Семейная терапия

      Звук глухой возни слышался снизу, неясные вскрики и громкий топот. Пальцы массировали виски, а чёрные омуты устремили взор на страницы гримуара. Голова гудела от противного тиканья.       Самый зловещий из всех земных звуков — тиканье часов.       Уэнсдей всё больше сводила брови к переносице, в попытке сфокусировать взор. Откинувшись на спинку стула и захлопнув злополучный гримуар, она тяжело выдохнула. К горлу в который раз подкатывал ком тошноты. Чёрт бы побрал видения, она чисто физически не могла сделать всё это, но как тогда объяснить, что она видела в видении эти белые волосы.       Прошло около получаса с тех пор, как бездыханное тело её мужа погрузили в землю. Громкий удар чего-то тяжелого о поверхность, Уэнсдей открывает глаза. Страницы перелистывались одна за одной пока не остановились на заметках об астрале. Это был не первый раз, когда гримуар открывался сам по себе, в основном это были глупые заклинания.

«Правила поведения в астрале способны уберечь вас от опасностей параллельных миров. Если соблюдать их, путешествия станут безопасными и интересными»

      Что за чушь, любые путешествия меж миров опасные, даже если соблюдать правила. Она множество раз выходила в астрал, связываясь в нём с умершими.       Аддамс, как сейчас, помнит свои тщетные попытки связаться с Гуди.       Связаться с умершими…       Словно волна тока проходит по телу, неся осознание.       Руки уже расставляли свечи и поджигали благовония.       Плотные шторы задергивались сами по себе.       Дом знал.       Он дышал этой семьёй.       Шкафчики сами открывались, давая доступ ко всему нужному. Половицы скрипнули, меж стеллажей появилась платиновая макушка.       О Лилит, что ж Синклер не сидится со всеми. — Уэнсдей? Прошу, скажи, что ты не собралась выходить в астрал.       Синклер чертовски хорошо её знала. Знала, что если она что-то задумала, на пути лучше не стоять.       Пухлые губы лишь сжались в тонкую полосу, игнорируя уйму бесящих вопросов, она всё дальше расставляла свечи. — Аддамс, чёрт тебя дери, ты сама цитировала миссис Делор: «Ни в коем случае нельзя выходить в астрал в период сильного стресса или волнения. Буря или гроза серьёзно отражаются на астральном плане». У тебя всё ещё больничный и… — Если я не буду выходить в астрал и пойду спать. Тогда ты заткнёшься?       Кивнув в знак согласия, Синклер принялась тушить свечи. По-хорошему, Уэнсдей нужно было вколоть снотворное.       Громкий стук каблуков разносится по фамильному поместью. Безусловно, его слышат все. Только вот один чёткий и грациозный, а второй слегка неуклюжий. Синклер никак не привыкнет к этому дому и его кривым и закрученным коридорам. Хоть и гостит тут не в первый раз. — Твоё присутствие меня отягощает, — парирует девушка. — Я тоже люблю тебя.       Улыбнувшись своей фирменной улыбкой, блондинка подмигивает на прощание, закрыв двери.       Первое, что её встречает в комнате — это тишина.       Ни единого звука.       Да возрадуйся Аддамс, ты осталась одна, как того и хотела в шестнадцать. Ты больше не делишь комнату с надоедливой соседкой. Не сидишь на уроках, слушая мерзкий скрежет грифеля по бумаге, не говоришь едкий комментарий Торпу по этому поводу.       Не делишь с ним быт.       Не ссоришься из-за писательского часа или нового опасного расследования, с которого вернёшься вся в крови и бинтах, скидывая по пути с себя грязную, разодранную в клочья одежду. О, и ты больше не будешь открывать все окна, пытаясь выветрить едкий мерзкий запах табака.       Звук пришедшего уведомления на ноутбуке заставил обратить на себя внимание. Аддамс уже хотела свернуть проклятое уведомление наверняка с очередным лицемерным соболезнованием, но глаза сами поднялись к строке с отправителем.

Ксавьер Торп.

      Сердце, кажется, пропускает один удар и перестаёт биться.       Щелчок компьютерной мыши.       Загрузка данных.       Загрузка видео.       Минуты загрузки кажутся часами.       Мысленно сделав себе заметку разобраться с интернетом, девушка принялась постукивать ногтями по столу.       Ноутбук показал полную загрузку данных. — Привет, да, привет, — его голос слегка дрожит, волосы торчат во все стороны, словно она только что проверяла на нём новую пытку током, с ним что-то не то. — Я не планировал записывать это видео, но, я думаю, ты и так это поняла по моему внешнему виду, — с его губ слетает нервный смешок. — По правде говоря, я писал конспект и уснул, чёртовы экзамены. Во сне у меня было видение. Я видел свои похороны и… тебя. Ты была так прекрасна, словно чёрный георгин, стояла ровно будто кукла. Я знаю, тебя раздражают такие комплементы, но ты так красива, это просто невыносимо.       Аддамс лишь закатывает глаза на данную реплику, углы губ слегка ползут вверх. — Если я правильно понял, то мы всё ещё в отношениях. А это значит, ты всё ещё выносишь общество элитарного сноба. Это прозвучит самоуверенно, но, если так сложатся обстоятельства, что все будут кричать, что виновна ты, проведи им лоботомию. Ты самое лучшее, что случилось со мной за мои восемнадцать лет. Не закатывай глаза.       Цыкнув, она поймала себя на том, что сидит и улыбается. — Прошу, не рискуй жизнью в попытке поймать виновного, жизнь слишком быстротечна и коротка, особенно, если ты Уэнсдей Аддамс, за которой смерть и несчастия ходят по пятам. Сегодня ты впервые сказала «Я люблю тебя», не представляю, как тебе было сложно это сказать, а уж тем более признать. Я понимаю, что ты не привыкла выражать эмоции и показываешь свою любовь иным способом. Ты можешь сказать «мне с тобой комфортно» или оторваться от писательского часа и выслушать меня. Все говорят: ты монстр, но это не так, я думал, что любил Бьянку, но ты знаешь исход данной истории. Ты стала моим спасением два года назад, — пальцы крутили запонку на рубашке с инициалами, брови нахмурились, губы сжались в полосу. Ксавье явно нервничает и задумался. — Нет, нет, ты стала им ещё тогда, на похоронах в детстве. Как же всё связано в данном монологе с тематикой смерти и похорон, или ты с ней связана. Что-то я отошёл от темы, вероятнее всего, я забуду о данном видео уже к вечеру. Но помни, я буду любить тебя до последнего вдоха, до последнего… Ты удивительная девушка, Аддамс, сама подумай, ради кого я ещё полезу в ловушку доставать труп зайца для чучела? А после буду держаться до последнего, помогая его выпотрошить. Ты стала моим спасением, и пожалуй, я буду рад, если именно ты станешь моей погибелью. Какой когнитивный диссонанс в моей речи. Просто забудь, мне нужен недельный сон. Я узнал дату своих похорон из видения, поставлю дату отправки на этот день.       Ксавье потирает глаза и, кажется, только сейчас замечает свой неопрятный внешний вид. Мятая рубашка, криво повязанный галстук, пятно от чернил. Скрип двери, в дверном проёме показывается фигура с чёрными косами. — Чем ты здесь занимаешься, до экзамена десять минут. — Я… я уже иду. Что ж, до встречи, взрослая Аддамс. Я постараюсь провести эти последние шесть лет с тобой, кто знает, может ты убьёшь меня раньше, мой чёрный георгин, — последнюю фразу он шепчет. — Ксавьер, — в голосе младшей её слышно негодование, парень впопыхах нажимает на кнопку завершения.       Последнее, что она успевает увидеть — то, как восемнадцатилетняя она завязывает Торпу галстук.       Из чёрных обсидианов стекают слёзы, чёрная тушь нещадно растекается по фарфоровой коже. Чёртов Торп знал, что умрёт, но, скорее всего, забыл, ведь не имел хорошую память. Возможно, скажи он ей раньше…       Руки нещадно бьют по столу.       Она думала, что держит всё под контролем, держит марку. Единственное, что она слышит — это свой немой крик. Погружаясь в небытие.

