Все, как я люблю

— «Как проводишь каникулы?» Ксавье знает, что она не ответит. Не будет. Просто это дурацкое желание узнать о том, как у неё дела, не более. Не более. Конечно, она не ответит. Не то чтобы он ждал ее сообщение или что-то такое. Просто где-то внутри живет червь, который шепчет ему о надежде на хотя бы один смайлик, о наличии которого она, скорее всего, не имеет и полнейшего понятия. Но зачем ждать чего-то от Уэнсдей Аддамс. Иногда он тешит себя мыслями о том, что она просто не научилась пользоваться телефоном, ведь считает социальные сети высасывающей душу пустотой бессмысленных утверждений. Может она и права. Но это Уэнсдей. Она бы никогда не приняла его подарок из вежливости, жалости. Ей не знакомы такие эмоции. Она слишком целеустремлённа, слишком холодна и реалистична. Что ещё он мог от неё ожидать? Усмехается про себя, думая о том, как ему могла понравиться эта до чертиков ненормальная девочка. Девочка, которая на несколько дней превратила всю его жизнь в настоящий ад. Но превращать жизнь людей в ад — это то, где она столь же преуспела, как и в фехтовании или игре на виолончели. Делает это точно, практически хирургически. В пытках ей нет равных. Он не удивлён. Все эти глупые оскорбления, которые вылетали из его рта, пустые обещания и озлобленные взгляды. Все это защитный механизм пострадавшего сердца молодого парня, который редко получал в ответ слово «нет». Разве что от родителей. Кажется, он и вправду элитарный сноб, хотя никогда про это не думал. Может, только тогда, когда стоял среди общества «Белладонны» в компании Аддамс и думал о том, какой чушью они занимаются, пороча память бывших учеников. Он уверен, это не то, к чему им стоило стремиться. Ночные купания, бессмысленные тусовки и кучу всякой пошлятины, которая выглядит абсолютно смешно со стороны. Для девочки с таким низким ростом у неё были слишком взрослые взгляды. Аддамс. Аддамс. Аддамс. Почему она не выходит у него из головы. Сколько девушек были бы рады заполучить хоть крупицу его внимания, поговорить с ним, узнать получше. Но не одна не могла быть Уэнсдей. Наверное, он мазохист. Смертельно больной человек, которому нравится ощущение плацебо на языке. Тебе лишь на секунду кажется, что становится лучше, а сам уже утопаешь в этом смраде. Это было похоже на рак легких или ещё более мучительную и страшную болезнь, которая тебя медленно убивала. Уэнсдей бы точно могла привести отличный пример. Он уверен, она в этом разбирается. Но ей не нравились такие мальчики. Он даже не знает, если ей кто-то когда-то нравился. Способна ли она на это. Был Тайлер, была эта глупая детская ревность, но личные цели для Уэнсдей важнее любого романа, даже с таким притягательным для неё типом, как серийный убийца и монстр. Он определено был ее типажом. Ей ведь нравилось все уродливое, гниющие и страшное. А единственной уродливой вещью в Торпе были детские обиды и недоговорённости. Как он это все ненавидел. Наверное, это был какой-то подростковый период искания самоидентичности, но он бы никогда не подумал, что ему нравится что-то фриковатое, полностью выбивающиеся из правил. Бьянка подходила больше. Она была красивой, умной и абсолютно лицемерной. Иногда ему казалось, что в искусстве притворства ей нет равных. То, как она могла окутать человека своей магией, заполучить от него все, что пожелает. Она была слишком властной, а Ксавье знал, что власть самый тяжелый наркотик. Он лишь надеялся, что в один прекрасный день она себя не погубит. С ней он всегда боялся своих чувств. Не понимал, были ли они настоящими, искренними. А с Аддамс… С Аддамс он чувствовал себя словно тринадцатилетний мальчишка, который обижается на каждое слово и взгляд, пытаясь уколоть в два раза больнее, хотя понимает, что все его приёмы тщетны. Если бы все это услышал отец, он бы назвал его мелким сопляком, который не может справиться даже с чувствами к какой-то девчонке. Что говорить о взрослой жизни… Но сейчас он сидел и пытался передать тень на ямочке на щеке, которую столь редко видел. Наверное, заполучить ее улыбку было словно выпить Нектар для человека. А Ксавье знал, к каким последствиям может привести стекающая по твоей гортани сладкая жидкость. В его жизни пока нет места для Танталовых мук. Все его альбомы были заполнены рисунками, изображающими беспристрастное выражение Уэнсдей. Он старался запомнить каждую деталь на ее мраморном лице. Наверное, она была бы отличной натурщицей для великих скульпторов. Такая же холодная, как и сама скульптура. Но где-то, где-то внутри ему хотелось, чтобы он мог лишь слегка растопить ее ледяное сердце, но знал, что людей нельзя менять. Аддамс была такой, какая она есть. Такой и останется, если лично не захочет перемен. Это то, что восхищало каждого, кто находился рядом с ней. То, как она не теряет огонёк своей души, хоть это и обжигающе ледяное пламя, словно ты решил искупаться в одной из рек Аляски. Да, именно так чувствовалось общение с Уэнсдей. Каждый раз лёгкий выброс адреналина и желание повторить это сново, потому что он не знал ни одного столь бесчувственного человека, который вызывал в нем столько эмоций. Какая ирония. Кисть скользит по полотну, пока Ксавье думает об этой сумасшедшей девочке, и на портрете невольно вырисовывается лёгкая улыбка. Почти незаметная, словно мимолётная. И вот с холста на него смотрит своими большими до жути глазами самая красивая девушка, которую он только видел, и слегка ему улыбается, будто не желая показывать своих истинных эмоций. Телефон слегка звенит, а в уведомлениях можно найти новое сообщение от контакта «Аддамс»: — «Отвратительно. Все, как я люблю.»