Все, как я люблю

Аддамс ожидала от Ксавье многого. Нелепых фразочек, картинок с сердечками и глупого подросткового флирта. Но точно не «я так по тебе скучаю», потому что это было непростительно. Не ему. Словно Торп оголил каждый нерв своего измученного организма, обливая водой. Чтобы смерть была быстрой. Чтобы она пеклась. Пеклась также, как и ее сердце. Холодное, черствое, безэмоциональное сердце, которое приходило в ужас лишь от одного предложения. И где твоя чертова непоколебимость, Аддамс? Признания столь откровенные, столь теплые были сродни объятиям — предвестникам беды, ведь это были слишком тёплые жесты для девушки. Признак крайней степени доверенности человеку, даже любви, а Торп был всего лишь сокурсником, и это ее абсолютно ужаснуло, будто все те кошмары, которые она так обожала, приобрели ванильно-сладкую форму, от которой хотелось засунуть два пальца себе в глотку. Зачем? Зачем было писать столь компрометирующее до каждой строчки сообщение? Аддамс не думала, что ответит. Она абсолютно не хотела, ведь даже не знала, с чего начать. Как отвечают людям, которые признаются тебе в любви, когда у тебя черствое сердце? Она не знала. В первый раз ей захотелось выкинуть эту побрякушку в окно, спрятать подальше от чужих глаз, будто маленький грязный секрет. В голове перемешались десятки хаотичных ответов, но не один не описывал бы ее состояние и побуждения так четко, как короткое «Так не скучай.». Какая низость, будто ей 12 лет, а она пытается разобраться в своих любовных делах с мальчишкой из соседнего двора, который разбил ей сердце. Только вот нельзя разбить то, что уже состоит из осколков, как бы сильно ты не пытался. Люди так отчаянно любили склеивать осколки, пытаться собрать картину из нелепых и грубых мазков, которые абсолютно не подходили друг другу, будто не понимая, что в итоге все развалится. С треском. Но в жизни Уэнсдей не было места для склеивания осколков. Пусть разбираются сами. — Мой милый скорпиончик, иди завтракать. — раздался голос с нижнего этажа, и Аддамс приказала себе держать безразличное выражение лица, пока в разуме воздвигалась новая маска. Полная презрения и апатии.

***

Он бежал. Бежал, что есть мочи. Настолько быстро, что весь пейзаж слился воедино. Под ногами хрустели ветки, больно царапая низ открытой голени до ран, до крови, которую он мог почувствовать на своих губах, нервно покусывая их десятый раз за день, оставляя лёгкий привкус чего-то солёного и горького после себя. Наверное, безысходности. Ему даже нравилось это опьяняющие чувство в голове, резкое поднятие адреналина практически до того уровня, когда градусник уже не выдерживает столь высоких температур и взрывается, разнося осколки и ртуть по всему дому. Казалось, что именно ртуть он чувствовал на кончике языка — что-то ядовитое, чего следует остерегаться и бояться, но он так привык боятся каждого ее слова, что это стало нормой. Ксавье не проверял свой телефон. Нет, он поставил его на беззвучный режим, чтобы напряженный до взвода мозг смог расслабиться. Словно каждый твой нерв налит раскаленным свинцом, который течет по твоим сосудам вместо лимфы. Какое дерьмо. Он думал, что невозможно с каждым разом унижаться перед Аддамс столь отчаянно и искусно но был чертовски не прав. Видимо, предел для него заключался где-то в недрах этого гребаного ада, который люди называли влюбленностью. Даже писав ей, он мог почувствовать отстранённость и враждебность, которыми веяло через экран, словно на него наложено темное заклятие. И, блять, это было ошибкой Торпа, доверить своему пьяному сердцу такую важную работу. Но он полностью облажался. Торп никогда бы не смог подумать, что какая-то девчонка сможет вызвать такую странную реакцию его организма, а маленькие мурашки, которыми покрывались руки, словно тысяча предателей, ещё более доказывали этот факт. Он хотел бы сказать, что нельзя было говорить о влюбленности или о чём-то похожем, но это значило бы полностью погрязнуть в вранье. Его и так достаточно хватало у Ксавье дома. Это его первая пробежка за последний год. Липкий пот стекал из-за кровавого месива душной, угнетающей атмосферы и слишком палящего для осеннего солнца, которое он ненавидел настолько же сильно, как и порой все свои чувства. Оно также обжигало, лишало кислорода в легких, и энергии, которая была столь необходимо ему среди всего этого дерьма. В последний раз он так долго бегал после развода родителей, когда нужно было полностью расслабить мозг, давая ему пожевать жвачку, наполненную приятным лесным воздухом, пока в голове гудело прекрасное ничего. Но вот только это нихера не помогало, потому что ему так же сильно хотелось бросить свой телефон в стену, как и два часа назад, когда он просмотрел сообщение. Оказывается, уйти от Эшли было чертовой ошибкой. Он снял кроссовки, к которым прилипла грязь, покрываясь засохшей корочкой на белой подошве, и пошёл в свою комнату, надеясь, что Аякс еще спит. Наверное, он никогда так не радовался похмелью друга. Быстро взяв полотенце и чистые вещи, он скрылся в ванной комнате, мечтая о том, чтобы с проточной водой с него смылась вся эта недельная мерзость, которую он ощущал. Только вот, кажется, на это ему понадобится ни одна тонна воды.