***

      Тяжёлые, будто бы налитые свинцом тучи, раскаты грома и ярко искрящиеся молнии. Горизонта не видно в чёрной мгле, лишь неистовые крики и тянущиеся из мрака костлявые ссохшиеся руки. Под ногами земля, от неё сильно несёт гнилью, воздух будто пропитан серой. Трава тёмная, почти чёрная. Из чёрной слизи в болоте образовывались пузыри, что с мерзким хлюпом лопались.       Нельзя точно сказать, какое сейчас время или год.       Астрал существует вне времени.       Стряхнув с туфли мерзкую чёрную жидкость, Аддамс уверенно ступала по земле в сторону покосившегося дома вокруг болот. Тусклые жёлтые фонари слегка освещали дорогу. Мимо неё быстро прошмыгнула фигура в чёрном плаще, растворяясь во мгле.       Дверь отворилась, половицы скрипнули.       В дали коридора виднелся просвет за одной из дверей. Местами сгнивший пол покрылся мхом, пахло сыростью, стены исписаны рунами. Уэнсдей поморщилась, в голову лезли разные мысли, она не могла понять, что это — сон? Видение?       Толкнув старую дверь, ей в глаза ударяет яркая вспышка жёлтого света. Вся комната усеяна амулетами, на стенах выведены руны, неясно, были ли стены коричневыми раньше или же потемнели от изобилия тёмных рун. Кое-где на стенах красовались закрученные спирали, из горшков с цветами, подвешенных на крюках, свисали лианы. В углу комнаты, над диваном, томился старый гобелен с изображением дьявола. Комод заставлен разными книгами: «Искусство рун», «Алхимия», «Магия призыва», «Тёмные науки». По среди комнаты стоял круглый стол, застеленный красной бархатной скатертью, и одинокая свеча на нём.       Лишь сейчас Аддамс замечает сидящих за столом двух девушек. Слева, спиной к Уэнсдей, сидит девушка на вид лет двадцати. Распущенные русые волосы, блестели при свете свечи, их длина доходила до лопаток. Голубые глаза, что подобны океанической бездне, пристально изучали лежавшие карты Таро. Пухлые губы то и делали, что сжимались в тонкую нить, а курносый нос подёргивался. Смуглое лицо кривилось при виде всё новых карт.       Сидящая в пол оборота к ней девушка имела тёмные струящиеся кудри, они были чуть ниже лопаток. Тёмно-шоколадные глаза при свете свечи горели словно адским пламенем. Пухловатые губы, окрашенные винным оттенком, были приоткрыты, отчего были видны небольшие клыки. Она водила острым когтем по нижней губе, морща лицо, усыпанное веснушками. Чёрное кашемированное платье, словно из восемнадцатого века, хорошо подчёркивало смугловатую кожу.       Платье. Обе девушки были одеты в платья с корсетами, но разных эпох. — Что у тебя? — темноволосая кривила губы, смотря на разложенный на столе расклад в виде кельтского креста. — Карты словно из ума выжили. — Фулл-хаус, — вскинув руки вверх, произнесла светловолосая. — Поллен, — в голосе было слышно недовольство с нотками злости, — прошу относиться к работе серьёзно. — Да сдался тебе этот инквизитор, он уже лет триста как помер.       Кашлянув пару раз для привлечения внимания, Аддамс устремила взор чёрных омутов на девушек. — Лети… ты что-то забыла? — океанические глаза расширились от шока, девушка прикусила губу, — Уэнсдей Аддамс?       Пока светловолосая хлопала чёрными ресницами, другая девушка вежливо указала на стоящий рядом стул, приглашая присесть. — Где я? — чёрные омуты смотрят прямо в душу. — Сон? Видение? — Астрал, — выдерживая паузу, произносит девушка, кудрявый локон спадает на глаза, перекрывая ей часть обзора. — Меня зовут Агнесса Аддамс, это — Поллен Фрамп. Мы твои очень дальние родственники. — Это не похоже на астрал, — девушка выгибает бровь, окидывая их нечитаемым взглядом. — Это нижний астрал, — взгляд, он был холодным и пустым, и от части строгим. Не таким игривым как у Поллен, Агнесса явно находится тут дольше. — Весьма рискованно появляться в нижнем астрале, нося под сердцем дитя. — Это вышло не вполне осознанно. Гримуар открылся на странице с пометками об астрале, я собиралась и вправду появиться тут, но мне не дали. — Смерть мужа — тяжёлая утрата, — острые когти тасовали потёртую временем колоду. — На своей шкуре знаю. Его здесь нет, как и нет в астрале в целом. — Судьба коварна, — Поллен тяжело вздыхает. — Ты на своей шкуре? Ты поглотила его сердце, поэтому и прозябаешь тут последние три сотни лет. — Вы начинаете меня раздражать, говорите по делу, почему я тут.       В голосе Уэнсдей слышен лязг метала, брови нахмурены, руки скрещены на груди, а губы искривлены в недовольной ухмылке. — Случился когнитивный диссонанс свечи жизни, — выносит свой вердикт Поллен, накручивая прядь волос на палец. — Мы хранители двух родов, — Агнесса вытягивает карту из колоды. Тринадцатый аркан. Смерть. — Мы знаем, сколько кому жить и когда кто умрет. Это наша кара —прозябать долгие столетия, отрабатывая прошлые ошибки. — Не очень разумно доверять что-то важное двум особам с сомнительным прошлым. Что за свеча жизни? — В каждом человеке горит свеча, когда она догорает — догорает и человек, — брюнетка говорит это нехотя, кидая косые взгляды на светловолосую, Поллен, осознавая, что сказала лишнее, принимается пристально изучать карты. — Я так больше не могу. Ксавьер не должен был умереть, он стал заложником обстоятельств, умереть должен был другой человек. И вообще, прекрати на меня так смотреть, — Поллен произносит всё на одном дыхании, стукнув руками по столу. — Крысиный дьявол, Поллен, ты когда-нибудь будешь следить за своим языком?! — Ты всегда затыкаешь мне рот, не давая говорить, меня это достало! То, что ты старше меня на век, не даёт тебе права помыкать мной. Хотя бы она должна иметь право на счастье…       Уэнсдей не слышит их брани и ругани, лишь одна мысль, что он не должен был умирать, убивает медленно, тем самым делая больнее. Может, если бы она не полезла в эту чёртову пещеру, он был жив. Другой должен был… — Кто, — голос тихий, с оттенком горечи. — Кто должен был умереть?       Агнесса тяжело выдыхает, доставая книгу в тяжелом переплете, проходя по строчкам острым когтем и останавливаясь на одном имени и фамилии. Дата рождения точно такая же, как у Ксавье. — Возможно, время Ксавье ещё не утеряно и душа не канула в Небытие. — Я более чем в этом уверена, — светловолосая утягивает книгу из-под носа Уэнсдей, не давая ей прикоснуться к ней. — Советую не трогать. Рассказывай ей дальше или это сделаю я, в той форме, в которой посчитаю нужной, — ехидная ухмылка сияет на её лице. — Ты же пойдешь на всё ради него, хоть никогда и не говорила ему этого, — Уэнсдей лишь кивает, прожигая собеседницу взглядом. — Весы равновесия очень шаткие, нельзя сбивать их. Если кого-то вернут, нужно и кого-то отдать. Как только сердце Теодора Рутта будет вырезано из его грудной клетки, Ксавье очнётся. Невинного меняй на винного. Стук на покой. Но это не всё: рано или поздно кара настигнет тебя за убийство, пускай и не самого лучшего человека. И тебе пора просыпаться, — девушка легко толкает Уэнсдей в грудь. — Что значит очнётся? Я не…       Глаза резко обволакивает чёрная мгла, и земля уходит из-под ног, она падает в бездну, слыша лишь обрывки фраз. — На рынок мы пойдём после того, как ты, Поллен, прочитаешь мне эту ахинею из пяти разных колод, именуемую раскладом.       Резкая трель и вибрация телефона заставляет её дернуться и открыть слипшиеся от слёз глаза.       Это был сон, созданный её повреждённой психикой, чему ей удивляться, после битвы за Невермор её два месяца мучили кошмары. Айфон мерзко вибрировал, из динамиков играла уже по второму кругу песня. Кто там, чёрт возьми, такой настырный?!

