать, но Джисон вот всё-таки спросил.       — Кто он?       На это Минхо, подумав пару минут, всё же ответил:       — Его зовут Воль. Когда его привели сюда родители ему было десять. Видишь ту пещеру? Там они его закрыли, плотно замуровав проход камнями и больше никогда не приходили.       — Но почему? — тело Джисона покрылось мурашками.       — Лицом не вышел. Он родился таким и никто с ним не играл. Став духом, которого не было кому успокоить, Воль начал играть с живыми детьми. Я не трогал его, потому что он дал слово не убивать детей. Может показаться странным, но он правда с ними только играет.       — Но дети всё равно умирают…       Усевшись на камень, Джисон обнял себя руками, думая о том, как всё это ужасно. Соль А подсадил мальчик, немногим выше её, Волю на плечи, и тот стал её катать на себе под весёлый детский смех.       Дети бегали с Волем по поляне. Он мог то увеличиваться в размерах, восхищая тем самым детей, то уменьшаться, заставляя их хохотать. Соль А он бережно носил на руках, а мальчишки пытались допрыгнуть до её подрагивающих ножек.       Джисон наблюдал за ними с грустной улыбкой. Сердце в груди сжималось. Он не понимал кому сочувствовать больше, да и нужна ли кому-то вообще его жалость?       — Ты раньше видел призраков? — вопрос Минхо возвращает Джисона в реальность.       — Нет. Это первый раз.       Он и правда никогда не видел ничего подобного, но… оно не пугает. Джисон всегда отличался немного другим взглядом на мир, и там, где люди вопили от ужаса, он зачастую просто почесывал подбородок и спрашивал «как так?». Помимо миловидного лица ему нечем похвастаться. Ни умом, ни силой, ни сообразительностью. Зато Джисон может, как оказалось, видеть призраков. Так себе способность, но лучше, чем ничего.       — Пойдём.       Проследовал за Минхо к поляне, где Воль разместил на своём вновь огромном теле всех детей и слушал с улыбкой их щебетание. Увидев его, Воль поднялся, а дети разбежались в стороны.       — Я не трогал Джисона, правда не трогал.       — Я знаю.       Ответил Минхо непривычно мягким голосом. Джисону даже показалось, что протянутой рукой он погладит его по мохнатой голове, но оголив запястье, бледную кожу полоснуло лезвие. С пореза просочилась кровь, Воль достал из пазухи небольшую чашу и подставил так, чтобы капли крови стекали в неё.       — Что ты делаешь? — от шока, Джисон схватился за его халат.       — Выведи детей из леса к городу.       — Но ты…       — Всё в порядке. Он уснёт.       — Минхо...       — Иди, Джисон.       Заставив себя отвернуться, Джисон пошёл к детям. Те довольно быстро согласились пройтись с ним, а Соль А даже попыталась взять его за руку. У неё не вышло, но она лишь улыбнулась, позволяя мальчикам помочь ей перебираться через камни и брёвна.       — Ой…       — Что такое?       Один мальчик остановился на полпути и схватившись за одежду на груди уставился на Джисона испуганными глазами.       — Я хочу к маме…       Мальчик, прошептав это, словно сам не верил. С его глаз полились слёзы, другие мальчишки смотрели на него так, словно что-то с трудом тоже вспоминали. Наверное, гуляя с Волем, всё о чём они могли думать — это он. Иначе бы они вернулись домой.       — Всё хорошо, я отведу вас.       Только девочка держалась тихо и улыбчиво.       — Тебя же Джун Хо зовут?       — Да… а ты Кван?       — Так вы мои соседи!       Мальчишки, узнавая друг друга стали снова весёлыми и подвижными. Дойдя до кромки леса, все замерли, заприметив на бамбуковых подстилках разбитый лагерь. Это были родители Джун Хо, Квана и Сын Джу. Мальчишки бросились к спящим родителям с криками «мы вернулись», но по мере того, как они приближались к циновкам, их тела становились совсем прозрачными.       И расстворились они в ту секунду, как одна из женщин резко села, обернувшись на звук «мамочка».       — Мой папа не пришёл? — Соль А наблюдала за этим, прячась вместе с Джисоном за большим деревом.       — Наверное, он занят.       — А почему ты плачешь? — Джисон быстро вытер щёки, — поранился?       — Ах, да, стукнулся мизинцем об камень. Скоро пройдёт.       Девочка села перед Джисоном на корточки, спрашивая:       — Эта или эта? — маленькие пальчики направлены на ноги Джисона.       — Эта. — Дёрнул наугад левой.       — У кошечки болит, у собачки болит, у белочки болит, а у тебя не болит. У кошечки болит, у собачки болит, у белочки болит, а у тебя не болит. У кошечки болит, у собачки болит, у белочки болит, а у тебя не болит.       Пропев это три раза, Соль А подняла глазки на Джисона, который стал реветь ещё больше и нахмурилась.       — Странно. Когда нам пел её Воль ничего не болело. Может, я делаю неправильно? Давай ещё раз!       — Нет, всё хорошо! Ты умница, Соль А! — вытерев лицо руками, Джисон уселся перед ней на колени. — Ты помнишь, где жила?       — Помню. Но папа не хочет меня видеть.       Она улыбнулась, откидывая длинные волосы с лица.       — Уверен, это больше не так. Хочешь взглянуть на свой дом?       — Да!       Джисону оставалось только бежать за ней по пустым, спящим улочкам. Путь был долгим, но Соль А с каждой улицей становилась всё улыбчивее.       — Я буду скучать по Волю. Когда дядюшка Минхо приходил, Воль всегда засыпал надолго. Он твой друг? — взбираясь на высокий подъём, Джисон уже три сотни потов спустил, а вот девочка всё спрашивала и спрашивала.       — Да, друг. Он же хороший, да?       — Если честно, я его боюсь. Но Воль сказал, что это он его научил той песенке, когда больно. Значит, он наполовину хороший?       — Я думаю, он чуть больше, чем наполовину хороший.       Джисон улыбнулся. Вот потому он никогда Минхо и не подозревал. Он не делает ничего плохого, он помогает, даже если не хочет. Джисон должен поблагодарить его, когда вернётся и вкусно накормить.       Добравшись до вершины склона, Соль А свернула влево и понеслась к разрушенному поместью, не обращая внимания на его плачевное состояние.       — Папа! Папочка! Я дома!       Она вбежала в дом, пока Джисон перелазил через рухнувшую каменную изгородь и успел изодрать колени. Вскоре она так же быстро выбежала оттуда, направляясь в заросший сад.       Там её Джисон уже и нашёл. На коленях у земляного бугорка, поросшего травой.       — Папуля.       Улыбнувшись, она отбила два поклона, а на третьем, осталась лежать на земле.       Никого кроме Соль А Джисон не видел, но она улыбалась и даже переговаривались с кем-то. Звёзды на небе померкли, погружая в темноту перед ярким светом землю.       — Приходи поиграть с Волем.       Обернувшись к Джисону и прошептав это, её тельце растворилось с первыми рассветными лучами. На том месте, где она сидела появилась белая бабочка с большими прозрачными крылышками. Она умчалась вслед за светлячком и больше Джисон её не смог разглядеть.       Спускаясь обратно со склона, прижимая к боку сумку со скудными своими пожитками, Джисон больше не плакал. В груди таилась грусть, но он больше был рад тому, что дети наконец смогли обрести покой.       В городе уже открывали лавки, катили телеги с полей и сонно зевали прохожие, а Джисон, потирая глаза от усталости, свернул на тропинку, ведущую домой.       А, ой. В лечебницу.