***

— Голова раскалывается. — пробурчал Аякс, спускаясь на кухню, в которой сидел Торп. Чудесно, а у Ксавье раскалывалось сердце. — Нечего было так много пить. — пожал плечами парень, давая другу понять, что не хочет вести дальнейший диалог. — Ты такой взвинченный от того, что не срослось с Эшли? — удивлено спросил Петрополус, смотря на друга. Торп спустился на первый этаж дома, пытаясь глазами найти Аякса среди кучи пьяных тел. Тот так и сидел на диване, спокойно допивая свой напиток. — Да это самый быстрый трах, который я только видел. — усмехнулся друг, смотря на Ксавье. — Не думал, что ты такой скорострел. — повернув голову в сторону, сказал он, пытаясь унять смешок. — Заткнись, придурок. — ответил Торп, закатывая глаза. — Фу, просто больше так не говори. — Ксавье аж передернуло. — Уж точно не ты должен заботиться о моем члене. — Аякс слегка прыснул, услышав эту фразу. — А я был так взволнован. — саркастически ответил Петрополус, смотря на друга. — У нас с Эшли… — медленно протянул Торп. — не срослось. — продолжил он, наконец-то находя нужные слова. — Не срослось. — тихо кивнул ему друг, поднимая стакан. — Зато отлично срастется с Джеком. — продолжил он, протягивая стакан. — За твой член! — театрально проговорил Аякс, за что получил шлепок по затылку. — Заткнись, Петрополус. — через смешок сказал Ксавье, наконец-то расслабляясь. О своих поступках он будет думать завтра. — Плохо выспался. — ответил ему Ксавье, скрывая истинную причину своего дерьмового настроение под зевком. — Я вообще удивлен, как ты не выблевал свои лёгкие после такого количества алкоголя. — усмехнулся парень, вставая из-за стола. — Твоя мама уехала на ярмарку. Будет вечером. — продолжил он, объясняя. — Завтрак за тобой, красавчик. Ну хоть где-то Аякс был прав.

***

— Дорогая, как насчет помощи в саду? — сказала Миссис Аддамс за завтраком, пока Уэнсдей пялилась в свою тарелку. — Чт… — смутившись проговорила девушка, но быстро спохватилась, продолжив. — Я думаю, ты можешь справиться и сама. Мама все чаще предлагала ей поработать в саду, будто желая, чтобы это стало их ежедневной рутиной, но вот только Аддамс не хотелось. Порой абсолютно. — Дорогая, это наша традиция. — мягко ответила женщина, улыбаясь своими алыми губами. — Я также помогала своей маме в оранжерее, как и ты сейчас. — продолжила она, смотря на дочь. Уэнсдей хотелось отказаться, но она была Аддамс, а для них традиция были превыше всего. — Хорошо. — безразлично ответила она, сново принимая свое типичное выражение лица. — А теперь прошу меня простить, я наелась. — сказав это, девушка быстро вышла из-за стола, прочистив горло. Легкий признак нервозности. Сообщение от Торпа так и не пришло. Конечно, Уэнсдей ничего и не ждала. Ксавье опозорился, и порой был слишком труслив, чтобы встать лицом перед своими страхами. «Поэтому он защитил тебя тогда, в школе?» — прожужжал предательский голос в голове, от которого Аддамс быстро отмахнулась. Ну и отлично. Она не нуждаюсь в его внимании. Правда. Правда?