Доктор Рид.

      Неужели звонит потребовать ещё круглую сумму за свои услуги, ей настойка аконита поможет лучше, чем препарат за пять тысяч долларов.       Пол девятого… Она проспала десять минут?       Доктор Рид часто и тяжело дышал, постоянно запинаясь и меняя формулировку предложений. «Мисс Аддамс… случилось небольшое… недоразумение? В больнице, в день, когда вы с мужем к нам прибыли, был аврал. Вашего мужа отправили на обследование, оно показывало… Ксавье, он был летаргическом сне, но случилась путаница… Мы приносим свои извинения, с большой вероятностью он уже мёртв… Мы понимаем, что вы подадите в суд…» — Hijo de la chingada…       Руки, словно ватные, обмякают, телефон летит куда-то вниз. Ей ведь показалось, что она слышала тихое сердцебиение. В ушах стоит писк. Ноги сами несут её по лестнице на первый этаж, дверь с грохотом открывается, ударяясь о стену.       Грудная клетка тяжело вздымается, глаза бегают по комнате, на щеках следы от туши. Все резко замолкают, глядя на младшую Аддамс. — Ксавье жив, — в глазах матери видна боль, отец лишь сильнее сжимает бокал, Энид утыкается в плечо Аякса, Фарес отводит взгляд вбок, Винсент смотрит с непривычным ей пониманием. — Звонил врач, произошла ошибка, Ксавье был в летаргическом сне, может, он всё ещё жив. — Дорогая, — Мортиша сильнее сжимает поднос в руках, — хватит.       Договорить ей не дают, отец берёт её под руку, пытаясь вывести из гостиной. Попытки вырваться были тщетны, куда ей, ослабшей девушке в положении, тягаться со взрослым коренастым мужчиной. Отец пытался её успокоить, говоря, что всё приснилось.       В голове проскользнула мысль: «Сама откопаю». — Гомес, прошу, если это поможет ей успокоиться, я сделаю это, — Гомес на миг задумался, взглянув на супругу. — Мне не сложно, по сути, это моя работа, я же некромант.       Она окидывает их всех укоризненным взглядом, останавливая его на Пагсли. Её брат за прошедшие годы сильно изменился: вытянулся, стал заниматься спортом, переборол комплексы и, на удивление всей семьи, обзавёлся девушкой-нормисом.       Фарес Риччи, да ты живое воплощение матери Терезы.       Леденящий душу ветер пробивался сквозь тёплый пуховик, единственное, что она могла делать — это стоять. Фарес четвёртый час копает мёрзлую землю, снежная буря лишь усиливается. Громкий удар и вскрик Фареса из ямы: «Откопал». — Porca miseria, мне трудно это говорить, но теперь от точно мёртв… — Доставай его.       Фарес лишь глупо хлопал глазами, он мог предполагать, что его подруга малость не в себе, но не настолько же.       Девушка уже наматывала сотый круг вокруг могилы, как из неё показались две тёмные макушки. Ксавье… с его пальцев стекала алая кровь: он царапал крышку гроба изнутри.       Он был жив… Он снова погиб по её вине.       Дальше всё было как в бреду, она мало что помнит. Пульсация в висках указывала на явный скачок пульса, она догоняет их лишь на пороге чёрного входа, ноги совершенно не хотят идти.       В подвале сыро и холодно.       Для неё все звуки смешиваются в одну непонятную какофонию.       Она должна была понять ещё в пещере.       Удар.       Колени бьются о пол, она сжимает его руку. Её губы целуют его руки, щёки, лоб. Её неистово трусит.       Дальше лишь фрагменты воспоминаний: машина, больница, визг доктора, скальпель у его глотки и угрозы, криогенная камера, слежка за Руттом.

***

      Девушка идёт не спеша, лениво переставляя длинные ноги в массивных берцах. Тонкие руки спрятаны в карманах чёрного пуховика. Она доставала их лишь чтобы ответить на сообщение, длинные чёрные ногти издавали характерный звук соприкосновения с экраном телефона.       Но несмотря на леденящий холод, ей нравилась погода. Лёгкий снег падал с беззвёздного неба, оставаясь на голубых волосах, собранных в низкий хвост; туман стелился сизой дымкой у её ног. Было спокойно, ветер словно нёс за собой умиротворение.       В наушниках тихо играла её любимая группа «Three days of rain», придавая атмосферу. Настроение было обыденным, привычным.       Пухлые розовые губы слегка поджаты. Карие глаза смотрели под ноги из-под длинных чёрных ресниц, не обращая свой взор по сторонам.       Опрометчиво.       Весьма опрометчиво, если ты живёшь не в самом благополучном районе.       До дома оставалось всего пятнадцать минут ходьбы. Но чёрт дёрнул её свернуть в плохо освещаемую подворотню. Один наушник вылетает из уха, падая прямо в снег. Цепкие ногти быстро достают его, она уже хотела было идти дальше, как заметила кровавую дорожку на снегу. Неужели снова потасовка местных авторитетов.       Она медленно поднимает взгляд, лязг метала и тихий крик: «Ты совсем умом поехала?! Не тут же ты собралась ему сердце вырезать!»       Две фигуры стоят в десяти метрах, свет фонаря почти не достаёт до них, но она точно может сказать, что это низкая, худощавая девушка и высокий широкоплечий парень. И тело… Сердце грохочет в районе глотки, нужно убираться отсюда.       Похоже, удача не её конёк, ведь рюкзак именно в этот момент решает упасть на асфальт, издавая характерный звук удара. Она думала, что умрёт от страха, когда увидела их. Нет, она умрёт сейчас, ведь в её сторону уже движется девушка, сжимая что-то острое в руках. Голубоволосая пятится назад, упираясь в стену, когда хирургический нож застывает в сантиметре от её глотки. — Я, я ничего не видела… правда, — голос дрожит, по щекам градом стекают слёзы. — Не убивайте. — Все так говорят, — чёрные омуты смотрят прямо в душу, на лице не дёргается ни один мускул. — Как тебя зовут? — Меня? — заикаясь, спросила девушка. — Не меня же, отвечай, пока я добрая. — Элина. Я правда ничего не видела, я просто шла мимо, — глаза против её воли ползут за плечо брюнетки: высокий парень шевелит рукой — и от неё идёт слабое алое свечение. И к её ужасу труп начинает вставать, не может он быть живым: в голове зияет дыра, из которой льётся кровь. Ноги подкашиваются, она оседает на асфальт. — Теодор?..       Уэнсдей переводит взгляд на Фареса, после на девушку. Что ж, возможно, ещё не всё потеряно. — Ты его знаешь? Расскажи всё. — Да-да, он бывший моей подруги. У него пять судимостей: одна за изнасилование и убийство сожительницы. Сталкерил Ирэн два года, угрожал, бросался на неё с ножом, избивал её. Был как моральным, так и физическим ублюдком, ненавижу, чтоб он сдох. — последнюю фразу она прошипела словно змея. — Поднимайся.       Девушка встала на ватных ногах, немного вскрикнув от жёсткой хватки.

***

      Чёрный джип быстро приближался ко входу, ведущему к блоку морга больницы имени Редмунда Санчеса. Тяжёлая дверь из титана отворилась, труп упал на стол с характерным звуком.       Доктор Рид постоянно оборачивался, его руки трусились, на лбу проступал пот, который он стирал рукой. — Аддамс, нас посадят, нас всех посадят, меня лишат лицензии. А вас посадят за убийство, — врач быстро нажимал на кнопки блокировки двери, то и делая, что промахиваясь из-за волнения. — Если вы сейчас не заткнёте рот и не отключите камеры, я натравлю на вас своих адвокатов, они разнесут вашу больницу. Ведь вы допустили такую фатальную ошибку, которая стоила человеку жизни, — её голос груб, но хватка, с которой она сжимает халат врача, крепче и больнее.       И лишь резкий шепот в голове заставляет её замереть: «Прошу, не надо. Ты никогда не будешь одна».       С того самого момента, как она выкопала супруга, шёпот преследует её.       Нож окрашен алой кровью. Десять пар перчаток лежат на дне мусорного ведра.       И одно жалкое сердце: из четырёх камер, двух предсердий, двух желудочков… Её хирургический взгляд цепко изучает каждый миллиметр, не всякий раз ей предоставляется возможность выпотрошить кого-то. На удивление, токсикоз не мучает её, похоже, ребёнок тоже упивается запахом свежей крови.       Фарес чётко дал понять, что помогать ей дальше не намерен.       Славно.       Стены морга исписаны письменами, отсечённые конечности плавают в формалине. Кровью парня исписаны пол, стены, стол. Заклинание отняло у неё слишком много сил.       Неужели не вышло…       Визг из другой части морга заставляет её вздрогнуть. Тяжёлая титановая дверь со скрипом отворяется, пуская внутрь стать доктора. Ему от вида ритуала совсем становится дурно. — Мисс Аддамс… он очнулся.       Девушка отбрасывает сердце на стол, словно мяч собаке, срываясь вверх по лестнице. — Уэнсдей, переоденься!.. — крик Фареса ей не слышен.       Гулкий стук каблуков разносился по коридорам больницы, ей плевать, что с неё капает кровь. Палата освещена природным светом, Ксавье, подключённый к аппарату ИВЛ, смотрит прямо в чёрные омуты.       Почему-то именно в этот момент ноги решают стать ватными. Она падает прямо на больничную койку в его объятия. Им плевать на то, что от неё несёт кровью за километр. Её голова осторожно ложится на его грудь, Ксавье сжимает её руку. По его щекам катятся слёзы.       Ксавье запускает свои пальцы в её волосы, они грязные и липкие: все в крови. Вторая рука притягивает её за талию ближе с себе, обнимая. Казалось, она может лежать вот так бесконечно, неужели всё позади.       Она слышит биение его сердца…       Морфей с каждым мигом всё сильнее утягивает её в своё царство. Может, это всё безумие, может, она всё ещё спит и принимает сон за явь? Девушка уже была почти утянута в оковы сна, но скрип открывающийся двери заставил её насторожить слух.       С момента обвала пещеры она очень чутко спит, просыпаясь от малейшего звука.       Доктор Рид стоял в дверном проёме и оглядывался назад, теребя галстук, на лбу у него проступила испарина. Мужчина три раза кашлянул и позвал подойти. Аддамс лишь закатила глаза, переведя взгляд на супруга.       Он был белый словно могильная плита из мрамора, глаза тусклые, но с каплей блеска, медленно моргнув, он глянул на неё, тем самым говоря, чтобы она шла.       Встав на ноги, девушка ощутила, что что-то не так. Резкая боль внизу живота заставила её осесть на пол, а дальше лишь мрак.