***

Он уже четвертый раз удалял написанные строчки, потому что это было какой-то усмешкой судьбы, человеческого Бога над ним в этот момент. Никаких тирад, чувственных признаний. Нет, Аддамс бы понравилось что-то короткое и четкое, как каждое колкое слово, которое она говорила. В них не было место для излишней вычурности, вульгарности или буйства цветов и оттенков. Все точно по плану. Будто каждое новое выражение пыталось идеально повторить предыдущие, не имея права на ошибку. И ему бы хотелось. Хотелось, чтобы атмосфера собранности и крайней смелости концентрировалась в стенках черепа, проникая в каждую трещину, подобно терпким женским духам, оставляющим после себя едкий шлейф ароматов. Но он был слишком эмоциональным. Слишком молодым. Просто слишком. — «То, что я написал вчера. Я был слегка не в себе. Надеюсь, это на нас не повлияет.» Сойдет. Сойдет для многих, кроме Аддамс, потому что от этого сообщения так и веяло фальшью. На нас это не повлияет… Да как вообще что-то могло повлиять на Аддамс и Ксавье, если не было никаких «мы». Был только мальчишка с уязвленным чувствами и девушка, которая обожала пытки. Какая уже разница, если пальцы сами нажали кнопку «отправить». Похер.

***

— Дорогая, я давно не видела тебя такой встревоженной. — сказала Мортиша, всматриваясь в выражение лица дочери. — Ты не простыла? — беспокойно проговорила она. И вот опять. Мама пыталась вывести ее на искренность, чувства, которые Уэнсдей так не любила, но она ощущала себя словно сжатой среди этих алых роз и их терпкого аромата. — Нет, со мной все нормально. — спокойно ответила Аддамс, смотря на маму. Потому что ей было нормально. — Тогда я бы хотела, чтобы ты присмотрела за Пагсли. В последние дни он слишком буйный. — продолжила Миссис Аддамс, понимая, что Уэнсдей не хочет развивать поднятую тему. — Конечно, он может сидеть в моем кабинете и не мешаться. — пожав плечами, проговорила девушками, пока отрывала бутоны роз. — Главное, чтобы тебе было хорошо. — и это звучало совсем не как ее ответ на реплику дочери. Нет, скорее как надежды матери, ее наставления. — Главное. — тихо повторила Уэнсдей, слегка приподняв уголок своих губ.

***

— «Советую тебе совладать со своими чувствами.» — единственное, что она отправила, наверное, столь спокойно, что даже не понимала, что он уже пять минут пялился на экран. Ну конечно. Это уже Аддамс, она не будет преднамеренно тебе льстить, ведь горькая правда всегда лучше сладкой лжи, а Торп был уверен, Уэнсдей любила, когда что-то горчило. — «Чувства такая штука… С ними сложно совладать.» — честно ответил Ксавье, отправляя это сообщение. И это чувствовалось… охерительно? Когда ты мог не выворачиваться, а ответить так, как есть, ощущая легкость в висках. — «Значит ты не достаточно силен.» — ответ не заставил себя ждать, что слегка смутило Торпа, но вот только сообщение было слишком черствым для Пагсли. Он уже понял это, особенно, когда перечитывал их раннюю переписку. И как он не догадался, что это точно была не Аддамс? — «Значит» — спокойно ответил Торп, не желая терять чувство самого откровенного разговора, который только вёл с Уэнсдей. И это после вчерашнего сообщения… На щеках сразу же появился дурацкий румянец. — «Конечно, я бы посоветовала пытаться преодолеть слабости, но на своем опыте могу предложить только окунуться в чан с электрическими угрями.» — Ксавье усмехнулся, прочитав сообщение, потому что порой Аддамс даже не догадывалась, какой милой могла быть. Милой до боли в скулах от слишком сильной улыбки. — «Воздержусь от таких советов» — ему казалось, что теперь они поменялись ролями, и он отвечал короткими предложениями на ее длинные реплики. — «Тогда не признавайся в своих слабостях, Ксавье.» — ответила она ему, даже не понимая, что главная его слабость сейчас сидела и печатала это сообщения. — «Всем дозволены маленькие слабости. Значит так?» — прислал ей сообщение Торп, сквозь пелену на глазах, потому что головные боли после попойки давали о себе знать. Хотелось лечь и расслабиться в полной тишине. — «Значит». — вот только ответа он уже не увидел, потому что глаза сами закрылись, не смотря на сердце, которое билось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. И не только у него слишком сильно билось сердце. Нет. Потому что по ту сторону экрана черноволосая девочка первый раз широко улыбнулась чьему-то сообщению.