***

      Солнце заходило за горизонт, когда две фигуры появились на пороге поместья Аддамс. Парень стоял, придерживаясь за девушку, он всё ещё был слаб, девушка также не отличалась хорошим внешним видом — её лицо было бело как мел. Они оба мялись на пороге старинного поместья, никто не решался зайти первым.       Парень — от того, что и вовсе не пришёл в себя после возвращения к жизни, а девушка — от того, что ей впервые за долгое время было стыдно за свою неожиданную пропажу. В тот день две недели назад она покинула поместье в ночи вместе с Фаресом, так и не сказав родным, куда отправилась и на сколько, предварительно выкинув сим-карту, заметая тщательно следы.       Она впервые действовала на эмоциях и сильном стрессе, от этого добрая часть событий была окутана словно сизой дымкой. Вернуться в своё поместье они не могли по причине извечного пребывания журналистов, папарацци и простых зевак. Фарес исчез из-под её наблюдения в ту ночь, когда ушёл скрывать ритуал. Аддамс знала, что этот проворный итальянец жив и сейчас, вероятнее всего, выпивает в обнимку с очередной рыжеволосой.       От волнения Уэнсдей сильнее сжала ладонь Ксавье, она знала, что прямо сейчас он смотрит на неё своими невозможно зелёными глазами. Миг — и её утаскивают в цепкие объятия. Они стоят в обнимку, смотря друг другу в глаза, её шея малость затекает, с недавних пор она не носит каблуки — врач запретил. С тех пор, как матка начала увеличиваться, а связки растягиваться, время от времени её настигают острые короткие вспышки боли внизу живота. Чёрные омуты словно затягивало в эти зелёные глаза, что были словно лесная чаща. Их сердца стучат в один такт, как её удивлял тот факт, что она спокойно выносит с кем-то длительный зрительный контакт. «Я так скучал по тебе, — шептал ей Ксавье, оставляя лёгкий поцелуй в углу её губ. — Ты всегда была той, кто заставлял меня идти вперёд, даже тогда, когда всё казалось безнадёжным. Я люблю тебя, мой чёрный георгин».       Она молчала, но её глаза всё говорили за неё. Это вызывало лёгкую улыбку у Ксавье.       Скоро Рождество, каких-то два дня, так почему бы не сделать подарок для всей семьи?       Дом сам отворил дверь, когда они были готовы войти.       Шкура медведя у порога издала гортанный рык и уже было хотела укусить, но узнав знакомые ей до боли силуэты, склонила голову обратно к полу, пропуская. Настороженные до этого картины стали перешёптываться и радоваться. Юная госпожа и её супруг вернулись…       Стук бокалов и столовых приборов резко затихает, стоит им показаться на пороге. Пламя в камине вспыхивает ярко-синим, Винсент белеет словно мел, Энид оседает на диван на колени к Аяксу, Мортиша и Гомес застывают на месте. Йоко, Дивина, Бьянка, Кент престают жевать, замирая с открытыми ртами. Юджин зажимает рот Ингрид, дабы та не оглушила их своим криком. Пагсли подлетает к старшей сестре и Ксавье, сжимая их в объятиях, роняя горячие слёзы. Аддамс впервые не хочет язвить или отталкивать брата, Ксавье лишь улыбается. Следом оживает Энид, на пару с Аяксом налетая на них и сжимая в объятиях. Что уж там говорить, менее чем через минуту все вышеперечисленные друзья налетают на дружеские объятия.       Словно не было долгой разлуки.       Друзья… да, Аддамс всё ещё непривычно их так называть, но, судя по всему, они все остались в ожидании её возвращения. Не удержав равновесия, вся компания оседает на пол, заливисто смеясь.       С их возвращением поместье словно светлеет и наливается теплом.       Мортиша, взяв руками лицо дочери, смотрит в такие родные ей глаза, роняя слёзы. Отец протягивает ей платок, обнимая двух самых дорогих ему девушек. Смотря на это, Ксавье улыбается, он просто не может престать это делать с тех пор, как пересёк порог поместья. На миг ему становится тоскливо от того, что его родители не обнимут его после страшных событий или…       Тяжёлая рука ложится на плечо, парень оборачивается.       Винсент Торп.       Сжав губы в тонкую полоску и нахмурив брови, Ксавье уже хотел было сказать, чтобы тот убирался, ведь он видел, как тот повёл себя на его похоронах. Но отец, шмыгнув носом, притягивает его к себе и шепчет: «Прости меня, прости за всё. Я был не прав. Во всём я переносил собственные несбыточные мечты на тебя. Я сожалею».       Художник впервые не знает, что ответить, но знает, что нужно обнять в ответ.       В поместье на окраине города обсуждения не затихают до глубокой ночи. Никто не мог вспомнить, когда они собирались так в последний раз. Наверное, ещё в Неверморе, дальше все ушли своими дорогами.       Улицы города мёрзли в метели, а в доме грел камин, что пару раз пытался выплюнуть угли на Йоко. Старшее поколение ещё около часа назад отправилось по комнатам. Все друзья сидели по часовой стрелке на полу, кроме виновников торжества, Уэнсдей и Ксавье тихо сидят на диване в объятьях, изредка перекидываясь парой фраз с друзьями. — Щеночек, сейчас моя очередь, — Танака хищно улыбается, оголяя свои клыки. — Ещё раз назовёшь меня так — и лишишься пары клыков, комар, — шипит Энид на манеру змеи. И всё же Аддамс права: чем больше та живет с Горгоной, тем больше походит на его змей.       Уэнсдей совершенно не следит за ходом игры, но мысленно делает ставку на Энид и её меткость. — Ну, щеночек, оставаться пятый раз в лузерах не так уж и страшно. — Ну всё, иди сюда, комар.       Когти волчицы угрожающе выросли в длине, схватив кочергу, Энид подрывается с места, начиная бегать за Танакой. Выглядело до боли комично. Энид в кигуруми единорога с кочергой скачет по всей гостиной за Йоко, приговаривая: «Настал твой час, жалкий кровосос».       Гениальный план побега Йоко через дверь идёт крахом, та, спотыкаясь, падает прямо на только что зашедшего в дом Фареса. С её ноги слетает тапочек, отлетая прямо в лицо Кента. — Фарес, любимый, ты изменяешь мне с первой, кто бросится в твои жаркие объятия? Ах, вот как, я в могилу, а ты, — едко парирует Торп, строя обиженное лицо.       Мгновение — и некромант налетает на парня с воплями: «Душечкааа Ксавье! Прости неверного».       Аддамс лишь закатывает глаза на данную картину, мысленно делая пометку, что, если эти двое сойдутся, будет не так больно. — Я была жестоко унижена, меня сравнили с ночной бабочкой. Мои достоинство и честь растоптаны, — вампирша драматично хныкает и ложится на полу в форме звезды. — Дивина, рыбка моя, ты поможешь своей девушке встать? — Как можно было растоптать то, чего не было с рождения? — Кент задумчиво всматривается в Танаку. — Я считаю, нужно сделать групповое фото. Ну, ребята, такое событие, — Энид жалобно канючит, притопывая ногой.       Друзьям приходится лишь тяжело вздыхать и рассаживаться у камина, надевая рождественские ободки, шарфы, свитеры. Ещё пять минут уходит на то, чтобы рассадить всех, как нужно. Фарес строит многозадачную рожу, не понимая, почему среди всех ободков именно ему достались рога оленя. Когда у остальных милые шапки Санта Клаусов или свитеры с шарфами. — Не понимаю твоего негодования, Фарес. Оленю оленьи рога, — выносит свой вердикт Торп. — Дохлякам слова не давали, — обиженно тянет некромант, кидая косые недовольные взгляды на Ксавье. — Все улыбаемся, Уэнсдей, улыбка не равно злобный оскал.       От вспышки в глазах летают искры, они сделали уже с десяток фото, но Синклер всё не так. Девушка принимается расставлять украшения и двигать ёлку. Кому-то в руки вручает чашку с шоколадом, на Аддамс и Торпа накидывает гирлянду.       Наконец идеальная инста-картинка выходит.       Таймер отсчитывает пять секунд.       Пять. Кто-то ёрзает на полу.       Четыре. Аякс обнимает Энид.       Три. Йоко обнимает за шею Дивину.       Два. Фарес открывает бутылку коньяка.       Один… — У нас будет сын.       Вспышка.       Фото выходит поистине прекрасным. Ведь когда ещё её супруг будет запутанный в гирлянде смотреть на неё такими охреневшими от жизни глазами. А её друзья запрокидывать головы наверх и открывать рты, смотря на девушку подобно Торпу.       И только Уэнсдей Аддамс восседает на коленях супруга и с самодовольной ухмылкой смотрит прямо в камеру. — В моём видении ты держала на руках дочь, — парень озадаченно хлопает глазами, смотря на супругу. — Мне казалось, все парни ходят наследника, ведь так устроен патриархат, — Уэнсдей вопросительно выгибает бровь.       Если взглядом можно парализовать, то у неё это выходит.       Снег покрывает всё вокруг, словно белая фата невесты лежит на штате Нью-Джерси. В ночи звёзды сияют будто свечи на рождественской сосне.       Один день до рождества.       Увы, голова юной Аддамс, была забита отнюдь не рождественскими хлопотами. В голове скалывался пазл, но одной детали не хватало.       Если она смогла это сделать — то почему другой не смог. Одно она знала точно: Дафина Морион в этом замешана. Нужны лишь доказательства её вины. Она всегда появлялась там, где что-то происходило. Если бы она могла подержать детонатор, но он был утерян в горах.       Чёрт.       Ей нужно вызвать видение.       Делиться своими догадками или действиями ей не хотелось. Есть огромная вероятность, что её закуют в цепи, и прикуют их к полу, если она скажет про свою теорию. Дафина Морион подмешивала дурман в мазь, еду, алкоголь. Это знает она и Ксавье, увы, доказать это сейчас невозможно, так как эффект давно прошёл. Но можно ведь найти доказательство в её обители. Ордера на обыск у неё не имеется, а вот навыки домушника — да.       Маньяки-убийцы ничем не отличаются от остальных. Они, как правило, слишком нормальные и адекватные. Дафина подходит под такое описание.       В ней словно нет изъянов.       Аддамс вышагивала по поместью ровно и чётко, прокручивая все известные ей факты, девушка сама не заметила, как начала проговаривать их в слух. — Ты сказала белые волосы. Ты уверена, что они были белые, а не то, что произошёл залом света и они казались тебе белыми?       Дядюшка Фестер гаденько потирал руки, кидая заинтересованные взгляды на протеже с косичками. А ведь, она даже не думала о том, что был отблеск от снега и всё казалось светлее за счет него.       Неужели из-за беременности её разум стал деградировать?       Быстро сказав слова благодарности, девушка срывается с места, несясь по коридорам в библиотеку с семейным фотоальбомом. Именно в этот момент она ненавидит маленькую версию себя за то, что та выцарапывала лица всех родственников и друзей семьи гвоздём. Не найдя того, что ей было нужно, девушка уже хотела покинуть комнату, как её взгляд застывает на семейном полотне, на котором с рождением и браком появляются новые лица.       Она также есть на нём, как и Ксавье.       А вскоре будет и их сын… Непонятное тёплое чувство разливается по венам. Её интуиция уверенно и чётко ей говорит, что будет мальчик. Он непременно возьмёт её фамилию.       Ей нужно улизнуть из дому. И пробраться в квартиру рыжеволосой. Как, если за ней следят десятки глаз?.. Одной её матери и Винсенту достаточно лёгкого касания руки — и вся подноготная у них на ладони. — Ты уже купила подарок Ксавье? — Синклер раскачивается в кресле у камина, смотря на неё хитрыми глазами.       Подарок.       Повод улизнуть из дома.       Углы губ ползут вверх в торжественной ухмылке. Что ж, одна проблема решена. Она точно не будет той, кто сидит сложа руки, когда решается доля её семьи. — Ты бы согласилась составить мне компанию?       Синклер, взвизгнув, хлопнула в ладоши и уже бежала по лестничным пролётам. Дело осталось за малым.       Аддамс придирчиво смотрела на своё отражение в зеркале. Лицо отёкшее, с тёмными кругами под глазами. Свитер с горлом стал неотъемлемой частью её гардероба, как и брюки в пол. Натягивая рукава на ладони, она ещё раз взглянула на своё отражение.       Отвратно.       Ритуал не прошёл без последствий: всё её тело покрывала россыпь гематом разных форм и оттенков. Лишь одно касание к ним причиняло приступ острой тянущей боли. — Ты его носишь, я полагал, ты его сожгла.       Да, она стоит в том самом свитере.       Горячее дыхание жгло кожу Уэнсдей, Ксавье сцепил руки в замок на её талии, притягивая её к себе и оставляя дорожку поцелуев на шее. От него пахнет корицей и арахисом. — С тех пор, как я вернулся, меня не покидает ощущение того, что за мной следят. Я знаю, те, кто не покинул этот мир, рядом, и они злы на меня, — парень тяжело выдыхает. — Тебе не следовало меня возвращать.       В одно мгновение её брови нахмурились, а губы сжались в нить. На лице больше не было следа блаженства — лишь негодование и вспышка злости. — Прости, что? Я не ослышалась? — Аддамс юрко меняет положение, разворачиваясь к нему лицом и скрещивая руки. — Ты сказал, что я зря вернула тебя к жизни и ты не хотел больше жить?! Торп, не думаешь о себе, так подумай обо мне, эгоистичный ты мерзавец. Попробуй хоть на минуту представить, что я ощущала, когда ты умер у меня на руках. Представь, ты увидел всё, что случилось за эти месяцы в видении. И готов был простить всё и расквитаться со всеми. Но тот, кто отравлял твоё яство годами, резко умирает на твоих глазах. Узнав, что станет отцом, он просит тебя выйти замуж за другого. Тебе приходится бросить этого человека гнить в пещере. И ты не знаешь, сможешь вернуться за ним или нет. Но ты идёшь вперед. Ценой своего здоровья, ради спасения набора вашего с этим человеком ДНК, что растёт в твоём организме. Ведь это последнее, что от него осталось. После тебе говорят, что твой муж был в летаргическом сне, и ты хоронишь его заживо. Ради него ты убиваешь, проводишь ритуал. Рискуя жизнью своей и ребенка и свободой своего друга. Так что закрой рот. И подумай, ради чего я тебя вернула. А духов можно отогнать амулетами.       Аддамс хватает пальто и со всей силы хлопает дверью.       Порше издаёт громкий рык и срывается с места, набирая разгон до ста восьмидесяти километров. Энид жалобно скулит на пассажирском сиденье, пристёгиваясь на всевозможные ремни. И, кажется, сотый раз жалеет, что согласилась ехать с подругой. Торп, чёртов мерзавец, она уже и забыла, как он одной фразой может довести её до нервного тика. Аддамс умело маневрирует меж машин, сбавить скорость её заставляет лишь пробка на мосту Джерси-Нью-Йорк.       Солнце светило яркими оранжевыми лучами, но не грело. В воздухе чувствовалась морозная свежесть, которая заставляла вдыхать её глубже и чаще. Энид то сжимала губы, то открывала, девушке хотелось что-то сказать, но она боялась. Аддамс кладёт голову на руль и тяжело вздыхает, поднимает взор чёрных омутов, сталкиваясь с океаническими глазами. — Если тебе нужна помощь, просто попроси. — А это легко? Из года в год я сама выгрызала себе место. Идя по трупам и головам. Я привыкла полагаться только на себя и свое «я», Энид. Мне сложно и... ты права, мне нужна помощь. Как ты смотришь на проникновение в частную собственность со взломом и, возможно, кражей доказательств? — У меня огромное чувство дежавю. И это не совсем то, что я ожидала услышать.

Манхэттен.

      Одно из самых безопасных и хорошо охраняемых мест.       Почти два года Аддамс прожила тут и чертовски хорошо знала, что пробраться в квартиру к Морион будет достаточно проблематично. Машину пришлось оставить за пару кварталов до места назначения. Адрес достать было легко. Сеть галерей, как и её база данных, принадлежали ей. Тут можно сказать спасибо Торпу и Танаке, которая и создавала эту самую базу.       Синклер всю дорогу то и делала, что открывала рот и крутила головой, рассматривая яркие витрины бутиков, пытаясь затянуть туда подругу. Но Аддамс непреклонна.       Многоэтажное здание примерно начала шестидесятых. Первый этаж, уже легче. Можно попробовать пробраться через окно, но… — Ах, Мисс Синклер, весьма рад вас видеть. Вы вновь взялись за очередной праздник дочери Роя?       Консьерж пожилого возраста приветливо улыбался, пожимая руку Энид.       У Аддамс пара вопросов.       Когда они спокойно прошли на нужный им этаж, а Синклер чисто случайно снесла рукой камеру наблюдения, тем самым давая Аддамс фору для вскрытия замка, вопросов стало ещё больше.       Обитель эльфийки встретила тусклым белым светом и алебастровыми стенами. Запах эфирных масел словно пропитал стены, а декоративные фруктовые деревья почти досягали потолка. Углы комнат захламлённые, начиная от подушек и заканчивая стопками глянцевых журналов. Повсюду горели свечи. — Теперь я вспомнила, — Синклер подпёрла щёку ладонью, — я видела Дафину полгода назад, в холле. Мистер Рой решил устроить одной из дочерей огромный праздник. Я обычно не берусь за детские мероприятия, но он владеет этим домом и выделил огромную сумму. Я не могла отказать. Меня смущает планировка, её переделали, где-то тут должна быть комната, скрытая от чужих глаз. Боже, ну и смрад от этих благовоний.       Что ж, это не первый раз, когда Синклер её поражает. Запах масел словно заполонял её разум.       Она уже осмотрела добрую половину квартиры. Нигде ничего нет, словно Дафина Морион простая девушка.       Зайдя на кухню, Аддамс замерла. Кухня была оформлена в светлых тонах, с барной стойкой. В видении она была красной и другой планировки, увешанная зеркалами и травами. Похоже, следует вернуться в гостиную и ещё раз осмотреть планировку. Улицы окутывали сумерки, а оповещение на айфоне предупредило её о перекрытии моста, через который они приехали.       Чёрт.       Громкий вскрик из спальни заставил девушку подорваться с места. Энид обнаружилась в комнате. Платиновые волосы липли к её лбу, лицо покраснело от возмущения, сама она выглядела так, словно сейчас разлетится на части подобно хрустальной вазе. — Что ты нашла? — Это… это, — девушка сжимала сумку из кожи цвета фуксии и трусилась от злости: — Это Боттега Винета, — Аддамс выгнула бровь. — Лимитированная коллекция, я заказала себе такую, сделала предоплату, а мне сказали: "Последний экземпляр купили пять минут назад". Вот, кто упёр у меня из-под подноса сумку мечты.       Синклер топнула ногой, а Аддамс, кажется, тронулась умом. — Зеркало. — Что? — Зеркало прикручено к стене. С каких пор компактные зеркала для дороги прикручивают к стенам.       Волчица ловким движением рук прокручивает зеркало на сто восемьдесят градусов.

Щелчок.

      Прежде чем войти, внимание девушки привлекает белый ковёр со следами крови. И книжный шкаф открывается на манеру двери. Как примитивно.       Вспышка ярко-оранжевого света нещадно режет глаза. Красный кухонный гарнитур был местами облезлый и вызывал раздражение. Травами были заставлены все полки, пара тройка керамических ступ. Множество бутыльков с отварами и ядами. Там, где были голые стены, красовались заметки о растениях. Белладонна, волчий аконит, дурман. Хотелось поскорее снять перчатки и попробовать вызвать видение, но что, если её накроет волной и она не сможет вернуться?       Но, похоже, видение ей ни к чему.       В первом ящике обнаруживаться мазь из лавра и опиума. Следующий явил гору париков и одежды. Пара минут — и в айфоне Синклер десятки фото доказательств. Оружие, яды, деньги со следами крови.       Чёрные вдовы. — Уэнс, у тебя нет ощущения, что за нами следят?       Аддамс поёжилась, в комнате резко стало холодно. Зеркала, от них словно от открытого окна тянуло могильным холодом. Комната напоминала холодильник морга. Одно зеркало отличалось ото всех, оно словно операционная — идеально стерильно и чисто. На раме нет пыли, в то время как другие зеркала местами в паутине. Руки ловко снимают зеркало с гвоздя, от него так и веет могильным холодом. Зеркала — один из сильнейших проводников в мир мёртвых или параллельные миры, а с этим зеркалом явно что-то не то. — Эй, Уэнс, смотри.       Блондинка протягивает ей стопку фотографий, выпавших из зеркала. Рыжие локоны спадают на плечи, Дафина обнимает за шею брюнета. Брюнет целует рыжеволосую, парень и девушка сидят на фоне океана в обнимку.       Письмо.       Чёрные омуты быстро пробегаются по строкам любовного послания, телефон предательские вибрирует в самый ненужный момент.

Фарес Риччи.

      Поразительная интуиция. — Бери зеркало, и уходим. — Но… — Без "но", Энид.       Уходить приходится быстро, как и заметать следы, надеясь не встретить хозяйку обители. Пронести зеркало будет проблемой, они это понимали. Холл был пуст, камеры отключены. Энид шла сзади, неся зеркало и поскуливая от страха. — А если нас поймают. Нас посадят. Я не хочу в тюрьму-у-у, — волчица жалобно заскулила, от преизбытка эмоций выпуская когти. — Если ты поторопишься и заткнёшься, мы выйдем чистыми из воды. — Девушки, прошу ваши документы.       Сердце пропустило один удар и оказалось где-то в желудке. — Мистер Ро-ой, — Энид заревела, слегка подогнув колени и сгорбившись, — это вы, о боже. — Мисс Синклер? Что вы здесь делаете? — Мистер Рой, я помогаю своей подруге перевезти вещи, пока не вернулся этот подонок Сей. Лора, дорогая, прости, что я смогла приехать только сейчас. Они жили вместе, а он, как узнал, что она ждёт ребёнка, выставил её за двери-и, — протянув последнюю букву, Энид заплакала пуще прежнего.       Чёрт бы побрал Синклер и её театр.       Глаз против воли дёрнулся. — Мне давно следовало выселить этого мерзавца. Не беспокойтесь, Лора, он получит по заслугам. — Благодарю вас, Мистер Рой, я… я просто разбита и не знаю, что мне делать.       Аддамс опустила взгляд в пол и дёрнула плечами словно сдерживала приступ истерики. — Прошу, не плачьте, — мужчина приобнял девушку за плечи. — Вот мой номер, я помогу, чем смогу. Негоже такой прекрасной деве плакать, ваши глаза, они… словно чёрный горький шоколад.       Глаз снова дёрнулся, этот мужик с ней флиртует, Синклер зажала рот рукой, сдерживая смех.       Девушки покинули апартаменты, идя рука об руку. Деревья покрыты толстым слоем снега, огни гирлянд освещают дорогу. А из магазина со сладостями тянется пряный аромат корицы и шоколада, люди поют "Джингл Беллс" и снуют по улицам с яркими подарочными упаковками. Снег падал хлопьями, оставаясь в волосах. Энид вышагивала рядом, довольно попискивая и сжимая в руках зеркало и пару пакетов с подарками.       Квартира на пятом этаже, большое панорамное окно, бутылка красного. Возможно, она скучала по квартире, добраться до Джерси сегодня невозможно. Мост перекрыт, на улицах гололёд, а на дисплее три пропущенных от матери и шесть от Фареса, сто сорок шесть сообщений от контакта Ксавьер Торп — супруг.       Она поговорит с ними завтра. А сейчас достаточно и смс.       От преизбытка информации импульс бил по вискам, хотелось выпить. Минус беременности — ей нельзя пить, а лишь смотреть на Энид с бокалом красного. Аддамс снова взяла письмо в руки, закрыла глаза и… ничего. Видения подобны фантому, они являются неожиданно и когда их не ждут.       Полчаса назад ей пришло уведомление о том, что задержание Дафины прошло успешно и что та хранит обет молчания.       Лишь одна деталь её волновала. — Уэнс, всё же хорошо, ты раскрыла дело. — Энид, тут подводных камней и не состыковок больше, чем розового в твоем гардеробе или извилин в голове у Аякса. — Язвишь, уже хорошо. — Тут замешан не один человек, я знаю. — Ты хочешь сказать, что даже знаешь, кто второй подельник?       Синклер почти шепчет, Уэнсдей кивает, сжимая фото до проступления белых костяшек. — И меня пугает лишь одна мысль, что этот человек причастен. Физически это невозможно. Дебби Аддамс мертва вот уже как тринадцать с половиной лет, но в день похода в горы, где я вышла на след Дафины, она устроила обвал, я видела её. Сначала я подумала, что мне показалось, ведь у неё не белые волосы, но они просто отблескивали. Дебби я узнаю из тысячи. — Мне кажется, я смогу вам помочь. Я Амур.       Лицо брюнета появилось из сизой дымки. Что ж, теперь предельно ясно, кто за ними следил.       Углы губ Аддамс ползут наверх.